МЕТА-ФИЗИКА

ГРАФИК ТЕВЬЕ

Едва се́кунд стахса Замойского выадресовался из заседания Ложи в Императорском Доме, Адам вошел своим примом в библиотеку Фарстона.

Библиотека была пуста. Подсознательно он надеялся застать в кожаных креслах участников совещания, случившегося две недели назад, – но нет, никого; только утреннее солнце отбрасывает на ковер косые мосты теплого сияния, а высокий хронометр приколачивает к покрытой панелями стене очередные секунды, терпеливый садист.

Сквозь залитые солнцем окна видны терраса и газон перед замком. В тени деревьев одна из манифестаций Патрика Георга марширует степенным шагом и втыкает колышки, размечая поле для дуэли. Установлены уже и столы у позиций секундантов.

Стахсы низких Традиций съезжались с рассвета; верх же Кривой материализуется точно в срок. Замойского ждали и другие гости, на Плато и в Фарстоне. Непрерывно //принимал приглашения и визитные шифры.

Прошел мимо «своего» кресла; не увидел пятна, которое оставили полмесяца назад его грязные сапоги. Вычищено. Слуги или инф? Библиотека представляла собой предпочтительное место манифестаций, поскольку протокол инфа был здесь несколько ослабленным из-за книг – Бесконечного Книгособрания.

На полках трех стеллажей находились (потенциально) все возможные тексты. Необходимый всегда конфигурировался на страницах крайнего левого тома наивысшей полки. Потом следовало переставить том на полку ниже или, если была необходимость придержать его на большее время, на один из соседних стеллажей. Менеджер библиотеки принимал заказы в OVR либо письменно, в регистрационной книге на главном пюпитре.

Генералиссимус (одно из платовых приложений, которыми Замойский себя снабдил) беспрестанно нашептывал в уши //Адама предостережения о нападении Сюзерена. Вероятность нападения росла вместе с длящимися заседаниями Ложи: информация о таком медиально-важном событии наверняка широко разлилась по Плато, Сюзерен должен был о нем знать; а чем дольше Ложа заседает, тем более возможным становится передача Адаму ключа для протокола инфа. Сюзерен должен ударить, пока Замойский не обладает ключом, утверждал генералиссимус.

Впрочем, Джудас уверял Адама еще до начала заседаний, что такому, как Замойский – то есть стахсу с Шифром к UI и с коллекцией Мешков Цивилизации из высшей вселенной в голове, – скорее всего не откажут. Адам не был уверен, не стоит ли счесть такое уверение насмешкой, завуалированным оскорблением.

Из страдающего амнезией уродца из XXI века – в казначея тайного знания. Как видно, не писана ему благословенная нормальность.

На самом-то деле Замойский, естественно, не входил в Императорский Дом, не вступал на Плато. Будучи стахсом Первой Традиции, он не мог открывать соединений с надкорной привойки. В силу обстоятельств заседания Великой Ложи происходили в расщепленных Artificial Realities. Джудас, например, нынче находился в конференц-зале на третьем этаже замка Фарстон, в инфовом отражении AR-ной Ложи. Он спустится в библиотеку, едва закончится закрытая часть заседания – часть, с которой попросили удалиться Замойского и медиа и в которой будут приняты важнейшие решения; прежде всего решение о передаче или непередаче Замойскому ключа к протоколам инфа.

А значит, уже в данный момент стахс Замойский находился на Кривой Реми выше стахса Макферсона – Адам принимал участие в заседаниях Ложи непосредственно на Плато, а Джудасу приходилось устраивать у себя дома инфовые представления.

Была это загадка, которая, пожалуй, больше прочих терзала Замойского – загадка Джудаса Макферсона:

Каким образом существо, основывающееся на френе из низин Кривой Прогресса, управляет существами с вершин Кривой?

Цивилизация HS, сама «Гнозис Инкорпорейтед» – растягивалась изрядно вглубь третьей терции. Джудас обладал контролем над интеллектами, что превышали Homo sapiens на тысячу порядков. Уж более правдоподобной Замойскому казалась ситуация, когда бы шефом «Дженерал Электрик» в XXI веке управлял неандерталец.

Что-то здесь не клеется. Поглядывая на торжественные ленивые приготовления к дуэли, Замойский задумчиво постукивал костяшками в стекло. Каково же решение этой Загадки? (А они там в этот миг совещаются, дать ли мне в руки Ключ; а они там в этот миг планируют втайне войну против Сюзерена – Джудас, фоэбэ, инклюзии). Как выйти из парадокса?

Первое: нет никакого парадокса. Джудас не управляет – это лишь видимость. Возможно, он и сам искренне в нее верит. Но на самом деле управляют инклюзии. Цивилизация – лишь фасад для махинаций инклюзий, до определенного срока это нужно им ради некоей цели. Ради какой? Что ж, об этом я точно никогда не догадаюсь – я стахс.

Естественно, Замойский в таком подозрении не был оригинален. Быстро //нашел на публичных Полях многочисленные ссылки на популярные в Цивилизации HS конспирологические теории, именно таким образом объясняющие уникальность Прогресса Homo Sapiens.

Впрочем, они вполне могли быть правдивыми.

Второе: Джудас правит по-настоящему – потому что он не стахс.

Третье: Джудас правит по-настоящему – и Джудас является стахсом. У меня в голове бесконечность вселенных и Шифр к UI, но тем не менее именно пустышку Макферсона Сюзерен атаковал первой. Если бы Джудас на самом деле был фоэбэ или инклюзией, уничтожение его биологической манифестации не имело бы ни малейшего смысла.

И каким же образом обезьяна правит мудрецами?

А каким образом я использую фоэбэ и инклюзии? Через манипуляцию информацией, к которой они не имеют доступа и которая не может быть раскрыта в рамках чисто логических операций.

Но я – сын UI. А какими козырями обладает Джудас?

Один из них Мойтль мне уже открыл: Колодцы Времени. Если «Гнозис» достаточно рано получил превосходство в этой технологии…

Чем можно побить такую карту? Каково мое преимущество? Нечто, к чему никто из них не имеет доступа, нечто, к чему они не могут прийти, даже если бы обладали невероятными интеллектами, и миллион Колодцев Времени закачивал бы на их Поля знание будущего. Нечто, что лишь я —

Он вспомнил слова UI, вспомнил слова Словинского.

Повернулся к пюпитру, макнул перо в чернильницу. Сталь двигалась по веленевой бумаге с тихим хрустом. Подойдя затем к левому стеллажу, Замойский снял оправленный в кожу том (все книги были в кожаных обложках).

Уселся в кресле, развернувшись так, чтобы свет падал сзади. Нужно занять чем-то сознание и манифестацию, пока не вынесут приговор. Он открыл книгу.

облегченное извлечение

с Полей оска Дернон-Смит-Барански filius MIT

Телеологи Кривой вычисляют время, оставшееся до достижения UI.

Ноосфера Четырех Прогрессов растягивается примерно на 10 000 к-лет и на около 2,5 миллионов кубических световых лет.

Какова вероятность, что снаружи этого пространственно-временного пузыря не находится другой Прогресс? Близкая к нулю.

Какова вероятность, что UI уже не оказалась достигнута? Близкая к нулю.

Идеологически мотивированные мета-физики Горизонталистов начали прикидывать возможность достижения UI. Когда до нас добрались зерна тех размышлений, мы пустились в погоню за возможным обоснованием.

Так родилась теория «усыпленной физики».

UI является определенной конкретной точкой в n-мерной репрезентации совокупности всех возможных комбинаций физических постоянных, где n равна числу этих постоянных. Физическая постоянная, будучи подвергнутой крафтовым манипуляциям, становится мета-физической переменной (Z); насколько нам известно, не существует постоянных, свободных от манипуляций.

Но что, однако, произошло бы во время манипулирования на одну постоянную больше, Z?

Возникает (n+1) – мерная модель. Старая, n-мерная, становится теперь лишь ее сечением. Вероятность нахождения UI именно в этом сечении составляет 1/f, где f – число состояний, принимаемых благодаря Z. В случае переменных, принимающих недискреционное значение, эта вероятность становится бесконечно малой.

