На следующее утро в семь сорок Софи, как обычно, села в поезд на станции «Бирмингем-Нью-стрит» до «Лондон-Юстон». Когда поезд проезжал мимо Милтон-Кинз, а Софи писала Соану СМС, подтверждая место их ужина в тот вечер (предполагалось, что Соан познакомит ее со своим новым парнем), позвонил Иэн.

— Привет, — сказала она. — Что случилось?

— Ну… — начал он. Судя по голосу, Иэн явно нервничал. — Понимаю, что ты сейчас не в твиттере, но я быстренько глянул — там сегодня всё про тебя.

Софи ощутила, как в желудке внезапно и жутко опустело.

— Всё про меня? — переспросила она. — В каком смысле?

— Много твитов о тебе. Не то чтоб прям тренд, но… почти.

— Много твитов? Чьих?

— Студенческих в основном. Похоже, эта Кориандр дала делу ход будь здоров.

— Ох блин. Все плохо? Что говорят?

— Слушай, не читай их — ни в коем случае. Я знаю, ты вечно не слушаешь, но я тебе уже говорил, что это за типы — эти Воины Общественной Справедливости. Мало что хуже, чем стая леваков, если она ударяется в крестовый поход за нравственность и им на глаза попадается жертва. Честно сказать, раздумывал, стоит ли тебе говорить, но решил, что, наверное, тебе лучше знать про все это прежде, чем ты пойдешь сегодня на встречу.

— Иисусе, как это вообще? Я даже не знаю, какие слова мне приписывают.

— Возможно, никаких. Поэтому, я уверен, все сдуется. Но пока оно смотрится несколько крупнее, чем мы думали.

— Ладно, спасибо. Предупрежден — значит, вооружен и всякое такое, видимо.

— Именно. Люблю тебя.

— И я тебя.

Она сбросила звонок и несколько минут глазела в окно. Однако пустота в животе лишь ширилась, и Софи боролась с растущим искушением почитать те твиты. Чтобы отвлечься, решила заняться делом — приготовиться еще немножко к двум семинарам, ожидавшим ее в то утро.

— Меня бойкотируют? — спросила Софи.

— Похоже на то, — ответил Мартин.

— Но это же чушь какая-то. Это, блядь, чушь.

— Софи, прошу вас, не надо эмоций. Никому от этого пользы не будет.

Декан факультета Мартин Ломэс, пятидесятидвухлетний профессор европейской истории, специализировался на роли льна-сырца в торговых сделках Великобритании со странами Балтии в начале XVII века — на эту тему он уже успел написать четыре книги. Оглядывая его кабинет, безупречно опрятные полки с книгами, расставленными не по фамилиям авторов или по предметам, а по размеру и по цвету корешков, Софи понимала, почему эмоции способны ужасать Мартина.

— Не сомневаюсь, что все это — нелепое недоразумение, — продолжил он. — Но университет настаивает, чтобы мы следовали положенным процедурам. Давайте просто последуем положенным процедурам, и все будет хорошо.

— Тогда можете для начала рассказать, какие слова мне приписывают.

Мартин глянул в свои заметки к этой встрече.

— Вы обратились к трансгендерной студентке так, что из ваших слов следовало, будто ее гендерная дисфория — результат личностной слабости.

На несколько секунд Софи утратила дар речи. А затем выговорила:

— Херня.

— Софи, прошу вас…

— Ну хорошо, ладно, ерунда. Полная ерунда. Так лучше?

— Позвольте, я изложу факты, как они мне представлены.

— Представлены кем?

— Перво-наперво, студенткой, с которой вы общались. Эмили Шэммой. Она сообщила о вашем разговоре своей подруге Корри Андертон, а мисс Андертон сообщила сотруднику студсоюза, отвечающему за равные возможности. Вашу реплику слышали еще трое студентов, они подтвердили это заявление.

Софи примолкла. Все складывалось не здорово.

— Судя по всему, вы сказали Эмили: «Вам как-то очень трудно определяться, да?»

Софи ждала продолжения.

— И?

— Все.

Софи на миг задержала на Мартине взгляд, затем глубоко выдохнула.

— Ладно. Ну слава богу.

— В смысле?

— В смысле, волноваться не о чем. Она меня неверно поняла, вот и все.

Мартин ждал дальнейших пояснений. Судя по его лицу, Софи Мартина не убедила.

— Я не говорила о ее выборе гендера. Эта реплика касалась того, что она не могла решить, когда прийти на консультацию — в среду или в четверг.

— Понятно. — Он сделал несколько пометок у себя в блокноте. — Но зачем вы это сказали?

— Потому что она не могла принять решение.

— Да, но это всего лишь миг нерешительности. А вы обобщили.

