* ДЖОННИ_5 ВЫШЕЛ ИЗ СЕТИ *

{волшебныйпорошок} козел

{УсатаяДевочка} Девочка, ты еще здесь?

{волшебныйпорошок} его забанили

{ЗЛАЯНИМФА} диалап отстой

{эми_салливан} еще здесь

{ЗЛАЯНИМФА} кто-нибудь еще лагает?

{волшебныйпорошок} это самый мерзкий поступок в моей жизни

{УсатаяДевочка} Выгляни в окно. Посмотри, нет ли там огней.

{ЗЛАЯНИМФА} завязывай с нло

{УсатаяДевочка} Может тебе к гипнотизеру сходить? Поможет извлечь воспоминания о тех ночах…

{эми_салливан} нет

{эми_салливан} даже не знаю, где этих гипнотизеров искать

{эми_салливан} похоже хороший способ встретить насильника

{УсатаяДевочка} Почти полночь.

{ЗЛАЯНИМФА} я так боюсь сейчас читаю книгу про военный корабль который исчез

{ЗЛАЯНИМФА} его потом нашли команда ищезла, а каво-то нашли за сотни миль и без памяти

{ЗЛАЯНИМФА} говорят, это было чето типа временного кармана

{волшебныйпорошок} фигасе

{эми_салливан} это фильм такой. филадельфийский эксперимент

{УсатаяДевочка} Да.

{волшебныйпорошок} с томом хэнксом. от эксперимента он заболел спидом

{УсатаяДевочка} Правда-правда фильм основан на реальных событиях.

{эми_салливан} молли пялится

{эми_салливан} она запрыгивает на кровать и пялится пока я не пойду с ней гулять

{УсатаяДевочка} реальные события были скучнее.

{ЗЛАЯНИМФА} я включу музыку от тишины крыша едет

{волшебныйпорошок} а если это типа червоточина

{ЗЛАЯНИМФА} боб дилан. нужно кому-то служить 

{ЗЛАЯНИМФА} служить

{эми_салливан} я иду гулять с молли пока

{УсатаяДевочка} ЭМИ!!! Ты спятила?!?!

{эми_салливан} пока

{ЗЛАЯНИМФА} служить

{волшебныйпорошок} червоточина. у меня в голове возникла жуткая картинка. черви. фу.

{УсатаяДевочка} Тупая псина. Я буквально сижу на краешке стула, а она уходит. У меня попа болит.

{УсатаяДевочка} Фу! Кошка написала на постели.

{ЗЛАЯНИМФА} служить

{УсатаяДевочка} Она НИКОГДА так не делает.

{волшебныйпорошок} учитель говорит если все черви в мире вылезут на поверхность, планета будет покрыта слоем червей толщиной в 20 футов

{волшебныйпорошок} он сказал в океане живут 100000000000000000000000000 морских червей 1 с 26 нулями

{волшебныйпорошок} они рекой потекут по улицам

{ЗЛАЯНИМФА} служить

{волшебныйпорошок} такой мир есть я видела его

{волшебныйпорошок} люди умирают давясь ими

{волшебныйпорошок} их пожирают изнутри

{УсатаяДевочка} Всех нас ждет подобная участь.

{ЗЛАЯНИМФА} служить

* С_ГУТТЕНБЕРГ ВОШЕЛ В СЕТЬ *

{С_ГУТТЕНБЕРГ} ПРИВЕТ ДИФЧЕНКИ!!!!!! Я ПЕЧАТАЮ СВОИМ ЧЛЕНОМ. КИБЕРСЕКС?

{УсатаяДевочка} Наша раса была создана для того, чтобы быть пищей для бессмертных червей. Наши глаза для них конфеты.

{волшебныйпорошок} глаз

{ЗЛАЯНИМФА} служить

{волшебныйпорошок} я

{УсатаяДевочка} Жизнь есть только внутри его пасти. Его челюсти – словно объятия возлюбленного.

* С_ГУТТЕНБЕРГ ВЫШЕЛ ИЗ СЕТИ *

{УсатаяДевочка} только

{волшебныйпорошок} я

{ЗЛАЯНИМФА} служу

{УсатаяДевочка} только

{ЗЛАЯНИМФА} К

{УсатаяДевочка} О

{волшебныйпорошок} Р

{ЗЛАЯНИМФА} Р

{УсатаяДевочка} О

{волшебныйпорошок} К

{ЗЛАЯНИМФА} У

{УсатаяДевочка} Дело сделано.

{волшебныйпорошок} я только что отрубилась сколько сейчас времени КОРРОК ПОВЕЛИТЕЛЬ КОРРОК ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЙ КОРРОК МУДРЫЙ КОРРОК ЖИВОЙ КОРРОК ИЗГОЛОДАВШИЙСЯ КОРРОК ПОБЕДИТЕЛЬ КОРРОК ДАЮЩИЙ КОРРОК ВСЕМОГУЩИЙ Я СЛУЖУ ТОЛЬКО КОРРОКУ

{ЗЛАЯНИМФА} волшебныйпорошок ты в

{УсатаяДевочка} Она – пища.

{УсатаяДевочка} ///////////

{УсатаяДевочка} ////////////////////////////////////

{УсатаяДевочка} ////////////////////////////////////

{УсатаяДевочка} ///////////

{УсатаяДевочка} ///////////

{УсатаяДевочка} ///////////

{УсатаяДевочка} ///////////

{УсатаяДевочка} ////////////////////////////////////

{УсатаяДевочка} ////////////////////////////////////

{УсатаяДевочка} ///////////

* УСАТАЯДЕВОЧКА ВЫШЛА ИЗ СЕТИ *

Я сложил бумаги и провел рукой по губам; небритый подбородок был словно наждак. Коррок Повелитель.

Не люблю моменты, когда я оказываюсь прав, но когда прав Джон – еще хуже.

– Жесть, верно? – спросила Марси.

Я посмотрел на нее, потом на Джона. А ведь только десять дней встречались.

– Сегодня кто-то должен побыть с Эми, – сказал Джон.

– Ох, даже не начинай. – Я отбросил распечатку. – Ты заметил, что Эми не слабоумная?

Джон помолчал.

– А она должна была вернуться слабоумной? – наконец спросил он.

– Она училась в «Пайн-Вью» – в школе для умственно отсталых детей.