Ergo: UI почти наверняка находится за рамками старой модели – за рамками доступной нашему знанию физики.

Но действительно ли существуют такие «сверхмерные переменные»? Существует ли хотя бы одна такая?

Если ни одно наблюдение и ни одно развертывание предыдущих теорий не предполагает существования очередных, необходимых для принятия во внимание параметров, введение их в уравнение совершенно абсурдно – после введения, они все равно бы взаимно нивелировались, или же всякое из них само по себе обладало бы нейтральным значением.

Кто, например, меняет формулу длины окружности с 2πr на, напр., 2πrds, где значения d и s равны 1? Так можно раздувать модели в бесконечность. Но ни один ученый этого не делает, имея Бритву Оккама, столь глубоко укорененную в структуре размышлений, что убрать ее почти невозможно.

Все современное естествознание опирается на принцип неполной индукции – в оппозиции к чистой математике и логике как наук дедуктивных. Неполная индукция на основании конечного числа фактов данного рода приводит к постулированию закона, касающегося всех этих фактов: случившихся, случающихся и тех, что еще только произойдут, точно либо вероятностно.

Существует ли какое-то доказательство того, что если зависимость (закон) Т действовал в случаях х₁, х₂ … х_n, то он будет действовать и в случае х? Нет.

В случае неполной индукции Бритва Оккама продолжает действовать и используется лишь для селекции способа отбора возможных законов, поясняющих зарегистрированные факты, – то есть закона, наискромнейшего в своих постулатах (Т₁).

Однако, означает ли это, что закон Т₁ является более истинным (или хотя бы более правдоподобным), чем законы Т₂, Т₃ …? Нет.

Ни одно взаимное сравнение истинности гипотез не имеет смысла. Возможно, на первый стахсовый взгляд, это покажется абсурдным, но все нефальсифицированные гипотезы одинаково истинны, независимо от числа «подтверждающих» их фактов. Невозможна градация истинности условий, выводимых индуктивно.

Закон Т₁ (что брошенный вверх камень падает из-за взаимного гравитационного притяжения камня и планеты) никоим образом не является более истинным, чем законы Т₂, Т₃ …, которые вводят в модель произвольное число новых переменных (например, что для падения камня всякий раз совершенно необходимо вмешательство нефиксируемых Демонов Движения), пока эти переменные нейтральны или взаимоуничтожаются (т. е. пока Т₂, Т₃ …, остаются несфальсифицированными на основании х₁ … х_n).

Эти «усыпленные переменные» просто обходят стороной из-за взглядов как практичных, так и эстетических – но не логичных!

Потому что мы не знаем, существуют ли Демоны Движения. Зато нет необходимости подчеркивать их существование в уравнениях. Как при подсчете демографического прироста Азии нет необходимости подчеркивать гравитационные функции в соседних скоплениях галактик – но это ничего не говорит нам на тему существования/несуществования скоплений!

Вышеизложенные умозаключения, конечно же, не являются доказательством истинности теории «усыпленных физик» – они лишь отворяют к ним дверь. Полная запись логических трансформаций на всех ангажированных в это Полях доступна в библиотеке MIT.

В рамках проверки теории мы симулировали такую последовательность инклюзий, где всякая следующая базировалась на комбинации физических постоянных, обедненных на одну постоянную. Постоянные отнимаемые проходили по категории «усыпленных».

Симуляция показала, что возможны последовательности инклюзий, в которых существование отрезанных постоянных изнутри «обедненных» инклюзий невозможно доказать.

Существуют, напр., инклюзии, лишенные электромагнитных взаимодействий, в которых ученые-физики, происходящие из этих инклюзий, – пусть даже самые гениальные – никогда не докажут существование подобного рода взаимодействий как переменной в Графике Тевье.

Их График является лишь (n-1) – мерным вариантом истинного n-мерного Графика. И только в рамках этого варианта они могут продвигаться в своих науках.

Вывод:

Мысленно перебирая эти последовательности инклюзий и желая оставаться верными интуиции неполной индукции, мы, добравшись до нашей вселенной, должны постулировать потенциальное существование естественного продолжения данной последовательности: огромного пространства «усыпленной физики», для нас совершенно недоказуемой. QED.

Но сумеем ли мы, экстраполируя эти последовательности, сделать какие-то выводы на тему «усыпленных постоянных» и опирающихся на них инклюзий/вселенных? Мы проводили

– Ты здесь!

Он поднял голову.

Закрыв за собой дверь, Анжелика оперлась об нее, пряча руки за спиной. Она была в длинном, в густую складку платье из темно-синего материала. Платье, с разрезом почти до бедра справа, открывало ногу над коленом и лодыжку в чулке, словно в текучем дыме; Анжелика согнула ногу, синева раскрылась с громким шелестом.

Девушка при этом загадочно улыбалась, черные волосы падали на ее лицо, когда она наклоняла голову, наполовину пряча за ними эту улыбку и темные глаза.

Замойский даже не пытался угадывать.

– Что?

= Просьба о двухстороннем соединении в OVR от стахс Анжелики Макферсон, стандартный протокол.

= К-как?.. Я согласен, соединяй.

= Открыто.

Она поманила его пальцем и его окружили языки красного пламени, жар переварил кафтан, зажег волосы, от бороды поднялась сухая вонь, выстрелила трескающая-ся кожа кресла.

Замойский подскочил, как ошпаренный – словно по-настоящему почувствовал все те ожоги.

– Спущу на тебя своих модов!

– Ой-ой, не дашь и поразвлечься!

Она надула губы. Адам насмешливо скривился. Насколько эта новая Анжелика искренна в этих детских жестах, а насколько это игра для меня?

– Не говори мне, что ты сперва тоже всем этим не упивался. Это же наркотик.

– Тянет вверх по Кривой, да? – пробормотал Замойский, снова усевшись и стряхивая с одежды OVR-ный пепел и машинально проверяя ладонью состояние своей бороды, еще несколько коротковатой на этой биологической пустышке, чтобы идеально выполнять образ Князя Востока из шаблона Да_Винчи_VII.

– Тянет, ой, тянет, если бы ты только знал…

Анжелика явно развлекалась своим новым имиджем, словно новой манифестацией: кошачьи движения, бедра колышутся, огненно-красные ногти и улыбка femme fatale…

Она подошла к Замойскому и уселась к нему на колени – боком, перекинув ноги через поручень, левой рукою обнимая мужчину за шею. Он утонул в ее запахе.

– Я как раз была в Императорских Садах. Словно дышала тем пространством.

Тут она и правда вдохнула поглубже, и Замойский запустил взгляд в ее декольте.

Она показала ему язык.

– А эти фениксы!.. – содрогнулась. – У меня до сих пор кожа чешется.

– Я в курсе, что оно вставляет. Но – почему ты, собственно, согласилась? Джудас тебя проклянет, предала первую Традицию.

– Эй, не перебирай. Как-то да проглотит.

– Ты несовершеннолетняя, он имеет право тебя отозвать.

Она закинула ногу на ногу. Шелест чулок был словно шепот во внутреннее ухо. Замойский изучал архитектурные своды ее лодыжек и бедер. Левая ладонь сама всунулась в разрез платья, странствуя к колену и выше, скользя по гладкому чулку. У Замойского наготове был анализатор поведения, который по напряжению мышцы биологической манифестации выстроил бы модель френа ее владелицы и подсказал Адаму простейшие из мыслей девушки. Он не стал его запускать. Мышцы бедра под его ладонью напряглись и сразу же расслабились. Анжелика с равнодушным лицом поправила шлейку платья.

– И с каких это пор ты сделалась эдакой дамой?

– С тех, как выбрала свой эстетический шаблон. – Она крутанула на пальце серебряное колечко. – А ты отчего так внезапно предпочел эти китайские одежки?

– Нужно удерживать компатибельность сна с реальностью, – проворчал он.

– И сон побеждает, верно? Пойдем, я хочу закат Солнца.

Потянувшись над ее головой, он отложил книжку на пюпитр. Анжелика продолжала улыбаться. Он нахмурился, надевая маску подозрительности.

