Глава 52
Наоми
Фригольд был мукой мученической. В иной день она тому радовалась. Было чему сопротивляться, с чем драться. В другие дни это просто утомляло.
Узкую как карандаш долину, где они посадили «Роси», с севера, востока и юго–востока теснили крутые высокие горы. По дну бежал ручей от ледников. Бледно–зеленые древоподобные организмы цеплялись за камень корешками толщиной в палец и раскидывали гибкие плети ветвей с бледно–зелеными пузырьками листьев, паривших в воздухе, словно природа заказала на вечеринку уйму надувных шариков. Ветер носил ветви–лозы то в одну, то в другую сторону. Временами одна отламывалась и катилась по долине — чтобы умереть или укорениться на новом месте.
Наоми понимала: все это — продукт эволюционной гонки вооружений. Фотосинтезирующие организмы веками, если не тысячелетиями душили друг друга в темноте, пока один не додумался до способа иметь корни и одновременно летать, завладеть высотой, погрузив все, что ниже, в вечные сумерки. Все это не для «Росинанта» было придумано. Просто уж так удачно сошлось.
«Роси» устроился в широкой излучине ручья. Маневровые опалили землю вокруг, но через день или два местные растения начали завоевывать ее заново. Борьба за выживание придала стойкость всем, кто не ушел в забвение. Летучие лозы образовали колеблющийся балдахин на высоте пятнадцати метров; он скрыл бы корабль от любых наблюдателей, явись такие в систему искать их. Пристойный тайник.
Сама колония — всего триста человек на всю планету — занимала более сухой биом в шести часах ходу вниз по долине. Во всяком случае, Наоми дошла бы за шесть часов. Местные добирались вдвое быстрее. Хьюстон жил там, со своими, а иногда и они с Алексом ночевали в поселке. Но чаще Наоми оставалась на «Роси» — у себя дома. Надо было провести профилактику, пополнить запасы. Очистить талую воду ручья до пригодности для «Росинанта». Реактор еще много месяцев не потребовал бы нового топлива, а вот реактивной массы вечно в обрез. Вздумай они куда–нибудь улететь. Если же останутся здесь… что ж, одной заботой меньше.
Сегодня Наоми половину светлого времени отгоняла стадо ужасно медлительных животных — или полуподвижных растений, интересующихся, не пригодна ли им жизненная ниша под ОТО «Росинанта». Когда стало смеркаться, она прервалась, чтобы поесть. Непостоянный шестнадцатичасовой суточный цикл планеты означал, что большая половина рабочих часов приходилась на ночь.
Конструкция «Роси» предусматривала посадку на брюхо в гравитационных колодцах. Все системы функционировали, хоть и оказались под углом девяносто градусов к привычному ей положению. И это тоже представлялось ей уместным. Жить дома и одновременно в пространстве, которого ее тело не понимало. Распоряжаться своими днями, но не жизнью. Быть до боли одинокой, но не желать присутствия других людей. Приснись такое, сон бы что–то значил.
Первым делом, как заползла в корабль, Наоми приняла душ. Какие–то компоненты жизненного цикла Фригольда, если их не смыть, раздражали кожу. Потом она переоделась в чистый комбинезон, прошла в камбуз, приготовила себе миску белой дробленки и села. Ее дожидалось сообщение от Бобби, так что Наоми пристроила ручной терминал на столе: посмотреть за едой. Дробленка была теплой и острой, и грибы поскрипывали на зубах как положено.
Бобби выглядела и измученной, и взбудораженной. Волосы стянуты в тугой хвост, как всегда при работе с механизмами, а не в узелок–булочку, как на тренировках. Глаза блестели, на губах мелькала легкая улыбка. Бобби помолодела лет на десять. Больше того, она выглядела счастливой.
— Привет, Наоми. Надеюсь, там у тебя все хорошо. Мы здесь, по–моему, неплохо продвинулись. Не уверена, но, кажется, я разобралась в энергетическом профиле «Предштормового». Хитро закручено, как и все на этой посудине. Я хотела попросить, не посмотришь ли одним глазком мои данные? Вдруг я что–то упустила?
