Глава 37

Прежде чем Кэтрин отошла от своей машины, она попыталась определить источник тускло-медного уличного освещения в деревне Магбар-Вуд. Свет, казалось, исходил изнутри домов, теперь больше напоминающих силуэты и стоящих на двух улицах, из которых и состоял поселок — будто где-то там, за ситцевыми занавесками и пыльными стеклами, горели тусклые лампы. Собравшиеся на смотр превратились в собрание теней, метавшихся туда-сюда в суматохе, но не было слышно ни шума толпы, ни просто даже отдельных голосов. И откуда они здесь только взялись? Не могли же то быть здешние — все дома в деревне стояли заброшенными! Если нашлись те, кто приехал сегодня откуда-то еще единственно с целью почтить память М. Г. Мэйсона, то это самые настоящие безумцы, посвященные якобы в тайную традицию фанатики.

Узкую дорогу, ведущую в деревню, преградил полосатый металлический столб. Дальше на машине было не проехать — Кэтрин здесь будто бы ждали. Чему, впрочем, удивляться — даже туфли у нее украли. Ни Мод, ни Эдит не настроены были отпускать ее просто так.

Острые камешки впивались в босые пятки и заставляли ее то и дело оступаться. Теперь Кэтрин понимала, что шансов добраться до ближайшей трассы практически нет — она едва ли видела собственные ноги, не говоря уже о каких-либо дорожных знаках.

Безоблачная темная подложка небес была испещрена серебристой шрапнелью звезд, и, взглянув вверх, Кэтрин на миг почувствовала себя повисшей в какой-то пустоте — быть может, высоко в горах, на вершине, открытой всем ветрам. Похожее небо она когда-то видела на севере Испании. Незнакомое и безграничное настолько, что немного страшно. И еще — напоминающее о собственной ничтожности и беспомощности. Ведь наверху одни только вакуум, мрак и неизвестность на многие-многие парсеки.

Как и в ту первую ночь в спальне Красного Дома, Кэтрин отвела взгляд от небес, от греха подальше. Она уселась подле машины, нервно наблюдая издалека за деревней. Ледяные щупальца ветра забирались ей под тонкое белое платье. Лихорадочно пытаясь придумать план побега, она то и дело содрогалась. Именно это ей оставалось — побег. Иначе начавшийся в гостевом доме в Грин-Уиллоу кукольный кошмар никогда не закончится.

Не имея другой альтернативы, Кэтрин обогнула столб и пошла в деревню.

Вскоре впереди замаячили большие шляпы на головах неизвестных. Людей было не так уж много. Гости застывали на некоторое время в квадратах света от окон домов — и затем возобновляли движение. Было в их движениях нечто жеманно-танцевальное — и, быть может, всему виной были лишь ночная тьма и нервное напряжение, но Кэтрин казалось, что рост идущих как-то подозрительно мал для взрослых. Неужели — дети? Шаловливые ребятишки, выбежавшие из домов поиграть на свежем воздухе…

Кэтрин шла, проклиная свое слишком выделяющееся белое одеяние. Замирая у окон, гости явно рассматривали ее. Где Эдит, Мод, Майк, Тара — все те, кого можно считать уже изведанной напастью? Желание выбраться отсюда было сильным, но Майка все-таки нужно было найти и предупредить, на случай, если все жуткие подозрения о наследии Мэйсонов и похищении детей не беспочвенны. А вот Тара пусть горит в аду.

Интересно, сможет ли она преодолеть боль и гнев при встрече с ним? Придется. Майк ведь прибыл сюда на машине. На машине Тары, так как у него прав не было. Чтобы отсюда выбраться, ей придется найти Майка и ту тварь, что приволоклась за ним. Машина Тары наверняка припаркована на той дороге, что подпирала Магбар-Вуд с другого конца главной деревенской улицы.

Кэтрин напомнила себе, что физической угрозы от Мод и Эдит никакой — коварные старухи подпоили ее, но на большее способны явно не были. Но кто знает, вдруг у них были союзники?

Знать бы наверняка. Ей вспомнился худощавый пчеловод, помахавший рукой из сада, когда она стояла у окна. Вдруг чьи-то дети до сих пор прислуживают им?

