Глава 27
Драммер
Легко забывалось, что космические города существовали не всегда. В голодные годы о них приходилось только мечтать. Земля обетованная — вне Земли. Дом астеров, способный пройти за врата в любую систему. Тогда это казалось чудом. Чем–то небывалым.
Время стерло блеск мечты. Драммер за последний десяток лет больше времени проводила в Доме народа, Независимости и Страже, чем на кораблях и астероидах. Они стали так привычны, что просочились в воспоминания, и казалось, будто эти коридоры, эти каюты были всегда, хоть она их и не видела. Словно знаменитый город, в котором побывала только взрослой. Ей пришлось напомнить себе, что война всегда была такой. Города осаждались еще с тех времен, когда просто стояли на Земле. Ядра падали на школы. Солдаты штурмовали госпитали. Бомбы поджигали церкви, парки и детей. Люди и раньше лишались своих домов.
Плававшая над столом тактическая схема была неточна на порядок величины. В правильном масштабе Независимость пришлось бы искать с микроскопом. Да и так кодовое обозначение занимало больше места, чем иконка корабля. Светлое пятнышко мельче хлебной крошки представляло город, где плюс–минус двести тысяч человек жили, работали, растили детей, разводились и женились, пили, танцевали, умирали. И со стороны Солнца от него — еще мельче — корабли–эвакуаторы, уносившие с поля боя столько народу, сколько могли взять. Глядя на них, Драм- мер видела всех детей, спасавшихся от катастроф, которых люди не сумели предотвратить: лондонских, пекинских, денверских. История, напомнила она себе, полна такими моментами. Разница только в том, что это — ее город, космический город, а такого еще не бывало.
Она работала в центральной диспетчерской Дома народа. Военные аналитики и инженеры частью из Союза, а больше от КЗМ — сидели на местах, которые прежде занимали гражданские. Окна связи с военными советами Земли и Марса показывали такие же помещения с такими же людьми, только с заметно меньшим световым лагом. Экраны, раньше перечислявшие прибытие и отправление кораблей с векторами курсов и временем, переключились на прием сигналов от всех действующих в поясе телескопов. Картинки с основных постов наблюдения сообщали, когда пришли свежие данные, когда они были переданы, когда запускалась трансляция с Дома парода. Картинки с Независимости и дюжины кораблей КЗМ дополнялись метками задержки сигнала — час двадцать три минуты, — а сводная картина изображала врага на центральном экране. Бледный, как кость, корабль лениво разгонялся в направлении предстоящей битвы. Возможно, предстоящей. Или начавшейся и закончившейся за те восемьдесят три минуты, которые требовались свету, чтобы донести весть о ней.
— Разрешение, э-э, станет лучше, когда мы получим рикошет сигнала, — сказала техник от КЗМ. Девушка была моложе, чем Драммер, когда та начинала работать на Тихо. Уложенные крендельком волосы и широкое мучнистое лицо. Наверное, другие техники на Земле и на Марсе сейчас объясняли то же самое премьер–министру и генеральному секретарю. — Конечно, получается зазор между моментом первого приема и отложенным на несколько минут дополнительным, увеличивающим информационную плотность.
— Мне просто нужно знать, что происходит, — сказала Драммер.
Так и не отбывшая к себе на Землю Авасарала и Воган держались в стороне. Адмирал Ха занимала одну из центральных панелей управления, подавшись вперед, как прилежная отличница на первом уроке после каникул. Она чувствовала себя наблюдателем на передовой, ближайшим из не участвующих в сражении военачальников КЗМ. Груша, пахнувшая зеленым чаем, стояла на приставном столике — Воган позаботился, чтобы адмирал не залила панель. Драммер подошла к ней — не столько поговорить, сколько потому, что не сиделось на месте.
— Мадам президент, — кивнула ей Ха.
— Адмирал.
— Странно воевать с вами на одной стороне, да? Вот уж не ожидала.
«Это больше говорит о тебе, чем о реальном положении дел», — отметила про себя Драммер. КЗМ можно было считать «стороной» не больше, чем Илос, Сурабзи или Новый Аусланд. Мечта об империи медленно гасла. Теряла смысл.
— Поступил доклад по связи, мадам президент.
— Запускайте! — рявкнула Драммер.
Главный экран переключился. На нем возник лаконский адмирал. Говорил спокойно, терпеливо, но глаза поблескивали. При виде его у Драммер засосало под ложечкой.
— Адмирал Трехо с «Сердца бури» обращается к приближающимся кораблям. Прошу вас сменить курс. Любое воздействие на наши корабли будет встречено соответственно. Не делайте себе хуже, чем необходимо.
