«Легенда Топаз IV» отправилась из Дувра в среду, в два с небольшим пополудни. Стоял погожий день, вода была тиха. Софи смотрела со своего крошечного личного балкона, как удаляются белые скалы и судно скользит по гребням вперед, в открытое море, солнце сверкает на мягких, безобидных волнах Английского канала. Когда суша полностью исчезла из виду и Софи надоело смотреть на воду, она вернулась в каюту и удовлетворенно плюхнулась в креслице.

Довольная донельзя, Софи огляделась. Каюта оказалась невыразимо уютной. Две опрятные односпальные кровати и столик, на котором Софи уже разложила книги и бумаги для лекций. В маленьком тиковом шкафчике размещался мини-бар, набитый всевозможными алкогольными напитками, сверху стоял телевизор и видеопроигрыватель. Ее предупредили заранее, и Софи прихватила с собой полдесятка любимых фильмов, хотя гораздо больше можно было взять напрокат в судовой библиотеке. На столике между кроватями лежала Гидеонова Библия и, что куда удивительнее, удостоенные Букера «Сумерки выдр» Лайонела Хэмпшира в мягкой обложке.

Софи сперва не смогла придумать этому объяснение, но через несколько минут на него наткнулась. Среди бумаг, ждавших ее внимания в пухлой приветственной папке, нашелся четырехстраничный бюллетень под названием «На борту». Это был первый выпуск, и далее явно предполагались новые ежедневные, и он оказался полон полезных сведений: время восхода и заката, краткий прогноз погоды, круизное расписание и рекомендации по дресс-коду дня — Софи с облегчением обнаружила, что сегодня форма одежды «свободная». («Дамы, возможно, пожелают облачиться в повседневное платье или брюки, а джентльменам пусть будет свободно в рубашке с открытым воротом и в элегантных повседневных брюках».) Там же — подробности о творческих персонах и лекторах, которым предстоит развлекать и просвещать пассажиров в этой поездке. Компания подобралась пестрая — жонглеры, фокусники, чревовещатель, имитатор Элвиса и еще с десяток других, — и едва ли не в самом конце списка значилось ее имя, на которое Софи в этом контексте посмотрела со странной гордостью. Рядом со своим, что самое неожиданное, она увидела имя великого писателя. «С гордостью сообщаем, — гласила приписка, — что знаменитый, удостоенный многих премий мистер ЛАЙОНЕЛ ХЭМПШИР проведет на борту все время путешествия и публично прочитает фрагменты из своих произведений, а также проведет писательские семинары и публичные дискуссии».

Эти последние пять слов стали первыми, которые она услышала у дверей каюты директора круиза в пять вечера того же дня, когда пришла получить указания к назначенной лекции. Внутри, похоже, препирались. Софи замерла на пороге перед открытой дверью и увидела маститого писателя — он стоял к ней спиной и негодующим тоном жаловался некоей незримой персоне:

— «Писательские семинары и публичные дискуссии»! В договоре об этом ни слова. Ни единого.

— Знаю-знаю, — отвечала незримая персона. — Но что-то мне же надо было написать. У нас в круизе никогда не было писателя. Что еще мне с вами делать?

— Чтения, один раз, — настаивал Хэмпшир, — тридцать пять минут. Ни больше ни меньше.

— Ладно. Давайте во вторник вечером, в зале кабаре. Я вас поставлю перед Молли Партон.

— Долли Партон здесь, на борту?

— Молли Партон. Вечные песни в новом исполнении. Будете на разогреве. У нас с вами всё?

Хэмпшир развернулся кругом и сказал перед тем, как уйти:

— Это возмутительно. Непременно напишу об этом своему издателю.

— Спросите у него заодно, зачем они разложили по экземпляру вашей книги по всем каютам. У меня уже есть жалобы.

— Жалобы?

Теперь уже побагровев, Хэмпшир протиснулся мимо Софи, не заметив ее, и исчез в глубине коридора. Высокий темноволосый мужчина с тонкими чертами лица возник в дверном проеме и некоторое время смотрел писателю вслед, после чего вернулся к себе в кабинет, бормоча — то ли себе, то ли Софи:

— Писатель! Теперь им писателя на чертовом судне подавай! — Впрочем, казалось, его вся эта ситуация скорее развлекает, чем раздражает, и Софи, кашлянув, чтобы напомнить о себе, увидела, что он улыбается. Улыбка была умная и лукавая. Софи она к себе расположила.

— Здравствуйте, я Софи, — сказала она, входя в каюту и протягивая руку. — Софи Коулмен-Поттер.