Следовало отъехать отсюда на порядочное расстояние, поймать сносный телефонный сигнал и позвонить в полицию. И пусть ей поначалу не поверят, пусть история ее будет казаться такой же абсурдной, каковым казался ей весь Красный Дом. Что бы ни случилось в особняке в прошлом, теперь дело за властями.

Минуя очередную группку людей, идущих на смотр, Кэтрин нервно улыбнулась двум пожилым — в этом она была уверена — людям. Конечно, дети не шатались бы здесь безо всякого присмотра в столь поздний час. Гости казались ей маленькими, но они были дряхлыми и иссушенными временем стариками… Хотя две словно подпрыгивающие фигуры, шедшие мимо горящего по левую руку от Кэтрин окна в ногу с ней, внушали некое беспокойство. Что-то в их повадках было звериное, эти особенности не в силах был скрыть даже сумрак. Улыбка, обращенная к ним, вышла неискренней, вымученной — так улыбаешься, заслышав неудачный каламбур.

На перекрестке Кэтрин взглянула на силуэты церкви и пристройки. Дома дальней гряды она не различала — да и те, что были ближе к ней, заявляли о себе лишь проблесками грязно-белой кладки да медовым свечением из-за покрывшихся известью сеток на окнах. В дверных проемах царила темнота.

Две женщины, пошатываясь, прошли мимо нее — их лица были сокрыты не то вуалями, не то масками. Может, грим? Кожа не могла быть настолько бледной без каких-либо прикрас.

Сама того не осознав, Кэтрин очутилась в центре толпы — и почувствовала себя зверем, над которым кружатся прекрасно осведомленные о его серьезной ране стервятники. Конечно, от этих сутулых стариков большого вреда не жди… Но все-таки, что их сюда привлекло? Чем был вызван тот призрак ажиотажа, что прошел по их безмолвным рядам? Ведь никаких типичных атрибутов карнавала — палаток с сувенирами, угощений на вынос — здесь не было. Как и Майка, которого она продолжала безутешно высматривать впереди. Стальные острия тросточек постукивали по земле, толпа ускорялась, будто не желая пропустить что-то впереди, некое зрелище или уличное действо. Когда она остановилась, потрясенно озираясь, трое гостей за ее спиной тоже встали — и, вне всяких сомнений, о чем-то зашептались. Поняв, что ждать ее придется, возможно, долго, они попросту обогнули Кэтрин, сверкнув в сиянии окна высокими воротниками и плиссированными юбками в пол, итонскими фраками с «ласточкиными хвостами» и короткими вязаными накидками… Нарядами, что вышли из моды сто лет назад.

Их узорчатые вуали скрывали не лица, а маски, или белые пятна сценического грима. Их окутывал густой запах лаванды — запах, не способный перебить камфору и затхлый дух одежды, вечность провалявшейся в сыром подвале.

— Эй! — окликнула Кэтрин идущих. — Постойте! Я ищу…

Ее проигнорировали. Кто-то позади тихо хихикнул.

В конце улицы замаячил еще один полосатый столб, блокирующий подходы к деревне. Кэтрин захотелось закричать во всю мощь легких. За этой наспех устроенной оградой царила тьма, не прореженная ни деревьями, ни живой изгородью, ни видом посеребренных луной полей. Мир будто уперся в великое Ничто, достиг самого края. Если там, за столбом, и была машина, привезшая Майка и Тару в Магбар-Вуд, ее попросту не было видно.

Ее внимание переключилось на скопище безмолвных фигур, прижавшихся друг к другу в относительно ярких лучах света из самого последнего окна на улице. Их было не так уж и много. Пожилой мужчина в самом центре группы выплясывал на узкой полоске тротуара — его руки периодически взмывали над кромками шляп зрителей. Танец, исполняемый им, либо давным-давно вышел из моды, либо и вовсе был придуман где-то здесь, в округе, да так ее никогда и не покинул. На голове старика болтался из стороны в сторону черный парик. В прорехе между смоляными кудрями лицо было белым-бело — штукатурка так и осыпалась хлопьями со лба и щек. Накладные ресницы придавали облику старца что-то от потасканного и побитого временем трансвестита — избыточно пышные и напрочь неестественные. На шее танцора красовалось жабо, а глаза — нарисованные, не настоящие — жизнерадостно взирали с закрытых дряблых век. Напомаженная улыбка довершала фарс. Лакированные туфли выстукивали дробный чечеточный ритм на тротуаре.

