Пропавший шедевр

Джейн принимает решение.

– Знаешь, Киран, – говорит она. – Сначала я должна поговорить с миссис Вандерс. Кажется, она знала мою тетю. Увидимся позже, хорошо?

– Ладно, – пожимает плечами Киран. Она выглядит разочарованной. – Напиши мне.

Девушка бредет прочь.

– Обязательно!

Когда Джейн достигает облюбованного Джаспером лестничного проема, пес подскакивает, начинает кружиться, а затем, как обычно, упирается в ее ноги. Она пробирается мимо:

– Боже, Джаспер! Пойдем со мной?

Она приглашающе оборачивается, но пес уже куда-то исчез.

Миссис Вандерс обнаруживается на втором этаже, в конце восточного коридора. Она внимательно изучает какую-то картину, стоя на одной ноге. Левая босая ступня упирается в бедро правой ноги, а руки молитвенно сложены возле груди. Кажется, это какая-то поза йоги.

– Здравствуйте, миссис Вандерс, – приветствует Джейн.

– Ты, – констатирует миссис Вандерс, не глядя на нее и не шевелясь. К ее черным штанам сзади прикреплена рация.

– Да. Я слышала, вы знали мою тетю.

– Ты не Рави, – отмечает экономка.

– Увы. Рави пошел кого-то навестить. Кажется, свою мать. Она ведь здесь?

Миссис Вандерс пренебрежительно хмыкает.

– Ты проводишь слишком много времени с Айви, – сказала она. – Что вы затеваете?

– Так вы не знали тетю? – Джейн чувствует раздражение. – Я зря теряю время?

– Мой вопрос об Айви имеет прямое отношение к твоему вопросу о тете.

– Как такое может быть? Они знали друг друга?

– Ты много путешествуешь? – Миссис Вандерс снова отвечает вопросом на вопрос.

– Нет! А вы что, вместе путешествовали?

– У нас есть фотография, сделанная твоей тетей в одном из путешествий, – говорит миссис Вандерс. – Маленькая желтая рыбка, выглядывающая из пасти огромной рыбы. Твоя тетя умела… замечать то, что скрыто от других глаз.

– О! – Джейн поражена. Одна из тетиных фотографий? Здесь? Ее распирает от гордости. Как здорово, что одна из работ тети Магнолии нашла свое пристанище в творческом беспорядке этого дома.

– Значит, вот откуда вы были знакомы? Вы купили у нее снимок?

– Да, – коротко вздыхает миссис Вандерс.

– Понятно… – Джейн чувствует, что в этом есть какой-то смысл. Если не считать некоторых нестыковок. – А при чем здесь Айви?

– Я просто поинтересовалась, как много она успела тебе выболтать.

– Но какое это имеет значение? Разве фотография – секрет?

– Конечно нет. Она висит в западном крыле. – Миссис Вандерс машет рукой и наконец выходит из своей одноногой позы и близко-близко наклоняется к картине.

– Она была здесь? – не успокаивается Джейн. – Моя тетя? Вы ее знали?

– Мы общались по поводу фотографии, – отвечает миссис Вандерс.

– Лично? Мистер Вандерс знает. Например, как она одевалась.

– Вот черт! – говорит женщина. Ее нос всего в дюйме от полотна.

– Что?

– Прости. Как ты считаешь, с этой картиной все в порядке?

Джейн, которой сейчас было совсем не до искусства, бросает на картину нетерпеливый взгляд. Небольшой, очень милый жанровый портрет: женщина, пишущая за столом. Позади женщины на шахматном полу сидит лягушка, на пыльную синюю кожу которой падают солнечные лучи, пробивающиеся через окно. На морде у лягушки застыло загадочное выражение. Женщина полностью поглощена своим занятием.

– В каком смысле? – удивляется Джейн.

– Она выглядит так, как должна?

– Я понятия не имею, как должна выглядеть эта картина.

– Это Вермеер. «Женщина с жемчужной сережкой». А это – «Женщина с лягушкой пишет письмо».

– Я знаю Яна Вермеера. Он знаменитый и все такое. Но как узнать, все ли в порядке с картиной? Я никогда ее раньше не видела.

– Хорошо. Что скажешь о свете?

Джейн снова глядит на картину. Чередование светлых и темных фрагментов создает впечатление, что ее освещает настоящий солнечный свет.

– Сияющий?.. – робко предполагает она.

– Гм. – Миссис Вандерс явно не удовлетворена. – Говорю тебе, с ней что-то не так. Дама кажется не такой светлой, как обычно.

– Хотите сказать, кто-то переделал картину?

– Переделал… или подделал.

– Подделал! Серьезно?!

– Либо заменил на другую авторскую копию. – Миссис Вандерс становится все мрачнее.

Джейн начинает подозревать, что физическое равновесие женщины обратно пропорционально психическому.

– Сколько стоит эта картина? – спрашивает она.

– Работы Вермеера сейчас редкость, они почти никогда не меняют владельцев. На аукционе за его полотно можно получить не меньше ста миллионов долларов.

– Какой кошмар! – Джейн потрясена. Как странно, что картина может быть дороже целого дома, в котором она висит. Это как деревянная коробочка, внутри которой лежит кольцо с бриллиантом, или корабль, а на нем – тетя Магнолия.

– Послушайте, я понимаю, это очень важно. Но вам лучше поговорить об этом с Рави или с Люси Сент-Джордж, а не со мной. Вы можете рассказать чуть больше о моей тете?

В это мгновение в верхней части зала появляется Рави, направляющийся к ним с надкушенным тостом в руке.

– Я прошу тебя, не говори ничего Рави, – шепчет миссис Вандерс.

– Почему?

– Я хочу сама с этим разобраться.

В другой руке Рави несет картину в рамке. На картине – сидящие на водяных лилиях лягушки. Явный импрессионизм, Моне или кто-то, работавший в его манере. Когда Рави приближается, Джейн замечает в лягушках нечто необычное – их умные, но какие-то мертвые глаза. А лилии словно парят в воздухе над картиной. Очень необычно.

– Есть минутка, Ванни? – весело спрашивает Рави. – Я кое-что принес.

Миссис Вандерс бросает на холст полный отвращения взгляд:

– Господи, Рави! Только не говори, что собираешься просить меня найти покупателя на ЭТО.

– Ну пожалуйста, Ванни! – канючит Рави.

– Ты испытываешь мое терпение. Ты и твоя мать.

– Конечно, конечно… Но ты ведь знаешь всех узких коллекционеров!

– Я подумаю об этом, – говорит миссис Вандерс и со значением добавляет: – Пока мы стоим здесь, перед Вермеером.

– Хорошо, – кивает Рави, безмятежно разглядывая картину на стене. – Она всегда была моей любимой.

– Точно, – соглашается миссис Вандерс. – Такая сияющая, правда?

Женщина внезапно замолкает.

Джейн переводит взгляд с миссис Вандерс на Рави и все еще ждет, что женщина спросит у него о странностях в картине Вермеера.

– Не понимаю… – начинает Джейн.

– Не лезь не в свое дело! – резко обрывает ее миссис Вандерс. – Всему свое время.

Внутри Джейн что-то щелкает.

– Значит, непонятки с Вермеером вас на самом деле не волнуют? Это только предлог, чтобы сменить тему и не говорить о моей тете Магнолии?

– Что-то не так? – Рави выглядит удивленным. – О чем ты?

– Она думает, что дама слишком бледна.

Под яростным взглядом миссис Вандерс Джейн воинственно продолжает:

– Она употребила слово «подделали».

Рави замирает:

– Подделали?! – Он выглядит одновременно удивленным и возмущенным.

– Я не хотела тебя беспокоить, Рави, – оправдывается миссис Вандерс. – Да еще перед Праздником. Уверена, это ложная тревога.

Рави поднимает руки и снимает картину.

– Отвертку. – В его голосе слышится с трудом сдерживаемая паника.

– Ты же понимаешь, что я не ношу с собой отвертки.

– Я ношу, – неожиданно говорит Джейн и достает из кармана складной ножик, лежащий рядом с телефоном.

В ножике есть крошечная выдвижная отвертка. Джейн вытаскивает ее и протягивает Рави.

Мгновение спустя тот уже сидит на полу и сосредоточенно разбирает раму. Очень аккуратно вынимает холст и поворачивает к свету. Затем осторожно подносит кончик пальца к лицу пишущей женщины, почти касаясь ее глаза. Безмолвно ставит холст на пол и закрывает лицо руками.

– Значит, я была права, – печально вздыхает миссис Вандерс.

– Где Люси? – безжизненным голосом спрашивает Рави.

– Сейчас. Джейн, ты сможешь ее найти?

– Не вопрос, – отвечает девушка, но тут же откуда ни возьмись появляется Люси собственной персоной, направляющаяся в их сторону. Увидев сидящего рядом с картиной Рави, она делает озадаченное лицо и прибавляет шаг.

– Рави, зачем ты достал картину из рамки?

– Это подделка. – Рави запускает пальцы в свои седоватые волосы.

– Что?! – воскликнула Люси. – Это же невозможно!

По щеке Рави сбегает слезинка, за ней вторая. Это так дико для Джейн – стоять возле взрослого и очень богатого мужчины, на коленях рыдающего о пропаже бесценной картины.