— Робин Уокер, — отозвался он. — Директор круиза. — Ее имя ему, похоже, с ходу ни о чем не сообщило, но через мгновение лицо у него озарилось от осознания: — Погодите… вы подражаете птицам?

Она покачала головой:

— Как ни печально, нет.

— Согласен, вы не похожи на подражателя птицам. Вы похожи на танцорку. — Не успела она решить, льстит ей это или оскорбляет, он хлопнул в ладоши: — Вы чечеточница! Которая завершает номер шпагатом над живым омаром.

— Боюсь, я…

— Ладно, сдаюсь.

— Я историк искусств. Буду читать лекцию «Сокровища Эрмитажа».

— А! Очень хорошо. История искусств. Великолепно. Нам нужно что-то такое. У нас среди пассажиров есть мозговитые. Им по вкусу будет чуток культуры. Я вас поставил на вечер воскресенья, с трех до четырех. Как вам?

— Вполне. А остальное время мне чем заниматься?

— Остальное время, дорогая моя, целиком ваше.

— Правда? Но я на борту десять дней.

— Расслабляйтесь и получайте удовольствие. Они вам хорошую каюту дали? Какой номер?

— Сто один.

— Великолепно. Одна из лучших. Но самое главное — у вас будет Хенри.

— Хенри?

— Лакей.

— У меня есть лакей?

— Конечно. Вы не читали бумажки, что ли?

— Ну, я…

— Простите, любовь моя, дела-дела. — На пороге возникли четверо пожилых мужчин. Вполголоса он пробубнил, обращаясь к Софи: — Стриптизеры. Наша новинка, но, судя по всему, довольно благовоспитанная. — И далее — громко: — Входите, господа. — Он проводил Софи в коридор, и, уходя, она услышала, как он говорит новым посетителям: — Итак, ребятки, расскажите мне, что будете делать. Надеюсь, обойдемся без полной фронтальной наготы.

— Совершенно обойдемся, — любезно отозвался один из той четверки. — Мы — струнный квартет.

После этого Софи провела у себя в каюте расслабленный час. Ей оставили тарелку канапе — видимо, тот самый лакей, — и она потихоньку ела их, приканчивая попутно две порции джина с тоником и примеряя все три платья, которые взяла с собой, перед ростовым зеркалом в ванной. Когда решила, что добилась в своем облачении повседневного вида, как того требовал сегодняшний протокол, Софи отправилась в обеденный зал на первую вечернюю трапезу этого путешествия.

Там обнаружилось нечто слегка тревожное: рассадка была фиксированной — не только на сегодняшний ужин, но и на все завтраки, обеды и ужины в ближайшие десять дней. Они с Иэном (когда он окажется на борту в субботу) ежедневно будут сидеть с одними и теми же пассажирами, среди них мистер и миссис Уилкокс из Рэмзботтома, Ланкашир; мистер и миссис Джойс из Тинмута, Девон; мистер и миссис Мёрфи из Уоркинга, Суррей; мисс Томсетт и миссис О’Салливэн из Бристоля, путешествовавшие вместе, судя по всему. Мистеру и миссис Мёрфи, кажется, было хорошо за восемьдесят, а сверх того один из них (супруг) выглядел решительно нездоровым. Всю трапезу он просидел, тоскливо уставившись в пустоту, лицо белое, губы синеватые, к еде почти не притронулся, тогда как жена его сосредоточенно ела изо всех сил, по временам бросая на мужа враждебные взгляды. Мистер и миссис Джойс, наверное, на пару лет моложе и, судя по всему, более преданные друг дружке. Две незамужние дамы — еще моложе, грядущих остановок в пути и развлечений они ждали с большим воодушевлением. Одна из них, как выяснилось, недавно овдовела, а вторая никогда не была замужем. Обе оказались вегетарианками. Наконец, мистер и миссис Уилкокс — самые молодые в спектре «Легенды» и самые шумные сотрапезники Софи. Он зарабатывал на жизнь — очень устроенную жизнь, как они всем дали понять, — продажей и арендой вилочных погрузчиков. Поехать в этот круиз придумал не он: его жена, «главный искусствоед», давно рвалась посетить Санкт-Петербург. Честно говоря, мистер Уилкокс предпочел бы прокатиться по Средиземке, но что есть брак, в конце-то концов, если не ты — мне, я — тебе, понемножку? Когда он это произнес, миссис Уилкокс улыбнулась — коротко, непроницаемо. А еще она ненадолго перехватила взгляд Софи и тут же отвела глаза.