Увидев больше, чем хотелось бы, Кэтрин решила вернуться к машине. Она засядет там и станет сигналить — Майк ее точно услышит, а если звук возмутит чокнутых, что стоят за этим безумным парадом, — что ж, так даже лучше, пусть убирают свои чертовы ограждения, если хотят спокойного праздника. Да и в салоне она будет чувствовать себя в безопасности.

Ее смелый порыв был загублен внезапным электрическим треском и шипением из соседнего переулка. Помехи сопровождались медным стоном, похожим на скрежет, с каковым железный корпус корабля мог бы тереться о скалистую мель.

Кэтрин сжала уши. Музыка, записанная, надо думать, в ту эпоху, когда само понятие звукозаписи было в новинку, грянула на фальшивых оборотах сквозь допотопные динамики. Диссонирующий металлический звон фанфар выдал в мелодии «Зеленые рукава» музыку для фургончика старинного мороженщика.

Толпа кругом замерла, как ей показалось, н благоговейном страхе, прежде чем вновь двинуться через перекресток. Музыка явно служила для собравшихся на смотр неким знаком, сигналом к чему-то… Вот только к чему?

— Кто-нибудь может объяснить мне, что происходит? — почти плача окликнула Кэтрин человека, спешащего мимо нее на целых двух тросточках. Ей показалось, что за сеткой-вуалью, ниспадавшей с передка шляпной тульи, промелькнула улыбка… Одна лишь улыбка. Слов ее не удостоили. Парочка миниатюрных мужчин, прижатых чуть ли не к самой земле грузом лет, тоже проковыляла мимо.

— Сэр! Постойте. Можете… — Кэтрин протянула руку и схватила одного из них за плечо. И быстро отпустила. Не только потому, что рука оказалась тонюсенькой, как деревянная флейта под драпировкой из черной ткани, но и из-за того, что человечек вскрикнул и упал.

— Простите! — выпалила Кэтрин, краснея. — Я не рассчитала. Позвольте…

Старичок поднялся на ноги — ему помог мужчина в сюртуке с тремя пуговицами и еще кто-то неопределенного пола, укутанный в твид с головы до пят. Руки в перчатках выловили упавшего из мрака неосвещенной дороги, в коем он почти что целиком потонул.

— Мне так жаль, — пробормотала Кэтрин, отступая назад, к толпе. То ли ей это показалось, то ли свет окон тускнел, стирая ориентиры, ведущие назад, к автомобилю. А ведь пройти было всего ничего! Возможно, остаточный эффект той дряни, что подсунула ей под видом настойки Мод, все еще сказывался — потому как несколько кошмарных мгновений Кэтрин была абсолютно уверена, что шагает в самом сердце небытия. Ночь не имела ни конца ни края, и ей хотелось просто упасть, прильнуть к земле, да так и лежать — покуда шелест старых одежд, волнами окутывающий ее со всех сторон, не прекратится. Только когда остатки разношерстной орды поредели и даже самые немощные обогнули шатко-валко то препятствие, что Кэтрин для них представляла, откуда-то пролился новый свет цвета виски, и она снова смогла двигаться без страха провалиться в эту неизбывную пустоту.

И вновь мир вокруг нее стал несущественным, нереальным. Микстура Мод каким-то образом хорошо сочеталась с холодом, с темнотой, с ее нервами, антиквариатом и чучелами. Все это слагалось в один большой адский механизм, предназначенный дезориентировать ее. И когда же, интересно, она сможет увидеть вещи такими, какие они на самом деле?

Нужно успокоиться. Устоять на ногах. Держаться подальше от ковыляющих мимо лилипутов. Покинуть Магбар-Вуд, пока не началась истерика.

Добравшись до места, где сливались воедино две полосы, она увидела, что двери заброшенной церкви были открыты. Густой хрип ярмарочной шарманки бился о каменные стены часовни и вырывался наружу вместе с тусклым красным светом.