– То есть в том же заведении, где целый год учился ты?

– Да, в «Пайн-Вью».

Снова пауза.

– Вообще-то сегодня я собирался устроить в ее доме засаду…

– Хороший план.

– …но позвонил Стив: вся бригада должна быть на стройке. Из-за снега обрушился кусок крыши…

– Джон, ты заставил меня закрыть «Уолли», чтобы…

– Нет, послушай. Угадай, где стройка?

– В заднице твоей мамочки?

– На заводе, где делают очиститель. Рядом с домом Эми. Мы должны быть там в полшестого утра.

– Не понимаю.

– Я тоже, но люди с завода дали Стиву кучу инструкций – где можно находиться строителям, а где нет. Все это очень странно. Кроме того, мне позарез нужны деньги, а за срочную работу платят в тройном размере. Побудь сегодня с Эми, проверь, не случится ли что-нибудь ужасное.

– Джон, ты распечатку читал? Или забыл про… – Я бросил взгляд на Марси. – …про ту штуку в моем сарае? Пока я рядом, Эми грозит опасность.

Марси широко раскрыла глаза.

– Значит, там лежит не только труп?

Я закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти.

– Дейв, пока что все идет нормально. Что ты предлагаешь – приковать тебя цепями в твоей комнате? Кстати, вот, взгляни-ка. Наверняка захочешь принять участие…

Джон развернул белый лист бумаги с фотографией в центре – распечатку на цветном принтере.

– Снимок, сделанный вебкамерой два дня назад.

Расплывающееся изображение спальни Эми. Ранний вечер. В центре комнаты стоит Эми; руки подняты вверх и согнуты в локтях, одна нога оторвана от пола. Девушка движется, и поэтому изображение размыто.

– Чем она занимается? – спросил я.

– Танцует, что ли. Это еще не самое странное.

Я уже знал, что самое странное: за ней стоял знакомый черный силуэт, похожий на человека, с ног до головы обмазанного смолой…

Я закрыл глаза.

– А что говорит Эми? – спросил я у сисек Марси.

– Эми считает, – ответил за них Джон, – что на фотографии она одна в пустой комнате.

– Невозможно! Вторая фигура либо есть, либо нет.

– Ты очень удивишься, если я скажу, что уже знаю ответ? Марси силуэт тоже не видит; его видим только мы с тобой. Такие дела. Я тут подумал: может, притворишься Эми? Наденешь рыжий парик, пижаму и ляжешь в ее постель – тогда похитят не Эми, а тебя. В общем, побудь с ней.

Обратите внимание, как просьба «может, ты сделаешь?» через несколько секунд незаметно превратилась в приказ. Если бы я ответил «нет» на первый вопрос, то подразумевалось бы, что я не могу. Но если я откажусь сейчас, то тем самым заявлю, что могу, но отказываюсь, потому что я равнодушная сволочь. Очень тонко.

– Ладно.

– И приглядывай за Молли. Следи за тем, не станет ли она вести себя необычно. Что-то мне не нравится, как она взорвалась, а потом воскресла.

– Ладно, пора на работу. Рад был тебя видеть, Марси.

Я встал. Марси тоже поднялась – и, к моему полному удивлению, обняла и прижала меня к себе, а затем села на свое место.

– Похоже, ты хотел, чтобы кто-нибудь тебя обнял, – улыбнувшись, сказала она.

– М-м, спасибо. – Я смущенно пошел прочь.

За моей спиной Марси сказала Джону:

– Так о чем я?.. Ах, да! Представляешь, выбежала на улицу и внезапно поняла, что на мне нет штанов…

Я вернулся в магазин и доработал свою смену, потому что я полный придурок. В шесть пришел Джефф, посмотрел на вьюгу и объявил, что магазин закрывается до утра.

Я заехал домой переодеться и нашел в почтовом ящике плотный коричневый конверт. Адрес отправителя был мне незнаком. Мой адрес написан от руки, печатными буквами, словно писал ребенок.

Вскрыв конверт, я обнаружил игрушку из детского обеда в «Бургер кинг» – картонные очки с пластиковыми линзами; на дужке логотип «Скуби-Ду». На очках кривыми «страшными» буквами выведено слово «Призрак-визор». Я надел их и увидел полупрозрачное мультяшное изображение улыбающегося призрака. В конверте лежала желтая наклейка с надписью: «ПАМАГИТЕ Я ТОЖИ СЛИЖУ ЗА ПРИЗРОКАМИ МУ МУ МУУУУУ ЖОПОТРАХ».

Я бросил конверт на пассажирское сиденье и по дороге к дому четыре раза едва не поскользнулся на льду. Нужно расчистить дорожку, пока почтальон не сломал себе шею.

Примерно час спустя я вышел из магазина хозтоваров с новенькой лопатой для уборки снега. Уже стемнело, и я отправился к дому Салливанов.

Дверь открыла Эми с тем особым выражением лица «я-так-рада-видеть-тебя», которое обычно встречаешь у сумасшедших и собак. Очки в тонкой оправе ей шли – вчера я их не заметил; наверное, на ночь она их снимала. Вдобавок Эми, похоже, потратила много времени на укладку волос. Джинсы и босые ноги с крошечными красными ногтями; я замерз от одного их вида. Левой кисти у нее по-прежнему не было.

– Привет! – пропела Эми. – Заходи!

На пороге стояла Молли, разглядывавшая меня с полным безразличием.

– Смотри, Молли, это Дэвид! Помнишь Дэвида?! – сказала девушка, повернувшись к ней и указав на меня.

Собака пошла прочь и, клянусь, при этом презрительно фыркнула.

Эми провела меня в гостиную. На экране телевизора какой-то седой мужчина молча смотрел в камеру. Наверное, канал «Пи-би-эс». На стене висела картина – черный бархатный Иисус, нарисованный в стиле комиксов. Горела одна настольная лампа, и в результате примерно половина комнаты была погружена во мрак.

– У тебя глаза красные… Устал? – спросила Эми.

– Я не спал. Голова болела.

– Я сейчас!

Эми чуть ли не вприпрыжку побежала на кухню.

Я сел на диван и снова посмотрел на экран телевизора: показывали все того же старика. Лицо странной формы. Он подался вперед, что-то прошептал тому, кто находился за кадром, затем снова посмотрел в камеру – будто на меня.