Макферсон фыркнула со смехом:

– Пойдем, пойдем.

Наклонив голову, она подняла правую руку, словно для поцелуя. Он принял ее ладонь, а потом пришлось выдержать в этом жесте три-четыре секунды, пока в целевом инфе конфигурировались их манифестации.

Оказалось, что она решилась на полную: солнце, садящееся над океаном, золотой пляж, белые камни прогулочной дорожки, над ними теплый ветер встряхивает плюмажи пальм.

Пляж еще не был пуст, несколько десятков загорелых голышей прогуливалось вдоль границы волн или играли в волейбол. Девочка с собакой остановилась подле лестницы, что вела на прогулочную дорожку, и засмотрелась на Адама и Анжелику – наверняка заметила их конденсацию. Замойский подмигнул ей. Она свистнула собаке, и они побежали дальше, ребенок и животное.

Адам потянулся, щуря глаза от огромного солнца. Морской воздух врывался в легкие, он вздохнул еще глубже.

– Кич, моя милая, кич.

– Но красочный, – заметила она, потянув его к кофейным столикам. Цветные зонты мягко трепетали над ними в редких порывах усиливающегося ветра.

– Дай угадаю: Гавайи.

– Что ж, именно здесь проходит терминатор.

Они заказали молочный коктейль. По поведению официантки, по внезапной нервозности, по быстрым взглядом украдкой, искусственной точности речи, Адам сделал вывод, что она узнала в них стахсов.

Когда она отошла, он осмотрел прогулочную площадку и пляж. Искал в поведении пляжников признаки напряженности и возбуждения, вызванные недавней войной с Деформантами и нынешней с Сюзереном, теми бойнями людей из вскрытых Портов… но ничего. Курорт – как на открытке.

Как много информации о тех мета-физических столкновениях вообще проникает в культурную почву Цивилизации HS, в самый низ? Ведь «Гнозис» это не цензурирует, это все плавает по Плато. Но, похоже, энстахсам до всего этого нет дела.

Но нужно признать: живут они роскошно – в роскоши XXI века.

– Как полагаешь, сколько из них обладает гражданством Цивилизации?

– Наверняка никто, – Анжелика пожала плечами.

– Помнишь, что ты говорила мне тогда, на поляне, под Луной? О правилах Цивилизации и о феодализме?

– Ага.

– Потому что для меня вот это, – он махнул рукой, – выглядит как двадцать первый век до мозга его демократических костей.

– Что ж, девяносто девять процентов людей большую часть времени живет, как вы жили в двадцать первом, на этом и зиждется наша Цивилизация, мы обязаны иметь мощный культурный фундамент, уверенность в нормальности. Но над этими девяносто девятью процентами есть стахсы, вся иерархия Цивилизации, Ложа и Император, и «Гнозис», и прогибиционные законы. Но политическая структура, благодаря которой возможен двадцать первый век, – теперь уже Анжелика обвела пейзаж широким жестом, – эта структура по сути своей феодальна.

– Нельзя одновременно жить в демократии и в феодализме. Это какой-то абсурд. Они противостоят друг другу в любой мелочи, даже в языке.

– Неужели? Но ведь уже в твои времена феодализм начал надстраиваться над демократией. Не делай такое лицо. Вы знали. Чем больше власть интеллекта – а потому и денег, – тем меньше власть большинства.

– Хорошо тебя индоктринировали иезуиты. А факты – они какие?

Он оглянулся на пляжников. Волейбольный матч закончился среди криков и аплодисментов. Победители начали петь, ритмично похлопывать себя по бедрам. Проигравшие без сил падали на пляж. Сейчас же начались непристойные шуточки, швыряние песком, крики и писки девиц. Чернокожий мальчик ходил и обливал всех красным соком. От пальм его звали родители; он не обращал на них внимания. Пляжники громко смеялись.

– Глупые овечки, которых выращивают светлые пастухи с высот Кривой. Как здорово они развлекаются! Как они счастливы! Как чудесно загорелы! Как прекрасно откормлены! Придем к ним перед сном, погладим по головкам, они поластятся к ногам, улучшат наше самочувствие – и пусть продолжают безоблачно развлекаться.

– А разве не так выглядел рай демократии в твои времена?

– Демократии. Повтори это слово. А эти здесь? У них нет права голоса, нет гражданства, это не —

– Но они не хотят быть гражданами! Как стахсы, они были бы ограничены Традицией. А так они – абсолютно свободны. Цивилизация их не сдерживает. Они могут быть, кем пожелают. Делать что пожелают. Ничего не делать, если пожелают этого. Инф исполняет их мечты, инф дает им безопасность.

– И что они делают? Вылеживаются на пляжах.

– А что они делали в твои времена? Пропивали пособия в городских парках. – Она засмеялась. – Френ тот же, только леность роскошнее.

– Но тогда отчего гражданство покупается? Даже захоти они, у них не хватило бы средств.

– А как ты выделишь такое решение среди сотен других минутных капризов, исполняемых по первому слову? Как сделать так, чтобы они почувствовали, что гражданство и политика – это нечто большее, чем очередная инфовая игра?

– В такой уж культуре они воспитаны, чего ты от них ждешь?

– Да ничего! Именно это и является природным состоянием человека!

Волейболисты шлепали к мелководью. Другая группа голышей как раз входила в волны с серфинговыми досками над головами. Последние пляжники собирали с песка свой скарб; несколько спали.

Анжелика наклонилась к Адаму, потянулась над столешницей.

– Ты же это видишь, – продолжила она тише. – Достаточно на них взглянуть. Сам Прогресс недемократичен. Взгляни на Кривую: тут верх, там низ. Вселенная недемократична. Вообще у Тевье нет такой вселенной, пригодной для жизни, которая не принуждала бы френы к Совершенной Форме, не накладывала бы иерархии. Демократия противоречит законам физики. И подсознательно они это знают, они все это знают. – Она выпрямилась. – Взгляни.

Официантка успела вернуться с напитками. Поставила стаканы на стол и собиралась уже забрать поднос и отойти, когда Анжелика быстрым движением ухватила ее запястье.

Официантка – женщина, судя по пустышке, постарше Анжелики как минимум на пятнадцать лет – вздрогнула. Замойский видел, как, закусив губу, она сдерживает рефлекторное желание вырваться из захвата.

Вместо этого она наклонилась к Макферсон, вынужденно улыбаясь.

– Стахс?..

– Как тебя звать, дитя?

– Леанна, стахс.

– Леанна.

Анжелика отпустила женщину. Продолжая движение, подняла руку и провела красными ногтями по линии челюсти и уха официантки, накрутила на большой палец ее светлый локон.

– У тебя красивые волосы.

– Спасибо, стахс.

Зарумянилась ли Леанна? Замойский наблюдал с неподвижным лицом, не выдавая своей реакции.

Анжелика опустила ладонь и отвела взгляд от Леанны. Женщина распрямилась, отступила, поколебавшись, на шаг, другой, а когда Анжелика так и не подняла на нее взгляд – легонько присела перед Адамом и быстро ушла.

– Видишь? – тихо произнесла Макферсон. – Они не желают об этом помнить, но отчет себе отдают.

– Возможно, я необратимо отравлен миазмами демократии, но – во всем этом была некая нечистая жестокость.

– Унижение, ты хотел сказать.

– Да.

– А сумела бы я унизить тебя?

– Таким-то образом? Нет.

– Вот видишь! – Анжелика сделала скупой глоток коктейля. – Как думаешь, почему?

– Ладно, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но вы могли бы выбрать —

– Нет, не понимаешь. Мы ничего не выбирали: так вышло по расчету.

– Ах. По расчету. Ну, тогда все справедливо.

Она дотронулась до него под столом ногой.

– Ну, прекращай уже.

– Я тоже вышел по расчету, – пробормотал он с горечью. – Как ты мне там пела? «Не имеет значения, внешнее по отношению к тебе, забудь»? А сейчас? Окончательная справедливость: потому что так вышло по расчету!