Перед закрытыми воротами церковного двора к свечению присоединился румяный свет от дверей пристройки — как будто ныне то было сердце действа. Кэтрин направилась к своей машине.

Чья-то рука вцепилась ей в локоть.

— Такое по телевизору не увидишь, правда?

Кэтрин взвизгнула.

Майк.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — она сказала это, не успев даже обернуться. Майк! Ей захотелось зарыдать и упасть ему на руки.

Он отпустил ее и отошел на шажок. Улыбка стерлась с его губ, ушла из глаз. Он упер взгляд куда-то себе под ноги, явно смущенный.

— Леонард позвонил мне. Сказал, что ты будешь здесь и что тебе нужна помощь. Я увезу гебя отсюда.

— Леонард?

— Прости, Кэт. Мне очень жаль. Tы даже не представляешь насколько. Слушай… Давай просто забудем о том, что было. Нам нужно отсюда убираться. Здесь неподалеку машина Тары… Господи, у тебя из носа кровь идет!

— Да наплевать! Машина Тары, значит? Как ты мог? Как ты можешь быть с этой…

— Прости меня! Мне очень жаль!

— Да иди ты в жопу!

— Послушай, когда ты рассказала мне о той девушке, с которой поссорилась в Лондоне, я ответил на ее сообщения только потому, что… Ну, хотел с ней поговорить. О том, что между вами произошло. Пока мы не… углубились. Она начала первая.

— Это что, оправдание такое?

— Мне жаль, Кэт. Tы была права. Она плохой человек. Использовала меня! Теперь я и сам вижу. Я тот еще дурак, неисправимый. Не знаю, о чем я только думал.

— Я прекрасно знаю о чем!

— Между нами не было ничего хорошего, Кэт. Я не знал, что делать… черт! — что было в его глазах — боль из-за предательства Тары или раскаяние о разрыве с Кэтрин?

— Ты спал с этой мразью! С этой… кобылой!

— Послушай, я…

Второй раз в жизни она ударила кого-то по лицу. В этот раз — не кулаком, а раскрытой ладонью.

Кэтрин отвернулась к церкви, будто та могла дать хоть какую-то надежду на спасение. Перед глазами плыло, но ей казалось, что прибывающие гости остановились посреди дороги и молча наблюдали за ее конфронтацией с бывшим на самой границе деревни.

— Кэт, здесь что-то не так. Я серьезно.

Она резко развернулась на каблуках — так, что он вздрогнул:

— Разумеется, здесь что-то не так, идиот! Thi даже половины всего того дерьма, что тут творится, не знаешь!

— Кэт, ты вправе меня ненавидеть. Я не жду, что ты простишь меня, что захочешь о чем-то со мной говорить даже. Но прошу тебя — пойдем со мной, хорошо?

— Где машина этой твари?

— В переулке, за тем столбом. Но я не могу ее саму найти. Она пропала.

— Пропала? Это как?

— Мы с ней разделились. У той церкви. Она зашла внутрь. А я… я не захотел. И сейчас не хочу. Что-то не нравится мне все это. Она так и не вернулась, и я не знаю, где она сейчас. Ключи от машины у нее. Придется ее разыскать и потом убраться отсюда.

— Она все еще там?

— Я не знаю. Да, наверное, но… Не знаю. Там, у церкви, я увидел кое-что очень странное. Ужасное. Что это за место? Леонард дал мне карту…

— И все равно ты приволок ее сюда. Сначала бросил меня ради этой суки, потом — привел сюда! Tы что, думал о ее карьере? Она-то наверняка думала!

— Что мне оставалось? Знаю, мне не стоило ничего говорить о том особняке. Черт, да все я прекрасно понимаю! Но я сказал ей раньше, чем узнал, на что она рассчитывает. Было уже слишком поздно. Она захотела увидеть дом, антиквариат и все остальное. Тот тип, Мэйсон — она знала о его чучелах.

— Ты глупый ублюдок.

Майк схватил ее за руку:

— Она бы все равно пришла сюда! Она уже искала этот дом, с тех пор как я рассказал ей про чучела животных. Но она не могла найти деревню. Я до сих пор понятия не имею, как сегодня нам удалось сюда попасть. Все это вышло как-то случайно! Но мне нужно было, чтобы она отвезла меня.