Обед состоял из пяти перемен. После четвертой Софи откланялась, отказавшись от сырной тарелки и дижестива, и, объевшаяся, поплелась к себе в каюту. Посмотрела примерно половину «Beau Travail» Клер Дени на диске, осознала, что клюет носом, и вышла на балкон подышать свежестью перед сном. Холодный ночной воздух, капли морских брызг, корабельная качка, бурление волн, ощущение бескрайней шири окрестных вод — все это было упоительно непривычно и бодрило. Отправляясь в постель, Софи оставила балконную дверь приоткрытой, чтобы можно было и дальше всем этим наслаждаться.

Вскоре пришел поверхностный, беспокойный сон. Ей вдруг приснилось, что снаружи доносится шум — странные, высокие, нечеловеческие крики. Она вышла, перегнулась через борт и увидела, что рядом с кораблем плывет дельфин. Она потянулась к нему, схватилась за плавник и втянула дельфина на судно. Страстно поцеловала его в пасть. Это был Эдам — но дельфин. Она поманила его в каюту, они легли на постель, и Софи гладила его по коже — гладкой и мокрой, как дельфинья. Он был наполовину Эдам, наполовину дельфин, но в некоторой точке этой грёзы он стал целиком Эдамом. Они занялись любовью, и Софи кончила во сне, вскрикнув в темноте. После она несколько минут лежала, проснувшись, чувствовала себя виноватой и в то же время необъяснимо счастливой. Проспала еще девять часов и проснулась так поздно, что пропустила первый завтрак.

Теперь уже проголодавшись, Софи решила, что пора опробовать услуги лакея. Набрала трехзначный номер на внутреннем телефоне. Ответил невесомый музыкальный голос на безупречном английском с сильным, однако неопределимым акцентом. Софи заказала кофе, омлет, копченую лососину, свежие фрукты и апельсиновый сок, а затем приняла ванну. Когда она выбралась из ванной, завтрак уже был подан, а мужчина, которого Софи сочла за Хенри, старательно вешал ее платье (брошенное смятым комком на пустую кровать) на плечики и возвращал в гардероб.

— А… доброе утро, мадам, — сказал Хенри, улыбаясь ей и слегка кланяясь. — Надеюсь, вы спали хорошо. — Стройный непримечательный персонаж, ненамного выше самой Софи, взгляд карих глаз мечется по каюте безостановочно, ища, что бы еще прибрать или обустроить этими вот тонкими пальцами.

— Спасибо, — сказала она, — ну что вы, это совсем не обязательно. И зовите меня Софи.

Хенри улыбнулся и поклонился вновь, однако не ответил. Ей показалось, что его это предложение обеспокоило. А еще до нее дошло, что она понятия не имеет, как вести себя с этим человеком. Он — слуга. Слуг у нее никогда не было. Она чувствовала себя совершенно растерянной и косноязычной.

— Ваша газета тоже здесь, мадам, — сказал он.

— Спасибо.

О том, что она заказывала газету, Софи припомнить не могла и надеялась, что ей не будут ежедневно подавать «Телеграф» или «Мейл». Однако четырехстраничный таблоид, который Хенри протянул ей на серебряной тарелке, оказался судовым изданием и назывался «Мир сегодня». Не впервые Софи изумилась, сколько всякого дополнительно нашлось на борту «Топаза IV» и до чего хорошо тут все, похоже, организовано. Ей пришло на ум выражение «все схвачено и проконопачено» — в самом буквальном смысле.

— Спасибо, — повторила она в третий раз и отвернулась покопаться в сумочке со смутным замыслом дать Хенри чаевые. Когда она их нащупала, он уже убрался беззвучно из каюты, оставив ее необычайно раздосадованной на саму себя.

Она читала газету, завтракая перед балконной дверью, которую вновь оставила открытой. Газета оказалась примитивного содержания, однако Софи сочла, что «Мир сегодня» осуществляет очень полезную услугу, сводя вчерашние мировые новости к четырем удобоваримым страницам, и задумалась, почему никто ничего подобного не издает дома. За несколько минут она узнала, что к предстоящему в сентябре референдуму «Да, Шотландия» обеспечила себе миллион подписей в кампании за шотландскую независимость, что количество британцев, нуждающихся в предметах первой необходимости, возросло в этом году на одну пятую и что Би-би-си обвиняют в укрывательстве участия в недавнем полицейском налете на дом сэра Клиффа Ричарда, последовавшем за обвинениями в сексуальных домогательствах.

