Глава тринадцатая
Вскоре разговоры в спальнях затихли. Ребята, набегавшись за день от души, спали крепким сном. Только два тренера все еще сидели за столом. Закрыв кухонную дверь на задвижку, они уже пару часов беседовали о своих делах. Нет, как у всех мужиков, тема женщин у них тоже не была оставлена вниманием, но все же гораздо больше времени заняли другие проблемы. Началось же все с обсуждения третьего, отсутствующего, тренера.
– Слушай, Саныч, ты как директор школы должен Богданову вставить фитиль, – заявил Василий Иванович, едва они отошли от дверей клуба. – А то он полностью распоясался, в клуб заявился с любовницей, совсем парней своих не стесняется.
Петр Александрович ехидно улыбнулся.
– А мне кажется, Иваныч, ты ему завидуешь, – сообщил он в ответ.
– Да ты что?! Да я!.. Да как ты мог такое сказать! – возмутился Соловьев. – Мое дело сторона. Я к тому, что он ребятам плохой пример подает.
Дискуссия эта продолжилась и после прихода в школу. Когда они уютно расположились за столом и откупорили первую бутылку «Московской», беседа плавно перешла на качество водки, дружно признанное никуда не годным. Тем не менее первая бутылка ушла за двадцать минут. На второй мужчины притормозили. В разговоре они перешли на спортивные темы и слегка подзабыли о выпивке.
– Саныч, ты молодец, с лагерем неплохая задумка получилась, – сообщил уже изрядно окосевший Василий Иванович. – Как тебе вообще она в голову пришла?
Петр Александрович почесал намечающуюся лысину и признался:
– Понимаешь, Иваныч, когда я служил, у нас в округе организовывались летние лагеря для спортсменов, вот и решил попробовать такой вариант для детской спортивной школы.
Они долго обсуждали планы тренировок, спорили о нагрузках, а затем Соловьев перешел к интересующему его вопросу.
– Петр Александрович, мы с Богдановым обратили внимание, что Санька у тебя резко прибавил за этот год. Что ты с ним такое творишь? Может, Клавдия Васильевна его витаминами пичкает? Кстати, я этой зимой с тренерами из Москвы разговаривал. Так они рассказывали, что им из ГДР какие-то таблетки привозят, медролон вроде называются. Очень эффективные таблетки.
Петров побагровел.
– Вася, ты что, хочешь сказать, что я сына таблетками кормлю? Охренел совсем!
– Да нет, ты чего взбеленился? – заюлил протрезвевший от гнева собеседника Соловьев. – Просто сам подумай, парня твоего до этого года не видно и не слышно было, а тут сразу в первые номера вылез. И потом, ему вроде только пятнадцать лет, а он тебя на полголовы выше, и усы начали расти.
– Я и сам не очень понимаю, что происходит, – сообщил успокаивающийся Петр Александрович. – С декабря прошлого года парня как подменили. Старательный, трудолюбивый, а как тренируется! Иногда даже сомнения берут, мой ли сын, не подменили, часом. Ты с ним особо не общался, так завтра найди его, поговори о тренировочном процессе, думаю, узнаешь много нового. А то, что Сашка вырос, так в этом ничего особенного нет. Кто-то раньше взрослеет, кто-то позже. Ростом он, видимо, в прадеда пошел, тот за два метра был, работал машинистом. Фотка старая есть, он на ней со своими напарниками стоит, так те ему по плечо. Белочехи, суки, его шомполами забили, – скрипнул он зубами. – Он их на Москву везти отказался.
– Знатные у тебя предки, – прервал Василий Иванович воспоминания отвлекшегося от темы собутыльника. – Давай выпьем за твоих да моих, пусть им земля будет пухом.
Он привычно разлил водку по четверти стакана и подхватил вилкой соленый рыжик.
– Давай, по последней, – согласился Петр Александрович. – Третью бутылку убери, нам завтра рано вставать.
Василий Иванович с сожалением подкинул вынутую поллитровку, ловко поймал ее и убрал в сумку. Если бы не строгий намек начальника, он бы с удовольствием продолжил уничтожение алкоголя.