— Ой. Нет-нет… Я имела в виду, шутя, кое-что, о чем мы говорили на том же семинаре. Я показала ей две картины и спросила, какая, с ее точки зрения, была написана раньше, и Эмили не могла решить.

Мартин все это записал.

— Ну, так вроде получается некоторый контекст, — сказал он неуверенно.

— Нет, не контекст получается, — настаивала Софи, — а полное объяснение. Это объясняет, почему я это сказала и что имела в виду.

— Все равно это было не очень тактично — по отношению к студентке, которая, как я понимаю, обдумывает перемену пола.

— Тактично? Дело внезапно сводится к такту? Нет, разумеется, тактичным это не было. Это было глупо. И мне понятно, почему это истолковали превратно. Я извинюсь перед ней, и дело с концом.

— М-м. — Мартин совсем не выглядел убежденным, что все так просто, как считала Софи. — Будем надеяться. Видите ли…

Мартин поглядел в окно кабинета, отвлекшись, как обычно, на банальный вид: кирпичная стена северного крыла факультета гуманитарных наук, ряды безликих конторских окон. Почувствовал, как наползает непреодолимая скука. На предыдущей неделе он обнаружил новый факт о льне-сырце и его роли в торговых сделках Британии со странами Балтии в начале XVII века и желал лишь одного — развить этот факт до статьи. Или даже до книги. Да, возможно, из этого получится целая книга…

Он неохотно бросил эту цепочку размышлений и попытался включиться вниманием в текущую факультетскую неурядицу.

— Видите ли, мисс Андертон говорит вот что: этой репликой вы, вероятно, нарушаете закон о равных возможностях. Вот где собака зарыта. И конечно, в таком случае это очень серьезно.

— Но…

— В прошлом мы бы разбирались с этим внутренне. Не то чтобы замалчивали, но… ну, все это утряслось бы в пределах факультета. Но теперь приходится иметь дело с социальными сетями. Вы видели твиты и отклики?

— Нет. Плохие?

— Студенческое сообщество пылко выражает свое мнение.

— На моей стороне есть кто-то?

— Вероятно, вам стоит посмотреть самой. Быстрее всего найдете их по тэгу «#уволитьКоулменПоттер».

— Ясно, — сказала Софи. — Понятно, к чему это все. — Ей вновь стало тошно. И все равно она не понимала, почему, как бы скверно сейчас все ни казалось, нельзя пресечь развитие этого скандала. — Поговорю с Эмили, разберемся, давайте так?

— Может оказаться не так-то просто. Жалобу подала мисс Андертон — после того, как получила сообщение. Какова позиция мисс Шэммы по этому вопросу, я не знаю наверняка. Возможно, она даже не имеет значения. По-моему, если она довольно пассивная… — Он оборвал себя — вовремя. Даже в частных беседах, как эта, неразумно было разбрасываться суждениями о личностях, относящихся к незащищенным меньшинствам.

— Можно мне посмотреть содержание жалобы?

— Она вам будет предоставлена в должном порядке.

— Можете вы сказать, что именно в ней написано?

— Не уверен, что она у меня под рукой. — Мартин пролистал пару бумажек в кипе, громоздившейся у него на столе. — Кажется, там было слово «микроагрессия».

— «Микроагрессия»?

— Вам знакомо это понятие?

— Да.

— Ну вот, в этом вы, по мнению студентов, и провинились. В «громадной микроагрессии».

Мартин вяло улыбнулся, встал и протянул Софи руку.

— Давайте следовать положенным процедурам, — сказал он. — Если им следовать, то, как показывает мой опыт, ошибиться невозможно.

Соан с Софи явились в ресторан вовремя, а вот Майк прислал СМС, что будет на полчаса позже. Уселись читать меню и ждать Майка. На цены Софи смотрела с ужасом. Меньше ста пятидесяти фунтов на нос не выйдет никак, Иэн будет в ярости, если узнает, что она столько заплатила за еду.

— Не обалденно ли? — спросил Соан. — Понятно, почему у этого места такие потрясающие отзывы.

— Понятно, почему оно полупустое. Пятнадцать фунтов за закуску?

— В особый вечер люди столько заплатить готовы.

— Что это за херня — «квашеные сардинные крокеты»? Как можно заквасить сардину и зачем после квашения делать из нее крокету?

— Хумус вроде хорош.

— Хумус? Его можно за фунт двадцать купить в «Теско». Положили в него «маринованные грибы симедзи» — что бы это ни значило — и думают, что можно брать за это двенадцать фунтов.

— Ты после переезда в Бирмингем изменилась, — сказал Соан, все еще увлеченно исследуя меню. — Я в курсе, что там все еще подают цыпленка в корзинке и пирог с лимонным безе, но остальная-то страна ушла далеко вперед.