Когда Леонард сказал, что у тебя проблемы, у меня не осталось выбора. У меня нет денег на такси из Вустера. Я сказал ей, что хочу найти тебя, сказал, что ты мне действительно небезразлична.

— Лжец!

— Все очень сложно, Кэт!

— Таре было все равно! Она просто хотела попасть сюда и увидеть дом. Она какая-то чокнутая! Даже после всего того, что она с нами сделала, ее не волновала возможность снова столкнуться с тобой — ей просто хотелось увидеть дом! — Майк сжал кулаки, будто собираясь стукнуть себя самого. — Вот черт! Черт, черт, черт!

Кэтрин глянула на церковь. «Зеленые рукава» становились все громче. Сами звезды на небе кружились в такт адской мелодии, или так ее измученному рассудку казалось.

— Эта дрянь там? — она содрогнулась, грудь будто пронзило холодное копье. Эта ночь подводила черту под тем, что началось еще в школе. Ну конечно! Вот вам и финальное шоу. К черту терапию. Что может противопоставить самой Судьбе какой-то там психолог? Она с самого начала была права. Знала ведь. Несмотря на все заверения в обратном, она знала, что по трагической спирали жизни ее влечет неведомая сила, противиться которой тщетно. Все, что она могла — терпеть и страдать. Ну и по возможности мстить врагам, чтобы собственное падение не выглядело в конце абсолютно лишенным справедливости актом.

Голос Майка вывел ее из дум:

— …там идет какая-то служба. Они поют. Собрались вокруг стеклянного гроба, или чего-го вроде гроба, не знаю. Чертовски зловеще. Я ушел, но Тара осталась ждать ту старуху, которую мы встретили в доме, божий одуванчик в инвалидном кресле. Ей хотелось осмотреть особняк.

— Хозяйку зовут Эдит.

— Да, Эдит. Тара хотела договориться с ней о съемках фильма. Эдит сказала, что будет здесь, с тобой. Но мы так и не нашли ее, и Тара до сих пор не вышла из церкви. Это все так неправильно. Господи, что за жуткое место. Давай просто уйдем.

— А как же ключи? Ключи от машины! Нужно ее найти!

— Не ходи туда. Я… я не смогу. Там похороны… женщина в гробу…

— Какая женщина, что ты несешь?

— Не знаю, она была в том гробу из стекла! Там везде какой-то красный свет! Я смотрел из-за двери. Потом все погасло и двери закрылись. Тара осталась внутри. Какого черта они делают в темноте?

— О, Боже. — Кэтрин зашагала к церкви. Она достанет ключи, если надо — с мертвого тела снимет. Что до всяких женщин в стеклянных гробах — почти наверняка очередной фетиш Мэйсона. Этим ее уже не смутишь и не удивишь.

— Не уходи!

— А как же ключи от машины, придурок!

Майк закусил губу. Она никогда не видела в его глазах настолько дикий страх.

— Черт с ними, ключами! Пойдем к трассе! Я не собираюсь туда возвращаться. Пойдем!

— У меня даже обуви нет! Как я пойду пешком?

— Черт! Слушай, если мы разделимся, я буду ждать тебя. У машины, хорошо? Она стоит в том переулке, у столба. Я не оставлю тебя здесь. Здесь все неправильно. Я буду ждать, хорошо? Кэт! Кэт!

— Ты мой герой!

— Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Но тебя я здесь не брошу. Если вы вдвоем вернетесь к тому дому, я поднимусь за вами, хорошо?

Кэтрин и тут не ошиблась. Тара знала обо всем. Ее месть была тщательно продумана. Сначала — увести Майка и разорвать лучшие в жизни Кэтрин отношения. Потом — объявиться в Красном Доме и заработать доверие Эдит. Сорвать оценку и аукцион обещаниями прибыльного контракта с телевидением, дополненного ложью о том, как Кэтрин напортачила в «Сокровищах старины». Эдит была бы в восторге от подобного. Ее одинокое, безумное бытие озарилось бы публичным унижением Кэтрин и перспективами еще больших денег от руководства Тары.

— Я убью ее, — процедила Кэтрин, чувствуя, что вот-вот разрыдается.

Но, странное дело, секунду спустя хватка горечи на ее сердце ослабла.