— Хрен тебе, — шепнула Драммер, обращаясь к экрану, но достаточно громко, чтобы Ха расслышала и хихикнула.
Ответа пришлось ждать всего десять секунд. Боже, как близко друг к другу находились эти далекие корабли. В световых секундах.
Эмили Сантос–Бака, член совета, отвечала с Независимости. Она стянула волосы в тугую косу — готовилась к предстоящей невесомости. Или уже наступившей час двадцать три минуты назад.
— Адмирал Трехо, — заговорила Сантос–Бака, — от лица Союза перевозчиков и коалиции Земля — Марс уведомляю вас, что ваше присутствие в системе Сол нарушает территориальность пространства и расценивается как военные действия. Вашему кораблю следует немедленно затормозить и вернуться в систему Лаконии до заключения соответствующих контрактов и решения дипломатических вопросов.
Сообщения шли словно из двух конкурирующих реальностей. Драммер с сожалением отметила, что заявление Сантос–Баки звучит не слишком убедительно. Иконки, отмечавшие расположение кораблей КЗМ, походили на точки, нанесенные на оболочку воздушного шарика, а «Буря» напоминала булавку. Ждать недолго. Наверняка это было недолго.
— Расстановка, — подала голос Ха. — Видите? Видите, как они разбросаны? Это на основании данных, пересланных вашими с Медины. О распространении этой магнитной чертовщины. Мы расположили корабли так, чтобы, метя в один, они не смогли достать второй. Хорошо, а?
— Отлично, — выдавила Драммер.
В горле пересохло, по от запаха чая ее тошнило.
— И дальность не слишком, — не унималась Ха. — Наши умники говорят, энергия будет падать по логарифмической кривой. Если оставаться на такой дальности, ублюдкам придется показать, есть ли у них другое оружие. Даже если их магнитная пушка работает в нормальном пространстве. Потому что есть версия, что она использует особые свойства пространства Кольца. А если так…
— Глория, — лезвием ножа прорезал ее болтовню старческий голос. — Ты опять.
Адмирал Ха оглянулась на Авасаралу. Как та подошла, Драммер не услышала, но сейчас оказалась рядом. Улыбнулась теплой, снисходительной и, Драммер поручилась бы, поддельной улыбкой.
— Глория — хороший солдат, но, когда нервничает, становится болтливой.
— Наблюдаем огонь, — сообщил один из аналитиков.
Голос его звучал спокойно и деловито, как у хирурга, отмечающего кровотечение.
Изображение на дисплее изменилось. Корабли КЗМ и Независимость остались на месте, но ушли на задний план — камера сфокусировалась на рое торпед, устремившихся к «Буре». Все они ускорялись так мощно, что, будь там люди, их раздавило бы в кашу, но на экране выглядели почти неподвижными. Огромные расстояния; три миллиона километров — это и при таких скоростях долго. За словесными угрозами, долетевшими со скоростью света за секунды, следуют удары, растягивающиеся на минуты и часы. Даже без боеголовок торпеды были бы опасны своей кинетической энергией. Если бы попали. Их рой полз вперед пиксель за пикселем. Драммер махнула стюарду, попросила грушу чая и миску хумуса с хлебом. Надо хотя бы попробовать что–нибудь съесть.
Она осилила полмиски, а чай успел остыть, когда первая торпеда замигала и исчезла.
— Что мы тут видим? — осведомилась Ха.
— Судя по всему, ОТО дальнего действия, — отозвался кто–то из аналитиков. — Ожидаем рикошетного сигнала для высокого разрешения.
Спустя двадцать минут поступило более резкое изображение «Бури» с временной меткой, указывающей, что это было сразу после атаки флота. На боках корабля темнели рытвины, как на коже акулы.
— Очевидно, ОТО скрыты в корпусе. Телеметрия с «Майкла Сотера» указывает, что оставшиеся снаряды были перенаправлены на них.
Были… час двадцать три минуты назад.
— Они не прибегли к магнитному лучу, — - отмстила Ха. — Это хорошо. Обходись он дешево, им бы и сбили торпеды. А раз он обходится дорого, можно попробовать их разорить.
Драммер подозревала, что адмирал принимает желаемое за действительное, по вслух не сказала. Она сама искала утешения в оптимизме Ха. Поток данных сдвинулся, поступили новые. Картинка «Бури» стала еще резче. ОТО проступили отчетливо, по понятнее от этого не стали. Казалось, в боку корабля открываются и закрываются маленькие ротики. Словно целый борт пел хором. Ничего похожего на механизм Драммер не увидела. Ее пробрала дрожь. Рой торпед редел. Ни одной не светило коснуться корпуса вражеского корабля.