После этого, покачиваясь, вышел из кухни в столовую и побрел в комнату, где они жили втроем.
Петр Александрович вздохнул и принялся убирать следы пиршества. В голове после бутылки водки шумело изрядно, но все же он смог довести дело до конца и тоже отправился на боковую.
В комнате, где жила Лена Миронова, в это время дружно сопели девчонки. До того как заснуть, подружки шепотом сплетничали о прошедших танцах.
Сашку Петрова особо не обсуждали по причине того, что знали его как облупленного, зато Ило Вирке с языка у них не сходил. Больше всего девчонкам не понравилось, что тот предпочел им какую-то деревенскую красотку. И сейчас они наперебой критиковали ее, обзывая жирной и грудастой толстухой. Притом ни одна из них не призналась, что не отказалась бы иметь такую грудь сама. Но все сошлись на том, что танцы прошли замечательно и в следующий раз надо идти на них в прежнем составе.
Шли дни, жизнь в лагере вошла в привычную колею: зарядки, тренировки, дежурство по кухне, танцы. Но приезд двух женщин – Сашиной мамы и Татьяны Викторовны, жены Богданова – внес свежую струю в лагерную жизнь.
Уже через несколько минут после приезда с улицы раздался громкий крик. Выскочивший на знакомый голос Петр Александрович обнаружил свою жену около туалета.
– Это что за безобразие! – кричала та. – Вы тут антисанитарию жуткую развели! Петя, иди сюда, смотри, тут все говном заросло! Чтобы немедленно туалет был намыт и очки засыпаны хлоркой! Ты понял, начальник лагеря?
Муж растерянно стоял рядом и чесал лысоватую голову.
«А кто будет этот сральник мыть? – думал он. – Не детей же заставлять. Я тоже этим заниматься не собираюсь».
Его раздумья прервала жена.
– Ну что застыл, как статуй, неужели в деревне нет алкашек? Они тебе за бутылку туалет языком вылижут.
– Действительно! – просветлел лицом Петров. – Что-то я туплю.
Одновременно он представил себе, какое еще место может вылизать такая алкашка, но благоразумно выбросил эту мысль из головы.
В тренерской комнатке между тем происходил нервный разговор четы Богдановых.
– Петя, я слышала, ты регулярно танцульки посещаешь? – как бы промеж прочего спросила жена.
– Ну да, приходится, – со вздохом ответствовал муж. – Надо же присмотреть за подрастающим поколением.
– Да-а? А мне рассказали, что ты там больше внимания симпатичным девушкам уделяешь.
– Врут, Таня, точно врут, наговаривают, ничего такого не было, – твердо заявил Петр Федорович. Однако по выражению лица жены он понял, что ему не очень поверили.
Встретившись перед обедом, мужчины тоскливо вздохнули, после чего Петр Федорович сказал:
– Саныч, как думаешь, стоит нам в поход на пару дней сходить?
– Это ты хорошо придумал, – без раздумья ответил Петров. – Так и сделаем. Я тут договорился с местными рыбаками насчет лодок. Шесть «кижанок» нам хватит. Заберем всех старших ребят, а с мелочевкой на хозяйстве Соловьев останется, да наши женщины ему помогут.
Тренеры посмотрели друг на друга заговорщицким взглядом и засмеялись.
Вечером Клавдия Васильевна пыталась возмущаться, но муж показал ей план мероприятий, с подписями и печатями, утвержденный в РОНО, где черным по белому был запланирован лодочный поход именно на эти дни.
Петр Федорович отлично знал свою жену и ее следование инструкциям и планам, поэтому сразу после обеда поручил надежным девочкам написать этот план, на который затем поставил оттиск на время взятой в РОНО печатью.
Зато Татьяна Викторовна устроила по поводу похода обструкцию мужу и не допустила его до своего тела. Того это не особо огорчило. Буквально несколько часов назад у него была жаркая ночь, поэтому он приставал к жене больше для конспирации, чтобы у той не усилились обоснованные подозрения.
