Через восемь месяцев, 7 апреля 2012 года, при приближении к Чизикскому причалу на реке Темзе пришлось приостановить гребные состязания «Оксфорд — Кембридж»: в воде перед лодками заметили плывшего человека. Позднее установили его личность: Трентон Олдфилд, австралиец, выпускник Лондонской школы экономики, — он заявил, что регате помешал в «знак протеста против неравенства в британском обществе, против урезания бюджета, сокращения гражданских свобод и культуры элитизма». Гонки возобновили через полчаса, и команда Кембриджа выиграла на четыре корпуса с четвертью.

В тот же вечер примерно в ста милях оттуда в непримечательной сельской церкви Кёрнел-Магны состоялась незамысловатая традиционная церемония бракосочетания Софи Поттер и Иэна Коулмена.

На невесте было потрясающее платье-трапеция из белой органзы, с вырезом «королева Анна» и шлейфом «часовня». Жених в парадном костюме смотрелся впечатляющим красавцем. Слева от прохода среди друзей и родственников невесты сидел Соан и думал лишь о том, до чего зрелищная они пара, но в то же время ему было удивительно и неспокойно. Софи всегда говорила, что ни за что не наденет на свою свадьбу белое. Более того, она всегда говорила, что не станет выходить замуж в церкви. Более того, она всегда говорила, что вообще не пойдет замуж.

Может, обо всем этом стоит спросить ее на банкете.

— Даю тебе это кольцо в знак нашего супружества, — говорил жених размеренным, уверенным тоном. — Телом своим воздаю тебе, все, что есть я, вверяю тебе.

— Все, чем владею, делюсь с тобой, — произнесла невеста торжественным трепетным голосом, — в любви Бога — Отца, Сына и Святого Духа.

Чертова ханжа ты, Поттер, подумал Соан. Ты в Бога веришь не больше, чем я.

И вот про это стоит сказать ей на банкете. Но Соан знал, что́ она ему ответит: «Ты просто ревнуешь, потому что не можешь жениться». Что было в тот момент правдой, хотя Дэвид Кэмерон, поговаривали, собирался как-то изменить положение дел. Новый законопроект вроде. Уж кто-кто, а Соан его ой как ждал. Ему тоже хотелось иметь право быть ханжой перед носом у всей своей семьи и друзей.

После службы гости потянулись в местную загородную гостиницу в двадцати минутах езды — живописное просторное поместье, выстроенное из желтого котсуолдского камня, с садами, раскинувшимися по берегам реки Эйвон. При гостинице возвели шатер, и Соан осознал, что здесь им предстоит провести ближайшие пять-шесть часов. Его усадили за столик номер три — не за главный стол, очевидно, зато хоть не изгнали в дальние пределы. Ближайшая соседка по столику уже заняла свое место — роскошной внешности азиатка с седыми прядями в длинных черных волосах и постоянным намеком на затаенное веселье в уголках губ и в глазах.

— Здравствуйте, — сказала она, когда Соан уселся рядом. — Нахид. Подруга жениха.

— Соан, — отозвался он. — Друг невесты. — Оглядел других гостей, вплывавших в шатер. — Любезно с их стороны.

— Усадить единственных двоих смуглых вместе? — попыталась угадать она — и не ошиблась.

— Ага. Вы пьете?

— В кои-то веки да.

— Я тоже. Давайте я вам налью.

Они чокнулись и с благодарностью отхлебнули невыразительного совиньона.

— Давно Софи знаете? — спросила она.

— Лет пять. А вы Иэна?

— Примерно столько же.

— Мы познакомились в университете. В Бристоле.

— Иэн — мой коллега по работе. Но и друг тоже.

— Вроде… милый.

— Он милый, да. А с прошлого года еще милее. Она, похоже, сделала его очень счастливым.

— Считаете, они хорошая пара?

— Неплохая. А вы?

Соан отхлебнул еще раз — вроде как воздерживаясь от высказывания. Он смотрел, как в шатер входит Бенджамин, ведет под руку шаркающего Колина, оба двигаются к главному столу.

— Вы знаете, кто эти двое? — спросил он у Нахид. Она покачала головой. — Интересно, уж не дядя ли это Софи, о котором она все время говорит.