– Это идеальная подделка, – говорит он. – Идеальная, кроме следа булавочного укола в глазу женщины – его нет. Этот след – наша семейная тайна. Мы никому о нем не рассказывали.

– Что? Дай-ка мне эту штуку. – Люси бережно берет у Рави картину. – О чем ты вообще?

– Вермеер воткнул в холст булавку. Он прикрепил к ней струну, чтобы лучше почувствовать перспективу. Вот почему изображение так хорошо сбалансировано. Миссис Вандерс обнаружила это несколько лет назад.

Люси пристально смотрит на Рави.

– Вы знали, как работал Ян Вермеер? – возмущается она. – И никогда не делились этим с художественным сообществом? Когда мы так мало знаем о его методах!

– У кого-то наш Вермеер, Люси!!! – в исступлении орет Рави. – И мне плевать, как он рисовал, пусть хоть засунув кисть себе в задницу!

– Невероятно! – восклицает Люси, вглядываясь в картину. – Это великолепная подделка!

– Даже кракелюры выглядят натурально, – мрачно говорит миссис Вандерс.

– Во всяком случае, при беглом взгляде, – кивает Рави. – А края?

Он протягивает руку и забирает полотно.

– Даже края совпадают! Кто-то достал картину из рамки и сфотографировал!

– Плохо, что это произошло именно сейчас, за день до Праздника, – говорит Люси. – Из-за всей этой суеты круг подозреваемых только расширяется.

– Ну, преступник явно не из семьи Трэшей, – отвечает Рави. – И не из Йелланов, и не из Вандерсов. Все мы знали о булавочном следе.

– Если не рассматривать вариант, что отметина не была сделана специально, именно для того, чтобы отвести подозрения от Трэшей, Йелланов и Вандерсов.

– Я знаю, что это не так, – упрямо возражает Рави.

– Ладно, Рави, – перебивает его Люси с внезапным нетерпением. – Я обязательно учту все эти доводы в ходе расследования. Честно говоря, все еще не могу поверить. Вы точно уверены, что это подделка?

В ответ Рави громко шмыгает носом, затем поднимает ножик и возвращает Джейн.

– Где Киран? – спрашивает он. – Кто-нибудь ее видел?

– Она в зимнем саду, – говорит Люси. – Играет в карты с Фиби и Колином.

Рави поднимается, оставляя фальшивку вместе с рамкой лежать на полу. Причудливого Моне он прислонил к стене.

– Я должен ей сообщить. – Рави бросается к служебной лестнице, хлопнув дверью. После секундного молчания Джейн бормочет:

– Ну и ну…

Люси, сузив глаза, испытующе смотрит на миссис Вандерс, затем переводит колючий взгляд на Джейн. Сейчас Джейн запросто может представить, как она ради бесценного шедевра водит за нос банду наркоторговцев. Конечно, это ее работа, но, право слово, сущий абсурд – предполагать, что она может иметь какое-то отношение к краже.

И в то же время Джейн отлично понимает Люси: она сама уже успела переменить первое впечатление о собравшихся в Доме. До тех пор пока она не обдумает все возможные варианты, ей тоже не стоит никому доверять. А поскольку все это относится и к Люси, и к миссис Вандерс, Джейн машет рукой и спешно удаляется в свою обитель.

Джаспер ждет ее у двери. Стоит Джейн открыть дверь, пес моментально ныряет под кровать. Вскоре оттуда уже доносится уютное похрапывание. Из окна гостиной девушка видит, как мистер Вандерс орудует лопатой на том самом месте, где вчера копошилась девочка. Движения мужчины плавны и изящны, словно смысл его действий заключается в самом акте копания, а вовсе не в банальной яме. На секунду он останавливается, чтобы чихнуть. Джейн хочется крикнуть, что, если все время копать, на этом месте никогда ничего не вырастет. Она отворачивается и с ненавистью оглядывает комнату с зонтиками. Все ее мысли блуждают вокруг фальшивого Вермеера. С одной стороны, все странности Дома наконец начинают приобретать реальные черты, становятся предметом разговора – и это хорошо. С другой стороны, чем больше она узнаёт, тем меньше понимает. И ей совершенно не хочется в итоге выяснить, что во всем этом как-то замешана Айви.

Хотя если Айви или кто бы то ни был как-то причастен к краже, Джейн предпочла бы знать об этом. Вот гадство!

Она берет блокнот, переворачивает страницу, исчерканную эскизами зонтиков, и выписывает на чистом листе имена, начиная с самых, на ее взгляд, подозрительных:

– Филипп разгуливает с оружием. Кажется, все трое что-то говорили о Панзавекки. Они с Айви видели Филиппа в подсобке на чердаке, возвращающегося из какого-то странного места. И он явно врет насчет своей гермофобии. И Фиби врет про Филиппа. Патрик все время хочет «в чем-то признаться» Киран, но никогда ни в чем не признается. Имеет доступ к яхтам. Допоздна был с Рави.

Скрипнув зубами, Джейн дописывает еще одно имя:

– Айви что-то скрывает. Говорит, что фотографирует художественные произведения, но так ли это? Знает все секреты Дома. Копит деньги на колледж. Кажется, ее бесит миссис Вандерс.

Теперь Джейн решает до кучи вписать и всех слуг:

– Помешана на тотальном контроле. Стремится следить за тем, кто что знает и не знает, кто куда идет, с кем и о чем разговаривает. Шефствует над Патриком. Не хотела делиться своими подозрениями насчет картины с Рави. Интересно почему?

С другой стороны, именно она обнаружила подделку, это исключает ее из числа главных подозреваемых.

– Вчера ходил с ребенком на руках. Сегодня с чертежами. Себе на уме. В данный момент копает в саду. (Интересно, можно ли закопать картину, не повредив?)

– Вечно отсутствует.

Она переходит к другим жителям и гостям.

– Имеет высшее образование в области искусств. Многое знает о преступлениях в этой сфере. Ее отец Бакли – арт-дилер. И ее двоюродный брат, и ее парень. Недавно упустила картину Рубенса. То сходится, то расстается с Рави. Вполне возможно, что злится на него.

– Тоже разбирается и в искусстве, и в кражах. Киран он, похоже, не нравится, но при этом они встречаются (хотя Киран, пожалуй, вообще никто не нравится). За завтраком хамил своей кузине Люси.

– Несчастна. Вечно на всех злится. Ненавидит Дом, ненавидит искусство. Наверное, могла бы учудить что-то подобное просто в знак протеста.

– Обожает искусство. Фанатеет от Вермеера. В детстве спал под его картиной. Любит до такой степени, что решил украсть? Он хороший актер? Почему миссис Вандерс не хотела ему говорить? Она его подозревает?

– Похоже, его не заботит пропавший Бранкузи [пометка для себя: ПРОПАВШИЙ БРАНКУЗИ! Теперь, когда Вермеер тоже пропал, это может оказаться очень важным!].

Его жена исчезла. Кажется подавленным и нелюдимым. Злится на Рави. Ведет ночной образ жизни. Застрахованы ли Вермеер и Бранкузи? Наверняка богачи иногда имитируют кражи, чтобы получить страховку.

– Мачеха могла быть мошенницей. Встретила Октавиана, когда рисовала планы казино в Вегасе – подозрительно? Ее нет уже месяц – очень и очень странно. Когда был подделан Вермеер? Могла ли она забрать его с собой? (Когда пропал Бранкузи?)

Джейн грызет карандаш, перечитывая список и пытаясь понять, можно ли хоть кому-то в этом доме доверять настолько, чтобы поговорить с ним. Любопытный Джаспер возбужденно расхаживает по комнате. Джейн дописывает:

– Единственное создание в этом доме (не считая меня), которое определенно невиновно.

Джейн перелистывает страницу:

– Что я могу сделать?

Поговорить с миссис Вандерс, которая, скорее всего, ни при чем. Узнать, кого она подозревает. Спросить ее об Айви.

Поговорить с Люси Сент-Джордж, у нее могут быть интересные мысли о происходящем.

Противостоять Айви.

– Что думаешь, Джаспер?

Пес подходит ближе, наступает передними лапами на ее ботики и смотрит в глаза. Джейн решает, что это знак одобрения.

– Лично мне, – вздыхает она, – первые две идеи нравятся куда больше, чем третья.

Джаспер молчит.

– Готов? Тогда пойдем.

Она направляется к центру дома, думая попутно заглянуть на кухню – вдруг миссис Вандерс там? Подходя к залу для приемов, она слышит голоса, а затем видит Киран и Колина, стоящих рядом. Киран скрестила руки на груди, словно защищаясь. Джейн приближается к ним.

– Не знаю, – слышит Джейн слова Киран – звучит так, будто миссис Вандерс смотрела на нее и ей было смешно.

– Ты видела это? – говорит Колин. – Картина прекрасна!

– Да, я бы ни за что не подумала, что это подделка, – соглашается Киран. – Но Ванни лучше разбирается в искусстве.

– Тебе не кажется странным, что Филипп уехал прошлой ночью? – спрашивает Колин. – Я надавил на Фиби, она сказала, что он каждый вечер будет уезжать в разные места к какому-то богатому путешественнику из своих пациентов. Звучит странно, нет?