Так что на следующий день от берега отошли шесть деревянных лодок довольно специфической конструкции, получивших в Карелии название «кижанки». На веслах в них сидело по четыре человека, остальные группировались на носу и корме.
Погода была великолепная, легкий, теплый ветерок поднимал небольшую волну, массивные лодки практически ее не замечали. Утреннее солнце еще не жарило по-настоящему, и грести было одно удовольствие. Легко работая веслом, Саша вспоминал недавнее для него, но далекое от сегодняшнего момента будущее, когда на Сямозере утонули около двадцати детей.
«Ну, у нас не тот случай, батя молодец, – думал он. – На таких лодках можно и шквал выдержать. Хотя в тот раз, помню, у нас даже дождика не случилось».
Тут в его памяти возникла картинка прошлой жизни.
Он, сидя на носу лодки, громко переговаривается с Маринкой Майоровой, красивой, кучерявой девочкой, а Ленка Миронова в лодке, идущей неподалеку, не сводит глаз с сидящего напротив Петра Александровича.
Сашка глянул на смотревшую сейчас на него Ленку, и его губы расползлись в непроизвольной улыбке.
– Ты чего улыбаешься? – тут же отреагировала девушка.
«Чего, чего? – подумал он. – Радуюсь, что в этот раз папахену ничего не светит. Пусть ищет любовницу в другом месте».
Однако почти сразу улыбка сошла с его лица, он сообразил, что на этот раз не сможет, как в прошлой жизни, позажимать кучерявую симпатяшку Маринку в старенькой бане, стоявшей совсем неподалеку от школы.
«Ну, и ладно, – подумал он философски. – Чем-то в жизни всегда приходится жертвовать. На этот раз Маринкиными прыщиками. Блин! А ведь не одной Маринкой! Помнится, еще тогда я познакомился с Зинкой Кильцовой, ох, и грудь у нее классная была. Черт! Про нее я совсем забыл!»
От воспоминаний у него появилось даже беспокойство в паху, и он постарался переключиться в мыслях на что-нибудь более приличное.
После остановки для перекуса на заросшем лесом острове, лодки двинулись дальше. Они медленно двигались по сверкающей озерной глади, а прямо по курсу вырастал небольшой каменистый островок со стоящей на нем часовней.
Лодки причалили к островку, но ринувшиеся в часовню ребята остановились после грозных окриков Петра Александровича. Лишь после надлежащих указаний им разрешили пройти в храм. На вид часовне было лет триста – четыреста. Хотя свежие лемеха на куполе говорили, что часовню периодически подновляют. Внутри часовни было темно, пахло ладаном. Небольшая лампадка горела перед иконами. На старинном аналое лежало открытое Евангелие.
Притихшие подростки молча рассматривали стены, сплошь увешанные старинными иконами.
Сашка с горечью думал:
«А ведь этой часовни скоро не станет. Через пару лет туристы из Москвы или Питера украдут иконы, старинное здание, собранное предками без единого гвоздя, просто сожгут. Заканчивается эпоха деревенской жизни, когда, как сейчас, двери в домах подпирают сухой палкой, показывая, что хозяев нет дома. Это все уйдет и никогда не вернется».
Его размышления прервал голос отца. Тот прикрикнул на Витьку Ситюкова, хотевшего перелистать Евангелие.
– Отойди и не трогай ничего!
Витька послушно отошел в сторону, а Петров неожиданно вспомнил, что именно Витька был наводчиком тех туристов, что через пару лет сожгли церквушку. Тот сам потом хвастался во дворе, сколько денег ему отвалили за это.
«Вот и води свиней по святым местам, – подумал он. – Эх, батя, батя, простота твоя хуже воровства. На кой хрен ты взял в лагерь этого Витьку?»
Хотя причины он прекрасно знал. Многодетная соседка упросила отца взять в лагерь на месяц одного из своих парней, чтобы было легче прокормить остальных. Муж ее на тот момент опять запил на неизвестное время. Петр Александрович не мог отказать в такой просьбе и принял в лагерь хулиганистого подростка. Тот, правда, в коллективе вел себя нормально. Только старался уйти в сторону от спортивных занятий, постоянно отлынивал.
