О том, что происходило в течение нескольких месяцев после Вегаса, воспоминания остались очень смутные. Джон пару недель просидел в тюрьме по какому-то пустяковому делу – подрался из-за девушки или что-то в этом роде. Мы с Дженнифер из-за чего-то поссорились, она съехала от меня, а потом вернулась. В доме потекла крыша, и я узнал обо всех радостях жизни домовладельца, получив счет за ремонт на четыре тысячи долларов. В свой день рождения я навестил приемных родителей, и, как всегда, мы все чувствовали себя немного неловко. На день рождения Джон подарил мне полный конверт печеной фасоли.

О Вегасе, Большом Джиме и всем увиденном за те два странных дня мы с Джен не говорим. Именно поэтому она не ладит с Джоном – ведь он обожает рассуждать об этом, читать о призраках, других измерениях и коварных демонах. Находит статьи в интернете и пересказывает нам под пиво и пиццу. Он рассказывает, а Дженнифер нервно вздрагивает и пытается сменить тему. Обычно я принимаю ее сторону.

Впрочем, у меня сохранилась привычка наблюдать, не летают ли по улицам белые насекомые из другого мира, всматриваться в темноту в поисках теней, которые выплыли из портала, ведущего бог знает куда. Я следил за тем, не появится ли что-нибудь – да, в общем, что угодно. И время от времени я что-то видел. А может, и нет. Крадущаяся темная фигура, пара глаз, горящих в ночи, словно угольки, – все это возникало где-то на периферии зрения или отражалось в оконном стекле. Или же я видел их в сумрачные утренние часы, находясь между глубоким сном и бодрствованием. Ничего достоверного, ничего, о чем можно было бы рассказать.

Однажды вечером, примерно через год после Вегаса, Джон выждал, когда мы останемся наедине, и напрямую спросил, не приходилось ли мне видеть что-нибудь странное. Ведь ему-то приходилось. Постоянно. Он устроился работать уборщиком в здании суда города Неназванный и в один прекрасный день увидел гуляющего по подвалу старца-призрака – полупрозрачного, но вполне осязаемого. Старик был «реален, чувак. Реален, как кирпичная стена. То есть, невероятно реален». Джон рассказал мне и о другом – например, о бейсбольном матче, который видел по телевизору. Комментаторы говорили, что у команды не получается продавать билеты, что стадион полупустой. «Но, Дейв, стадион был переполнен. Честное слово, все места были заняты – и, по-моему, нежитью. Я смотрел матч и видел тысячи призраков, невидимых для всех остальных. Странно, правда?»

Я сказал ему правду – ну, что-то вроде правды. Что я не видел призраков, демонов, ходячих теней и всего остального, что нельзя было бы счесть обманом зрения. Что, по-моему, это все происходит из-за «соевого соуса», который мы приняли несколько месяцев назад. Наступила неловкая пауза; Джон промолчал, хотя скрытый смысл моего высказывания был ясен нам обоим. Фактически я заявил, что мой друг либо наглый враль, либо сумасшедший.

Неделю спустя я снова оказался в квартире Джона. Я листал какой-то журнал, а мой друг играл на приставке в какой-то шутер от первого лица, в котором ходишь по коридорам, смотришь на мир через прицел и превращаешь врагов в лужи цифровой крови. Такие игры мне никогда не нравились.

– Слушай, бутылочка у тебя? – спросил Джон, молотя большими пальцами по кнопкам и стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно. – Ты говорил, что вернулся в трейлер Роберта и нашел ее.

– Ага.

– В ней еще оставался «соус»?

– Нет. В ней были две… вроде капсулы. Я принял сразу обе.

– А.

На экране Джон застрелил демона, из которого выпала коробочка. Появилась надпись «ВЫ НАШЛИ КОРОБКУ С ПАТРОНАМИ ДЛЯ ДРОБОВИКА».

Гораздо позже, с удивлением и отвращением я понял, что именно сказал мой друг. Если бы у меня остался долбаный «соус», Джон бы его принял.

После этого случая я начал избегать Джона.

Избегать встреч с Джоном оказалось не так-то просто. Он постоянно заявлялся ко мне домой с видеоприставкой под мышкой, звонил, приглашал поиграть в баскетбол, спрашивал, не избегаю ли я его. Кроме того, на прошлой работе с ним «расстались», и он попросил меня устроить его обратно в «Уолли». С тех пор я волей-неволей стал видеться с ним каждый день. Но если мой друг заговаривал со мной о чем-то хотя бы слегка жутковатом, я поступал так же, как Джен, – менял тему.