— Понятия не имею. Но пожилая дама, сидящая рядом, — миссис Коулмен, мать Иэна.

— С виду настоящая матрона.

— С этой силой нужно считаться, уж точно. А рядом с ними — свидетельница невесты. Джоанна, по-моему. Знаете ее?

— Едва-едва. Кажется, и Софи-то ее знает так себе. У нее близких подруг не очень-то много. Там вообще должен был быть я.

Нахид рассмеялась:

— Вы?

— Да, а что? Я ее лучший друг.

— Вряд ли вы могли бы быть подружкой невесты.

— Ну а как называется мужской вариант? Подружок или как там. Не понимаю я эти дурацкие традиции.

— Я тоже. Вот, выпейте еще. Что-то мне подсказывает, вечер будет долгим.

Двумя часами позже, когда еду употребили, а речи произнесли, Софи добралась поболтать. Выходя из туалета, она их заметила, подтащила стул, уселась между ними, обняла Соана и пьяненько поцеловала его в щеку.

— Привет, красавчик, — сказала она. — Тебе тут весело?

— Очень весело, спасибо, милая, — ответил он. — Еда чудесна, тосты тоже. Особенно тост свидетеля.

— Это Саймон. Старейший друг Иэна.

— Ну, мне понравилась его шутка про китайского официанта, который не умел произносить букву «р» и вместо нее говорил «л». Мне всегда кажется, что немножко легкого расизма добавляет остроты ощущений после плотной трапезы.

— Ладно тебе… — осадила его Софи.

— Более того… — он взял Нахид за руку и сжал ее, — у меня теперь новая лучшая подруга. Я узнал все необходимое о правилах дорожного движения, что очень полезно, а она узнала все необходимое о том, как применен поток сознания в работах Дороти Ричардсон, что, вероятно, менее полезно, но зато не менее интересно.

— Привет, — сказала Софи, поворачиваясь к Нахид. Они не виделись несколько месяцев — с тех пор, как Нахид с мужем заезжала на ужин к ним домой, где-то перед Рождеством. — С ума сойти, я с тобой еще не успела поговорить. В смысле, ты здесь единственный человек, который… без которого ничего этого не произошло бы. — С грамматикой нынче вечером у нее не клеилось, осознала она, — то ли из-за выпивки, то ли от избытка чувств, то ли из-за всего вместе.

Нахид улыбнулась.

— Да ладно, не преувеличивай. Уж, во всяком случае, твои родители могли бы тут поспорить.

— Верно.

— И кроме того, думаю, Барону Умнику тут причитается кое-какое признание. — Глаза ее сверкнули весельем, и она пояснила: — Не слыхала о таком? А следовало бы, потому что он изменил ход твоей жизни. Он детский массовик-затейник — в этой части света профессия очень спрошенная, особенно на детских праздниках. Но он всегда ведет представление гораздо дольше оговоренного. И я обычно не хожу в «Старбакс» после работы, но моя дочь отправилась в тот вечер на праздник в городе, а я должна была ее забрать, но тут мне позвонила мама именинницы и сказала, что праздник все никак не закончится. Вот и понадобилось убить время. А если б не понадобилось, тогда… ну, история сложилась бы иначе. В общем — за Барона Умника.

Они с Соаном подняли бокалы и, смеясь, выпили за сказанное. Но вид у Софи был серьезнее.

— Черт. Это тревожная мысль. И можно же еще дальше пойти. А если б та камера меня не поймала по дороге к Солихаллу?

— Ах да, — сказал Соан. — «Дорога к Солихаллу». Не самый кассовый фильм-путешествие.

— Нет, ты совершенно права, — сказала Нахид. — Или, допустим, поехала бы ты вообще другой дорогой? Понимаешь, вот что меня завораживает в автовождении. Каждые несколько минут оказываешься у очередного перекрестка, и нужно выбирать. И каждый выбор потенциально способен изменить твою жизнь. Иногда — радикально. — Посмотрев в упор на Соана, Нахид продолжила: — Я понимаю, вы, профессура, считаете, будто вам известны все тайны жизни лучше нас, всех остальных. Но если хотите постичь человеческий род во всем его разнообразии и сложности — изучите, кто как водит машину. Мы, инструкторы вождения, — настоящие знатоки человеческой натуры. Истинные философы. — Затем обратилась к Софи: — Это и к Иэну относится. Помни об этом. А теперь, если можно, я тебя поцелую. — Она подалась вперед и нежно, ощупью приложилась к щеке Софи. — Вы заслуживаете всего счастья на белом свете, оба. Надеюсь, вы его найдете.