«Наверное, с ним поговорю, – решил Петров. – Хотя особого смысла в этом нет. Не Витька, так кто-нибудь другой это сделает. Пришли иные времена. В двадцатые годы часовенка уцелела, финны ее не тронули… А вот эпохи развитого социализма ей не пережить. Господи! Может, самому иконы собрать? А через пятьдесят лет церкви передать снова».
В какой-то момент он вполне серьезно начал обдумывать такую возможность. Однако ни к какому решению так и не пришел. Слишком много неопределенности и препятствий вставало на пути.
Утолив любознательность, ребята вернулись к лодкам, и поход продолжился.
Когда солнце повернуло к западу, они вошли в устье реки Малой Суны, несущей свои торфяные воды в прозрачные озерные глубины. Вскоре на речном берегу горел костер, аппетитно запахло тушенкой.
Забыв обо всем, Сашка готовил удочку. Он уже не помнил, когда последний раз рыбачил. Больная нога лишила его многого. Но сейчас он был готов взять реванш за пропущенное время.
Набрав под камнями в воде пригоршню ручейников, он почти бегом отправился на ручей, в котором ловил хариусов пятьдесят лет тому назад, то есть именно сейчас.
В протоке вода текла еще темней, чем в реке. Но рыба в ней была, Саша сразу понял это, когда выдернул трехсотграммового хариуса из бурлящей водной струйки. Клев был отличный, почти за каждым камнем в ручье поплавок нырял под воду. Вскоре у него в сумке бились с десяток рыбин. И тут Александр Петрович осознал, что желание ловить исчезло. Ему стало вдруг неинтересно. Взяв последнего выловленного хариуса в руку, он посмотрел на переливающуюся серебром темную чешую и, неожиданно для себя, аккуратно опустил рыбу в воду.
«М-да, вроде бы вернулся в юность, а ее как таковой и нет, – раздумывал он, возвращаясь в лагерь. – Я же был такой заядлый рыбак, а тут рыбу вдруг жалко стало. Эх, не быть мне снова рыбаком, да и охотником, похоже, тоже».
С такими мыслями он вышел к биваку. Подойдя к костру, заметил парней, столпившихся около похрапывающего Петра Федоровича. Тот лежал на спине, откинув голову на лапник. Его скуластое лицо сплошь было покрыто комарами.
Ребята с интересом смотрели на эту картину. Тут к ним подошел Вовка Рожин и интригующе спросил:
– Знаете, почему Богданов не просыпается?
Парни с недоумением глянули на Вовку и отрицательно покачали головами. Тот продолжил говорить:
– Дело в том, что Петр Федорович – вепс, а вепсы комаров не боятся.
Ни одного смешка от слушателей не прозвучало, наоборот, они кидали на своего тренера очень уважительные взгляды. Комары на болотистом берегу достали вечером всех. Поэтому на мальчишеских лицах явно нарисовалось желание хотя бы на этот вечер стать вепсами.
Саша хмыкнул и отправился на берег, чтобы почистить рыбу.
Почистив, аккуратно переложил ее крапивой и убрал в котелок.
«Забабахаю ушицу с утра, – подумал он, – сегодня на ужин два ведра макаронов наварено с тушенкой, так что обойдемся без рыбы. Неизвестно еще, сколько ее Филатов притащит. Тот, пока весь ручей не прошерстит, назад не повернет.
После ужина никому спать не хотелось… Намазавшись диметилфталатом, все собрались у костра. Петр Федорович наконец перевернулся ничком, размазав о лапник нажравшихся его кровушки комаров и что-то проговорив, а потом продолжил храпеть под негромкие смешки учеников. Петр Александрович с удовольствием принимал участие в общей беседе.
Все болтали, пели песни, пока не раздался чей-то возглас:
– Посмотрите, что творится вокруг!
Наступила тишина. Саша тоже оглянулся и, когда глаза после костра привыкли к лесному полумраку, увидел мириады огоньков на траве и нижних ветках деревьев. Огоньки горели неярким зеленоватым светом. Казалось, весь лес был полон ими.
Девчонки вскочили на ноги и понеслись собирать светляков.