Даже если где-то в закромах Красного Дома были припрятаны несметные богатства «Титаника», Кэтрин понимала — она скорее умрет, чем еще раз ступит под своды поместья Мэйсона. Пусть туда идет Тара, пусть связывается с чокнутой старухой — милости просим. Скоро нее содержимое особняка станет уликой в грандиозном полицейском расследовании. Вскоре тут все обнесут желтыми лентами — осталось лишь поймать сигнал и сообщить кому следует.

— Кэт, постой! Подожди! — кричал Майк ей вослед.

Кэтрин зажала нос, чтобы остановить усилившееся кровотечение, и ступила на крыльцо церкви. У самого порога она вспомнила про влажные салфетки в сумке, достала одну и вытерла лицо. Зияющий алый проем был прямо перед ней. Шарманка неожиданно умолкла. Никаких тебе больше «Зеленых рукавов».

В нежданно наступившей тишине скрипнула, затворяясь, дверь где-то дальше, по улице.

Кэтрин обернулась. Видимо, Майк, этот жалкий трусливый червяк, решил спрятаться.

Кровавый свет из церкви и пристройки ослабевал, стекая по узкой улочке. Майк уже не стоял там, где она оставила его всего несколько мгновений назад. Никого позади нее не было — ни в переулке, ни где-то еще.

Но мысли о бывшем мигом утратили силу при виде гроба и лежащего внутри тела, величественно дрейфовавшего в клубившемся мареве церковной ризницы на руках толпы в старинных одеждах, бормочущей некую почтительную речь.

Гроб нырнул вниз, дабы пройти под аркой, но снова вознесся, как будто носильщики вдруг встали во весь рост. Он был сделан из стеклянных панелей, скрепленных железными скобами. Майк не соврал ей.

Внутри лежало нечто, напоминающее манекен. Маленькая кукла-женщина в роскошном черном платье. За черной вуалью — лишь белый овал, ничего более не разобрать.

Кэтрин стало дурно при виде этой реликвии, этой святыни местечкового значения. Вот какая судьба постигла Виолетту — и из нее, в итоге, сделали чучело. Но раз она умерла позже Мэйсона, кто так над ней поработал? Да и тело казалось слишком маленьким — вряд ли это она. Неужели что-то еще способно было напутать Кэтрин, повергнуть в столь сильную дрожь страха и возмущения? Она отчаянно пыталась убедить себя, что «мумия» была сделана из папье-маше и обряжена в траурное одеяние. Или это очередной ряженый ребенок?

Некто в черных шелках выскользнул из церкви и замкнул процессию с ужасным грузом. Толпа взволнованно бормотала — слишком низкими голосами, ни слова не разобрать. Все гости смотра слились в одну темную колонну перед входом в пристройку.

Кэтрин бросила взгляд в переулок. Майк сбежал после увиденного. И теперь она его почти что не винила. Понимала, по меньшей мере.

Она отступила от пристройки на шажок-другой. Толпа носильщиков развернулась вместе с гробом, перегораживая переулок по всей ширине, и пошла прямо на нее. Кэтрин снова очутилась в ловушке.

Отбежав прочь по тропинке, она нырнула и пристройку. Больше идти было некуда. И ничто не могло заставить ее остаться снаружи и смотреть на стеклянный саркофаг. Не двигайся она столь проворно, пришлось бы лицезреть покоящееся под прозрачной крышкой тело лицом к лицу.

В пристройке несколькими рядами стояли складные деревянные стулья почтенного возраста, будто бы даже старше мебели в Красном Доме. Одним-единственным источником света здесь выступала тусклая сценическая иллюминация. Помутневшие цветные фонарики освещали занавешенные подмостки в дальнем конце помещения.

Кэтрин двинулась вдоль заднего ряда сидений и уселась на крохотный неудобный стульчик — самый дальний и от прохода, и от маленькой деревянной сцены, скрытой от глаз бархатным драпом. Прикусив губу, она обтерла влажной салфеткой свежую кровь под носом. Должно быть, со стороны она выглядит испуганной, сломленной, жалкой — босая, в белом платье, окровавленная. Под стать этому жуткому месту.