– Если бы я не знала кучу богатеев, свято уверенных, что врач должен примчаться к ним на самолете, чтобы измерить давление. Представь, что устроит свита Бакли, если он отправится в далекое путешествие.

– Да ладно тебе, Бакли не так уж плох.

– Боже, да ты его защищаешь! – удивляется Киран.

Джейн поднимается на площадку второго этажа и упирается в Джаспера. Пес становится перед Джейн и недовольно рычит в ответ на попытки его обойти. Джейн вздыхает и останавливается, чтобы кое-что дописать в свой блокнот. Она поворачивается к картинам, чтобы со стороны казалось, будто она делает заметки об искусстве. «Бакли Сент-Джордж, – пишет она. – Богатый и избалованный». Затем Джейн рисует звездочку напротив имени Филиппа, поскольку объяснение Фиби кажется ей до жути нелепым, и дописывает: «Зачем Колин встречается с Киран, если она так ужасно с ним себя ведет?»

У нее за спиной раздается кашель.

Это Колин, который стоит несколькими ступенями ниже и смотрит на Джейн, удивленно подняв брови.

– Привет, – говорит он.

– Привет, – отвечает Джейн, захлопывая блокнот.

– Что пишешь? Заметки о картине?

Джейн смотрит на картину. Это тот самый высокий холст маслом с изображением комнаты с сохнущим зонтом.

– Я делала записи о зонтике, – сказала она со значением, запоздало вспомнив, что Колину, понятия не имеющему о ее хобби, это ничего не скажет.

– Несомненно. Я бы решил, что ты планируешь ограбление, если бы эта картина могла хоть кому-то понадобиться.

Он ее дразнит. Не похоже, что Колин всерьез хочет в чем-то ее обвинить.

– Почему нет? – Джейн цепляется за возможность узнать об ограблениях побольше. – По-моему, она милая.

– Она слишком большая – тебе не унести. И потом, она почти ничего не стоит.

– А может, я хочу украсть картину, потому что она мне нравится?

– Ее нарисовал художник с очень посредственными способностями, – говорит Колин.

– Ты так считаешь? – Джейн искренне удивлена. – Я имею в виду, что…

– Он не принадлежал ни к какой конкретной школе, – перебивает ее Колин. – Зная Октавиана, предположу, что он просто купил полотно на блошином рынке.

– И все же есть в ней какое-то обаяние, особенно для любителей зонтиков. Почему ты так хочешь убедить меня в том, что она ничего не стоит?

– Потому что, – раздается из-за угла голос Люси, – когда Колин видит, что другие проявляют интерес к картине, которая, на его взгляд, ничего не стоит, он начинает переживать, не упустил ли чего-то важного.

Губы Джейн непроизвольно растягиваются в улыбке, и это заставляет Люси рассмеяться.

– Это же мой двоюродный брат, я его как облупленного знаю.

– Получается, – говорит Джейн Колину, – ты пытаешься убедить меня в своей правоте, потому что боишься узнать, что это не так?

Джейн так и не суждено узнать, какой тирадой собирался разразиться возмущенный Колин. Их беседу прерывает жуткий грохот снизу, а за ним – череда громких воплей. Джейн, Люси и Колин смотрят друг на друга в изумлении. Затем, вместе с путающимся под ногами Джаспером, бросаются к перилам.

Рави стоит в темном зале приемов, вертит что-то в руках и что есть мочи орет:

– Октавиан! Октавиан!!!

Под его ногами валяются осколки вазы, цветы рассыпаны по шахматному полу.

– Октавиан! – снова кричит он. Его голос, кажется, достигает самого потолка и, отталкиваясь, разносится по всему Дому.

– Колин, – помертвевшим голосом говорит Люси. – Это нижняя часть скульптуры Бранкузи? Пьедестал от рыбы из зала?

– Да, – отвечает изумленный Колин.

– Но где остальное? Где рыба?

– Откуда мне знать?

– Колин. – В голосе Люси появляется металл. – Где. Рыба.

– Да откуда мне знать?! Это ты у нас детектив, а не я! Ты что, думаешь, что это я ее сломал?!

Люси пренебрежительно машет рукой и начинает спускаться к Рави. Уборщики и декораторы, бросив все дела, глазеют на его буйство. Айви застыла рядом с Киран и Фиби. Все они не отрывают взглядов от Рави. Джейн волною обдает странное чувство панического облегчения. Надо же, теперь и пропавший Бранкузи прислал весточку. Джейн вспоминает, как девочка, похожая на Грейс Панзавекки, несла что-то в зал приемов. Мог ли это быть пьедестал от рыбы? Джейн вдруг понимает, что белая плюшевая сумка с утками в руках у Филиппа Окада была сумкой для подгузников. Малыш Лео Панзавекки болен. Ребенок пропал. Филипп Окада – врач.

Что здесь происходит? Какой-то сложный заговор с участием Панзавекки, их доктора, слуг и кражей произведений искусства? Джейн изучает Айви. Та участливо, но довольно спокойно наблюдает за Рави. Она не выглядит слишком уж удивленной. Джейн отмечает, что Патрика здесь нет.

– Позволь мне взглянуть. – Люси протягивает руки к тому, что осталось от скульптуры, но Рави не расстается со своим погубленным сокровищем. Не обращая на девушку внимания, он с утроенной мощью продолжает вопить:

– Октавиан!!! Октавиан!!!

Наконец в зал врывается миссис Вандерс.

– Замолчи! – рявкает она на Рави. – Что, ради всего святого, здесь происходит?!

– Вот! – орет Рави, тыча пьедесталом ей в лицо. – Вот что со мной происходит!

Увидев пьедестал, миссис Вандерс застывает на месте. Джейн не видит ее лица, видит лишь, как Рави протягивает ей пьедестал. Одним пальцем миссис Вандерс касается какой-то точки на плоской зеркальной поверхности камня, а затем облегченно выдыхает.

– Дай взглянуть, – говорит Люси.

Миссис Вандерс передает ей обломок.

Люси касается того же места и кивает внимательно наблюдающей за ней экономке.

– Рави, скульптуру сняли прямо с основания. Если сама скульптура не повреждена, ее легко будет прикрепить на место, как только она найдется.

– Как только она найдется? – переспрашивает Рави. – Как только найдется?! – Он снова срывается на крик.

– Рави, глубоко вдохни и успокойся, – советует миссис Вандерс. – Скажи лучше, где ты это нашел?

Рави тычет в ряд столов у стены:

– Там. Кто-то поставил на него вазу: типа, это украшение для вечеринки!

– Хорошо, – говорит миссис Вандерс. – Еще один вдох.

– Прошлой ночью его здесь не было. – Рави пытается говорить спокойно. – Кто-то взял статую, отломил рыбу, а потом поставил пьедестал обратно. Какой псих мог это сделать?! И если он мог сотворить такое с Бранкузи, – в его голосе вновь появляются истеричные нотки, – то что он сделал с Вермеером?! Мне нужен список всех, кто входил и выходил из Дома. Немедленно!

– Отлично! – Голос миссис Вандерс полон сарказма. – Поставщики продуктов, музыканты, обслуживающий персонал, жильцы Дома и гости. Устроим допрос прямо сейчас или чуток подождем?

– Почему ты так говоришь?! – кричит Рави. – Разве ты не понимаешь, что здесь произошло?!

Внезапно он поворачивается к Фиби Окада:

– Где твой муж? – Рави брызжет слюной. – Он ведь уехал с острова?

Фиби смотрит на Рави с каменным лицом:

– Я притворюсь, будто не заметила, что ты только что пытался обвинить моего мужа в воровстве.

Затем она покидает комнату, скрываясь в венецианском дворике. Ее лицо закрыто и напряженно.

– Послушай, Рави, – миссис Вандерс пытается его успокоить, – Филипп Окада – врач, он выехал по срочному вызову.

– Вы уже связались с ФБР? – не успокаивается тот.

– Как? – интересуется миссис Вандерс. – Телепатически, стоя здесь и выслушивая твою истерику?

– То есть вы не связались с ФБР?! – Рави снова кричит. – Может, вы забыли о Вермеере?!

– Рави, конечно, я сообщу о пропаже в соответствующие органы. Но тебе следует успокоиться и понять, что произошедшее с Бранкузи нельзя ставить в один ряд с подменой Вермеера. Это больше похоже на шалость или досадную случайность.

– Кому придет в голову шалить с уникальной работой гения? – негодует Рави, снова повышая голос. – Срочно звоните в ФБР, в ЦРУ, в Интерпол! Мое произведение искусства сейчас может быть где-нибудь в Гонконге! Люси!

– Я здесь, Рави. – Люси стоит рядом с ним, все еще прижимая пьедестал к груди. Побледневшая, она выглядит так, словно ее подташнивает.

– Люси. – Рави хватает ее за плечи и немного встряхивает. – Ты найдешь мою статую?

– Рави, милый, – отвечает девушка. – Я сделаю все, что смогу.

– Спасибо, – говорит он. – Спасибо тебе.

Рави отпускает Люси, она теряет равновесие и чуть не падает, но он едва ли замечает это: его взгляд вновь сосредоточен на миссис Вандерс.

– Мы должны отменить Праздник! – говорит он.

– Мы не отменяем Праздники, – возражает она.