Прикрепленные данные были структурированы как буферная память контроля жизнеобеспечения и составляли половину от такого же пакета на «Роси». Наоми открыла и заглянула в главный указатель. Да, многое знакомо, но в общей структуре просматриваются отклонения. Если они в чем–то похожи на снятый ими оперативный код «Предштормового», странности будут нарастать по мере проникновения вглубь. Наоми перебросила файл в закрытый ящик «Роси» и принялась открывать своими излюбленными инструментами, переводя язык корабля на другой, снабженный зацепками для своего разума.
Свой ручной терминал она перевела в режим записи.
— Данные получила и обрабатываю. Может занять день или два, но я дам тебе знать, что думаю. Здесь пока все в порядке. Спасать не требуется.
Такое у них было правило. В каждое сообщение, посланное из колодца, Наоми вставляла слово «спасать» — и будет вставлять, пока ее не понадобится спасать на самом деле. У Бобби было кодовое слово «продвинулись». Сообщениями они обменивались по меньшей мере раз в сутки. Не то чтобы Наоми видела реальную угрозу, но порядок есть порядок. Местные, явившись к ней вслед за Пэйном Хьюстоном, с готовностью выслушали и с тех пор проявляли исключительно настороженную доброжелательность. Впрочем, до конца Наоми им не доверяла. Колонисты Фригольда будут поддерживать их как беженцев и борцов за свободу — пока им это удобно. Наоми понимала, что местный совет принял в расчет ее корабль — единственный боевой корабль в системе — и недели пути до врат, откуда могла прийти помощь.
Импровизированная астерская команда Бобби заняла маленький спутник, круживший у одного из трех газовых гигантов Фригольда, забилась в древний лавовый канал и, судя по всему, бунтовать не собиралась. Бобби в роли капитана и старпом Амос, на взгляд Наоми, были надежной гарантией дисциплины. И еще одной причиной для фригольдеров вести честную игру, и запасной парой глаз, следящей, не выскочит ли из кольца какая гадость.
«Предштормовой» неохотно выдавал свои секреты. Не только из–за встроенной системы безопасности — хотя и она имелась, — но и потому, что технология была во многом совершенно чуждой. Например, она на порядок величины больше всех, известных Наоми, использовала кальций, а при мысли о вакуумных каналах вместо проводки у нее каждый раз болела голова. Было бы побольше времени, конечно, Наоми разобралась бы. В хорошие дни она думала, что успеет, хоть и не знала толком, к чему надо успеть.
Пока «Роси» раскладывал для нее данные, а дробленка приятно согревала желудок, Наоми, откинувшись назад, ненадолго прикрыла глаза. Колени ныли. И хребет тоже. Дело заключалось даже не в тяготении Фригольда. Планета была поменьше Марса и совсем ненамного плотнее. Ей случалось выносить долгие ускорения на больших g. Отчасти виновата была она сама — запустила тренировки. Годами забывала о них ради работы, а тем временем кое- какие мелкие мышцы успели атрофироваться и не радовались, что их привлекли к делу, заставляя ползать по дну гравитационного колодца.
Подозревала Наоми и действие самовнушения. Так много лет жизнь в свободной атмосфере планеты равнялась для нее жизни в перемалывающей кости полной g, что теперь даже в умеренном тяготении она невольно чувствовала дискомфорт. Ожидала, вот и чувствовала.
«Росинант» звякнул, сообщив об окончании обработки, и почти сразу возвестил еще, что вернулся Алекс. Целой минутой позже она услышала его шаги в коридоре, раньше служившем лифтовой шахтой. Алекс напевал себе под нос. Легкий переливчатый мотив, незнакомые слова.
— Я здесь, — окликнула она, когда он подошел ближе.
Алекс просунул голову в дверь. Он охотнее, чем Наоми, ходил в поселок, и долгие прогулки под солнцем вернули ему выпуклость скул и смуглость кожи.
— Ола! — воскликнул он. — Хорошее известие с Фригольда. Сторговались!
Он поднял правую руку. С мешочком, нагруженным готовыми к перезарядке батареями. Лишнее удобство для поселян: Алекс будет приходить, собирать батареи и заряжать от реактора «Роси», чтобы им не приходилось стоять в очереди к солнечной электростанции. Итак, недоразвитая солнечная энергетика Фригольда обеспечила их надомной работой. На время.