Прискакала Эми; в руке она держала зеленый флакончик экседрина, а локтем прижимала к боку бутылку красного «Маунтин дью».

– Кабельное отрубилось, – сказала девушка, кивнув в сторону телевизора. – Надеюсь, ты захватил что-нибудь почитать.

Старик смотрел прямо на меня.

Экран мигнул, почернел, потом на нем появилась картинка «Эм-ти-ви» – какое-то реалити-шоу с визжащими девочками-подростками.

Эми поставила передо мной бутылку.

– Смотри, телевизор заработал!.. Джон сказал, ты любишь вишневый «Маунтин дью». Если не так…

– Нет-нет, все в порядке. Спасибо.

Я изучил экран телевизора – ничего, кроме верещащих девочек.

– То включается, то выключается, – сказала Эми. – Все из-за мороза. Джон сказал, что видел стаю птиц, которые примерзли к проводам и не могли взлететь.

– Для Джона шутка важнее правды, – ответил я и бросил взгляд на напольные часы; они тикали, но, похоже, спешили часов на семь.

Картинка на экране телевизора исчезла, сменившись помехами.

– Ну вот! – воскликнула Эми.

– Когда сигнал пропадает, на экране только помехи? – спросил я.

– Конечно.

– Ничего больше? Никаких других программ?

– Нет. А что?

Я пожал плечами. Старика она не видела.

Эми пыталась завязать разговор, но я лишь неопределенно мычал в ответ и наконец сумел загнать Эми обратно в ее комнату. Я посмотрел на напольные часы…

12:10.

…понял, что они абсолютно бесполезны, и снова взглянул на свои:

19:24.

Черт побери, ночь будет долгая. Гм, если в полночь Эми снова похитят, можно улизнуть и поспать у себя дома – никто и не заметит.

Перед диваном стоял журнальный столик; на полке под столешницей лежали несколько журналов «Космо». Я взял верхний и начал листать. Женщина топлесс. Другая женщина, абсолютно голая, если не считать взбитых сливок в самых интересных местах. Еще две страницы: обнаженная мужская задница. Даже на канале «Синемакс» обнаженки меньше. Я взглянул на бархатную картину и внезапно почувствовал, что совершаю святотатство, разглядывая обнаженных моделей. Я засунул журнал обратно под столешницу и кивнул скверно нарисованному Иисусу, прося у него прощения. Потом еще раз взглянул на часы.

19:25.

Я откинулся на спинку дивана и задрал ноги. Мне показалось, что я лежу на груде кирпичей, накрытых войлоком. Может, если перевести все часы на полночь, похитители явятся раньше?

В прошлом году мы с Джоном расследовали случай в Висконсине: загорелся некий человек, ехавший в зеленом «олдсмобиле». Один из свидетелей утверждал, что в момент взрыва языки пламени образовали огромную сатанинскую лапу. Мы отправились туда, поговорили с людьми и вернулись ни с чем. Но в конце концов нам позвонил один мальчик-гот, серьезно увлекавшийся сатанизмом, и сказал, что заключил сделку с сатаной; по условиям соглашения он должен был убить своих родителей, но отказался сделать это, когда мама неожиданно купила ему игровую приставку. Оказалось, что у этого парнишки тоже был зеленый «олдсмобиль».

Демон-мститель перепутал машины и поджарил не того. Значит, они тоже ошибаются, тоже могут перепутать людей. Тот парень страшно переживал и с тех пор каждый вечер на коленях молил Бога дать ему еще один шанс. Так что я – ради собственного благополучия – теперь молюсь о том, чтобы обитателей тьмы как-нибудь не разозлил Брэд Питт.

Веки отяжелели. На противоположной стене шевельнулась тень – наверное, по улице проехала машина. Я закрыл глаза.

Снова их открыл. Стало темнее. Много ли времени прошло? На стене опять тень – длинная, похожая на человека.

Рядом с ней появилась еще одна, другая. Целый лес ползущих теней. Может, все это мне снится? Внезапно передо мной возникла тьма – черное, как смоль, пятно, в центре которого находились два огненных шара, два горящих уголька.

Я резко сел; мышцы готовы к бою от бурлившего в крови адреналина. Комната снова стала нормальной; одинокая тень все еще виднелась на стене – тень одинокого дерева, растущего во дворе. Я подошел к тени, прикоснулся к ней. Она не отреагировала. Это хорошо.

Мои часы:

23:43.

Я взлетел по лестнице и ворвался в спальню, напугав Эми. Девушка сидела на кровати, скрестив ноги. Перед ней стоял ноутбук; рука с пригоршней «читос» замерла на полпути ко рту.

– Как ты можешь одновременно есть и печатать? Забьешь компьютер оранжевой дрянью!

– Ну…

– Пошли вниз. Я хочу быть на первом этаже и рядом с дверью.

– Зачем?

– И обуйся. Мало ли что.

23:52.

По телевизору снова показывали обычные программы: стандартный комплект кабельных каналов для человека, который редко смотрит телевизор. Ни одного канала с фильмами. Я выключил телевизор и повернулся к Эми. Девушка сидела на жестком диване и сердито грызла ноготь большого пальца.

– Чего мы ждем? – спросила она.

– Чего угодно. Буквально чего угодно.

– Можно задать тебе вопрос?

– Конечно. – Я обошел комнату, выглянул из окна. Ладно хоть снег не идет.

– Вчера ты сказал, что почти все написанное о вас – правда. Ну вот… я тут прочитала кое-что…

– И что про нас пишут?

– Что у вас что-то вроде культа. И что Джим погиб из-за вас.

– Думаешь, я бы в этом признался?

Я взглянул на часы: похоже, образовалась навязчивая привычка.

23:55.

– Не знаю. Но ты ведь был там, в Лас-Вегасе?

– Да.

– В газетах написали, что Джим умер в результате несчастного случая. Но Джон сказал, что это не так.

– А что еще сказал Джон?

– Что моего брата съел маленький, похожий на паука монстр, с клювом и в парике.

Повисла неловкая пауза.

– Ты ему поверила?

– Я решила спросить тебя.

– Эми, во что ты готова поверить? Ты веришь в привидения, ангелов и демонов, богов, чертей и тому подобное?

– Конечно.