– Праздник – идеальное прикрытие для того, кто собирается незаметно ускользнуть с похищенным.

– Рави Трэш, – чеканит миссис Вандерс. – Вот уже более ста лет в честь каждого времени года в этом Доме устраивается праздничный вечер. Ни война, ни Великая депрессия, ни сухой закон, ни смерть трех Октавианов Трэшей не стали помехой для этого.

Рави свирепо смотрит на нее, затем делает шаг в сторону и рычит, задрал голову к потолку:

– Октавиан! Просыпайся и спускайся сюда, черт тебя побери!

– Сходи к нему в комнату, Рави, – тихо говорит ему Айви. – Ты же знаешь, днем он не поднимется с постели.

Рави оборачивается на ее голос, его плечи опускаются.

– Может, ты сходишь со мной, Айви-бин? – просит он. – Сходи со мной, мне будет спокойнее.

– Я схожу с тобой, если ты успокоишься сейчас, – отвечает Айви.

– Прости, что мы потеряли твою рыбу. – Сейчас он напоминает маленького мальчика.

– Это не моя рыба, – мягко говорит Айви. – Она твоя.

– Но ты всегда любила ее больше всех. – Рави протягивает руку, чтобы ее обнять.

Они вместе идут к лестнице и начинают подниматься по ступенькам. Миссис Вандерс провожает их опасливым взглядом, потом, не глядя на Люси, протягивает ей руку. Та, не оборачиваясь, возвращает постамент. На миг взгляд Люси останавливается на бледном как полотно Колине, который все еще стоит рядом с Джейн. Люси достает из кармана телефон.

– Ты в порядке? – спрашивает Джейн у Колина, поскольку выглядит он неважно.

– Тяжело видеть Рави в таком состоянии.

– Он определенно знает, как устроить представление, – говорит Джейн, гадая, не потому ли миссис Вандерс не хотела рассказывать ему о Вермеере.

Но почему она так уклончива, когда речь заходит о звонке в ФБР?

– По правде говоря, я переживаю еще и за Люси, – продолжает Колин. – Представляю, какое это унижение для нее: кража шедевра прямо из-под носа, да еще сразу после того, как она упустила Рубенса.

– Да уж, – соглашается Джейн.

– Как если бы вор публично заявил, что как частный детектив она – пустое место и он не принимает ее всерьез. Удар ниже пояса.

– Как думаешь, кто это сделал?

Колин с хмыканьем пожимает плечами:

– Какой-то дурак.

– Разве это не страшно? – спрашивает Джейн. – Думать, что в доме находится вор?

– Еще как, – соглашается Колин. – Но не стоит слишком уж переживать. Ведь у нас есть Люси.

– Ты знаешь, кого она подозревает?

– Она не делится со мной такими вещами! – Раздражение Колина кажется Джейн любопытным.

Ей не терпится поскорее вернуться к себе и спокойно все обдумать. Но когда она уже разворачивается, чтобы уйти, Колин говорит:

– Киран упомянула, что ты делаешь зонтики. Ты это имела в виду, когда говорила, что занимаешься творчеством?

Джейн вздрагивает:

– Ничего особенного. Просто хобби.

– Понимаю, – кивает Колин. – Классное хобби.

– Спасибо, – сдержанно благодарит Джейн и вновь поворачивается, чтобы уйти. Колин увязывается за ней, и Джейн это совсем не нравится. Она снова замирает.

– Извини. – Колин явно смущен. – Клянусь, я не буду тебя преследовать. Я просто интересуюсь зонтиками.

– Если честно, я не хочу о них говорить. И тем более не хочу их тебе показывать.

– Что ж, спасибо за прямоту. Прости, ничего не могу с собой поделать. Такая уж у меня работа – проявлять любопытство, если слышу о новом для себя виде искусства.

– О, я всего лишь дилетант. Мои зонтики – баловство, а никакое не искусство.

Колин вскидывает руки, словно сдаваясь, и виновато улыбается:

– Знаю, знаю. Еще раз прости. Забудь. Сейчас я провожу тебя до комнаты и обещаю – ни слова о зонтиках! Идет?

– Надеюсь.

Они поднимаются по лестнице, Джаспер плетется следом.

– Бранкузи – странный выбор для кражи, – говорит Колин. – Скульптура немаленькая. Ее так просто не унесешь.

– Как хоть выглядит эта рыба? – спрашивает Джейн. – Я узнаю ее, если увижу?

– Плоский продолговатый кусок мрамора.

– Звучит довольно абстрактно, – замечает девушка. – Красивая?

– Немного не в моем вкусе. Но, несомненно, ценная.

– А без пьедестала рыба будет что-то стоить?

– Что-то, конечно, будет. Но пьедесталы Бранкузи являются неотъемлемой частью его работ. Тот пьедестал был создан специально для рыбы. Они неотделимы. Крайне нелепо выставлять их по отдельности.

– Выходит, это до ужаса глупая кража.

– Еще какая, – соглашается Колин. – Я бы даже сказал, это ближе к вандализму. Как тебе нравится этот безумный китч? – спрашивает он, легонько пиная голову Капитана Полярные Штаны. – Дядя Бакли обожает эту штуку.

– Правда? – Джейн не прочь узнать побольше о знаменитом избалованном дяде Бакли. – Я сразу представляю себе человека… искушенного.

– У него тоже эклектичные вкусы. Вообще-то… Все-все, не важно. – Он снова делает извиняющийся жест. – Я ведь обещал тебе – ни слова о зонтиках.

Он дразнит Джейн, и это работает. Теперь она сгорает от любопытства, гадая, что же он хотел рассказать о дяде Бакли и как это связано с зонтиками.

– Если речь не о моих зонтах, то я не возражаю.

– Ну, – ухмыляется Колин, – я только хотел сказать, что дядя Бакли их коллекционирует. Почти к каждому наряду у него есть отдельный зонт.

– Правда?

– О да. В горошек, в полосочку, с цветочными принтами. Ему хочется, чтобы зонтики делали необычными – в виде лягушачьей головы, например, или в форме машины «фольксваген-жук».

– Да ладно!

– Ага. Он – именно тот человек, который однажды может помочь тебе. Если ты когда-нибудь решишь, что готова показать кому-нибудь свои зонтики. Но стоп, кажется, я опять перешел черту.

– Что значит помочь мне? – спрашивает Джейн, не в силах остановиться. Она ведь как раз делает необычные зонтики! Чего стоит один ее зонтик в виде яйца! Это одно из ее лучших творений и один из немногих зонтов, который она, пожалуй, готова кому-то показать.

– Он находит покупателей на произведения искусства, – объясняет Колин. – Я помню, ты не считаешь свои зонтики искусством. Но если ты продолжишь работать в этом направлении, возможно, когда-нибудь они им станут, и партнерство с дядей Бакли – то, что может буквально взорвать жизнь художника. Конечно, в хорошем смысле.

Джейн снова замирает. Тетя Магнолия, поэтому ты хотела, чтобы я сюда приехала? Чтобы кто-то увидел мои зонтики и взорвал мою жизнь в хорошем смысле?

Колин неловко мнется возле Джейн, делая вид, что рассматривает картины, пока она ведет свой внутренний монолог.

– Все хорошо? – наконец спрашивает он.

– Если я покажу тебе свои зонтики, – говорит она. – Если я их тебе покажу, ты учтешь, что я всего лишь новичок?

– Конечно, – широко улыбается Колин. – Я же не мудак какой-нибудь.

Джейн не знает, мудак он или нет, но у нее возникает стойкое ощущение, что именно такого развития событий он и ожидал, когда увязался за ней с обещанием не говорить ни слова о зонтиках.

Тем не менее Джейн открывает дверь, делает глубокий вдох, вспоминая о медузах, и приглашает его войти.

В гостиной Колин начинает бродить среди зонтиков, что-то задумчиво бормоча, подносит их к свету и проверяет прочность натяжки. Он открывает зонты грубыми резкими движениями, так что Джейн беспокоится, как бы он не повредил их.

– Эй, осторожнее! – восклицает девушка. – Они же самодельные.

Приткнувшийся к ногам Джейн Джаспер тоже поглядывает на Колина с тревогой. Тот пытливо осматривает каждый экземпляр, вертит в руках, открывает и закрывает. Джейн думает, что он похож на Шерлока Холмса. Колин берет зонтик цвета слоновой кости, отделанный черным кружевом. Он сделан в виде паутины. Колин берет зонтик как саблю и подносит к свету. Кажется, вот-вот прозвучит что-то вроде «Элементарно, Ватсон! Это сделал дворецкий в библиотеке с помощью паутинообразного зонтика!»

На самом деле Колин говорит другое:

– Знаешь, раньше я не понимал, что́ дядя находит в этих зонтах. Но теперь вижу, что некоторые из них – просто чудо!

Глаза Джейн наполняются слезами. Ее это тревожит, и девушка спешно отворачивается, чтобы смахнуть их рукавом.

– Почему именно паутина? – спрашивает Колин.

– У нас был паук, – отвечает Джейн, всхлипывая. – Целую зиму он прожил в нашем кухонном окне. Тетя Магнолия не разрешала мне его убивать. Мы назвали его Шарлоттой.

– А этот? – Колин поднимает зонтик, который кажется красным, но на свету начинает переливаться всеми оттенками фиолетового.