Из борта «Бури» вырвался султан светящегося газа, дрогнул и рассеялся.
— Рельсовые, — пояснил аналитик.
В помещении стало шумно. Наблюдатели отслеживали ядро рельсовой пушки, исследовали спектр выброшенной с ним плазмы, устанавливали, какую именно торпеду оно обратило в пыль.
— ОТО уже израсходовали боезапас? — удивилась Ха.
— Это было предупреждение, — поправила Авасарала. — Показали зубы и дали нам шанс отступить.
— Может, и надо было, — заметила Драммер.
Никто ей не ответил. Метки кораблей КЗМ маневрировали дружно, как стайка рыб, и Независимость от них не отставала. Они тоже задействовали рельсовые пушки, со всех сторон замелькали болванки. Драммер отсчитывала минуты, наблюдая, как «Буря» уходит с линии огня. Почти успела.
— Вижу контакт.
— Два попадания в правый борт. Жду подтверждений с Паллады и Лупы, но, думаю, мы нанесли некоторый ущерб.
Узел в желудке Драммер чуточку ослаб. Если их можно подбить, можно и добить. Вопрос масштаба и тактики.
— Корпус, кажется, самозалечивается.
— Как в бою за Медину, — бросила Ха.
— Покажите! — гаркнула Драммер, и изображение послушно сместилось.
Это было свежим, более расплывчатым. Бледная, как кость, шкура «Бури» пошла рябью от ударившего ядра и еще раз, от второго. Волны бежали по кораблю, как по воде. Там, куда попали снаряды рельсовой, открылись мерзкие чернокрасные язвы, но пластины обшивки — или что у них было вместо пластин — тотчас сошлись складками, закрыли раны, снова расправились, и пробоин как не бывало.
Корабли КЗМ дали еще один залп из рельсовых, но «Буря» снова отпрянула, развернулась, окуталась облаком плазмы и вновь вынырнула из него. Драммер ничего не понимала, пока не услышала голос Ха:
— Срань господня, сколько же на ублюдке рельсовых!
Теперь «Буря» смещалась, виляла, оставляя за собой след светящегося газа — как блики на веках после вспышки. По–своему этот воинский танец был красив — мощь, целеустремленность и техника, почти балет. А потом корабли КЗМ стали гибнуть.
— Попадание в «Онтарио». Сообщают о повреждении реактора и сбросе сердечника. Наблюдаем попадание в «Северин», «Талвар» и «Одачи», но подтверждения от системы пока нет. Снаряды на тридцать секунд опережают расчетную модель.
— Дряни, — сказала Авасарала. — Вот зачем была та торпеда. Выбросили обманку, а наши решили, что она у них самая быстрая.
— Не знаю, какие предсказательные алгоритмы они используют, но результат хорош, — не без трепета отметила Ха. — Почти треть нашей атакующей группы вышла из строя. А если… ох!
Драммер не сразу поняла, что видит. Независимость, второй по счету космический город, дом сотен тысяч людей, распустился цветком. Отогнул длинные лепестки углеродного кружева и титана. Что–то страшное разгоралось в центре города, и Драммер даже не гадала, что это. Она знала главное: в промежутке между двумя вздохами Независимость погибла.
— Мы насчитали восемь одновременных попаданий по космическому городу, — откуда–то издалека докладывал аналитик. — Кажется, точки попадания были рассчитаны так, чтобы вызвать резонанс. Мы наблюдаем распад структуры.
Эмили Сантос–Бака была на Независимости, думала Драммер. Уже больше часа, как она погибла. И неважно, сколько адреналина выплеснулось в кровь Драммер, с какой силой она сжимает грушу остывшего чая. Можно сколько угодно выкрикивать приказы, только все, кто мог бы ее услышать, уже мертвы или будут мертвы к тому времени, когда до них дойдут ее слова.
Опять затрепетали ОТО на борту «Бури». Погибла еще одна группа торпед КЗМ — эта быстрее, потому что снарядов было меньше. «Буря» вроде бы помедлила, зависла в далекой пустоте, словно приглашала КЗМ показать, как они умеют целиться. Дразнила.
Час двадцать три минуты назад корабли КЗМ сместились, включили эпштейновские на полную мощность и по разным векторам погнали прочь от театра военных действий. «Буря» не реагировала. Не распускались новыми цветками выстрелы рельсовых. Не летели новые торпеды. Драммер ни на секунду не поверила, что враг расстрелял весь боезапас. Нет, Трехо не преследовал уцелевшие корабли, потому что у него не было ни нужды, ни желания. Только и всего.