Возвращаясь к своему столу, Софи погрузилась в раздумья об этой беседе, об этом жесте. Добравшись, она обнаружила, что ее дед и мать Иэна изрядно сблизились. Он подпаивал ее десертным вином, а она показывала ему фотографии усопшего супруга, хотя — что правда, то правда — дед, кажется, не очень-то обращал на них внимание. Хелена рассказывала Колину о двадцати пяти годах преданной службы Грэма на Би-би-си, о его почтении к корпорации и ко всему, что она собой олицетворяла.

— Когда-то олицетворяла, следует сказать…

Не впервые, подумала Софи, она слышит, как свекровь (Иисусе Христе, вот кто она ей теперь!) так говорит о Би-би-си. Что она вообще имеет в виду?

Колин, во всяком случае, вроде бы понимал.

— Еще бы, все подмяла под себя банда политкорректности, а?

Софи решила, что сейчас подходящий момент, чтобы влезть в разговор.

— Дед, можно тебя на минутку?

— Не сейчас, солнышко. Мы с Хеленой заняты.

— Уверена, она не хочет слушать…

— Еще вина, Хелена? — спросил он, наполняя ее бокал до краев и дальше — так, что полилось на скатерть.

Софи поспешила туда, где сидела Лоис.

— Будь добра, сделай что-нибудь со своим отцом, а? — сказала она. — Он наклюкался и клеит Иэнову мать.

— Ага. — Лоис встала и быстро двинулась вокруг стола к Колину, с видом суровым и решительным.

— Из вашей комнаты есть вид на реку? — донеслось до Лоис. — Из моей — чудесный вид на реку. Я тут подумал, не хотите ли вы посмотреть, зайдете на пять минут, мы бы открыли с вами бутылку вина из мини-бара…

— Папа! — сказала Лоис.

— Что? — Он развернулся к ней: — И ты туда же.

— Ты какого черта творишь? — прошептала она.

— Отстань от меня. Я прекрасно знаю, что́ творю.

— Кажется, мы все знаем.

— Отстань от меня, я сказал. Что тут такого? Твоя мать мертва уже два года. У меня есть нужды, как и у всех.

— Сегодня, — угрожающе проговорила Лоис, — не время для тебя и твоих нужд.

— Отстань от меня, — повторил Колин. — По-моему, тут все на мази.

Он повернулся к дочери спиной и возобновил беседу с Хеленой, которой, кажется, гораздо сильнее хотелось показывать фотокарточки Грэма, нежели обсуждать свою комнату и есть ли из ее окна вид на реку. Лоис, получив отпор, огляделась по сторонам в поисках брата, но его, как обычно, нигде не было видно. Почему Бенджамина вечно не найти, когда он нужен?

Бенджамин размышлял, не развилась ли в нем навязчивая привычка смотреть на реку. Сегодня было почти полнолуние, узоры света, плясавшие по поверхности Эйвона, завораживали. Солнце село полчаса назад, и хотя на воде было зябко, а ветер гнал по реке рябь и потрескивал ветками ив, вставать со скамейки, которую кто-то заботливо разместил на берегу, совсем не хотелось. Бенджамин был человеком застенчивым, и светский треп его изнурял. Одно дело трепаться с членами своей семьи, а вот три-четыре часа поддерживать любезные беседы с посторонними… И кроме того, во всем этом сборище было что-то такое, от чего Бенджамин ощущал себя не в своей тарелке. С Иэном он виделся всего второй раз, и, пусть тот казался довольно приятным, Бенджамин не был уверен, что Иэн для его племянницы подходящий избранник. Что у них общего, ну правда?