Джейн потирает уши.

– Он сделан из двух полупрозрачных тканей. Внутри – синяя, снаружи – красная. Поэтому в зависимости от освещения он меняет цвет. Еще я пробовала соединять синий и желтый, чтобы получился зеленый, но от него лицо становилось болезненным и бледным.

– Дядя Бакли оценил бы, что ты учитываешь подобные факторы, – отметил Колин. – Они рабочие? Я имею в виду, водонепроницаемые?

– Некоторые немного протекают по швам, – признается Джейн. – Одни открываются легче, другие – хуже. Какие-то слишком тяжелые, как ты, наверное, успел заметить.

– Да, действительно.

– Но я пользуюсь ими во время дождя, – торопливо говорит девушка. – Они довольно сносно работают.

– Тебе осталось немного поднатореть в конструировании. Талант у тебя точно есть, – хвалит ее Колин.

Джейн не может ответить на это без слез, поэтому держит рот на замке.

– Могу я взять один для дяди Бакли? – спросил Колин. – Думаю, ему будет интересно с ним разобраться.

– Даже после того, как я сказала, что они протекают?

– А ты дай мне тот, который не протекает.

– Разве ты не видишь, какие они кривые? Какие неровные на них швы?

– Зонтики ручной работы, в этом их очарование. Есть люди, которые заплатили бы сотни долларов за один такой зонтик.

– Да ладно.

– Богатые люди любят тратить деньги. Если ты позволишь мне показать один из них дяде, мы могли бы помочь тебе этим воспользоваться. Ты осчастливишь его, он осчастливит меня. Я давно не находил для него ничего интересного.

– Хорошо, – говорит несколько ошарашенная таким напором Джейн. – Возьми, конечно.

– Я должен взять несколько, три или четыре, чтобы показать твой бренд со всех сторон.

Джейн не может сосредоточиться и понять, что означает это словосочетание – «ее бренд». Однако, когда Колин выбирает несколько зонтов, она не без удивления отмечает, что его выбор падает на ее любимчиков. Медные розы на коричневом атласе – с ним она сходила с яхты, думая, что он лучше всего подходит для путешествия всей жизни. Продолговатый, в форме птичьего яйца, светло-голубой в коричневую крапинку. Зонтик, который как внутри, так и снаружи выполнен в виде купола Пантеона.

– Я никогда там не была, – объясняет Джейн, – но тетя Магнолия рассказывала, что это волшебное место. Она говорила, что дождь проходит через отверстие в куполе и стекает прямо внутрь, но я решила, что это вряд ли подходящая идея для зонтика. Поэтому снаружи он показывает внутренний дизайн, а внутри – вид ночного неба. Это крашеный шелк, а сверху приклеены блестки – вроде как звезды.

– А сейчас ты над чем работаешь?

– Была у меня одна задумка… Но утром появилась новая.

– Превосходно. Вы, творческие личности, должны следовать за музой, – говорит Колин. Обе его руки заняты ее зонтиками.

Джейн идет за ним по пятам, желая еще раз, напоследок, прикоснуться к своим творениям. Ее детки.

– Когда я их снова увижу? – беспокоится она.

– Я отправлю их почтой сегодня вечером. Дядя Бакли сейчас в городе. Думаю, он выйдет на связь в ближайшие пару дней.

После ухода Колина Джаспер следует в спальню и забирается под кровать.

– Никакой от тебя помощи! – фыркает Джейн ему вслед.

С отсутствующим видом она поглаживает кусок пыльной синей ткани, который лежит поверх наваленной на ее рабочем столе груды. Она отмечает неравномерность окраски, словно через всю ткань проходит водяной знак. На что же это похоже? Просто брак, но что он ей напоминает? С помощью водонепроницаемого клея Джейн начинает бережно склеивать блестящие лоскутки различных оттенков синего. Хаотично, не пытаясь создать никакого определенного рисунка, по всей ткани, чтобы подчеркнуть неравномерность окраски. Она все еще хочет смастерить коричнево-золотистый зонтик для самообороны, но именно сейчас этот неравномерный синий кажется идеальным фоном для ее мыслей. Лучшие мысли приходят к Джейн в процессе изготовления зонтиков. Конечно, если она работает над правильным зонтиком.

Пока Джейн разрезает неравномерно-синюю ткань на куски, у нее рождается версия, которая, кажется, могла бы все объяснить. Что, если Панзавекки не только микробиологи, но еще и воры произведений искусства, которые в сговоре со слугами Ту-Ревьенс инсценировали собственное исчезновение, чтобы потом, когда Вермеер пропадет, никто их не заподозрил? А их малолетняя дочь Грейс решила пойти по стопам родителей и украла Бранкузи. Но поскольку ей всего восемь, сделала это не слишком удачно. А может, она сломала рыбу случайно и, сожалея о содеянном, вернула пьедестал?

Или наоборот: она не хочет быть преступницей и презирает родителей за то, что они воруют экспонаты. Возможно, это они украли Бранкузи, а она в знак протеста вернула ту часть, которую смогла унести? Джейн понимает, что в ее предположениях много пробелов. При чем тогда здесь мафия и чета Окада? И почему миссис Вандерс в первую очередь обратила внимание на подделку, игнорируя прочие странности?

Можно было бы предположить, что тайны две: одна связана со слугами, Окада и Панзавекки, а вторая – с кражей произведений. Но Джейн видела, как девочка положила что-то на один из столов в зале приемов. Она делает розочку – крепительную муфту на верхушке зонтика, там, где встречаются вершины треугольных отсеков. «Если бы я была детективом, – думает Джейн, – моей первой мыслью было бы проверить зал и убедиться, что девочка не оставила там что-то другое – это ведь мог быть не только пьедестал».

Кажется, хорошая мысль.

Она кладет куски ткани на место, убирает клей и вытирает руки о рабочий фартук, оставляя на нем крошечное созвездие. Пока Джейн стоит, она замечает причудливую резьбу в углу своего рабочего стола: синий кит и его детеныш. Она передвигает свои причиндалы так, чтобы увидеть поверхность с другой стороны, и находит акулу с акулятами. Выходит, этот стол украшала Айви. Она трогает узор пальцем, желая, чтобы он не нравился ей так сильно.

– Джаспер? – зовет Джейн, сняв фартук и захватив свою записную книжку. Когда она пересекает спальню, собачий нос выглядывает из-под кровати. Вместе они покидают комнаты.

– Да-да, Капитан Полярные Штаны, – говорит Джейн.

По дороге она листает блокнот, еще раз пробегает глазами список и снова думает, кому здесь можно доверять. Любопытно, как легко придумать историю каждому человеку, представив его в роли мошенника. Взять, к примеру, Люси. Она идеально подходит на эту роль: никому и в голову не придет ее подозревать, а она может обвинить в преступлении кого угодно. У Киран куча свободного времени, она ходит где хочет, делает все, что вздумается, и не занимается ничем полезным. Миссис Вандерс и Рави могли бы быть в сговоре, инсценируя трагические открытия, чтобы отвлечь внимание от собственной причастности ко всему этому. А что насчет той мутной истории, когда Рави купил у кого-то (возможно, у собственной матери) фальшивые монеты? Тогда и Моне может быть подделкой? Он ведь передал его прямо в руки миссис Вандерс…

С утомленным вздохом Джейн закрывает блокнот.

На площадке второго этажа она не ждет, пока Джаспер в очередной раз перекроет ей проход, и первой ступает на мостик. Протестующе гавкнув, Джаспер немного колеблется и замирает на месте, видимо решив ее подождать здесь.

Джейн спускается в зал по западной лестнице и бродит по комнате. Топот ее массивных ботинок по шахматному полу вызывает гулкое эхо. Воздух наполнен ароматом сирени. На боковых столах вазы с цветами чередуются с небольшими современными скульптурами. На одном из столиков – большой семейный портрет: Октавиан одной рукой обнимает Рави, а другой – моложавую белокурую женщину. Та прижимает к себе Киран, которая не выглядит особо счастливой, но и не собирается кого-нибудь стукнуть – для фото с участием Киран это немалый успех. Рави сияет. На лице Октавиана заметно удовольствие и даже что-то вроде тихой гордости. Блондинка – по всей видимости, Шарлотта – улыбается несколько смущенно или отсутствующе. Ее взгляд устремлен куда-то вдаль.

Джейн берет снимок, чтобы рассмотреть поближе. На заднем плане фотографии на розовых стенах висят золотисто-оранжевые настурции. Интересно, может ли фотография быть тем самым предметом, который принесла девочка? Почему бы и нет. Это не менее возможно, чем что угодно.

У Джейн вдруг закладывает уши от щелчка фотоаппарата. Джейн неохотно поднимает глаза: на мостике третьего этажа стоит Айви, поднявшая к лицу неизменный фотоаппарат, его объектив нацелен на женщину, которая розовой метелкой из перьев протирает от пыли средневековые доспехи.

«Если я спрошу, что она делает, – думает Джейн, – Айви скажет, что фотографирует доспехи».

Поэтому она ни о чем не спрашивает. Лишь наблюдает за Айви до тех пор, пока та не убирает фотоаппарат и не замечает ее. При виде Джейн Айви краснеет, опускает глаза и поджимает губы, будто на что-то обижена. Молча разворачивается и уходит.