– Ладно. Если они существуют, то для них мы словно бактерии или вирусы, существа, находящиеся где-то у подножия эволюционной пирамиды, верно? Вся штука в том, что продвинутое существо способно изучить и понять примитивных существ, а они его – нет. Мы смотрим на вирус в микроскоп; вирус не в состоянии ответить нам тем же. Следовательно, если есть существа, которые настолько выше, больше и сложнее нас, что их невозможно представить, то мы не можем их увидеть – так же, как вирусы не могут увидеть нас. Да?

23:58.

– Да.

– То есть без специального оборудования.

– Да.

– У нас с Джоном такое оборудование есть. Однако то, что мы видим странных, загадочных и жутких существ, еще не значит, что их можно понять или как-то на них повлиять.

– Да-а.

– Теперь позволь, я задам вопрос тебе. У Большого Джима было необычное хобби – он строил модели монстров. Кроме того, Джим водил знакомство с разными – странными – людьми. Ну, ты понимаешь, кого я имею в виду – черного парня с ямайским акцентом.

– Мы уже говорили об этом бездомном, – сказала Эми. – Он, кажется, взорвался. Я вспоминала эту историю. Думаешь, Джим во что-то влип?

На этот вопрос нельзя было ответить в двух словах, и поэтому я промолчал. Эми уставилась в пол.

23:59.

– Так чего мы ждем? – спросила Эми.

– Чего угодно и даже больше.

Она сильно побледнела, обхватила себя руками и начала слегка раскачиваться.

– Который час?

– Уже скоро.

– Дэвид, я напугана до смерти.

– И хорошо. Потому что в мире полно того, чего следует бояться.

Я взглянул на скверно нарисованного Иисуса и вытащил из кармана пушку. Когда настанет Судный день, я с гордостью заявлю о том, что был готов защитить девушку от адских орд с помощью малокалиберного пистолета.

– Продолжай говорить, – попросил я.

– Ладно. Так, сейчас. Продолжай говорить. Говорить-говорить-говорить, ду-ду-ду-ду-ду. Меня зовут Эми Салливан, мне двадцать один год, и… мне очень страшно, по-моему, я сейчас описаюсь, и у меня болит спина, но я не хочу принять лекарство, потому что меня тут же стошнит, и диван очень неудобный, и я не люблю ветчину, и… как же трудно! Во рту пересохло. Сколько времени?

Я задержал дыхание; сердце колотилось в груди. Мысль о том, что может случиться все, что угодно, – дикая глупость. Тем не менее. Большой Взрыв. Секунду назад еще ничего не было, и вдруг – БУМ! – появилась вселенная. После этого возможно все.

00:02.

Эми никуда не исчезла.

– Ну что, – сказал я. – Они опаздывают.

– Может, они не придут, пока ты здесь.

– Не исключено.

– Или же ваши часы идут по-разному.

Еще один хороший аргумент.

– Тебе страшно? – спросила она.

– Ага. Почти все время.

– Почему? Из-за того, что произошло в Лас-Вегасе?

– Из-за того, что я вроде как заглянул в ад, но до сих пор не знаю, существует ли рай.

Она задумалась.

00:04.

– Ты видел ад?

– Типа того. Я чувствовал его, слышал вопли в голове и понял, какой он. – Я вздохнул и почувствовал, что сейчас обрушу на Эми огромный поток бреда. – Он был похож на раздевалку. Тот день в школе – не в «Пайн-Вью», а в другой – до того, как меня исключили. Билли Хичкок и четверо дружков. Их руки вцепились в меня, словно звериные клыки. Меня крутили, толкали… Черт побери, они очень просто меня одолели. Эти взгляды, выражение тупой радости на их лицах – они знали, знали, что могут сделать все, что захотят. И понимали, что я тоже это знаю. Этот страх, эта полная безнадежность, когда я сообразил, что не смогу от них отбиться, что тренер нас не разнимет, и что никто меня не спасет. Я понял – сейчас произойдет то, что они хотят, а потом произойдет снова, снова и снова, пока им не надоест. И они ловили такой кайф от своей власти…

Я до боли сжал пластиковую рукоять пистолета.

– У соседки Билли была собачонка – такая брехливая дорогая тварь. И вот однажды эта старушка возвращается домой и видит, что собачка во дворе, только не лает, потому что Билли взял пистолет для склеивания и залепил зверюге челюсти. Он хотел заняться и глазами… слушай, я к чему: люди живут вечно, вне времени – и, кроме того, такие, как Билли, никогда не меняются. Думаю, все они оказываются в одном и том же месте, куда мы с тобой тоже можем попасть, и у них есть вечность – буквально вечность, – чтобы сделать с нами все, что угодно. Пусть у тебя даже нет тела, которое можно порезать или обжечь, ведь самая сильная боль не связана с нервными окончаниями, верно? Страх, подчинение, пытка, голод и безнадежность, лавина безнадежности. Они никогда не устают, никогда не спят, а ты никогда, никогда, никогда не умираешь. А они сидят на тебе и держат, держат, держат тебя – вечно.

Я выдохнул.

00:06.

– Билли Хичкок – это же тот мальчик, который ум…

Она замолчала и страшно захрапела, словно заснула на середине фразы.

Я повернулся: там, где только что была Эми, теперь сидело, выставив негнущиеся ноги, похожее на человека существо с узловатыми руками. Манекен, которого создал слепой. Рыжие волосы казались медной проволокой. Нижняя челюсть на шарнире захлопнулась, и храп стих, но две секунды спустя возобновился, стал громче – скорее механический, искусственный, чем естественный звук.

Я подумал, что придется отдать им ствол. Не ожидал я такого поворота.

Раздался глухой стук, и я понял, что из моих обмякших пальцев выпала пушка. Кроме того, я сообразил, что стою с раскрытым ртом. Я заставил левую ногу шагнуть вперед, протянул руку к существу…

Пистолет снова был у меня в руке, а Эми сидела на диване, выпрямив спину и глядя в пустоту. Я немедленно посмотрел на часы…

3:20.

Эми медленно повернула голову, увидела мое лицо, поняла, что происходит, прижала руку ко рту, широко распахнула глаза.

– Это… это случилось? Случилось, да? – вскрикнула она.

– Иди наверх и возьми все, что сможешь унести. Уходим отсюда.

Семь минут спустя Эми сбежала по лестнице с сумкой на плече и ноутбуком под мышкой.