– В чем твои проблемы? Ты перескакиваешь с темы на тему, лишь бы цепляться, – разозлилась она. – Ону с тобой игралусь, программировалу тебя в соответствии с моделью твоего френа.

– Обманывалу?

– Не обязательно. Например, возьми Рапорты из Колодца Времени: они являются враньем?

– Ну, видишь ли, Ложа тоже в это верит, – продолжил он, оставив без внимания ее слова. – Что я представляю собой Шифр к высшим вселенным. Лестницу к UI.

Анжелика пожала плечами. Снова соскользнула шлейка ее платья.

– А черт его знает.

Он громко рассмеялся.

– Ну и с чего ты смеешься? – рявкнула она.

– Прости, но это не я, а мой рандомизатор.

Он отвернулся к океану. Солнце уже растворилось в воде на две трети, оставшаяся часть разливалась над горизонтом овальной кляксой пурпура. Пара орущих подростков носилась по пляжу, они развернулись рядом с террасой кафе, их радостные крики звучали в ушах Замойского, словно вульгарные обзывалки. Как, черт побери, можно быть настолько необычайно нормальным? Адам чувствовал во рту кислый привкус.

– Я все же полагаю, что тебя мне подставили, – сказал он, не глядя на Макферсон. – Была уже одна Нина; теперь Джудас просто-напросто выбрал более тонкий метод.

– Ай, снова начинается.

– Я так думаю, – упорно повторил он. – Конечно, я не утверждаю, что ты осознаешь свою роль и что манипулируешь сознательно. Но ты ведь и не скажешь, что у Джудаса нет своих целей. Может он разговаривал с тобой, давал понять, как он это умеет, брал на доверие, жовиальную беспомощность… А? Любую из тебя. А может и обеих. А собственно, на какую пустышку тебя начитали, а? – только сейчас он взглянул на Анжелику.

Она переменила ноги, заложив левую на правую, что обнажило ту, первую, до верхнего кружева чулка. Принялась покачивать туфелькой, постукивая высоким каблуком в каменную плиту террасы.

– Для этой цели, – произнесла медленно, – тебе придется совершить близкую инспекцию моей стопы: есть ли там шрам, или шрама нету.

– А какой тест позволит решить насчет твоей незаинтересованности?

Она и сама задумывалась об этом. С момента синтеза утратила даже уверенность в неуверенности: потому что, возможно, та вторая я (но – какая?) действительно имела такие планы, только вот теперь все перемешалось, френ с френом, и я уже не сумею раскрыть ее замыслов.

И все же это именно они могут стоять за моими нынешними мыслями, эмоциями, ассоциациями, рефлексами. А значит, манипулирую я Адамом или не манипулирую? Джудас меня запрограммировал или не запрограммировал?

Что ж, был разговор на свадьбе Беатриче, с Джудасом, едва вчитанным в пустышку. И был разговор в подвалах Фарстона, после моей имплементации – когда свои реакции еще не до конца контролировала я сама, когда молнии проходили девственными нервоводами, гормоны безумствовали на автострадах нового тела…

– Икх! Икккх! Ииирх!..

– Медленнее, медленнее, уже все, выплюнь это. Выплюнула? Выплюнь! Стукнете ее кто-нибудь!

– Крх! Ссс-сс… сколькооо?..

– Больше пяти месяцев. Действительно, большая потеря. Я должен был настаивать на более частых архивациях.

– П-п-почему?..

– Что: почему? – спрашивал Джудас. – Почему я решился тебя впечатать? Потому что нет способа оценить, когда я узнаю – и вообще, узнаю ли – что-то о твоей судьбе, а большее ожидание означает еще больший пропуск в памяти. Или «почему Замойский»? Из Колодца мы получили информацию, что в будущем он сыграет ключевую роль в разных политических конфликтах. Множество Рапортов гласит о «решениях Замойского». Скорее всего, он получит значительную автономию и самостоятельное влияние на Ложу – род этого влияния тоже неизвестен. Я пытался минимизировать шанс реализации таких вариантов; не получилось. Проблема в том, что это человек без прошлого, без корней, без знакомых и друзей, без семьи. И никаких дел в Цивилизации. А потому на него невозможно нажать. Но из модели френа – а у нас прекрасные модели френа Замойского, целое Чистилище – из модели нам известны его эмоциональные слабости, тропинки вовлечения. Тебе ничего не пришлось делать; хватило просто не отходить от него, пока он был под давлением. Он податлив.

Тем временем, они дошли до конца зала, до стены за последним рядом емкостей с пустышками. Анжелика уже совладала с дрожью тела. Кто-то набросил на нее халат; она завернулась в него, отец завязал ей пояс, потому что пальцы все еще ее не слушались.

И Анжелика, и Джудас развернулись. Она шла уверенней, выпрямившись, Джудас лишь поддерживал ее за плечо. Манифестации медицинской программы отошли. Анжелика держала взгляд низко, подальше от стеклянных втулок: пока что не желала очередных конфронтаций с собственным отражением. Отводила взгляд, отводила мысли.

– Почему вообще я? – спросила тихо. – Ты вдр-руг вспомнил, после сто-ольких лет. Я тебе ну-ужна. Д-да?

– Некоторое время все для тебя будет внезапным и неожиданным. И зачем же ты мне могла быть нужна? Замойский заблудился где-то в космосе, отрезанный Войнами. Пойдем, ты должна выспаться. Добро пожаловать домой.

И сильно обнял ее.

Теперь, попивая холодный коктейль, она снова задумалась над искренностью его слов и поступков. Информирование Анжелики сразу после имплементации о намерениях использовать ее – пусть и другой ее, той пропавшей – как оружие давления на Замойского казалось ей не самым умным. Но действительно ли Джудас совершил ошибку? Я ведь, в конце концов, действую по его плану, верно? Он наверняка обладает и моделями моего френа – до синтеза, после синтеза.

Может он и вообще ничего другого не делает, только исполняет решения СИ, опирающиеся на анализы френов собеседников? Может, эта биологическая пустышка стахса Джудаса Макферсона – вообще не больше, чем манифестация узла тактического программирования от «Гнозис Inc.»? А как это узнать, как различить? Джудас (то есть кто? что?) может лично искренне возражать…

Ведь все могло произойти маленькими шажками, не одноразовым изменением. Сперва он мог быть собой, но потом… одна программа, другая… Не непосредственно, не через привойку, поскольку Традиция запрещает – но разве нельзя попасть в зависимость чисто психологическую? Разве не использует теперь и Адам программу для постоянного белого шума в своем поведении? Разве не прислушивается к платовым советчикам? Где именно проходит граница? Это все разговоры, самотождественность зависит от слишком многих факторов.

Уже говоря сейчас «Адам Замойский», она должна подразумевать человека-плюс-программы.

А когда я говорю «Анжелика Макферсон» – то о ком говорю? Когда смотрю в зеркало – что вижу? Не себя, не френ ведь. Манифестацию.

– Предположим, что ты прав, – она отставила стакан. Заходящее солнце било теперь прямо ей в глаза. Пляжи Оаху охватывал стандартный, неортодоксальный протокол инфа, и Анжелика вычаровала себе из воздуха темные очки. Надвинув их на глаза, она также защитилась и от взглядов Адама. – Предположим, что я и вправду шпион Джудаса. Что тогда?

– Ага, значит, «лучше известный дьявол» и все такое прочее?

– Нет, я серьезно спрашиваю: что тогда? Предположим, Джудас и вправду меня подставил, предвидел по моделям наших френов образец интеракции. Запланировал инстинкты, сны и чувства. По крайней мере, поставил одно против другого – и выиграл. Предположим. Это нисколько не меняет искренности этих инстинктов и чувств. Ты не понимаешь?

Замойский медленно покачал головой. За спиной у него было сияние тонущей звезды, и Анжелика не видела четко черты его лица. Но София, программа-советчик Макферсон, сейчас же должным образом подкрутила контраст и резкость картинки.