За ужином в тот день именно последняя новость в основном обеспечивала топливо для бесед. Миссис Джойс решила, что с сэром Клиффом поступили безобразно: он десятилетиями обеспечивал стране исключительно удовольствие, и теперь перед ним просто обязаны извиниться. Мистер Джойс считал, что Би-би-си не мешало бы у себя в хозяйстве порядок навести, прежде чем нападать на других, еще со скандала с Джимми Сэвилом было ясно, что Би-би-си — попросту рассадник педофилов, и что генерального директора следовало бы немедленно арестовать. Мисс Томсетт деликатно одернула его, заявив, что в любой организации найдутся паршивые овцы и что людям не стоит забывать, сколько Би-би-си сняла чудесных исторических кинодрам, а также великолепных документальных фильмов о живой природе с Дэвидом Аттенборо. Мистер Уилкокс, которому (Софи не смогла не заметить) очень нравились звуки собственного голоса, высказался так: Би-би-си не лишена достоинств, но одержима политкорректностью и до сих пор не отошла от того случая, пять лет назад, когда один популярный комик и один популярный радиоведущий в прямом эфире оставили пошлое сообщение на автоответчике у всеми любимого пожилого актера Эндрю Сакса. С тех самых пор, попав под тяжелый обстрел СМИ в связи с этим инцидентом, корпорация настороже — знает, что ее считают (и заслуженно, по мнению мистера Уилкокса) элитистской, высокомерной, столичной и оторвавшейся от корней.

— Как именно она оторвалась от корней? — переспросила Софи и доброжелательно, и задиристо, наливая себе еще бокал вина и передавая бутылку мистеру Уилкоксу.

— Она не говорит от имени простых людей, — ответил тот. — Теперь уже не говорит.

— От моего имени чаще всего говорит. А я — простой человек.

— Нет, не простой.

Софи ощетинилась.

— Прошу прощения?

— Я говорю о людях, живущих в реальном мире.

— Я живу в реальном мире. По крайней мере, мне так кажется. Вы хотите сказать, что мне это все мерещится?

— Разумеется, нет. Я просто говорю, что есть разница между тем, чем заняты вы, и тем, чем заняты люди вроде меня.

— Это что, как-то делает вашу жизнь «реальнее» моей?

— Людям нужны вилочные погрузчики.

— Не уверена, что они нужны мне.

— Конечно, нужны. Вы просто не думаете об этом.

— Ну, возможно, живопись вам нужна не меньше. Вы просто не думаете об этом.

Услышав эту отповедь, миссис Уилкокс рассмеялась, и они с Софи чокнулись.

— Вот тебе, Джеффри, — туше́.

Мистер Уилкокс улыбнулся и решил выпить с ними.

— Не волнуйтесь, я приду к вам на лекцию. Не совсем уж я чертов обыватель, в конце-то концов. Правда, Мэри?

Еще восемь таких ужинов, подумала Софи, возвращаясь к себе в каюту. Нельзя сказать, что они невыносимы, но вдруг показалось, что уже перебор. Может, было б легче, если бы старшие пары побольше участвовали в разговоре. Но мистер Джойс вроде бы туговат на ухо, а мистер Мёрфи еще ни слова не проронил, никому — даже своей жене, и, насколько Софи могла судить, не съел ни кусочка.

Следующий день — их третий на море и последний перед прибытием в Стокгольм, где на борт взойдет Иэн. Софи все это время общалась с ним нечасто. Интернетом можно было пользоваться в зависимости от качества спутниковой связи на корабле, и Софи удалось отправить Иэну лишь одно электронное письмо, а получила она от него четыре, из которых узнала, среди прочего, что новостей о возможном продвижении по работе пока нет, хотя Иэн по-прежнему ожидает скорейшего подтверждения.

Последний день в одиночестве — пятница — выдался замечательно ярким, и в одиннадцать утра Софи поднялась на верхнюю палубу выпить кофе и почитать книгу на солнышке. За соседним столиком, записывая мимолетные соображения в «молескин», потягивал латте Лайонел Хэмпшир. Софи кивнула и улыбнулась ему. Он кивнул и улыбнулся в ответ, но никак не показал, что узнал ее после их встречи у каюты директора круиза два дня назад.

Через несколько минут к Хэмпширу подошла скуластая седовласая женщина с экземпляром «Сумерек выдр» в руках.

— Вы автор вот этого? — спросила она без предисловий.

— А! — Он отодвинул блокнот в сторону и взял у нее книгу, держа ручку наготове. — С удовольствием, конечно. Желаете просто автограф или какое-нибудь посвящение?..