Молли мы нашли на кухне; она ела печенье из коробки, которую кто-то оставил открытой. Угрозами и уговорами мы заставили собаку пойти за нами и сели в машину. Ветровое стекло совершенно замело снегом.

Эми нашла на приборной панели картонные очки «Призрак-визор» и с интересом принялась их разглядывать. Я вытащил из-под сиденья скребок и побежал очищать стекла. Выйдя из салона, я повернулся в сторону дома…

И замер.

– Черт, черт, черт…

На крыше, на фоне облаков, сияющих в жемчужном лунном свете, стояла темная фигура – силуэт, тень. Два крошечных горящих глаза.

– На что смотришь? – спросила Эми, пытаясь проследить за моим взглядом.

– Ты не видишь?

Она прищурилась.

– Нет.

– Ступай обратно в машину!

Несколькими отчаянными движениями я проделал небольшую дырку во льду, который глазурью покрыл ветровое стекло. Затем обежал вокруг «бронко» и повторил эту операцию с задним стеклом.

– Эй! Что он делает?! – воскликнула Эми.

Я выглянул из-за автомобиля: Эми в очках «Скуби-Ду» смотрела туда, где стоял человек-тень. Потом девушка стащила очки, удивленно взглянула на них и снова надела.

– Что это за штука? Смотри!

– Что?.. Ты смотришь через чертовы очки «Скуби-Ду»?

– Я вижу черную фигуру… Она движется!

Фигура отрастила два огромных крыла. Нет… не так. Она превратилась в крылья – в два хлопающих, похожих на крылья силуэта, которые не соприкасались друг с другом, – взлетела к облакам, превратилась в черную точку и в конце концов исчезла.

Раздался собачий лай: у моих ног стояла Молли.

Эми все смотрела вверх; из ее открытого рта вырывались облачка пара.

– Дэвид, что это?

– Откуда я знаю? Люди-тени. Ходячая смерть. Они забирают тебя, и ты исчезаешь, как будто тебя и не было.

– Ты их раньше видел?

– Много-много раз. Поехали.

Мы залезли в машину и стали звать Молли, однако псина не двигалась с места, вздрагивала и рычала, задрав морду вверх. Я еще раз окликнул ее, затем вылез из машины, схватил собаку в охапку и бросил в машину.

Прыгнул за руль, втопил газ в пол.

Мы мчались по дороге, скользя по черному льду, который не счистили снегоуборочные машины. Лед был качественный, хоть на коньках катайся. В зеркале заднего вида уменьшался дом. За ним стоял низкий плоский завод, производивший жидкость для прочистки труб.

Эми повернулась и посмотрела назад, затем еще раз – на этот раз через дурацкие очки. На заднем сиденье прыгала и плясала Молли – возможно, ей казалось, что идти пешком будет безопаснее.

– Смотри, смотри! – завизжала Эми.

Взглянув в зеркало заднего вида, я увидел огни фар – наверное, грузовик, который везет продукцию завода. Потом я сделал то, чему не учат на курсах вождения: схватил руль одной рукой, высунул голову в окно и посмотрел наверх.

В небе летали черные тени – крылатые твари и длинные, извивающиеся существа, похожие на змей. Они кружили, останавливались, разворачивались, словно мусор, попавший в торнадо.

Тени собирались над заводом.

Но не все – некоторые оторвались от группы и погнались за нами, исчезая за темными деревьями и домами. Я втянул голову обратно и сосредоточил внимание на дороге.

Эми села прямо и пристегнулась.

– Что будем делать?

– То, что уже делаем.

Еще один взгляд в зеркало; фары приближались. Водила наматывал мили, развозил жидкость для прочистки труб.

Над капотом мелькнула тень.

Я ударил по тормозам; «бронко» закрутился, вылетел на обочину и воткнулся задом в сугроб. На секунду воцарилась тишина, затем раздался апокалиптический звук, который издают восемнадцать колес, скользящих по льду.

Грузовик сложился вдвое: передняя часть уже остановилась, но тяжелый зад еще мчался, мчался в нашу сторону. В ветровом стекле появилось все увеличивающееся изображение смешного водопроводчика, перечеркнутое красным крестом.

Прицеп замер примерно в шести футах от нашего бампера, угрожающе закачался, словно раздумывая, не перевернуться ли ему. При каждом движении с крыши падали комки снега.

Воцарилась тишина – если не считать урчания двигателя и свиста ветра.

– Ты не ранен? – наконец спросила Эми.

– Нет.

Я вглядывался в небо, пытаясь увидеть тени. Внутри красной кабины грузовика что-то шевельнулось.

– Там. Вон там, – прошептала Эми.

Эми, благослови ее Господь, указывала искалеченной рукой на черную тень, которая росла на борту грузовика – несколько фигур сливалось вместе, образуя что-то вроде паука. Тварь сидела на белом борту, словно граффити уличной банды.

Маленькая рука сжала мое предплечье – сильно, словно манжета тонометра. Молли зарычала басом, попятилась, вжалась в заднюю стенку «бронко», как будто рассчитывала просочиться наружу.

– Давай, Дэвид. Давай, – отрывисто, хрипло шептала Эми. – ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ…

Я нажал на газ. Закрутились шины. Они крутились, крутились и крутились. Полный привод. Два колеса глубоко в снегу, два скользят по льду.

Паук-тень сдвинулся с места, мигом проскочил вдоль борта грузовика и оказался у кабины, всего в нескольких футах от водителя. Я включил задний ход, затем передний, «раскачивая» автомобиль, молясь о том, чтобы колеса выбрались из колеи, которую выкопали, и «схватили» дорогу.

– Дэвид!

Я поднял взгляд. Паук исчез.

Раздались яростные ругательства, и из кабины выскочил водитель – высокий толстяк с бородкой. Он махал кулаками и орал на нас, пытаясь запугать. Его лицо побагровело от напряжения. Бешеный пес.

– Так вас и разэтак, гребаные ублюдки…

Толстяк потопал в нашу сторону. Тени летали вокруг него, обвивались лентой, дрожа на ветру. Глаза водителя стали абсолютно черными, угольно-черными дырами, в которых исчезли зрачки и белки.