«Радуйтесь, смотрите, – грустно думал Саша. – Я с этого времени так больше и не видел такого волшебного зрелища. Может, оно никогда больше не повторится и для остальных моих спутников. Люди убивают природу быстрыми темпами. Помню, когда-то бабочки траурницы летали, сидели сотнями на лесных дорогах. А в последние годы радовался, увидев хотя бы одну».
– Саша, смотри! – Ленкин голос прервал его печальные размышления. – Видишь, я целый коробок светлячков набрала.
– И зачем? – спросил он.
– Ну, просто так, – ответила девочка.
– Лучше положи их обратно в траву, – посоветовал Петров. – Там они снова засветятся, а в твоем коробке задохнутся. Это просто маленькие гусеницы, и ничего более. Разве тебе их не жалко? Они не светятся по заказу.
– Действительно, – сообщила Лена, открыв коробок. – Уже не горят, там только серенькие червячки.
Отойдя в сторону, она вытряхнула светляков в траву, вскоре ее примеру последовали и остальные собиральщики.
– Молодцы! – прокомментировал Петр Александрович. – Природу надо беречь.
После этих слов он задумчиво глянул на сына.
«Опять у отца появятся вопросы, – досадливо подумал Сашка. – Веду себя совсем не по-детски». Пора родителей приучать к тому, что сын у них взрослый не по годам. А то, как что-нибудь скажешь, смотрят как на блаженного.
Утром тренеры не придумали ничего лучше, чем устроить среди парней соревнования по гребле.
Сашка в паре с Ило Вирке заняли первое место среди сверстников. Довольные девчонки радостно поздравили его с победой, а Миронова снисходительно чмокнула в щеку.
Глядя вокруг, Петров поймал на себе чей-то неприязненный взгляд и с удивлением обнаружил, что так смотрит на него Богданов.
Для Сашки смысл этого взгляда был ясен. Проработав всю жизнь в спорте, он сразу понял причину. Увы, Петром Федоровичем двигала банальная зависть. Он, также как Василий Иванович и отсутствующий здесь Лукин, могли прекрасно оценить перспективы сына директора ДСШ. На данный момент у них тоже были неплохие воспитанники, показывающие гораздо лучшие результаты, чем Петров, но человек так устроен, что завидует, даже если для этого нет особых причин. А здесь причина была: ничем не выделяющийся мальчишка вдруг стал показывать неплохие результаты для своего возраста и, похоже, будет показывать их дальше.
«Ладно, неприятность эту мы переживем, дальше будет только хуже», – подумал он и отправился за рыбой, припрятанной в закрытом котелке.
После основательного завтрака юные спортсмены двинулись дальше. Тренеры не особо горели желанием возвращаться в лагерь, где их с нетерпением ожидали боевые подруги, ну, а ребятам очень нравилось путешествовать на лодках.
Лишь Петрову этот поход уже надоел. Он мешал выполнению намеченной сверхзадачи – получить в восьмом классе первый лыжный разряд. Но сделать он ничего не мог. Поэтому, сев в лодку, первым делом забросил подальше блесну, закрепил спиннинг на корме и следил сейчас, не гнется ли его кончик, показывая хватку судака. Блесна, видимо, была не очень уловиста, потому что прошло часа два, прежде чем затрещал тормоз на катушке.
Лодка сразу наполнилась девичьим визгом. Сашка схватил спиннинг и начал вываживать рыбу. Петр Александрович из соседней лодки нервно следил за этим поединком. К его удивлению, сын умело справлялся с удилищем. И вскоре здоровенный судак кило на шесть очутился в лодке.
Сашка, тяжело дыша, смотрел на лежащего на дне лодки красавца.
«Вот чего мне не хватает, – думал он. – Настоящей схватки, борьбы, соревнований. Но пока я в теле школьника, этого никогда не случится, моя сущность просто не считает все происходящее серьезным. Что же делать? Каким образом быстрее повзрослеть? Может, тогда я смогу жить по-настоящему».
Однако на все эти вопросы мог ответить только он сам. Господь Бог их не считал серьезными.