Драммер поставила свой чай на приставной столик, рядом с грушей Ха, повернулась и вышла. Смутно, рассеянно она отметила, что Воган идет следом, окликает ее по имени. Не стоило обращать на него внимания.
Палуба Дома народа под ногами показалась ей хрупкой. Шаги угрожали проломить ее, выбросить Драммер в пустоту вместе со всеми жителями. Она обошла свою охрану, мельком заметив мужчин и женщин, которым полагалось при любых обстоятельствах заботиться о ее безопасности. Охрана пристроилась следом.
Все равно. Все они ничего не значат, если целый город может погибнуть в одно мгновение.
Она оказалась в вестибюле администрации Союза, сидела на неудобной кушетке, устремив взгляд в никуда. Здесь ее и нашла Авасарала. Старуха поставила свое инвалидное кресло напротив, словно расположилась в частной квартире или на крылечке земного дома. Больше в вестибюле никого не было. Это, скорее всего, постарался Воган. Ей представилось, как раздается, раскалывается палуба между ней и Авасаралой. О чем подумала Сантос- Бака, когда это случилось? Было ли у нее время подумать? Драммер пыталась усвоить, что никогда больше не увидит младшей подруги, по мысль не укладывалась в голове. Страшно даже представить, каково ей будет, когда уложится.
— Извини, — сказала Авасарала.
Драммер помотала головой.
— Тебе от этого не легче, — говорила старуха, — но все они знали, чем рискуют. Шансы развернуть «Бурю» с первой попытки… Мало было шансов.
— Следовало выждать, — отозвалась Драммер. — Оттянуться. Собрать силы и атаковать хреново чудище всем, что имеем. Стереть его в порошок.
Голос у нее сорвался. Она плакала, не замечая, что плачет. Авасарала сунула ей платок.
— Ошибаешься, Камина. Заплатить пришлось дороже, чем хотелось бы. Дороже, чем мы ожидали. По мы добились того, зачем пришли.
— Чтобы погибнуть? Пострашнее?
— Чтобы узнать, — возразила Авасарала. — С какой скоростью затягивается их обшивка. Нам необходимо это знать. А если снаряд рельсовой попадет в точку установки ОТО, орудие отрастет вместе с обшивкой? Это нам тоже нужно, а просто разглядывая издалека, ничего не поймешь. Может, более сложные механизмы корабль восстановить не сумеет? У нас теперь есть схема расстановки орудий. Где расположены ОТО. Где рельсовые. Откуда пускают торпеды. В следующий раз будем знать, куда целить. Ослабим его вооруженность, добьемся того, чего нс сумели в этот раз, потому что не знали.
— Ладно, — обронила Драммер.
— Они погибли не зря, — сказала Авасарала.
— Все умирают зря, — ответила Драммер.
Минуту они молчали. Драммер откашлялась, высморкала нос в салфетку и уперлась локтями в колени. Со дня принесения президентской присяги случались у нее моменты — не много, зато памятные, — когда она уверялась, что неспособна возглавлять Союз, что это ужасная ошибка. Саба убеждал, что все иногда чувствуют себя самозванцами. Если они люди. Раньше ее это утешало. В ее сознании снова гибла Независимость. Драммер мучительно предчувствовала, что, прежде чем удастся заснуть, космический город погибнет тысячу раз. И больше, если она увидит сон.
— Это вы со мной сделали? — спросила она.
Авасарала нахмурилась, бумажный лоб пошел складками, как смятая простыня.
— Вы добились, чтобы я пожертвовала своими людьми ради нужных вам сведений? — проговорила Драммер. — Это ваша работа?
— Нас обеих поимела история, — ответила Авасарала. — Поживи с мое. Повидай перемен, сколько я повидала. Узнаешь кое–что страшное.
— А вы сейчас скажите.
— Смысла нет. Пока сама не увидишь, не поверишь.
— А знаете что? Шли бы вы на хрен.
Авасарала расхохоталась так, что ее кресло заподозрило неладное и подалось на несколько сантиметров вперед, прежде чем старуха перехватила управление.
Вот это правильно, Камина. Это правильно. Так вот. Попробуй меня попять. Проживешь подольше, увидишь, что все они — наши люди.
— Независимость и «Онтарио», — сказала, как сплюнула, Драммер. — Союз, КЗМ, одна большая счастливая семья, сплотившаяся против поджигателей. Чудесно.
— Я же говорила, что не поймешь, — холодно отрезала Авасарала. — Те поганцы с «Бури». Я пыталась объяснить, что они тоже — мы.