Водитель, ковыляющий, словно робот, был уже в нескольких футах от «бронко». Я еще раз ударил по педали газа и дал задний ход. Шины жалобно застонали, крутясь по снегу. Рядом с грудью пролетела худая рука: Эми, наклонившись, ударила по кнопке замка, заперев дверь за миллисекунду до того, как шоферюга схватился за ручку.

Безумные ругательства, приглушенные дверью, его дыхание, затуманивающее стекло. Шины, шуршащие по снегу.

– СУЧЬИ ВЫРОДКИ, В РОТ ВАС…

Проклятья сменились долгим воплем. Шофер грузовика отшатнулся, словно подстреленный, вскинул руку ко лбу, оступился, затем упал на колено…

И взорвался.

Конечности полетели во все стороны; кровь залила ветровое стекло. Эми закричала. Голова пролетела по воздуху, упала на дорогу и укатилась с глаз долой.

Визг покрышек стих, – я понял, что снял ногу с педали газа и смотрю на внутренности водителя, от которых поднимается пар.

Тени снова задвигались, поползли по грузовику; твари, напоминающие куски черного войлока, отчетливо выделялись на снегу, залитом лунным светом. Перед нами выросла огромная тень, похожая на человека, только без головы и с огромным числом рук.

Молли обезумела; она лаяла и лаяла, а потом, задыхаясь, стала тонко скулить.

Я снова нажал на педаль газа; колеса закрутились, выбрасывая кусочки льда и земли. Тень двинулась на нас, сливаясь с капотом, проходя сквозь двигатель. Она заходила в машину так, как человек заходит в пруд, чтобы искупаться. Тень протянула руку – руку длиной с человека, затем нырнула под капот. В ту же секунду двигатель умер. Фары погасли.

Теперь тени шастали повсюду, то появляясь в лунном свете, то исчезая. Я слышал нервное, прерывистое дыхание Эми. Довольно долго ничего не происходило.

Затем девушка что-то пробормотала – так тихо, что я ничего не разобрал.

– Кажется, они нас не видят, – повторила Эми, наклонившись ко мне.

Сначала я не понял, что она имеет в виду, но потом это показалось почти логичным: у теней нет роговиц, зрачков и зрительных нервов. Эти существа ощущали, чувствовали нас, искали, не видя.

Я посмотрел вверх: одна из теней сорвалась с места и исчезла в небе. Другая проплыла мимо грузовика, скользнула по логотипу с водопроводчиком и растворилась в темноте.

– Здесь, в этом мире, им не место, – кивнул я. – Они летают вслепую, у них нет глаз…

Что-то мягко ударило в стекло. Эми завизжала.

За окном, в нескольких дюймах от моего лица в воздухе парила оторванная голова шофера на куске позвоночника: глаза широко раскрыты, век не видно; два шара дергались, разглядывая нас. Эми все еще визжала. Ничего себе легкие у девочки!

– Эми!

Голова уперлась носом в окно, попыталась заглянуть внутрь, раззявив рот. По стеклу заскрежетали зубы.

– Эми, заткни уши!

Увидев, что я достаю пистолет, она прижала руки к голове. Я начал опускать стекло.

Когда зазор увеличился примерно до шести дюймов, голова, щелкая зубами, решила ворваться в салон. Я впихнул ствол ей в рот и нажал на спусковой крючок.

Гром. Голова исчезла, превратилась в красную дымку, в дождь из осколков костей. Я с уважением посмотрел на пистолет – интересно, какие боеприпасы прислал мне незнакомец. Потом я высунулся из окна и завопил:

– Раньше нужно было выходить из игры!..

– Дэвид!

Я обернулся. Нас окружала тьма; за этой живой тенью исчезали облака. Внезапно все стало черно – как в пещере, как в гробу. Я открыл рот, хотел сказать, чтобы Эми бежала, бежала отсюда, чтобы бросила меня – ведь тени пришли не за ней, а за мной, – но не смог издать ни звука.

Я повернул ключ в замке зажигания. Двигатель сделал один оборот, потом заглох. Я попробовал еще раз: двигатель ожил. Я вжал педаль газа в пол: ничего не произошло. Потом внезапно машина подпрыгнула, пересекла невидимую дорогу и врезалась в сугроб на противоположной стороне. Я дал задний ход, снова нажал на газ. Машина пошла юзом, поползла вперед…

Мы неслись по улице – из тьмы в ночь. Руки, сжимавшие руль, дрожали. Стрелка спидометра ушла вправо, колеса плыли – машина походила на корабль на воздушной подушке. Эми снова взяла меня за руку; она тяжело дышала и мотала головой из стороны в сторону, пытаясь увидеть все вокруг через нелепые картонные очки.

Ночь за окном становилась все непрогляднее; вокруг носились тени, тьма распространялась, словно лесной пожар.

И вдруг Эми исчезла. Сиденье опустело.

Я почувствовал себя полным идиотом.

Разумеется, на сиденье никого не было – ведь я приехал один, Эми мы так и не нашли. Дом был пуст, и все знали, что на самом деле она, завернутая в брезент, лежит в моем…

Меня проглотила тьма. Вид, проплывавший за окном, исчез – никаких домов, травы или сугробов. Я будто ехал по дальнему космосу.

Ледяной клинок пронзил мою грудь; холод ядом растекся по телу. Сердце остановилось. Кто-то засунул сильные холодные пальцы мне под ребра и сжал мои внутренности.

А потом я исчез – из машины, из мира, отовсюду. В голове взорвались тысячи образов – безумные картины, словно при лихорадке:

…черный мелок в руке; я рисую трех человечков. Один побольше, другой поменьше, с красным облачком на голове…

…я под машиной, под своей старой «хёндэ». Рядом со мной какой-то парень с длинными светлыми волосами. Я держу глушитель, а парень затягивает болты; я говорю Тодду, что один болт куда-то пропал; Тодд отвечает, что домкрат покосился и ВЫЛЕЗАЙ ВЫЛЕЗАЙ МАШИНА ПАДАЕТ…

…я, тяжело дыша, бегу по залу казино в Лас-Вегасе. Хаос. Потом вижу Джима и понимаю, что нужно сделать. Навожу ствол, стреляю, Джим падает, хватаясь за шею…

…по колено в снегу, я качу тело, заворачиваю его в синий брезент, потому что сюда могут зайти в любую секунду, и это та-а-ак тяжело – двигать мертвое тело…

Я снова в машине; пальцы сжимают руль. Мы ползем по глубокому снегу, навстречу летит почтовый ящик.