Джейн кажется, что ее ударили под дых.

«Ладно, – думает она, – Айви за что-то на меня злится. Как бы там ни было, я разгадаю эту загадку».

Шагая вверх по восточной лестнице, она мысленно готовится к сцене с Джаспером, однако на этот раз пес лишь взглянул на нее с печальным выражением на обвислой мордахе. Когда она достигает второго этажа восточного крыла, он молча плетется следом. Она останавливается в конце коридора у одинокого пустого кронштейна: раньше здесь жил Вермеер.

– Опять ты? – раздался издалека чей-то голос.

Джейн оборачивается и видит Люси Сент-Джордж, которая направляется к ней.

– И опять ты, – отвечает Джейн.

– Да. Мне нужно окинуть все свежим взглядом. А может, я просто брожу. Лучшие мысли посещают меня именно во время прогулки.

– Понимаю тебя.

– А ты как здесь?

– Что-то привело меня сюда.

– Надеюсь, не странные шумы этого дома? – интересуется Люси.

– Не думаю, – отвечает Джейн. – Скорее, я хотела снова увидеть картину. Подделку, я имею в виду. Конечно, мне нужно было догадаться, что ее не оставят на всеобщее обозрение.

– Миссис Вандерс спрятала ее в сейф до прихода полиции, – сухо объясняет Люси. – Она даже мне не позволяет на нее взглянуть без того, чтобы не стоять при этом над душой.

– Значит, она все же вызвала полицию?

– Да – по ее словам.

– Но ты не уверена?

– Знаешь, я разговаривала и с полицией, и с ФБР, и с Интерполом, – говорит Люси. – И всем задала парочку наводящих вопросов. Никто не упомянул о случившемся, хотя, казалось бы, это должно быть сенсацией.

– Ты подозреваешь ее? Я к тому, что она первой заметила подделку.

– Могу только сказать, что не считаю ее причастной к краже Вермеера, – отчетливо произносит Люси.

До Джейн потихоньку начинает доходить.

– Подожди-ка. То есть ты хочешь сказать, что речь идет о двух разных ворах?

– Тот, кто способен на подделку Вермеера, не сработал бы с Бранкузи так топорно. Так что да, два разных вора. У одного – огромный багаж знаний, много времени и прочих ресурсов, а другой… – Люси задумчиво качает головой, словно не веря, – другой глуп и самонадеян.

Глядя на место, где совсем недавно висела картина, Джейн погружается в раздумья. Миссис Вандерс явно нельзя назвать глупой и самонадеянной. Она властная и помешанная на контроле, но совсем не дура. То же касается и Патрика, и Айви. Больше похоже на то, что Люси думала о… Колине или Рави.

– Интересно, какого вора Рави возненавидел бы больше, – размышляет вслух Люси, – профессионала или дилетанта?

– Значит, ты не подозреваешь Рави?

– Ты же видела, что он устроил.

– Разве это не могло быть спектаклем?

Люси скептически кривит рот:

– Рави – ребенок. Он весь как на ладони. Конечно, искусство способно разбить его сердце. – Люси говорит об этом с такой горечью, что Джейн задумывается: уж не ревнует ли она Рави, – но не решается об этом спросить.

– Что ты имеешь в виду?

– О, ничего, – отмахивается Люси. – Забудь. Интересно, что Филипп уехал вчера вечером, тебе не кажется? Они с женой всегда приезжают на сезонные Праздники заблаговременно, чтобы побыть в Доме подольше. У них хватало времени, чтобы спланировать аферу с Вермеером.

– Ты связываешь их с Вермеером? Не с Бранкузи? – Джейн слегка разочарована, потому что именно Бранкузи мог быть связан с маленькой девочкой, а та, в свою очередь, с четой Окада. Но опять-таки, Люси Сент-Джордж не знает о ночных секретах этой парочки. И девочка могла всего лишь принести это семейное фото…

– А кем работает Фиби Окада? – спрашивает Джейн.

– О, она математик, – отвечает Люси. – Отдел цифровых исследований в Колумбии. Говорят, она гений.

Это совсем не вписывается в общую картину, и Джейн расстраивается.

– Я видела, как Окада прятались прошлой ночью, – признается она. – И с ними был Патрик.

Люси смотрит на нее с внимательным прищуром:

– Где? О чем ты, вообще?

– На территории слуг, – рассказывает Джейн. – В начале пятого утра.

– Примерно в это время Филиппа и вызвали, – рассуждает Люси. – Вероятно, Патрик просто помогал подготовить лодку.

Джейн открывает рот, но останавливает себя. Она не хочет рассказывать про девочку, сумку для подгузников, загадочный разговор и пистолет. Не потому, что не доверяет Люси. Она не доверяет вообще никому в Доме. Ей нужно еще многое обдумать.

– Что с этой собакой? – спрашивает Люси.

Джейн смотрит вниз и видит, как Джаспер, наклонив голову, осторожно обхватывает своей длинной пастью ее лодыжку. Он не кусается, она даже не заметила его прикосновения, но теперь почувствовала, как ее джинсы намокают от собачьей слюны.

– Джаспер! – восклицает она. – Что ты творишь? Решил меня съесть?

– Может, ты вкусная, – ухмыляется Люси.

Джейн освобождает лодыжку и отвечает:

– Этот пес – единственный, кого нет в моем списке подозреваемых.

– Я заметила, что ты ведешь себя как детектив, – снова усмехается Люси. – Может, хочешь построить карьеру вроде моей? Гоняться за ворами, вычислять подделки, находить оригиналы?

Джейн думала об этом. Например, о копиях ценных вещей. Что, если окажется, что существовали копии тети Магнолии? Что-то вроде сайлонов или клонов из какого-нибудь научно-фантастического романа? Что, если та тетя Магнолия, которую знала Джейн, не была оригиналом? Становится ли ее тетушка от этого менее ценной? Разве копия, которая была у Джейн, не была драгоценной уже только потому, что принадлежала ей? Джейн хочет раскрыть это преступление не из-за подделанного произведения. Она хочет понять людей. Рави, миссис Вандерс, Киран. Она хочет знать, почему тетя Магнолия отправила ее сюда. Она хочет понять, что все это значит.

– Не совсем, – говорит Джейн. – Честно говоря, лично меня мало волнует, что шедевры подделывают. Я имею в виду, что мне нравилась эта картина, я считала ее прекрасной. И все так думали. Все говорили о ней круглый день, и никто не заметил, что это подделка. Какая разница, стоит она миллионы или нет?

Люси наблюдает за ней с полуулыбкой:

– Многих это беспокоит.

– Ну, я надеюсь, что Рави удастся вернуть свою любимую картину.

– Похоже, ты действительно сочувствуешь людям, – кивает Люси. – И вовсе не потому, что беспокоишься о деньгах. Это хорошо. Моя работа – не предел мечты для тебя. Колин показал мне твои зонтики. Любой человек, хоть немного понимающий в искусстве, скажет, что у тебя талант.

Джейн пронзает острое ощущение счастья, да так, что она словно прирастает к полу.

У Люси звонит телефон.

– Папа, – говорит она и удаляется, чтобы ответить.

Джейн возвращается к себе, все еще сияя от услышанного. Тут ее взгляд падает на синий зонтик, над которым она работала.

Внезапно она понимает, на что похожа эта неровно прокрашенная ткань. Это пятнышко в глазу тети Магнолии, голубое на фоне карей радужки. Мутноватая звездочка, лучи которой напоминали спицы сломанного зонтика.

Джейн хочет сделать зонтик, который выглядел бы сломанным, но на самом деле работал. Неравномерно окрашенный, пятнистый, как туманное ночное небо, он будет похож на глаз тетушки Магнолии Эта идея греет сердце Джейн, ее руки знают, что делать.

Через некоторое время Рави стучит в дверь, заходит и стоит, пристально глядя на нее.

– Да? – невнятно мычит она с набитым ртом. Джейн пропустила обед и сейчас поглощает орехи и сухофрукты – в одной из ее сумок удачно завалялся пакетик.

– Октавиан запретил мне обыскивать чью-либо частную собственность, – говорит Рави.

Джейн сравнивает ребра зонтика между собой. У этого зонтика все ребра будут разной длины, поэтому навес выйдет не круглым, а неровным, необычной формы.

– Ты можешь осмотреть мои вещи.

– Это именно то, что сказал бы вор, – придирчиво замечает Рави. – Зная, что я все равно этого не сделаю.

– Ну, будь я вором, не стала бы так искушать судьбу.

Рави продолжает смотреть на нее с подозрением, но слова Джейн заставляют его задуматься.

– А я бы, пожалуй, на месте вора так и сделал.

– Не сомневаюсь, – усмехается Джейн. – Тебе нравится играть.

– Это правда, – говорит Рави, одарив Джейн бархатным взглядом. – Поиграешь со мной?

Это настолько неожиданно, что Джейн вспыхивает от смущения и начинает глупо хихикать.

– Нет, Рави, – говорит она. – Нет. И прекращай это.

– Мы с Люси снова расстались. Кажется, я тебе говорил.

– Меня это не касается.

– Ладно. – Он пожимает плечами. – Я всего лишь честно говорю о том, что мне нравится.