Тара должна быть где-то неподалеку. Среди выходящих из церкви Кэтрин ее не увидела, но вполне могла проглядеть самый конец процессии. Может, Тара ушла вместе с Эдит. В любом случае, как только стерва окажется здесь, в пристройке, Кэт отберет у нее ключи — в случае чего, драться им уже не впервой, — найдет машину и уедет.

Поняв, что руки дрожат, Кэтрин сдавила пальцами колени. Неужто она боится еще одной стычки с Тарой? После всего того, что уже пережила? Нельзя быть такой слабой!

Времени на страхи не осталось — зрители стали заполнять зал.

Они ковыляли и пошатывались, в спешке занимали места и поправляли свои старые-престарые шляпы, одергивали ситцевые подолы и смахивали пыль с твидовых пиджаков. Их взгляды из-под обилия всевозможных сеток, вуалей, масок были устремлены на сцену. Они явно чувствовали чужеродное присутствие Кэтрин, но им не было до нее никакого дела. Их фигуры прямо-таки лучились дряхлостью — вряд ли тут кому-то было меньше восьмидесяти, — но почему же движения их были столь быстры, пусть и в чем-то неуклюжи? Ни Тары, ни, раз уж на то пошло, Эдит или Мод среди них не было.

Запах затхлого тряпья стал оседать крутом нее, как будто одежда гостей совсем недавно была извлечена из влажных, непроветриваемых закромов. Из неотапливаемых кладовок. Она посетила немало старых домов и знала этот запах. Древняя, заспиртованная парфюмерия, так похожая на духи Эдит, не могла скрыть вонь старости и химические миазмы Красного Дома. Желудок Кэтрин стал потихоньку заворачиваться узлом, как тогда, в мастерской Мэйсона.

Она порылась в сумке, выискивая душистые влажные салфетки. Прижать пару-тройку к носу — и, возможно, она стерпит. Было слишком поздно вставать и выходить. Перелезая через нагромождение стульчиков, Кэтрин неизбежно привлекла бы к себе лишнее внимание. Так что придется терпеть вонь. В зале и так было мало воздуха, окна — наглухо законопаченные. Если дверь в пристройку закроют, она как пить дать потеряет тут сознание.

Где же быть Таре, если не здесь? Куда пропал Майк? Он ведь был там, у нее за спиной, на улице, а потом скрипнула дверь, и… Разве мог он так быстро забежать куда-то? Может, Тара ушла из церкви, они встретились, и… уехали без нее? Плач застрял в горле.

Ее соседкой была миниатюрная женщина, закрывшая лицо веером — над самой кромкой горела пара любопытных глаз. Случайно брошенный на ноги гостьи взгляд заставил Кэтрин примерзнуть к сиденью. Из высоких сапог женщины торчали шерстяные гетры на двух пуговичных застежках. Гетры шли до колен — выше бледнела голая кожа. Как будто поняв, что привлекла взгляд Кэтрин, гостья убрала ноги в сторону, но недостаточно быстро — Кэтрин разглядела блеск металлических прутьев и ременных пряжек, образующих сложную поддерживающую конструкцию, вделанную в жесткие каркасы цвета слоновой кости.

Кэтрин заставила себя встать и выйти. Но двери оказались заперты.

Их перегородили стеклянным саркофагом — покойница, похоже, тоже была в списке приглашенных на спектакль. Внутри прозрачного футляра стоял деревянный трон, украшенный терновником и цветами, оплетающими ножки. На нем неподвижно сидела маленькая фигура, с лицом, скрытым саваном. Прежде чем свет убавили еще больше, Кэтрин увидела крошечную ручку на подлокотнике. Белую, как кость.

К горлу подкатил пронзительный крик.

Кругом гости шептались, шаркали подошвы, поскрипывали стулья. Зал поглотил мрак. Теперь была видна только сцена.

Чувство границ — стен, потолка, пола — ускользнуло от нее вместе со светом. Все здесь было отрезано от мира, и незримая публика зависла в океане мрака перед подмостками. Где не мрак, и не свет, и где времени нет, вспомнила Кэтрин, хватаясь за последнюю связь с миром — твердь под ногами, — как за соломинку.

Заскрежетали железные кольца, с которых свисал занавес, — сцена была готова.