За годы своей полицейской службы я усвоил главную сыскную аксиому: наши начальники и наниматели больше заинтересованы в яркой зрелищной картине розыскного рвения подчиненных, нежели в предметных результатах расследования.

Розыскниками был разработан за долгие века нашего ремесла целый комплекс, всеобъемлющий свод бюрократических жестов, изображающих «движение по делу», симулятивных акций и демонстрационных поступков, которые все вместе должны показать, что мы, мол, тоже свой хлеб не зря едим. Для начальственного ока нет более отвратительного, оскорбительного зрелища, чем сидящий на заднице сыскарь, о чем-то якобы думающий. Он думает! Тоже мне, Чапай сыскался — думает! Мыслитель хренов! Родена на нашу голову не хватает!

Двигайся! Ищи! Вот тебе и вся мудрость ментовская! И сафоновские люди хаотически и суетливо двигались.

Потому что даже такой умный и предметно заинтересованный человек, как мой друг Хитрый Пес, тоже не свободен от этой слабости. Не сомневаюсь, ему бы наверняка хотелось увидеть больше делового усердия, пыхтения и сложных телодвижений в поисках Кота, чем я мог продемонстрировать.

А я не мог и не хотел разыгрывать для него старый анекдот с поисками под фонарем потерянных часов, когда ищут здесь не потому, что часы потеряны под фонарем, а потому, что здесь светло.

Я искал там, где было непроглядно темно. Впотьмах, медленно, очень осторожно я искал в непроницаемой тьме жаркой корыстной заинтересованности и молчаливого ледяного равнодушия остановившиеся бесценные часы — не «Картье-Паша», не «Патек Филип», не «Даймонд Роллекс», — они назывались «Разграбленный Поволжский кредит». Я был твердо уверен, что их остановившиеся стрелки замерли навсегда в момент, когда два моих друга стали смертельными врагами.

Вот это я знал почти наверняка, когда на выходе в проходной предъявил документы милицейскому лейтенанту и крутящаяся дверь выбросила меня на улицу. За спиной на гранитных полированных плитах величавого подъезда — надраенные до нестерпимого сияния бронзовые доски: «Министерство внутренних дел Российской Федерации».

Здесь я повидал сегодня массу приятелей, вчерашних товарищей, бывших сослуживцев — они все были мне рады. Мы шутили, и сетовали, и советовались — но ни одного словечка сверх того, что я и сам знал, я не услышал.

Хорошо, я разузнаю, выведаю, сыщу, пойму все сам. И в этой кошмарной игре в «жмурки», где уже и так было дополна жмуров, моим единственным помощником оставался Пит Флэнаган, который издалека кричал мне электронным голосом: «холодно!», «теплее!», «еще теплее!»…

Когда станет совсем горячо, я должен буду сам ему крикнуть об этом.

Я прошел на стоянку к своему джипу, завел машину и через Октябрьскую площадь погнал в задушенный автомобильными пробками центр. Отдуваясь, добрался до Дмитровки и вошел в проходную рядом с воротами, украшенными красной вывеской с раскоряченным лохматым орлом и грозными словами — «Генеральная прокуратура Российской Федерации». Показал удостоверение на вахте, вышел во внутренний двор и уже направился к главному подъезду, когда в кармане раздался звонок мобильного телефона.

— Да-да, Лена, я слушаю.

— Сергей Петрович, срочно возвращайтесь! У нас — ЧП!

— Что там стряслось?..

— Кот Бойко украл сына Серебровского…