– Дэвид!

Мы заехали в чей-то двор. Я вывернул руль; машина преодолела сугроб, снова выехала на дорогу. Эми, бледная, как фарфоровая кукла, сжалась на пассажирском сиденье. Я схватил ее за руку, притянул к себе – словно сумею удержать здесь, в нашем мире, если буду крепко, очень крепко цепляться за реальность.

– Свет! Иди к свету! – закричала Эми.

Я понятия не имел, что она имеет в виду, но потом увидел впереди островок света – парковка, тусклый красный фонарь светофора.

Вокруг темнело; мрак съедал окружающий мир – будто кто-то отключил электричество во время лунного затмения. Я ударил по тормозам, машина закружилась по белой плоскости, ровной, словно хоккейная площадка.

Мы врезались в столб, и в салон хлынул свет фонаря. В зеркало заднего вида виднелась вывеска новой пончиковой: здание еще не достроили, но освещение к парковке уже подвели. А потом за пределами крошечного островка освещенного снега, на котором мы остановились, все окутал мрак. Мы были отрезаны от вселенной: во всех направлениях простиралась пустота, словно мы погрузились в озеро нефти на глубине пятьсот футов под дном океана. Одна лишь тьма.

Тишина. Звук дыхания двух людей. Кто-то уткнулся мокрым носом мне в ухо: это Молли просунула голову между сиденьями. Собака махала хвостом, скакала взад и вперед, тихонько рычала.

– Они не доберутся до нас! – воскликнула Эми. – Не доберутся, пока мы в лучах света! Так я и знала!

– Откуда ты…

– Дэвид, – сказала она, закатывая глаза, – это же тени. – Она опустила стекло, высунула голову и завопила: – Да пошли вы!

– Эми, пожалуйста, перестань.

– У меня сердце сейчас бьется со скоростью тысяча миль в час, – сказала Эми.

Я посмотрел во тьму, нащупал лежавший на коленях пистолет, сжал его – талисман на удачу, не более того.

– Ой! – крикнула Эми. – Смотри! Что…

Во тьме парами проплывали искорки – сдвоенные угольки, не больше огоньков сигарет. Сначала их было немного, потом стало больше и, в конце концов, на нас уже смотрели десятки глаз. А потом я увидел за ветровым стеклом тонкую синюю полоску, которая рассекала тьму, словно линия горизонта. Полоска увеличивалась, расширялась – прореха в черной ткани, – пока не закрыла собой все.

Это был глаз. Тот самый глаз – насыщенно-синий, с темным вертикальным зрачком, как у рептилии. Эми снова крепко схватила меня за руку – мне даже показалось, что сейчас она переломает мне кости. Глаз дернулся, мигнул – и исчез.

Покров тьмы тоже пропал. Теперь нас окружала ночь, тусклые звезды, снег, искрящийся в лунном свете, и сияние вывески печальной сонной пончиковой.

– Они… они исчезли? – спросила Эми.

– Они никогда не исчезнут.

– Что это было?

Но вместо этого я сказал:

– Из света я не уйду.

– Да.

Эми снова огляделась, затем сняла картонные очки. Я посмотрел на пистолет и, наконец, кое-что понял – наверное, на несколько минут позже, чем следовало бы.

– Возьми, – прошептал я, протягивая Эми пушку рукоятью вперед.

– Что? Нет!

– Помнишь шофера? Видела, как они захватили его тело? То же самое может произойти со мной.

– Дэвид…

– Эми, слушай меня. Если я начну вести себя странно, если попытаюсь напасть, застрели меня.

– Я даже не знаю, как…

– Дело нехитрое. Предохранитель снят, так что тебе нужно просто нажать спуск. Только без глупостей – не целься в руку или еще куда. Промахнешься. Целься в туловище, воткни ствол в ребра. Стреляй, выпрыгивай из машины и беги. И трать на меня всю обойму. Пожалуйста, возьми пушку.

К моему удивлению, она взяла оружие, перевернула. В ее ладошке пистолет казался огромным.

– А если это случится со мной? – спросила Эми. – Если они захватят не тебя, а меня?

– В случае чего я смогу одолеть тебя и отобрать пушку. Но этого не случится. Только не с тобой.

– Почему?

Я откинулся на спинку сиденья; теперь, лишившись пушки, я чувствовал себя гораздо легче. Честное слово, эти штуки обладают собственной силой тяжести.

– Такая у меня теория.

Эми забралась с ногами на сиденье и прижалась ко мне, дрожа всем телом. Пистолет, который она держала в правой руке, лежал на бедре и был направлен куда-то в сторону моей промежности.

«Если все это сон, – подумал я, – то эта пушка – мощный символ».

– Кроме того, оружие мне не нужно, – добавил я и выставил вперед ладони. – По закону я не имею права держать руки в карманах. Знаешь, почему? Потому что в таком случае они являются спрятанным оружием.

Эми рассмеялась – нервно и сухо.

– Ну да, ну да. Ладно, тогда я буду тебя защищать.

Я снова сжал руль; сухожилия натянулись, словно тросы. Так, в тишине, я просидел целую вечность. За сжатыми зубами, словно в ловушке, толпилась целая куча слов.

Наконец я закрыл глаза и произнес:

– Послушай, тебе нужно кое-что понять насчет этой ситуации и того, с кем ты здесь сидишь.

– Та-а-а-к…

Эми повернулась ко мне. Черт побери, какие зеленые глаза – прямо кошачьи.

– Нет, просто… просто послушай. Ты знаешь, почему я учился в спецшколе «Пайн-Вью», в классе для детей с психическими отклонениями?

– Вроде да, – ответила она. – Из-за того случая с Билли? Из-за того, что ты с ним подрался? А потом, когда он…

– Верно. Понимаешь, мужчины – это животные. Собери нас вместе, убери старших – и получишь «Повелителя мух». Билли и его дружки – двое парней из борцовской секции – делали видеоролики. Помнишь Паттерсона, такого толстого малого? Они поймали его, привязали к штанге футбольных ворот и обрили ему голову. Бедолагу нашли спустя несколько часов, к тому времени кожа у него на лице покрылась волдырями от контакта с фекалиями…

– …а потом они показали это видео на вечеринке – видео о том, как они пытают толстяка, а тот орет. Они сидели, пили пиво и крутили, крутили, крутили видеоролик – обычные забавы старшеклассников. На взрослого за такие дела надели бы смирительную рубашку, а школьникам сходит с рук. «Мальчишки, что с них взять».