– Ты ведь должен это знать, – Анжелика оперлась локтями в стеклянную столешницу и взяла ладонь Адама в свои руки. Сдержала непроизвольное желание откинуть на спину волосы, упавшие ей на очки. Сжала ладонь Замойского. – Так было всегда, – начала полушепотом. – Например, богачи. Извечный вопрос: «Ты влюбилась в меня или в мои деньги?» И что несчастной отвечать? В любом случае – соврет. Нельзя отделить человека от его жизни: если он таков, каков есть, то, кроме прочего, и потому еще, что имеет эти деньги. Как бедняк – он был бы кем-то другим. Влюбилась бы она тогда в него? Это уже вопрос к ясновидцу, не к ней. Именно отсюда – все эти сказки о принце в одеждах нищего, ищущего себе жену. Дескать, тогда-то чувство будет «чистым». Но это такая внутренне противоречивая абстракция! Всегда найдутся причины, всегда есть внешние причины и скрытые мотивации; какой-то Джудас Макферсон внутри головы. Деньги, но и не деньги, и нематериальные вещи. Например, он красив. Влюбилась бы она, если бы не был? Тогда, получается, она любит его видимость? Или то, что он умен и образован. Влюбилась бы, не будь он таким? Или что он добрый малый. Что он энергичен. Что у него хорошие манеры. Воображение. Что угодно. Нет человека без свойств. Как ты оценишь, какое чувство «истинно»? Это невозможно. Приходится играть с котом Шрёдингера.

– Вижу, что ты очень тщательно все обдумала.

Он улыбнулся в усы. Она почувствовала раздражение. Отпустила его руку, села прямо, едва не сбив при этом стаканы.

Не стоило мне произносить эту речь. Ошибка, ошибка. Теперь он станет себе воображать Бог весть что. И зачем, собственно, мне так нужно его доверие? Мы не торчим в одном Мешке или в животе Деформанта. Я бы, например, могла вернуться в Пурмагезе. Впрочем, «где» уже не имеет такого значения для обитателей высших частей Кривой. Пурмагезе, не Пурмагезе – на самом деле я обитаю теперь в своей голове. Я. Я: Анжелика Макферсон минус тело.

Но, отчего же, черт возьми, он постоянно улыбается? А может, это снова его рандомизатор?..

– Ну что? – рявкнула она. – Шпиона не видел?

Ленивым взмахом он отогнал пчелу.

– Ложа все же отдала мне Ключ, – сказал он. – Объявят через несколько минут.

Она смешалась. Не знала, что сказать. Такая власть – вдобавок к Нарве в его голове – де-факто превращала Замойского в единоличную политическую институцию Цивилизации HS. А имея в виду, что Мешок с Нарвой удерживали в свертке тысячи деформантских Клыков, переданных Воскресшим в непосредственное управление Адама, он еще был и одним из богатейших стахсов. Впрочем, а должен ли был Воскрещенный вообще передавать их Замойскому? Может, Замойский с самого начала управлял Клыками и Мешком. Разве не таким образом он защитился от плазмы мортоманифестации Сюзерена на свадьбе у Беатриче? А может, все же, и не он, может, сделала это сама UI изнутри Мешка? Вот именно: какая разница? Если уж Адам является ее аватаром. А он является, в этом не сомневается ни он сам, ни Анжелика, ни даже мета-физики «Гнозиса».

В политику он оказался бы замешан так или иначе: полномочные переговорщики различных объединений Деформантов уже неделю ведут разговоры – трехсторонние (с участием представителей Цивилизации) – по делу возвращения Клыков. Анжелика знала, что вместе с Джудасом и Императором Замойский готовится к повторному открытию Мешка – в Эн-Порту, чтобы установить на Нарве свою постоянную манифестацию и подплатовый коммуникативный канал; чтобы вычистить систему Гекаты от остатков Цивилизации Смерти, выплюнутых из октагонов³ «Гнозис» и покупателя антари. Тогда же должен бы наступить обмен Клыками. Переговорщики поднимали вопрос в публичных дебатах; фамилия Адама не сходила с высоких индексов масс-медиа.

Но теперь его правовой статус подтвердила Ложа.

Потому вывод, который она сделала несколько минут назад, уже не выглядел оторванным от реальности. Адам за это время не изменился – но изменился контекст, и хотя Адам сидит здесь в той же позе, точно так же щурит глаза, с кривящей губы манерной гримасой, которую Анжелика уже тоже успела хорошо узнать, она не может относиться к Замойскому так же, как относилась к нему еще минуту назад; не может, не сумеет, не в силах себе это даже вообразить. Другими будут слова, другими будут жесты, другой – искренность.

Но тогда слабость к какому Замойскому хотел использовать в ней Джудас: к этому Князю Востока в ауре властности и уверенности в себе или к тому пьянице, потерянному в чужом мире и времени?

Она вдохнула поглубже, взглянула на Адама сквозь темные стекла.

– Искренне. Забудь о политике. Веришь мне?

– Но именно в том и дело, что даже если —

– Нет. Веришь ли ты мне?

– Ты спрашиваешь о впечатлении? Какую модель твоего френа я в себе ношу?

– Нет. Веришь ли ты мне?

– Что это значит? Ведь —

– Веришь ли ты мне?

Он даже заморгал и откинулся на спинку стула.

– Верю ли? Да. Но какое значение это —

Анжелика сплела руки на груди, отвела черный взгляд.

– Нужно бы мне как-то вылечить тебя от этой паранойи.

– Паранойи? Ха! Паранойи ты еще даже не нюхала.

– Дай-ка догадаюсь: я часть заговора, который должен выкрасть у тебя из головы Нарву, как и секрет пути к Физике Альфа.

Он выпрямился, менторски воздел указательный палец.

– Это не паранойя. Это трезвая оценка ситуации.

Она заглянула в высокий стакан, крутанула в нем розовым коктейлем, раз, второй, третий – прежде чем подняла его к губам:

– Лупи.

– Окей. Ты – Сюзерен.

Она подавилась.

– Кфпрх! Кх. Сдаюсь. Я тебя недооценила.

Сунула руку под стол и подала Адаму золотую диадему.

– Носи же с гордостью Корону Паранойи.

Он с торжественным лицом возложил ее себе на голову.

– Недостоин, недостоин. Но из рук твоих —

– Говори.

Он поправил диадему, устроился в кресле, словно на троне.

– Я раздумывал над своим разговором с послом рахабов. Откуда я могу знать, с кем я разговаривал на самом деле? Я никогда не встречусь с рахабом без посредничества Плато, я всегда буду обречен на манифестацию, связыки, императорские протоколы и императорское крипто. Как мне получить стопроцентную уверенность, что я разговариваю с прахбэ, идентифирующумся в Субкоде HS как Михаил Огень – а не с Сюзереном, который Стек на егу трансферные Поля?

– Ты ведь отдаешь себе отчет, насколько сложной должна бы оказаться такая мистификация?

– Но ведь для Сюзерена – возможная, верно? – Замойский макнул губы в напиток. – И чем дольше я думал над словами Огеня, тем больше они звучали для меня как попытка исповеди Сюзерена, объяснение егу защитных рефлексов. Ону говорилу об истории Цивилизации, о естественной борьбе за выживание —

– Но на самом деле ты ведь не веришь, что это был Сюзерен.

– И не верю, что им являешься ты – что он Стек между тобой и твоей манифестацией и беседует со мной под гавайским солнцем. Но он мог бы.

– Начинаю понимать…

– Неужели? Король Паранойи охотно поделится своим богатством. Ты полагаешь, что представляешь собой особый случай? Подозрительна любая манифестация, ведомая via Плато. Да и Сюзерену нет необходимости перехватывать полный контроль. Он может общаться мелкими, чрезмерными жестами, дигрессионными словами, короткими сменами выражения лица… Какое прекрасное изобретение: рандомизатор поведения! Его используют все инклюзии, все фоэбэ и большинство стахсов поздних Традиций. Из-за него их не удивляет, когда они говорят и делают нечто против своей воли. Сюзерен может Стекать совершенно безопасно. Видишь ли теперь, как вздымается паранойя? Я уже принялся анализировать свое собственное поведение, свои собственные слова; вглядываюсь в отражение лица собственной своей манифестации. Подозреваю себя. Сюзерен говорит через меня. Он у меня в голове. Когда я забудусь и —

– Перестань!