В один прекрасный день мы с Джоном и Джен обедали в «Тако белл», а через столик от нас, держа обеими руками сумочку, лежащую на коленях, сидела старушка.

В кафе вошли четверо студентов и подсели к ней – словно ее там не было. Один из парней сел прямо на нее. Сквозь нее. Он поедал «буррито суприм», и все это время из него торчали локти этой женщины. Наконец она встала и осторожно вышла через – буквально «через»! – стеклянную дверь.

Мы – и Джен тоже – не отрываясь, глазели на старушку, ведь делать вид, что мы ее не замечаем, было невозможно, а отрицать факт ее существования – просто нелепо. Покончив с едой, мы сели в мою машину, и тут Джен закрыла лицо руками и расплакалась. У Джона на лице было написано такое торжество, что мне захотелось ему врезать. Он прекрасно чувствовал мое настроение, и поэтому помалкивал.

Я решил, что смогу перетерпеть это и, если нужно, не обращать внимания на подобные случаи до конца своих дней.

Разумеется, я ошибся.

Летом Джон прочитал на каком-то сайте про женщину из соседнего штата, которая утверждала, что на ее ковре в одном и том же месте появляются кровавые пятна. Она вычистила ковер добела, но неделю спустя пятно снова появилось. Потом ковер заменили. Пятно вернулось. Все это сняли на пленку.

Когда Джон рассказал мне об этом, я послал его к черту. Потом он напоил меня и снова рассказал эту историю, и внезапно она меня поразила. Мы позвонили этой женщине, выдали себя за специалистов по современным методам чистки и спросили, нельзя ли нам взглянуть на ковер. Пьяное любопытство заставило нас потратить целую субботу – одна дорога заняла семь часов – на осмотр волшебного пятна.

Подъехав к дому, мы услышали вопли. Дверь открыла девочка лет шести, державшая в руках бутылочку с соской. Мы вошли внутрь и увидели родителей девочки – они смотрели по телевизору церемонию вручения каких-то наград. В центре комнаты лежал человек; он кричал, а из его промежности бежал алый поток, растекавшийся пятном на ковре. Мать, приятная полноватая женщина лет сорока, указала на орущего человека.

– Вот это пятно, – пояснила она.

Мы объяснили ей, что оставили инструменты в машине, и уехали прочь. Немного посидев в местной библиотеке – ну, то есть, Джон стал искать информацию, а я устроился поудобнее в кресле и заснул, – мы нашли статью, опубликованную несколько лет назад. В ней шла речь о мужчине, который погиб, мастеря капкан на кротов. Пенис погибшего защемило капканом, и бедняга умер от потери крови. На следующий день мы вернулись в тот дом, попросили хозяев выйти из комнаты и попытались поговорить с тем парнем.

Мы сказали ему, что он здесь уже не хозяин, что его жена продала дом. Мы сказали парню, что он с того света заливает ковер кровью. На нас мужчина не реагировал, а все верещал, сжимая пах, однако после часа уговоров исчез – куда уж там исчезают призраки. Пятно на ковре тоже исчезло.

Потрясенные хозяева дома поделились впечатлениями со всеми знакомыми. И, похоже, сообразили, что дело вовсе не в волшебном чистящем средстве.

По телефону и электронной почте с нами связался еще десяток людей. Все просили разобраться с их проблемами. Мы решили, что только одно дело заслуживает нашего внимания, так как речь шла про «людей-теней». Но выяснилось, что это все ерунда, просто у одного студента начала развиваться шизофрения. Более того, за три месяца мы лишь однажды столкнулись с настоящими призраками – то самое дело Фрэнка Кампо и его паукомобиля. Мы его вылечили – просто сказали, что он не сумасшедший, и что ужасы, которые он видит, существуют на самом деле. Почему-то это его успокоило. Что взять с адвоката!..

Остальные случаи были пустышками – к нам обращались напуганные одинокие старушки, люди, которым не хватало внимания, те, кто считал, что сумасшествие лучше забвения.

Однако мы с Джоном много чего видели. О да! Мы много чего видели, даже если просто шли куда-нибудь или занимались своими делами. Это было похоже на трюк, на особую подстройку глаз, когда смотришь не на дорогу, а на грязь, прилипшую к ветровому стеклу.

Однажды утром, когда я проснулся, у моей кровати стояли гномы – маленькие, приземистые, с глазами в три раза больше человечьих. Я моргнул, и гномы исчезли. Дженнифер я об этом не рассказывал – ни про этот случай, ни про все остальные. Я сказал себе, что мне просто нужно приспособиться. Такова жизнь, постоянно нужно к чему-то приспосабливаться.

А осенью все полетело в тартарары.