Сергей Ордынцев: разведдопрос
На Театральной площади бушевал водоворот бесплодной и бессмысленной суеты.
В уже привычной неопрятной стройке колготели и толкались люди с плакатами, призывавшими обратиться к Богу, к коммунистическим идеалам, к йоговской медитации, быстро разбогатеть и подать на пропитание беженцам.
Мы рассматривали их с Сафоновым из машины, припарковавшейся перед Малым театром.
— Вот эту штучку спрячь под рубаху, — протянул мне Сафонов маленькую черную коробочку, похожую на бипер. — Радиомаяк…
— Опасаетесь, что они меня киднапнут?
— Нет, похищать они тебя скорее всего не станут. Но все-таки… Береженого Бог бережет, — рассудительно-неспешно сказал Сафонов. — А вот эту булавку воткни за лацкан куртки. Это мощный микрофон-транслятор — мне весь ваш разговор будет слышно. Чуть что — мы тебя так прикроем, что им мало не покажется…
— Спасибо!
— Не за что. Ты не дергайся, головой не крути — мы тебя ни на миг из поля зрения не выпустим.
— Алексей Кузьмич!
— А?
— Вы Интерпол чем-то вроде детсада представляете?
— Нет, серьезная контора. Бывал я там. Однако разница с нами имеется. — Когда Сафонов ухмылялся, его каленая бурая морда покрывалась трещинами, как старая глина.
— Какая?
— То, что наши бандюки здесь на улице вытворяют, на Западе в кино показывают. А ты не обижайся, Серега. Я — старый, хочу потише, поспокойнее. Без прыжков, стрельбы и других шумных фокусов… Ну все, иди, иди, сынок… Не дергайся — я держу территорию.
Я прошел не спеша через сквер и остановился у грязного пустого фонтана.
Где-то, пока не различаемые мной, в разных позициях группировались патрули наблюдения — пешие прохожие и оперативники в машинах, готовые принять меня под опеку в любой точке по всей окрестности.
И хотя я знал, что человек, к которому я пришел, уже наверняка пасется здесь давно — взглядом щупает меня, опознает, оценивает, — а все равно я дернулся маленько, когда коренастый здоровяк средних лет крепко взял меня под руку.
— Здравствуй, Сережа, здравствуй, друг!
Я отодвинулся на шаг, высвободил руку и лениво ответил:
— Здорово, мой дорогой, старинный, безымянный, неизвестный мне дружбан…
Мой новый корешок — шестипудовый комод со стенобитным рылом — добродушно засмеялся:
— Все смешалось в доме Обломовых! Без пол-литра не понять — кто друг, кто враг…
— Это точно! Упаси Господь от друзей, а от врагов сами отмахнемся…
А друган мой новый тянул меня за руку:
— Идем, пройдемся маленько! Чего стоять без толку?
— Пойдем, — согласился я, понимая, что он хочет проверить мои хвосты в движении. Сейчас наше сопровождение — его и мое — превратится в слоеный пирог.
Мы вразвалку прошли переход к станции метро «Охотный ряд», миновали ее, пересекли Дмитровку и лениво шествовали мимо Государственной Думы — в сторону Тверской.
— Расскажи, как дела… Что слыхать? — доброжелательно предложил этот гусь и улыбнулся неосторожно — растянул сухие пленки губ и обнажил две желтоватых костяных пилы.
— А не твое это дело, не касаются тебя мои дела, — ответил я ему тоже доброжелательно, с улыбкой. — Я жене и начальству про свои дела не докладываю, а уж тебе-то…
— Так это ж ты мне звонил, а не я тебе! — обиделся этот брутальный кабан.
— Я не тебе звонил, а Коту Бойко. Ты предложил встретиться, посмотреть на меня. Посмотрел?
— Посмотрел!
— Доволен?
— Не сильно как…
— Это твои проблемы. Можешь связать с Котом?
— Зависит от обстоятельств… — неопределенно сказал он.
— Например?
— Хочу знать, например, зачем Кота ищешь. Ты ведь от Серебровского притопал?
— Так! В общем, с тобой понятно, боле-мене. Ты Коту сказал, что я его ищу?
— Сказал, — не моргнув ответил диспетчер. — Просил выяснить обстановку…
— Что ты мне лечишь мозг этой чепухой? Что ты мне пар продаешь?
— Как просил Кот — проясняю ситуацию.
— Ты меня за кого принимаешь? Ты со мной не боишься играть в такие игры? — спросил я по возможности внушительнее.
— Не боюсь, — усмехнулся нахально мой приятный спутник.
— Зря…
— Коли ты такой грозный, что же ты такой нервный?
— Оттого, что не могу пока сообразить — что у Кота с тобой общего?
А он печально сказал:
— Кот вчера по глупости человека замочил. Я ему сейчас помочь стараюсь…
В этот момент у него в кармане раздался звонок сотового телефона, он вынул трубку и нажал кнопку.
— Слушаю… Да… Ага, понял… Повтори это снова, — и протянул к моему уху трубку, из которой внятно раздавался быстрый сиплый голосок:
— …Повторяю… За вами идет наружное наблюдение…
Мой обормот проговорил в микрофон:
— Понял тебя, понял… Продолжай работу… — выключил телефон, убрал в карман и сказал огорченно: — Неискренний ты человек, Сергей! Я к тебе с сердечной просьбой от друга, а ты наружку за собой тянешь.
— Ну да, это ты меня ловко ущучил! — захохотал я. — Ты ко мне на свидание с цветами, а я с охраной. Просто срам…
— Нехорошо, Сережа, — удрученно покачал он головой. — Эх, беда нам с нами, трудный мы народец…
Я похлопал его по плечу:
— Слушай, новоявленный друг, до того как тебя вышибли из Конторы, ты наверняка в идеологическом управлении служил. Там полно было вот таких мокрушников-моралистов… Значит, хочешь помочь Коту?
— Хочу, — кивнул сентиментальный хмырь. — С твоей помощью. Надо, чтобы Кот тебе поверил… Надеюсь, не сдашь друга за сдобные коврижки серебровские?
— Не сдам, — пообещал я. Потом нагнулся и стал мерить по асфальту раздвинутыми пальцами — вершками — длину башмака этого урода.
Он отодвинулся и настороженно спросил:
— Ты чего?
— Размер белых тапочек прикидываю. У нас — по предварительному заказу… А связи с Котом у тебя нет, ты его сам ищешь.