Он отмахнулся обреченно. Снял корону и бросил на песок.

– Конец представлению. Пойдем?

– Куда? – вздохнула она.

– Меня ждут мета-физики различных школ, у меня есть уже четыре разных плана путешествия к Вселенной Ноль; ждут инженеры Бездны, послы чужих Цивилизаций, представители Деформантов, Император, не вспоминая уже об оска Тутанхамону, поскольку приближается время… После дуэли мне придется со всеми ними поговорить. Хотел бы я расслабиться после присутствия в Ложе, но, знаешь ли, – он улыбнулся криво, и она, сама того не желая, вернула ему эту улыбку, – обязанности.

– Обязанности! – она подняла глаза к небу. – Каков твой титул, стахс? «Искатель Бесконечности»? «Детектив Космоса»?

– Скорее «Пес UI», – фыркнул он. – Идешь?

Она поджала губы, опустила взгляд, провела ладонью по коленям.

– А собственно, зачем я тебе нужна? М-м? Для публичной презентации поддержки «Гнозиса»? Ты ведь живешь в Фарстоне, все об этом знают.

– Ого, да мы обиделись.

– Ну, я так себе думаю —

Он поднял руку, и с вечернего неба упала белоперая птица. Раскинув в последний момент крылья, присела на ладони Замойского. В клюве держала рулончик бумаги. Адам аккуратно вынул его, развернул и придвинул по столу к Анжелике. Птица крикнула дважды, затрепетала крыльями – одно перо упало широкой спиралью рядом со стаканом Замойского – потом взлетела.

Анжелика взглянула на бумагу с явной подозрительностью:

– Что там?

– Помнишь, Джудас согласился передавать мне все копии всех касающихся меня рапортов из Колодца Времени?

– Ну и?

Он указал белым пером на листок.

– Прочти.

Она взяла тот двумя пальцами, ногтем заскребла по твердой бумаге. Было уже темно, но София с легкостью выделила текст из фона.

Анжелика отыскала взглядом сигнатуру. Рапорт происходил из будущего года.

По ней прошла дрожь, но что это была за дрожь? – страха? возбуждения? ненависти? – она и сама не знала. Но чувствовала, как кровь приливает к голове; когда бы не манифестировала себя здесь через инф, то вспыхнула бы от румянца.

Однако контролировать наноматическое тело она была в силах.

– Ну-у, это серьезная причина, чтобы я побыстрее смылась в Пурмагезе.

Он засмеялся, вставая:

– Пошли, пошли.

Теперь уже он взял ее под руку, потянул. Такая перемена ролей должна была ее разозлить, но как-то не сумела она разогнать в себе этот гнев. Теперь надлежало выпрямиться, разгладить платье, подать мужчине руку.

Потому – так и сделала. И почувствовала, как Замойский вдруг цепенеет, напрягает мышцы.

Подняла взгляд – он моргал, вертя головой, стиснув зубы.

– Что происходит?

Одновременно отозвалась София.

= Император объявляет Красную Тревогу, внутри Сол-Порта было обнаружено обширное искажение инфа, всех пользующихся Императорским Нановарным Полем просят немедленно освободить арендованное нано —

Анжелика выадресовалась и взглянула на библиотечные часы: десять пятьдесят три.

Замойский шевельнул затекшей рукой.

– Красный – это серьезно, как слышу.

– Кажется, такая тревога вообще впервые в истории.

– Погоди, дай мне разнюхать.

Хотел ли, чтобы она встала с его колен? Таково было начало жеста, рефлекс его тела, он словно оттолкнул ее, снимая с плеча ее ладонь, – но не закончил его.

Она хорошо чувствовала по прикосновению, по расслабленности его мышц, как внимание Адама отплывает от прима к се́кунду, концентрируя сознание там.

Он лишь прошептал:

– За мной идет.

А потом уже лишь ритмичное дыхание.

= Данные! – рявкнула она на Софию.

Визуализации заслонили библиотеку: стены, пол и потолок. Искажение в момент фиксации уже имело диаметр семь километров и быстро продвигалось над северной Атлантикой к Британским островам. Параллельные экстраполяции указывали, что оно охватит Фарстон самое позднее через час. Император уже запустил защитные программы, конфигурируя окружающий инф в буферную зону.

Она хорошо знала, куда ушел Адам. Он обладал Ключом, и его не касались лимитирования наноматических манифестаций, связанные с Тревогой, он мог самостоятельно изменять ограничения NSCC.

Послала на его Поля просьбу предоставить доступ к временным шифрам аренды инфа и сразу же получила позитивный ответ. Невольно взглянула ему в глаза – широко открытые, абсолютно слепые. Так оно и начинается, подумала. Мы мигрируем на Плато. Слышала его дыхание и чувствовала удары сердца – но нет, это не он дышал, не его сердце билось. Это всего лишь пустышка: мясо, анимированное некогда Адамом. Но теперь дух его покинул, и Анжелика сидит в объятиях трупа.

Она как можно быстрее овнетелеснилась, в две секунды переадресовываясь в локацию, открытую шифром Замойского. Анжелика появилась там в дефолтной манифестации: с двадцатиметровыми крыльями, раскинутыми по ветру, с широко разведенными руками, с волосами, сплетенными с потоками взвихренного воздуха. Висела в нескольких сотнях метров над поверхностью синего океана, с солнцем слева, с бледными перистыми облаками над головой – у врат Крепости Ужаса.

Крепость непрестанно надстраивалась сама над собой, разрастаясь во всех направлениях, а значит – и к Анжелике, и когда девушка парила так на мощном ветру, зацепленная между термоклинами на полупрозрачных крыльях, впервые совершенно согласовавшись со своим именем – сине-коричневая стена Искажения приближалась к ней с каждым мгновением, на ее глазах заглатывая океан и пространство над ним, миля за милей.

Естественно, прежде всего поглощался инф – но она этого не видела. Видимыми для нее оставались лишь эффекты: Крепость и яростный шторм в месте, где ее фундаменты втыкались в море.

Тень на миг заслонила солнце. Она подняла голову. Огненный архангел падал к ней по спирали, гигантские крылья подрагивали, сопротивляясь натиску воздуха, при таких скоростях – твердого, словно бетон. В последний миг архангел изменил угол их наклона и сравнялся по скорости с Анжеликой. Она поручила Софии сблизиться максимально, но их продолжало разделять несколько десятков метров, обоим пришлось кричать.

= Он идет за мной.

= Адам…

= Ты сомневаешься?

= На этот раз он промахнулся на несколько сотен километров.

Замойский затрепетал крыльями – в этой манифестации движение, похоже, соответствовало пожатию плечами.

= Если он будет Стекать достаточно густо… Ключ не поможет, Император не спасет. Я должен закрыть своего биологического прима в каком-то внецивилизационном Порту, совершенно свободном от инфа.

Анжелика подскочила на теплом воздушном потоке.

= Ты должен победить Сюзерена, вот что ты должен сделать. Тогда – да, ты окажешься в безопасности.

= Победить Сюзерена? = рыкнул смехом Замойский. = То есть что? Уничтожить все Плато, миллиарды вселенных? Прекрасно!

Крепость перла сквозь бурные пучины, гоня перед собой пенистые барашки и тучи пара от вскипевшей воды, разогретой изнутри ядерными реакциями, инициированными в подводных штольнях; поскольку она росла и в том направлении: вниз. Достигала уже полутора километров вглубь океана, и если рост ее не будет сдержан, вскоре она вгрызется в континентальный шельф. А это начнет угрожать не просто штормами над Атлантикой и бардаком в атмосфере, но и тектонической атакой, внезапными геологическими сдвигами и извержениями давно угасших вулканов. Скорость прироста Крепости была такой устрашающей, поскольку Искажение не только кристаллизовало инф в цепях ООО₁, но и отстраивалось изо всей возможной материи на уровне нуклеонов.

= Тормозит, как утверждает Император.

= Увеличивается поверхность фронта, ему приходится тормозить. Впрочем, раньше или позже весь граничный инф кристаллизируется и Искажение угаснет. Но все же попытка – эффектная, ты не можешь не признать.