«Я всего лишь Рави», – переводит про себя Джейн.

– Я продолжаю представлять Айви, – вдруг говорит он.

– Что? – Джейн изумлена.

– Когда-то она вставала перед Бранкузи, прыгала и пела песню о тунце. Ей было три года.

– О! – восклицает Джейн. – Какая прелесть!

– Я помню ее с косичками и в маленьких сандаликах.

Джейн тоже может это представить, только в ее воображении трехлетняя девочка пахнет жасмином и хлоркой, а на шее у нее висит огромный фотоаппарат. Это ужасно комично. Однако она не может представить себе рыбу.

– Колин говорит, это абстрактная рыба.

– Так это самое прикольное! – объясняет Рави. – Это рыба глазами человека. У нее нет ни чешуи, ни плавников. Это просто продолговатый кусок мрамора. Но в нем так чувствуется движение!

Рави с энтузиазмом делает волнообразные движения рукой, лавируя между зонтиками.

– Под определенным углом она практически исчезает, как живая рыба скрывается в толще воды. Скульптура идеально передает то, какой мы видим рыбу в воде, еще не понимая, что это именно рыба. Только Бранкузи удалось изобразить ее таким оригинальным образом. Наверное, именно поэтому он выполнил скульптуру на зеркальной основе – чтобы лучше передать движение и мелькание.

– Мне жаль, что она пропала, – говорит Джейн. Сейчас ей очень хочется увидеть скульптуру своими глазами. – Сколько она стоит?

– Мне все равно, – отвечает Рави. – Дело же не в этом.

Джейн кажется, что он вовсе не красуется перед ней, а говорит абсолютно искренне. И уж конечно, может себе позволить не думать о цене. Все равно это мило.

– Я понимаю, – соглашается Джейн. – Но это будет иметь значение для следствия. И это точно важно вору.

– Да, – Рави устало потирает глаза, – Люси должна будет это выяснить. Она собирается отыскать нашу рыбу и нашего Вермеера, и, когда она найдет их, я расскажу об этом всему миру. Пусть реабилитируется после истории с упущенным Рубенсом.

– Мило с твоей стороны говорить о своей потере в таком ключе – как о возможности реабилитировать Люси.

– А я вообще славный парень, – печально говорит Рави. Затем поднимает закрытый зонтик, стоявший в углу. Этот зонтик не из тех, о которых Джейн много думала в последнее время. Одно из самых простых и скромных ее творений, его сектора разных оттенков желтого, а стержень и ручка – из лакированного красного дерева.

Рави аккуратно, двумя пальцами поглаживает наконечник с выемкой, пружину на ручке. Кажется, он ценит потраченные Джейн усилия, поэтому крайне осторожен.

– Можно я его открою? – спрашивает он.

Единственным человеком, который спрашивал разрешения, прежде чем открыть ее зонтик, была тетя Магнолия.

– Конечно. – От волнения Джейн на мгновение забывает дышать. Это действительно один из самых скромных ее зонтов.

Когда Рави его открывает, Джейн испытывает приступ гордости.

– Элегантно, – говорит Рави. – Ты определенно талантлива.

– Спасибо, – с трудом выдавливает из себя Джейн.

– Для подростка, – добавил он с дерзкой ухмылкой.

– Ты и сам не так давно был подростком.

– Это да. Глядя на этот зонтик, я думаю о Киран. Ей бы подошли пастельные тона. Продашь?

– Ты серьезно?

– Конечно.

Джейн открывает рот, чтобы сказать, что Рави может забирать его даром. Но ей на ум внезапно приходят слова Колина о том, что богатые люди любят тратить деньги.

– Тысяча долларов, – брякает она, повинуясь внезапной прихоти.

– Идет, – невозмутимо кивает Рави. – Я выпишу чек позже?

– Рави. – Джейн потрясена. – Я же пошутила!

– А я нет. Оставлю его здесь, пока не заплачу́.

– Ты можешь забрать его! Я верю, что ты не вор.

– Это уже что-то. – Он ослепительно улыбается.

– Что ты не украдешь зонтик, – добавляет Джейн, делая акцент на последнем слове.

– Приятно узнать, что я есть в твоем списке подозреваемых, – говорит он. – Кстати, в моем тебя нет. Я бы даже не узнал о подделке, если бы ты не проговорилась о подозрениях миссис Вандерс.

– Думаю, это правда, – говорит Джейн, встревоженная собственной ролью в этой истории.

– Я знаю людей, готовых отдать за такой зонтик тысячи. Ты не думала о сотрудничестве с дилером? Я могу показать какие-нибудь из них Бакли.

– Колин уже тебя опередил, – говорит Джейн. – И я думаю, что вы оба сошли с ума.

– Чертов Колин. – Рави веселится. – Он возьмет кредит и комиссию.

– Уверена, ты переживешь без этих десяти долларов. Ты говоришь – тысячи, а Колин сказал – сотни.

Рави трясет головой:

– Бакли оценит их дороже. Не все, но некоторые точно. И он захочет посмотреть твои следующие работы.

Он уходит с желтым зонтиком под мышкой.

За ужином Колин оказывается единственным, кто не прочь поболтать. Рави вообще не явился. Фиби сидит, хмуро уткнувшись в тарелку. Люси периодически отрывает глаза от телефона, делая вид, что следит за разговором. Киран выглядит усталой и вздрагивает от каждого слова Колина, будто слушать его – невыносимый труд. Смотреть на все это тяжело, тем не менее Джейн надеется, что Колин продолжит, потому что он задает именно те вопросы, на которые Джейн хотела бы получить ответы.

– Что-нибудь из этого застраховано? – спрашивает он у сидящих за столом.

Молчание нарушает Киран:

– Нет.

– А почему? – Джейн удивлена, она не в силах понять, как такие ценные произведения искусства могли оказаться незастрахованными.

Люси вступает в разговор с отсутствующим видом, не отрываясь от телефона. Ей явно скучно.

– Застраховать такой экспонат, как полотно Вермеера, стоит неимоверно дорого.

– До сих пор ни на одно произведение никто не покушался, – говорит Киран. – Октавиан доверяет людям. Я никогда этого не понимала.

Она печально вздыхает.

– Ну, по крайней мере, это исключает Октавиана из числа подозреваемых, – говорит Колин. – Он получил бы больше, продав их, а не украв.

Киран мгновенно вскидывается:

– Никто из моей семьи не воровал эти чертовы картины и статуи! – резко заявляет она.

– Но, милая, – удивляется ее вспышке Колин, – я ведь только что сказал, что он этого не делал.

– Может, ты считаешь, что это сделала я? – нападает на него Киран. – Или мой брат, или мать, или мачеха?

– Дорогая, – продолжает он нарочито спокойным голосом, от которого ее поза становится еще более напряженной, – но ведь кто-то сделал это. Вот мы и пытаемся выяснить методом исключения.

– Да, – говорит Киран. – Мне не двенадцать лет, и я прекрасно понимаю, как это работает. Но поскольку, как ты отметил, кто-то это сделал, давай не будем обсуждать такие вопросы за ужином. Невозможно перебирать подозреваемых, не коснувшись кого-то из сидящих с тобой за одним столом.

Слова Киран заставляют Фиби нахмуриться. А Джейн стало интересно, не подозревает ли Киран Патрика. Вдруг она поэтому такая грустная?

– Тебе станет легче, если я буду говорить более обобщенно? – Колин выбирает самый участливый тон, и это начинает действовать Джейн на нервы. – Ты много знаешь о Вермеере? – обращается он к Джейн, которая буквально огорошена таким вопросом. – Знаешь ли ты, что в мире от силы полсотни его работ? Еще одну украли из Бостонского музея в тысяча девятьсот девяностом году, ее так и не нашли. Вероятно, до сих пор как залог передают друг дружке наркоторговцы, за семь или восемь процентов от рыночной стоимости. Обычная ставка для большинства украденных картин.

– Колин, – обрывает его Люси, на миг оторвавшись от телефона. – Мы не хотим об этом говорить. Просто заткнись.

И тут в приемный зал врывается Рави.

– Люси, Колин! – с ходу налетел он. – Я хочу еще раз взглянуть на подделку. И хочу, чтобы вы тоже на нее посмотрели и сказали все, что думаете по поводу фальсификатора.

– Прямо сейчас? – спрашивает Люси, не поднимая глаз. Ее пальцы яростно колотят по телефону. – Я ем.

– Прямо сейчас, – отвечает Рави.

– Я подойду позже.

– Люси, на самом деле ты не ешь, – говорит брат Киран. – И это очень заметно.

– Рави…

Его голос меняется, теперь он говорит тихо и с отчаянием:

– Люси, пожалуйста.

Она наконец поднимает взгляд и смотрит на Рави. Затем с резким вздохом отодвигается от стола. Колин, который за всем этим наблюдает, снова заботливо и монотонно бубнит:

– Киран, не возражаешь, если я пойду с Рави?

– Нет, все в порядке. Ты должен помочь.

Джейн с облегчением смотрит, как он уходит. Минутой позже Фиби заканчивает трапезу и откланивается. Джейн остается наедине с Киран, которая тыкает вилкой в стручок фасоли, а затем нанизывает следом еще один.