— Обхохочешься, — отозвалась Софи. — Серьезно: мне такие цены не по карману.

— Ой, не волнуйся. Майк за все заплатит.

— Нет, не заплатит. Я за себя сама плачу.

— Милая, он зарабатывает в десять раз больше нас с тобой. Слышишь? В десять раз. Он у меня за все платит. Нам бы иначе не удалось ничего делать вместе.

— И ему нормально с этим?

— Тут простой здравый смысл. Говорю тебе, с тех пор как я с этим парнем познакомился, мой образ жизни улучшился до неузнаваемости. Он всего на пару лет старше нас — и хренов миллионер!

Софи покачала головой с неохотным восхищением.

— Как так? Семейные деньги?

— Совсем нет. Он урожденный босяк, хочешь верь, хочешь нет. Отец был сталеваром где-то в забытом богом северном городе — в Хэррогейте, или в Халифаксе, или где-то там еще.

— Ни то, ни то, по-моему, никакого отношения к стали никогда не имело.

— Ну что-то там на «Х».

— Хартлпул?

— Хартлпул, точно. Однако Майков препод по математике в школе распознал в нем гения. Майк поступил в Имперский — первый человек в семье, попавший в университет, — остался, сделал докторскую по высшей математике, а следом подался прямиком в Сити.

— Они все еще нанимают людей вот так? Я думала, это все до обвала было.

— Судя по всему, нет. — Вновь уставившись в меню, Соан посветлел лицом. — Ух ты. Вырезка вагю со стручковой фасолью и тертыми брокколи. За тридцать шесть фунтов!

Софи посмотрела на него — убедиться, что он шутит. Он не шутил.

— Отставим твою блистательную любовную жизнь в сторону, — сказала она. — Хочешь послушать еще одну невероятную подробность о сегодняшнем фиаско? — Она уже изложила в деталях свою встречу с Мартином. — Студентка, которая на меня нажаловалась, — я ее практически знаю лично, как выясняется. Она дочь одного из лучших друзей моего дяди.

— Дяди Бенджамина из длинного списка Букера?

— Именно.

— Ну, это же хорошая новость, верно? Он может позвонить своему другу, потрепаться с ним цивилизованно и договориться, чтобы друг велел своей дочери заткнуться на хер.

— Возможно. — Софи понимала, что это можно счесть разумным вариантом, но он не облегчал ощущения надвигавшейся катастрофы, какое настигло ее в тот день. Вечером она дала слабину и просмотрела кое-какие твиты студентов. Через две минуты чтения само количество и озлобленность этих сообщений подействовали на нее физически, и ей пришлось пробежаться по коридору в дамский туалет, чтобы успокоить бесплодные позывы к рвоте. Вероятно, содержание меню не воодушевляло ее еще и поэтому.

— Короче, пусть левые против тебя и восстали, но ты зато, может, станешь героиней правых, — сказал Соан. — Если подать это как протест против политкорректности, не исключено, что поборники свободы слова прискачут к тебе на защиту. Поместят тебя на обложку «Спектейтора», а «Дейли мейл» про тебя заглавные статьи писать будет.

Софи раздосадовало, что он сводит все это к шутке. Дежурно улыбнулась, но порадовалась, что через несколько секунд их разговор прервало появление у их столика высокого, белокурого, уверенного в себе мужчины в темном деловом костюме. Мужчина потрепал Соана по волосам, сжал его плечо, Соан сказал: «Эй ты» — и, когда тот сел рядом, поцеловал его в щеку.

— Софи, это Майк, — представил мужчину Соан. — Майк, это Софи.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказал Майк. — Простите за опоздание.

Мужская красота не производила на Софи подобного сильного впечатления с тех пор, как они познакомились с Иэном. Она глянула на Соана, он вернул ей торжествующий взгляд; глаза у него блестели, как у кота, которому предложили щедрую порцию жирных сливок в блюдце из беспримесного золота.

Счет за ужин составил 435 фунтов. Как и предвидел Соан, Майк настоял на том, что платить будет он, хотя проделал это так незаметно, что Софи и не поняла, пока официантка не вернулась к их столику с чеком.

— Нет, это несправедливо, — запротестовала она, когда Майк убрал чек в карман, предварительно поинтересовавшись, не пригодится ли чек Софи для налоговых нужд.

— Это совершенно справедливо, — сказал Соан. — Человеку платят неприличную уйму денег за разработку причудливых финансовых инструментов, чтобы богатые делались еще богаче. А вот я в то же время занимаюсь важными исследованиями — жизненно важными, можно даже сказать, — само́й природы того, что значит быть англичанином, а платят мне гроши. Крохи.