Достаточно было взглянуть на Крепость, и по телу проходила дрожь, наноматическому или биологическому, без разницы. Сотни миль, в какую сторону ни взглянуть – и постоянно кипит, деформируется, пучится и западает, потоп аморфной грязи движется над океаном, воздух уплотняется под напором мерзости, бронированная тень режет синеву и зелень. Зачем Сюзерену манифестироваться в этакой гадости?

= Ух. Завтрак к горлу подкатывает и кожу свербит. = Анжелика двумя ударами крыльев отлетела чуть прочь, отделяясь от Замойского. = Мне придется принять душ.

Без проволочек она закрыла трансфер и встала с коленей пустышки Адама. Теперь-то и начнется, подумала, направившись к двери. Эти политические интриги, торги и давления; Джудас, наверняка, тоже не останется в стороне. Могу предвидеть реакцию масс-медиа, этот крик: изгнать Замойского из Цивилизации, чтобы он не притягивал угрозы на людей, не провоцировал Сюзерена к дальнейшему искажению инфа… Как знать, может именно это и является целью нападения: настолько абсурдная зрелищность гарантирует внимание энстахсов, овечки примутся возмущаться, может, это и есть цель мерзости…

Она остановилась на полушаге около пульпита, подняла книгу. «Усыпленная физика». Ну да, проблема же разрешится сама, едва только Адам отправится в тот вояж по вселенным сверхъизмеренческих физик, его и изгонять не нужно.

Заметила краем глаза движение под потолком библиотеки – София одновременно предостерегающе крикнула. Анжелика подняла голову, хмурясь. Тень? Не тень. Паук, что ли? Промелькнул над полками толстый тарантул, соскочил на полку, оттуда на ковер.

Полсекунды, а Анжелика все еще не могла понять. Только когда пульпит развалился надвое и из деревянной культи стала выползать, треща и постукивая дубовыми сегментами, отвратительная многоножка – Макферсон очнулась, подскочила к Замойскому, тряхнула его.

– Адам! Фарстон! Он сюда хакнулся! Вылезай! Фарстон!

Едва Адам открыл глаза, библиотека на него напала. Он еще успел оттолкнуть Анжелику; та полетела под стену, разбив затылок об ножку лампы. На миг все потемнело – на секунду, на две – но когда к ней вернулось зрение, тут уже разверзся ад.

От мебели и оборудования библиотеки не осталось ничего – сорвало даже панели, разодрало ковер, развалило паркет, взорвало окна. Внутри помещения рычал вихрь цветного ветра, замерший на месте смерч, засасывающий все обломки.

Щурясь, Анжелика увидела внутри вихря, в редких просветах, белого демона, машину огня: три метра, угловатые плечи и туловище, массивная башка, все ослепительно сверкающее – а к чему ни прикоснется, то сгорает в короткой вспышке холодного света. Горят, главным образом, книги, или фрагменты, отдельные страницы. Порой Анжелика не видела ничего кроме вертикальной бури бумаги, шум миллиона целлюлозных крыльев и рык ветра оглушал – крикнула и не услышала даже себя саму.

Пытается встать – но это слишком опасно, ее может подхватить вихрем; уже разодрало ей платье, унесло туфли. Она цепляется ногтями в остатки панелей, щепки втыкаются в тело, но боли она не чувствует, шок забивает ощущения.

Вихрь постепенно расширяется, демон белизны сдвигается с места и начинает мерным шагом преодолевать поле боя, сжигая все, что попадает ему в лапы. И все же против него встают меньшие и большие монстры, четвертьсекундные мортоперверсии: наноманции, сгущающиеся в различные манифестации, звериные, растительные и неоживленные. В определенный момент под его копытами в полу даже разверзается нечто, вроде волчьих ям, щетинящихся метровыми кольями. Демон перескакивает над ними – от чего трясется все здание.

Поднимается облачко серой пыли, когда сквозь стену и потолок библиотеки пробегает черта, трещина, расщелина, и сыплется в вихрь и на демона размолотая в пыль побелка и замазка.

= Софья, как отсюда выйти?

Софья накладывает OVR, и Анжелике является подъинфовая природа реальности: Адам Замойский в демоническом нанодоспехе из триад ТОТ ₉ – паучья сеть черных струн Искажения – обесцвеченные пространства реконфигурированного нанополя – векторы конденсации.

София в OVR прокладывает между всем этим тропинку, ведущую к двери библиотеки (которая тоже оказалась разбитой), рисует места для безопасного движения.

Когда Замойский/демон удаляется к противоположной стене, инф вокруг Анжелики несколько разрежается, снижается температура (боже, как тут горячо!), OVR-ная тропинка выпрямляется и сокращается. Макферсон вскакивает на ноги и – ведомая менеджером движения, мышца за мышцей – в полсекунды добегает до дверей, вываливается в коридор. Тут, трясясь, останавливается и глотает воздух.

= Адам! Архивируйся!

Коридор пуст, что мимолетно удивляет ее, пока она не понимает, что с того момента, как Сюзерен взломал инф Фарстона, прошло лишь десяток-другой секунд.

Она отступает подальше от двери библиотеки, потому что оттуда вываливаются все новые куски мебели и тучи бумаги – вырывается на свободу хаотический нано-шторм, хорошо видный под OVR Анжелики.

Раздается грохот, и ее омывает волна жара. А потом все моментально стихает, воздух успокаивается, гаснут разноцветные репрезентации течений инфа.

Со стороны холла бегут несколько человек, впереди две манифестации Патрика Георга. На пороге же библиотеки конденсируется императорский мандарин.

Анжелика преисполнена дурных предчувствий.

– Адам!

Но голос ее пропадает в общем замешательстве. Не пойми откуда появляется Джудас, появляется Мойтль, конфигурируются манифестации все новых фоэбэ и инклюзий, и через несколько секунд Анжелика оказывается окружена толпой возбужденных гостей, что из уважения к хозяевам и протоколу разговаривают вне Плато (а может, одновременно с платовыми дискуссиями), так что девушка почти не слышит собственных мыслей – что уж говорить о чужих.

Она отступает подальше, до самого холла.

= Адам!

Анжелика не помнит, что продолжает удерживать соединение под общим шифром, и когда OVR-ный се́кунд Замойского выходит прямо на нее из замковой стены, Анжелика рефлекторно отскакивает. И только потом прижимается к Князю Востока, машинально проводит ладонью по его безупречному кафтану.

= С тобой все в порядке?

= Да, Император нашел перехваченные Поля и разложил ассемблеры. = Замойский разглаживает взлохмаченные волосы Анжелики. В этом жесте – намного больше чувственности, чем он намеревался выказать – но Адам не убирает руку. = Все хорошо. Я только не понимаю, почему Сюзерен не атаковал раньше. Но тогда это очередной добрый знак: он не обладает той властью, в какой хотел бы нас убедить.

= Это было для отвлечения внимания, верно? То Искажение над Атлантикой.

= Возможно.

= Если бы я тебя не предупредила —

= Ну нет, я же не ослеп, менеджер оэс меня вздернул. Но спасибо.

Теперь самое время, чтобы решительным движением обнять ее и поцеловать. Анжелика видит это в его глазах – как Адам крутит мысль в голове, наслаждается, развлекается с нею и насыщается, пока мысль не становится привлекательней самого поступка, возможность – реализации. Замойский улыбается под нос. Но это уже совсем другая улыбка, не тот насмешливо-презрительный изгиб губ, который Макферсон уже хорошо успела узнать. Видит ли он это в моих глазах? Анжелика протягивает руку, проводит пальцами по его лицу. Мысль кружит между ними, отражаясь в зрачках – туда и обратно, как пойманный в два зеркала лучик света.

Наклоняясь к Замойскому еще сильнее, Анжелика, однако, теряет равновесие – на самом-то деле Адама здесь нет, и ей не хватает точки опоры.

Она отступает на полшага, мысль гаснет.

Замойский быстро отряхивается. Окидывает Анжелику оценивающим взглядом.