Алекс улыбнулся еще шире.
— И еще…
— Еще?
Он поднял левую руку. Тоже с мешком.
— Платят пивом и козлятиной в карри. Я развел за бортом костерок. Приготовим — объеденье получится!
Наоми открыла рот сказать, что уже поела, но восторг в глазах Алекса был заразителен. Она села прямо.
— Сейчас иду.
Луна еще не заглянула в долину, но костерок Алекса бросал веселые блики на посадочные ноги, а сквозь летучие лозы над головой блестели звезды. В огонь подкладывали сухие лозы и сброшенные панцири больших неуклюжих животных, живших в мелких пещерках по всей долине. Топливо давало светлый ароматный дым. Панцири с треском лопались, взметывая фонтанчики искр, и те гасли, остывая. Дым отгонял ночных блошек — крошечных насекомоподобных созданий, питавших неотвязное пристрастие к человечине.
Алекс пристроил над огнем два шампура с мясом, истекающим жиром и карри, и Наоми не могла не признать, что пахнет оно вкуснее дробленки. Она сидела, привалившись спиной к посадочной ноге. Алекс достал из мешка бутылку, открыл и передал ей. Пиво оказалось холодным, вкусным и крепче, чем она ожидала.
— Бодрит, — сказала Наоми.
— Даннелла почище иных пивоваров, — улыбнулся Алекс, откидываясь на спину, чтобы видеть лозы и небо над ними.
— Ты, похоже, поладил с местными.
— Они неплохой парод, — ответил Алекс. — Не заводи разговоров о суверенитете — и все в порядке. Да и так в порядке, просто они слишком много о нем болтают. Пашут по перепаханному.
Он дотянулся до шампура, перевернул. Высоко над ними что–то потревожило один пузырек, он загорелся желто–зеленым огоньком и опять потемнел.
— Хорошее дело — взаимопонимание, — согласилась Наоми. — Фригольду на время придется принять вид благовоспитанной, послушной маленькой колонии.
— Без проблем. Совет держится позиции «Враг моего врага… да здравствует Лакония, долой гнет Союза». Во всяком случае, на ближайшее время. Вообще–то, по–моему, они весьма довольны нашим появлением. Фригольд с самого основания рад вставить палки в колеса любой власти.
— Это не так приятно, когда относится к тебе самому.
— Правда?
Алекс пальцем проверил мясо, ущипнул и отпустил, проворно, чтоб не обжечься. И передал шампур Наоми. Та помахала им в воздухе, остужая, стянула с конца первый кусочек и отправила в рот. Пригоревший краешек был хорош. Пропитавшие мясо пряности — еще лучше. Она медленно жевала, позволяя себе насладиться вкусом.
— Как думаешь, продадут они нас?
— Со временем — наверняка, — весело кивнул Алекс. — Но не сразу. И, скорей всего, не задешево, уж очень мы им по душе.
Ее план был рассчитан надолго. Иначе нет смысла. Мощь Лаконии выглядела сокрушительной. Силой без слабых мест, не имеющей соперников. Но это иллюзия. Земля тоже когда–то казалась такой, во времена, когда Наоми девчонкой наскребала крохи на жизнь в Поясе. И Земля тоже такой не была.
Им придется ждать. Наблюдать. Быть тихими и незаметными. И оставаться начеку. Рано или поздно Лакония обнаружит свое слабое место. А до тех пор — выжить. Менять батарейки на пиво. Завести дружбу с поселком. Вместе с Бобби и Амосом раскалывать тайны «Предштормового». Держать «Росинант» в форме и не давать себе впасть в отчаяние. Дел хватит, чтобы занять день. Должно хватить.
— Где там Бобби? — спросил Алекс.
— М–м–м?
Вторым шампуром он указал в проглянувшее между лоз ночное небо.
— Одна из звезд — не звезда, верно? Я к тому, что она же от нас видна, нет?
Наоми подняла взгляд к звездному ломтику. Диск галактики здесь выглядел так же, как в системе Сол, хотя созвездия были чужими. Эффект параллакса — она знала, что работы по картированию систем уже начались. Видела однажды карту: кляксу из соединенных вратами систем. Тринадцать сотен звезд в трехсотмиллиардной галактике. Они сбились в кучу — звезды в системе врат. Две самые дальние отстояли друг от друга едва ли на тысячу световых лет. Меньше процента галактики, но и это невообразимо далеко.