— Так и есть? — спросила Софи, улыбаясь Майку. — Я не про исследования, само собой, а про твои служебные задачи?

— Более-менее, — ответил он.

— Мне казалось, что после обвала производные инструменты стали считать довольно опасными.

— Я оказался в Сити в 2007-м, — сказал он, — только-только осел, как все и случилось. Немножко крещение огнем. Конечно, некоторое время все чуточку тряслись, но затем поулеглось. Никто, в общем, не стал вести себя иначе, насколько я могу судить. Деньги крутятся слишком большие. Подсаживаешься их заколачивать. Это как любая другая зависимость — наркотики, секс — простым наведением новых порядков не отделаешься. Особенно когда наведение этих порядков вялое.

— А тебя это не тревожит? Риск? В смысле… допустим, случится еще один обвал?

— Случится, — ответил Майк. — Но, будем надеяться, я к тому времени уже слиняю с места преступления. Еще пару лет в этом — и выхожу.

— А заниматься чем будешь?

— Чем-нибудь совершенно другим. Может, благотворительную организацию открою? Надо что-то отдавать.

— Видишь, какой он? — спросил Соан. — Совершенный идеалист. Альтруист. Хочет спасать мир, как и все мы.

— Ты домой часто ездишь? — спросила Софи, не обращая внимания на Соана.

— Не очень. Как ни печально, за последние пятнадцать лет мы с родителями отдалились друг от друга. Я к ним ездил в свое время. Деньги давал, но им это не нравилось, я и перестал. Думаю, считают это зазорным.

— Они знают, что ты гей?

— Понятия не имею. Никогда не сообщал им.

— Так или иначе, — сказал Соан, — товарищ Корбин, когда станет премьер-министром, положит конец вашим гадким финансовым проказам. Твои дни производства денег из ничего сочтены.

— Может быть, — сказал Майк. — Но большинство лейбористских правительств через некоторое время начинают дружить с Сити. Налоговые поступления — вещь полезная. Возможно, следующее правительство окажется другим, посмотрим.

Джереми Корбин стал лидером Лейбористской партии в сентябре. Удивительные — ошеломительные, можно даже сказать, — выборы этого малоизвестного, однако заслуженного бунтаря из задних рядов многие, включая Софи, сочли благоприятным знаком: партия решила вернуться к принципам, заброшенным при Тони Блэре. Менее благоприятным оказалось то, что конкретно их с Иэном политические разногласия высветились как никогда ярко. Иэн считал Корбина троцкистом, Софи же он казался мудрым добродушным социалистом. Иэн предупреждал ее, что Корбин превратит Британию в репрессивную дистопию, похожую на старый Восточный блок, что люди, подобные Софи, последователям Корбина — враги, и, проголосуй она за него, выйдет индюшка, голосующая за Рождество. В частности, поэтому Софи не собиралась делиться с Иэном сведениями, что, согласно странице в фейсбуке, которую Софи сегодня посетила, среди многочисленных политических обществ, где Корри Андертон была воодушевленным участником, значилась недавно возникшая группа под названием «Студенты за Корбина».

За последние несколько часов Софи почти забыла обо всем этом — забыла о своих гонителях и о кавардаке, который ей удалось устроить на факультете и в социальных сетях. И теперь все вернулось. Вопреки своему полупьяному состоянию и общему сияющему самодовольству, которое Соан был не в силах не излучать при Майке, он заметил эту перемену в настроении Софи и понял, что ее породило.

— Пойдем, — сказал он, беря ее за руку, — пора спать.

Они втроем отправились на такси до квартиры Соана в Клэпэме. Софи добралась до дивана, к которому давно привыкла, и пролежала, не моргая и не засыпая, час с лишним, слушая, как в соседней комнате Майк с Соаном занимаются любовью. Она все еще не спала, когда из их спальни вышел Майк — нагишом, но прикрытый полотенцем, и прошлепал мимо нее в кухню за водой. На обратном пути заметил ее блестевшие в темноте глаза.

— Извини, — сказал он. — Мы немножко шумноваты?

— Ничего страшного, — отозвалась Софи. — Приятно осознавать, что люди получают удовольствие.

Он остановился на пороге кухни и сказал:

— Не волнуйся. Я уверен, все будет хорошо.

— Конечно, будет.

Она повернулась к нему лицом и поплотнее завернулась в одеяло.

— Ну, спокойной ночи, — сказал он.

— Спокойной ночи.

Ее как-то странно утешили эти слова и тронула нота сочувствия у него в голосе, но Майк все равно ошибался: наутро она получила от Мартина электронное письмо, в котором сообщалось, что до дальнейших распоряжений Софи полностью отстранена от преподавания.