= Переоденься. Сюзерен, не Сюзерен, Искажение, не Искажение – я должен придерживаться срока, оска Тутанхамон ждет. Буду перед замком.

И переадресовывается.

Направляясь в свои комнаты, Анжелика прикидывает, что, собственно, Замойский имел в виду. Они ведь не договаривались об официальном выступлении перед дуэлью или после нее; Анжелика – не его секундант. Сказать честно, у нее совершенно нет обязательств там присутствовать. Конечно, все готовы спорить, что она придет – она и сама намеревалась. К тому же, все случится под ее окнами. Но слова Адама прозвучали как полуофициальное приглашение. Была ли здесь связь с их недавним разговором на Гавайях? Он пытается дать ей что-то понять?.. На какое, собственно, будущее он играет: на то, что из рапорта Колодца или против него? Как должна сыграть я?..

Под окнами ее спальни, на белой скатерти вынесенного на газон стола и правда уже лежат дуэльные рапиры; рядом ждут официалы, в том числе двое мандаринов и четыре манифестации медикуса. Все смотрят в сторону библиотечного крыла.

Анжелика сбрасывает с себя испорченную одежду, быстро принимает душ. Поспешно вытершись, встает перед высоким зеркалом гардероба – пусть нагая, в OVR она видит себя в соответствующей избранному шаблону одежде: в широких штанах черного шелка, в черных сапогах на высоком каблуке, с черной бархоткой на шее и волосами, стянутыми в толстую косу, в длинном, темно-сером жакете с гербом Макферсонов на сердце.

Выбирая в шкафу очередные элементы этого комплекта, она вдруг замирает на полушаге. Словно ребенок. Словно ребенок, словно маленькая девочка, возбужденная первым свиданием, подросток какой-то. Стоит с сапогами в руках. Это ненормально. Ему хватило сделать жест, обронить невнятное суждение… Верно? Наверняка ненормально, Джудас должен был что-то изменить, во время синтеза или еще раньше, во время имплементации в пустышку. Веду себя, словно в наркотической голодовке – словно я зависима от этого человека, физическая близость необходима для выживания. Что будет, если Адам в конце концов отправиться на поиски Нулевой Вселенной? – отправлюсь ли я за ним и позволю ли переписать себя на френы высших физик? Не этого ли Джудас от меня ожидает? Но чувствую, что если Адам попросит меня… ну как же я смогу отказать? Я даже представить себе такого не смогу. Это не может быть нормальным.

Но откуда бы мне о таком знать? В Пурмегазе меня ничему подобному не научили. Ему ничего не пришлось делать; достаточно было не покидать меня под давлением. Я податлива. Не таким ли образом стахсы – стахсы влюбляются?

Она смотрит в зеркало. Отражение хрустально-чистое. Анжелика Макферсон.

Нет уже времени заплетать косу, а протокол Фарстона слишком жесток, чтобы сконфигурировать здесь Горничную – потому это будет единственное отступление от шаблона: волосы собраны на затылке яшмовой брошью.

Такой манифестацией Анжелика Макферсон сходит на первый этаж.

Тут наталкивается на Мойтля.

– Где Джудас? Он вернулся на заседание Ложи?

– Кажется, я видела его здесь минуту назад. Думала, что заседание уже закончилось.

– Нет, еще нет. Вроде бы, после этого нападения на голосование поставили официальное объявление войны Сюзерену. Интересно, как они себе эту войну представляют —

– А Замойского видел?

– За ним целая свита тянется. А тут – сама увидишь.

Они выходят из холла на поляну перед замком.

Солнце взбирается к зениту, последние облака гаснут на выстиранной досуха синеве, даже ветер высох. София стикерит в накладке OVR очередных гостей. Они заполняют террасу, ступени, газон. Независимая открытая инклюзия, одна, вторая, третья, десятая, в своих самых официальных манифестациях. Фоэбэ Словинский разговаривает с золотоволосой мужской манифестацией, ох, именно она лишена стикера (отсутствие данных?). Рядом – посол уша. И посол рахабов – принял ли Адам его предложение? Кто станет сражаться, он или защитник? Инженеры Бездны – они-то чего хотят от Адама? (Я никогда не понимала объяснений отца Россе, Бездна – это Бездна.) Инженеры мортоевгеники, у которых вывернулись из-под контроля Войны, – они верят, что Адам знает тайну блокады Плато. (Может и знает; ведь продолжает как-то блокировать – он, UI – систему Дрейфусса/Гекаты в своем Мешке.) Горизонталисты. Вертикалисты. Полное представительство старых родов стахсов, о, герцог Уэльса, наследник трона Индии. Естественно, присутствуют и Штерн из Официума, и Ивонна Кресс. Есть даже манифестации каких-то псевдодеформантов, и манифестации обычных Деформантов, настолько удаленных от любого Прогресса, что, собственно, не соответствуют ни одному определению жизни, и кукольные манифестации постразумной жизни…

Ветер вздымает перед замком черные смерчики, двухсекундные джинны, сгущение инфа настолько велико, что воздух дрожит и мутнеет, на границе света и тени расцветают маленькие радуги. Очередные гости конфигурируются слишком быстро, чтобы успевать с чтением стикеров – Анжелика стоит и переводит взгляд слева направо и назад, словно механический сканер; минуту, две. Там, в тени под дубом – это отец Френет?.. А рядом с иезуитом – не Джудас ли?..

А потом все переводят взгляд на Анжелику. После короткого недоумения она понимает истинное направление их взглядов и разворачивается на пятке.

Из влажной тени замкового холла как раз выныривает стахс Адам Замойский, еще со слегка склоненной головой, словно по-бычьи бодая твердое сияние дня – но вот он уже выпрямляется, улыбается, протягивает руку к Анжелике, снова неотличимый в своей биологической манифестации от виртуального Князя Востока.

Макферсон осматривает подручный арсенал и выбирает из него стальную шпильку сарказма.

– Ты идешь на поединок, не на интронизацию.

– Видимость, моя дорогая, видимость. Впрочем, ты пойдешь со мной.

– Куда?

Замойский склоняется и шепчет ей на ухо:

– До конца.

Анжелика смотрит на него подозрительно. Адам улыбается, поскольку улыбается он сейчас почти всегда – но хватит ли той застывшей на губах иронии, чтобы превратить слова в шутку?

– А я совершенно не уверена, хочу ли в тот рейд сквозь космосы всех —

– Я не это имел в виду.

Он поднимает руку и на нее падает птица. Анжелика сама вынимает из клюва свиток бумаги. Птица с криком взлетает в синеву.

Левой рукой Замойский вычаровывает из ничто солнцезащитные очки, копируя жест Анжелики – ему одному можно допускать подобного рода акты магии вне обычая, он обладает Ключом.

Его зовут с газона, он успокаивающе поднимает ладонь.

Анжелика щурит на солнце глаза. Не без усилия прочитывает подчеркнутый фрагмент будущегодичного рапорта из Колодца Времени «Гнозис Inc.».

И только одна мысль, когда она нервно мнет в пальцах твердую бумагу: «Вот так. Вот так быстро!»

Потому что надеялась. Более того: ожидала этого. С момента, когда устанавливала себе на мозг коннективную сеть – несмотря на громкие шуточки и обещания, данные зеркалу, – знала: не сумеет воспротивиться; ни она, ни Замойский. Это слишком сильно, слишком красиво, слишком искушающе – очередной этап на дороге к совершенству, следующая ступенька от животности к Богу. Не удастся сбежать, не удастся забыть, перестать думать, перестать мечтать, если ты уже раз вступил на эту тропу, а всякий шаг по ней настолько очевиден.

Тоска почти физическая: тело, сознание – тоскуют по UI, жаждут ее, тянутся к ней, словно растения к свету. Кто отказывается от совершенства, отдает задаром идеал?

Несовершенство болит.

Но все же —

Черные штаны, черные мокасины, черные очки, кафтан, словно океан в сумерках, – сходя с террасы на газон, полный гостей, со стахс Анжеликой Макферсон рядом, Адам улыбается иронично, настолько прекрасно несовершенный, настолько бесшабашно человеческий.