– Киран? – заговорила Джейн и осеклась, когда та вздрогнула. Она догадалась: девушка не хочет, чтобы сейчас кто-либо спрашивал, все ли с ней в порядке. – Я могу чем-нибудь помочь? Со всей этой историей?

Киран закашлялась от смеха, затем поддела вилкой очередной стручок.

– На самом деле ничего смешного. Это ужасно. Во всяком случае, Рави очень страдает, а мне больно на него смотреть. И мне жутко думать о том, кто же мог это сделать. – Она быстро покачала головой, словно отряхиваясь, и продолжила: – Рави подарил мне твой желтый зонтик. – Киран решает сменить тему. – Он потрясающий. Спасибо тебе. Надеюсь, ты содрала с него кучу денег.

– Так и сделала. – Джейн удивлена, что Киран помнит о ее финансовых трудностях. Ведь у нее самой никогда не было таких проблем.

– Этот зонтик действительно особенный, – говорит Киран. – Я бы хотела посмотреть на остальные.

– Буду рада, – соглашается Джейн. «В любое время» – имеет она в виду. Ведь Киран – не такая, как все. Она осторожная и наверняка отнесется к ее работам с уважением. Она понимала тетю Магнолию, значит поймет и зонтики.

– Хочешь построить на этом бизнес? – спрашивает Киран. – Рави мог бы тебе помочь.

– Колин уже взял несколько, чтобы показать своему дяде.

Киран доедает фасоль и начинает разглядывать вилку.

– Не знаю, почему я с ним встречаюсь, – вдруг говорит она.

Джейн не раз задавала себе этот вопрос, но теперь не знает, как реагировать.

– Я имею в виду, – продолжает Киран, – он кажется хорошим человеком и все такое. Так ведь?

– Эмм… – мямлит Джейн. – Бо́льшую часть времени.

– Рави он нравится.

– А тебе?

– Мне нравится с ним трахаться.

– Правда? – вырывается у Джейн. Она понимает, как это звучит со стороны, и краснеет.

Киран смеется:

– По нему не скажешь, да? На самом деле он стремится быть экспертом во всех областях.

Однажды на вечеринке Джейн поцеловалась с мальчиком из школы, еще как-то раз в общежитии – с девушкой, которая была изрядно пьяна. И да, она думает о сексе. Но дальше мыслей пока не заходила.

– Кажется, он должен мне нравиться, – задумчиво говорит Киран.

– Тетя Магнолия всегда говорила мне: не думай, будто ты кому-то что-то должна, – вспоминает Джейн, и Киран сперва удивленно смотрит на нее, а потом хихикает.

– Нет, правда, – продолжает Киран со странным, упрямо-задумчивым выражением лица. – Он ведь должен мне нравиться. Когда он говорит что-то смешное, я должна смеяться. Наши разговоры должны быть мне интересны. Он умен, образован и ни разу не сделал ничего объективно плохого. И все равно я не могу рядом с ним просто расслабиться. Не знаю, в нем тут дело или я вообще не способна расслабиться, ни с кем и никогда.

Киран быстро моргает и отворачивается.

– О, Киран.

– Это полный отстой. Знала бы ты, как меня выматывают попытки в этом разобраться.

– К Патрику это тоже имеет отношение? – спрашивает Джейн.

Киран безнадежно вздыхает:

– Нет, Патрик здесь ни при чем. Колин – тот хоть понятен, как открытая книга.

– Ну, – говорит Джейн, чувствуя себя совершенно бесполезной, – хотела бы я знать, чем тебе помочь. Мой жизненный опыт невелик. По большому счету я знаю только, как бросить колледж и как делать зонтики.

Киран уголком губ обозначила улыбку:

– А что бы мне сказала твоя тетя?

Джейн делает осторожный вдох:

– Скорее всего, она посоветовала бы тебе дышать, как медуза.

– Разве медузы дышат?

– Я имею в виду, представить, что твои легкие движутся, как медуза, – говорит Джейн. – Дыши медленно и глубоко, животом, ощущая каждый вдох.

– Хорошо, – говорит Киран, сосредотачиваясь на следующем вздохе. – И это решит мои проблемы?

Теперь уже улыбается Джейн:

– Конечно, если твои проблемы связаны с дыханием.

– Тетя Магнолия была мудрой женщиной.

– Да, – думает Джейн. «Была».

Этой ночью комнаты кажутся Джейн темными, словно пещера, потолок – чересчур высоким, а воздух – слишком холодным. Гостиную заполняет тьма. Джейн работает, водя руками по каркасу зонтика и стараясь быть терпеливой ко всем вопросам, на которые пока нет ответа.

При изготовлении зонтика наступает этап, когда он гораздо больше, чем его стержень и восемь ребер. Когда Джейн открывает и закрывает зонт, тот напоминает движущуюся медузу, сделанную из прутьев, – эдакое подводное существо в самом жутком в мире океане. Поскольку ребра у этого зонтика разной длины, медуза выходит необычной формы, асимметричная. Пока трудно понять, добьется ли она того результата, на который рассчитывает. Ей придется немного подождать, чтобы это проверить. Джейн кажется, что этот зонтик станет чем-то вроде секрета. Когда другие люди будут на него смотреть, они увидят что-то непонятное, похожее на сломанный зонтик. И только Джейн будет знать, что на самом деле это голубое пятнышко на радужной оболочке тети Магнолии.

В очередной раз стонущий Дом будит ее до рассвета, на этот раз шум вырвал ее из сна, где Айви воровала рыбу. Сон превращается в голос – голос Дома, с завывающими стенами и скрипящими окнами, которые велят ей выглянуть наружу, и, еще не проснувшись до конца, Джейн выпрыгивает из кровати и прижимается к стеклу в гостиной. Ночь ясна, луна только поднимается, сад похож на черное кружево. Рядом приковылявший из спальни Джаспер прижимает к стеклу нос.

За садом происходит какое-то движение. Темная фигура. Нет – две темные фигуры. Одна включает фонарик. Свет падает на другую лишь мельком, этого недостаточно, чтобы разглядеть детали. Однако Джейн успевает заметить плоский прямоугольный пакет в ее руке. Парочка пересекает газон и скрывается за деревьями. «Патрик и Айви», – думает Джейн. Она уверена в этом, хотя и не способна объяснить. Сердце начинает колотиться где-то в горле.

– Джаспер? – окликает она.

В ответ пес чихает.

– Что нам делать?

Джаспер ставит лапу на ногу Джейн. Она не знает, как понимать этот жест. Он пытается удержать ее на месте или выражает готовность следовать за ней в поисках приключений?

А может, это просто собака, говорит себе Джейн, которая не понимает человеческого языка и которой просто нравится топтаться по твоей ноге.

– Хорошо, Джаспер, – говорит Джейн. – Думаю, нам нужен фонарик. Союзник тоже не помешает.

Натянув толстовку, носки и обув большие черные ботинки, Джейн смотрит на часы – еще нет и четверти шестого – и выходит в коридор. Секунду поразмыслив, стучится в дверь Рави. Джаспер прислоняется к ее лодыжкам. Ответа нет, она стучит сильнее – и снова безрезультатно. Понимая риск обнаружить Рави занимающимся любовью, она врывается внутрь. Наверняка он поступил бы на ее месте так же, у нее слишком мало времени, чтобы тратить его зря.

Роскошная кровать Рави пуста.

Интересненько.

Она пытается вспомнить, как выглядели скрывшиеся в лесу фигуры, и понять, могла ли одна из них принадлежать Рави, но это бесполезно: ей слишком мало удалось разглядеть.

– Жаль, что я не знаю, в какой комнате живет Люси, – говорит она Джасперу. – Я бы хотела…

Они проходят мимо Капитана Полярные Штаны.

– Я бы хотела знать, кому можно доверять.

Где бы найти фонарик? На кухне? У слуг? Внезапно Джейн вспоминает два крупных мощных фонаря, лежащих у Айви на компьютерном столе. Если Айви сейчас в лесу, Джейн ничто не мешает зайти в ее комнату и «одолжить» один из них. А если выяснится, что Айви у себя…

Джейн направляется в обитель слуг. Когда они с Джаспером огибают внутренний дворик, она слышит музыку. «Битлз» в это время суток звучит странно.

В крыле прислуги Джейн начинает терять самообладание. Если Айви в своей в комнате, то появление Джейн в шестом часу утра станет для нее неожиданностью. К тому же в последнее время Айви была с ней не особо дружелюбна. Она останавливается у двери.

– Джаспер, – шепчет она. – Что мне делать?

Джаспер смотрит на нее равнодушным взглядом. Чего еще ждать от собаки. Глубоко вздохнув, Джейн стучит.

После короткой паузы дверь распахивается, из-за нее выглядывает настороженное лицо Айви. Ее очки на месте. В комнате работает один из компьютеров: вентиляторы жужжат и мигают, как маленький космический корабль в темноте.

– Что тебе? – с тревогой спрашивает Айви, силясь разглядеть что-то у Джейн за спиной. – Зачем пришла?

На ней все те же черные легинсы и грязно-синий свитер. Темные волосы не собраны и спадают с плеч до середины спины. Кажется, она совсем не рада гостям – Джейн ощущает острый укол обиды.

– Мне нужен фонарик, – говорит Джейн.

– Зачем?

– Просто дай мне его.