— Я не хочу, чтобы мне ее подписывали, — сказала она. — Я хочу понять, надо ли мне это читать.

Вопрос застал Лайонела врасплох. Он, кажется, не знал, как тут ответить.

— Этот экземпляр лежал у меня в каюте с самого начала, — продолжила она. — У нас у всех он есть. Но я взяла с собой свои книги и поэтому не хочу прямо сейчас это читать. Задумалась, обязательно ли это.

— Обязательно? Вовсе нет… — смущенно ответил он. — Просто жест щедрости со стороны моего издателя.

— Славно. Это большое облегчение, поскольку тут сзади говорится, что главный герой — «психологически сложный».

— Все верно.

— Ну, — сказала она, — я не люблю таких людей, которые психологические.

Засим она удалилась. Урезоненный Лайонел продолжил попивать кофе. Он явно отдавал себе отчет, что Софи слышала этот разговор, а потому через миг-другой, чтобы освободить его от неловкости, она смело проговорила:

— Вот уж поставила она вас на место.

Улыбка у него была чопорная, но в целом признательная.

— Жизнь писательская полна подобных мелких унижений.

— Я уже прочла вашу книгу. Несколько лет назад. Очень понравилось.

— Вы очень добры. Спасибо.

— Хорошая мысль — штатный судовой писатель.

— В принципе — да. На практике же, кажется, они не очень понимают, что со мной делать. Это пилотный проект. Меня мой издатель уговорил.

— Ну, лишь бы не слишком вас загоняли. Чувствую себя несколько виноватой — у меня всего одна лекция, а мне за это десять дней отпуска.

— А, так вы, значит, из выступающих? — Он впервые повернулся и всмотрелся в нее хорошенько, а затем — поскольку ему, кажется, понравилось увиденное — чуть придвинулся. — Ну слушайте, не надо чувствовать себя виноватой, ради всего святого. Я здесь целых две недели и намерен воспользоваться этим на всю катушку. Максимальное вознаграждение за минимальное участие. Относитесь к этому так же. Мы здесь ради себя самих. В смысле, здешние простофили вряд ли оценят нас по достоинству, верно? Бисер перед свиньями, так сказать…

— Мне говорили, что на «Легенде» обычно собирается довольно смышленая публика. В смысле, выше среднего, не как обычно в круизах.

Лайонел глянул на нее недоверчиво.

— И у вас пока такое впечатление?

— Рановато еще делать выводы, — уклончиво ответила Софи.

— Кстати, какая у вас тема?

— История искусства. В данном случае — русского.

— И вы тут одна?

— Муж появится здесь завтра. А вы?

— Я один до Хельсинки. Туда приедет моя ассистентка.

— У вас есть ассистентка?

— Это очень громко сказано, она просто студентка из Голдсмитс. Помогает мне с электронной почтой, по мелочи пишет под диктовку, такого рода задачки.

— Ваша жена этим всем разве не занимается? — Софи осознала, что вопрос получился слишком в лоб, и добавила: — Я несколько лет назад была на одной встрече с вами, и вы очень тепло говорили о своей жене, о том, как много она вам помогает.

— А, да. Где это было?

— В Лондоне. Совместно с тем французским писателем, Филиппом Альдебером.

— Хм-м… Не помню. Так или иначе, увы, Джун нехорошо на кораблях. Ужасная морская болезнь. Слушайте… не поужинать ли нам сегодня вместе? Как вам такое?

— Как же нам это удастся? Вроде полагается сидеть каждый вечер с одними и теми же людьми?

— Я имел в виду свою каюту. Вы ведь не ели вместе с пассажирами, правда же?

Софи вежливо отклонила приглашение — и порадовалась этому, потому что, явившись к ужину в семь вечера, обнаружила неожиданное. За столом пустовало не только Иэново место, но еще и два других. Отсутствовали мистер и миссис Джойс.

— Добрый вечер, милая, — произнес мистер Уилкокс, передавая ей хлебную корзинку. В глазах у него мерцал мрачный огонек, а в голосе слышалось удовлетворение: — Ну что, началось.

— Что началось? — не поняла Софи. Оглядела остальных и заметила потрясение на лицах. — Что вы имеете в виду?

— Джордж отдал концы. Сердечный приступ. Посреди ночи.

— Он… он умер?

— Не надо так расстраиваться, — подбодрил ее мистер Уилкокс. — Вы его знали-то день-два. И не то чтобы душа компании, правда?