— Смотри на хребет. — Наоми указала пальцем. — Видишь скалу, что похожа на согнутый палец? Как округлая костяшка?
— Ага, вижу.
— От нее вверх и чуть вправо. Там три звезды почти в ряд. Средняя — это Бобби.
— Хм-м, — протянул Алекс и притих.
Он больше не пел, но иногда Наоми ловила в его дыхании тихое мычание, несколько нот. Заговорил он через добрых пять минут:
— Интересно, где среди них Марс.
— Система Сол? Не знаю.
— Я думал про Кита. — Алекс сделал еще глоток пива. — И о Жизель, пожалуй, но больше о нем. У меня там сын. Он только начинает жизнь. Взрослую жизнь. А меня рядом нет. Хотя не знаю, был бы с меня толк… в смысле в его возрасте я пошел во флот, а Земля и Марс заслоняли остальную вселенную. Ему придется искать свой путь.
— Так всегда бывает, — отозвалась Наоми.
— Знаю. Каждый мальчишка должен понять, кто он без папы с мамой, и все же…
— И с историей так же. Марс до Соломона Эпштейна. Земля до мореплавателей. До аэропланов и после них. Когда мы открыли, что пищу можно выращивать. Вечно что–то меняется.
— Просто до сих пор меня это не касалось, — протянул Алекс, подчеркивая безутешную нотку в голосе.
Они засмеялись хором. Вспыхнуло и погасло полдюжины листьев–пузырьков. Наоми не знала, что их зажигает, но смотреть было приятно. В животе поселилось уютное тепло. Наверное, от нива. Или от мяса — она ведь неожиданно для себя почти все съела. Или от чувства, что лежишь среди ночи под звездами в воздушном океане, который не иссякнет, не утечет за борт. Это внушало ощущение надежности, какого не давали самые лучшие станции.
— А я так же думаю о Джиме, — заговорила она. — Не то чтобы он вступал во взрослую жизнь. Просто он всегда хотел увезти меня к себе на Землю. Показать, какова жизнь на планете. А теперь вот я узнала, а его нет.
— Все с ним будет хорошо, — утешил Алекс. — Как всегда.
— Знаю, — сказала она вслух, но оба поняли невысказанное: «может быть».
Что–то вломилось в кусты, тоненько заскулило и выломилось обратно. Такое повторялось достаточно часто, чтобы они перестали замечать. Алекс, допив пиво, припрятал пустую бутылку обратно в мешок. Выпрямился, вскинул руки, похожий в свете огня на древнего жреца.
— Надо бы все это подключить, — заметил он, встряхивая мешок с иссякшими батарейками. — Я обещал завтра вернуть. А потом, пожалуй, заночую в городе, если ты не против побыть одна.
— Совсем не против, — сказала Наоми. — Бобби прислала новые данные. Поработаю с ними. Все равно я была бы плохой компанией.
— Тушить костер?
Наоми покачала головой.
— Не надо. Я потушу, когда буду уходить. Я что–то объелась. Посижу еще немножко.
— Ладно. — Алекс побрел к люку. Залез в шлюз, и, прежде чем люк закрылся, Наоми снова услышала песню.
Она откинулась навзничь.
Все меняется и будет меняться впредь. Эта мысль ужасает, когда все хорошо, а сейчас утешала. Как бы там ни было, можно не сомневаться: таким, как сейчас, положение не останется. И, если она покажет себя умной и ловкой, если ей повезет, она сумеет повлиять на новые перемены. Или воспользоваться ими. Она найдет Джима, надо только быть терпеливой.
Лоза, оторвавшись от скалы, поплыла по ветру, которого здесь, внизу, не ощущалось. Наоми проследила, как плеть метнулась к юго–востоку, на миг сцепилась с другой, расцепилась и поплыла дальше. На ее месте проглянули новые звезды: блестящие сквозь века или десятилетия, случайно упавшие сюда и сейчас лучи.
Наоми задумалась, нет ли среди них Лаконии.