Эти тревожные мысли плескались у него в голове, река беспокойно трепетала под усиливавшимся ветром, и Бенджамин вдруг осознал, что уже не один. Люси, старшая сестра Иэна, стояла рядом со скамейкой, сложив руки на груди и слегка дрожа.

— Вы не против, если я присяду?

— Нет, совсем нет.

Он подвинулся. Она села рядом, вытащила электронную сигарету.

— Ничего, если я?..

— Конечно.

— Ужасные эти штуки. Но от них хотя бы рак не возникает.

Некоторое время она пыхала сигаретой, оба молчали. В шатре заиграла музыка, какая-то слезливая баллада из 1980-х поплыла в ночном воздухе, намекая, что начались танцы.

Наконец Люси промолвила:

— Вы с Софи близки, верно? Она о вас рассказывала. Всем говорит, что вы в семье интеллектуал.

Бенджамин улыбнулся:

— В смысле, тот, кто так ничего и не добился.

— Она говорит иначе. — Люси тщательно выбирала слова, одно за другим. — Мой брат, — сказала она, — не очень понимает жизнь ума.

— Тогда, возможно, они с Софи будут дополнять друг друга, — сказал Бенджамин.

— Противоположности сходятся, так?

— Что-то вроде.

— Будем надеяться. — А затем добавила виновато: — Боюсь, меня воротит от свадеб. Из-за них во мне пробуждается старый циник. Вероятно, потому, что у меня своих было три штуки. — Она вдохнула и выдула струйку пара. — Все эти надежды. Обещания. Любовь, уважение, забота, защита, долой всех прочих — тяжелая это все херня. — Песня, заигравшая в шатре, опознавалась немедленно (во всяком случае, для Люси). — «Сила любви», — проговорила она, холодно улыбаясь. — Верите в нее?

Бенджамин, для которого этот разговор делался все более неуютным, ответ на этот вопрос счел невозможным.

— Ну, она сильная, не поспоришь, — выдавил он наконец. — Но это не всегда хорошо. — Встал. — Думаю, пора мне вернуться. Пойдете?

— Пока нет.

— Ладно, — сказал он и оставил ее одну на скамейке, а сам побрел медленно, задумчиво обратно к шатру, к огням и музыке.

Некоторое время он стоял на кромке танцпола и наблюдал. Танцевало пар двенадцать — или, по крайней мере, висли друг на дружке и топтались по кругу. Софи с Иэном сейчас среди них не было. И тут племянница подошла сзади и похлопала его по плечу:

— Давай, дядь, подари мне танец!

Этого-то он и опасался. У него не было чувства ритма — во всяком случае, такого, чтобы он понимал, как выразить его физически, — и имелось принципиальное возражение против танцев под музыку, которая ему не нравилась, а такой в основном и была вся музыка. (Под ту, что ему нравилась, танцевать бы никто не смог.) Но в этот вечер отказать племяннице он не мог ни в чем. И прикинул, что в наличной компании его явно некому превзойти. А потому Бенджамин подал Софи руку и позволил вывести себя на середину танцпола, где обнял племянницу, чуть осторожничая, чуть зажато поначалу, но затем она расслабилась, он тоже расслабился, она улыбалась ему и выглядела такой мечтательной, такой блаженной, что он так же тепло улыбался ей в ответ, а затем двигаться между танцующими парами стало проще простого, отыскивая ритм музыки, опираясь на него; и тут Бенджамин осознал, что эти вот мгновения с Софи, которую он знал с младенчества, которая стала (во многом) ему дочерью, — их последние мгновения вместе, что после сегодняшнего вечера все будет иначе, может, лучше, может, хуже, но необратимо иначе, и он понял, что хочет упиваться этими мгновениями как можно дольше, и даже когда завершилась первая композиция, они не ушли с танцпола и вскоре кружили под вторую песню, а следом и под третью. И где-то на середине третьей композиции к ним подошел Иэн, мягко взял Бенджамина под руку, разлучил их с Софи и сказал:

— Прошу прощения, ничего, если я свою жену заберу обратно?

И Бенджамин ответил:

— Конечно. — И сдал назад, а затем пошел искать бар, отчетливо понимая сейчас лишь одно: надо выпить.