Я запнулся и посмотрел в темноту, пытаясь разглядеть там хоть что-нибудь. Какая-то птица, сидящая на проводах, махала крыльями, безуспешно пытаясь взлететь.

– Ну вот, а с братьями Хичкоками я вместе занимался физкультурой, и они вроде как меня запомнили. Была у них ежедневная забава – поначалу мелочи, но постепенно обычные развлечения им надоели, и братья стали заходить все дальше и дальше. Тренер меня ненавидел и обычно старался куда-нибудь слинять. Честное слово, однажды, когда они на меня полезли, он отвернулся и вышел из зала – умышленно, напоказ. В один прекрасный день братья завели меня в комнатку, где хранилось снаряжение – наплечники, маты. Там было жарко, как в печке, и воняло потом, разлагающимся в поролоновых щитках. И тут началось безумие – как на тюремном дворике во время прогулки. Потом все закончилось; они бросили меня, вышли через раздевалку и…

– Ну а я завел привычку приносить в школу нож – не крутой тесак, не выкидуху, а крошечный нож-брелок с двухдюймовым лезвием. Другого у меня не было. И вот я достаю свой нож, подбегаю к Билли и режу его – делаю крошечный разрез на спине. Лезвие далеко не вошло, но Билли решил, что умер, и упал. Скамейка, пол – все в крови. Я сел ему на грудь и начал тыкать ему ножом в лицо. Лезвие отскакивало от лобной кости, текла кровь…

Я напряженно думал о том, как бы приукрасить следующую часть рассказа, однако в голову ничего не приходило. Интересно, когда открывается пончиковая.

Паузу прервала Эми.

– Что они с тобой сделали?

– Скажем так: я никогда, никогда тебе об этом не расскажу.

Она молчала. Значит, либо ей совершенно незнакомо это чувство, либо знакомо очень хорошо. Я продолжил.

– В итоге я…

– …сильно его поранил, и он потерял зрение. То есть совсем ослеп. Меня обвинили в нападении при отягчающих обстоятельствах. Школьное начальство собиралось исключить меня навсегда, но мой папа – приемный отец – он адвокат, знаешь ли, несколько раз встречался с преподавателями и прокурором, и в конце концов меня заставили пройти обследование у психиатра. Уже тогда я понимал, что это – способ меня отмазать. Впоследствии можно было утверждать, что школа должна была защитить Билли от меня, что мне вовремя не поставили диагноз и так далее. Я ходил к психологу: рассказывал о маме, смотрел на чернильные пятна, играл в ролевые игры с марионетками и рисовал, как я представляю себе свое место в этом мире…

– …и мне было ясно, что все это жульничество, уловки адвоката, но я снова и снова вспоминал, как отворачивается тренер Уилсон, и думал: «А пошли они!» Прокурор, крутой еврей-бородач, решил не предъявлять мне обвинение: мол, когда пятеро на одного, случается всякое. Сказал, что не хочет, чтобы меня сожрала система правосудия. Школьному начальству пригрозили иском, оно дало делу об исключении задний ход, и – та-та-та-та! – выпускной год я провел в «Пайн-Вью».

На ветровое стекло упал кристаллик. Одинокая снежинка. Чуть поодаль опустилась еще одна.

– Так вот, четыре месяца спустя Билли привык жить без глаз, распрощался со спортом и вождением машины, примирился с мыслью о том, что уже никогда не узнает, на что похожа еда на тарелке, никогда не заметит муху, попавшую в суп. И разом выпил все свои болеутоляющие таблетки – демерол, кажется. На следующий день его нашли мертвым.

Молчание.

– Ну, что из этого ты уже знала? – спросил я.

– Почти все. Доходили какие-то жуткие слухи, будто ты проник к нему в комнату и отравил его крысиным ядом. Полный бред.

– Точно, точно.

– Наверное, тебе было очень тяжело, когда ты узнал про Билли.

– Ага.

Последовала самая долгая и напряженная пауза в моей жизни. Если честно, Билли я не жалел. Он подразнил собаку, и она откусила ему пальцы. К черту его. К черту всех. И ты, Эми, иди к черту – за то, что каким-то образом заставила меня рассказать тебе все это. Ну да, конечно, Ваша честь, я раскаиваюсь. Много лет назад, в тот день, когда дети устроили стрельбу в школе в Колорадо, я сокрушенно мотал головой, приговаривая: трагедия, страшная трагедия. А про себя мечтал увидеть лица тех качков, когда на них наставили пушки. Так что да, насколько мне известно, я, как и любой другой нормальный человек, жалел Билли. И этой версии я буду придерживаться всегда. Всегда.

– И все же, – начала Эми, – кто знает, что бы он сделал с кем-нибудь другим, если бы ты не…

– Эми, я соврал: мне его не жаль. Узнав о его смерти, я вообще ничего не почувствовал. Думал, почувствую, а оказалось – нет. Просто я из тех, у кого не возникает чувство вины. Именно это я и пытаюсь объяснить. Эти твари, эта ходячая пустота, не смогут использовать тебя, но сообразят, что я – один из них. Вот почему рядом со мной ты в опасности. Так что держи меня на мушке. И будь готова как можно быстрее нажать на спусковой крючок.

Снова молчание. По-моему, я говорил, что прошлая пауза была самой длинной и самой неловкой в моей жизни? Рекорд продержался недолго.

– Эми, мы не знаем, что с тобой происходило, когда тебя похищали. Однако больше эти твари тебя не тронут. Меня задолбало чувство страха. Знаешь, я дошел до такого состояния, что меня можно убивать, отрывать мне руки, обливать бензином и поджигать, но бояться меня уже не заставят. После всего, что я видел, меня не очень-то пугают монстры, демоны, или кто там они есть. Я боюсь только одного – страха. Я боюсь жить с чувством страха, с сапогом на горле. Я не буду так жить. Не буду. Раньше не жил и сейчас не буду.

– Что нам делать? – спросила Эми после долгой паузы.

– Сидеть здесь. Только держи меня на мушке, ладно? Дождемся рассвета. Потом я поговорю с Джоном. Он знает, что делать.