Кукла из лоскутов

Назад: АРМ

Дальше: Глава 7 Последняя ночь и следующее утро

Глава 1
Город зеркал

Мы падали с востока на запад, спускаясь к Луне по обычной изящной пологой дуге. Ради более живописного вида наш пилот отключил освещение в кабине. Пока мы снижались, солнце зашло. Том Рейнеке загораживал обзор, но я, дав глазам привыкнуть, ухитрился выглянуть.

Внизу было темно. Отсутствовал даже свет Земли: «новая» Земля виднелась лишь тонким осколком на восточном небе. Черные тени гор надвигались на нас, вставая из-за западного горизонта.

Рейнеке помалкивал.

Это было что-то новое. Том Рейнеке попытался взять у меня интервью еще до того, как мы взлетели с Аутбек-Филда в Австралии. Примерно в следующем духе. На что это похоже – там, среди летающих гор? В самом ли деле я убил органлеггера при помощи парапсихологических сил? Будучи человеком многих культур – мальчик с фермы в Канзасе, семь лет астероидных разработок, пять лет в полиции ООН, – считаю ли я себя идеальным делегатом Конференции по пересмотру Лунного законодательства? А не буду ли я столь добр, чтобы показать воображаемую руку? И так далее.

Я признал себя либералом и отверг допущение, что являюсь ведущим экспертом Солнечной системы по лунному законодательству, хотя бы потому, что ни разу не был на Луне. После этого я ухитрился заставить его рассказать о себе. Он ни разу не прервался.

Репортер-плоскоземелец был маленьким и пухлым гладко выбритым шатеном, только вступившим в третье десятилетие жизни. Уроженец Австралии, получивший образование в Англии, он никогда не бывал в космосе. Из школы журналистов прямиком угодил на работу в Би-би-си. О себе он порассказал немало. Так молод и уже летит на Луну! Станет свидетелем дискуссии, способной повлиять на всю будущую историю! Он выглядел увлеченным и недалеким. Интересно, скольким более взрослым и опытным журналистам предпочли его кандидатуру.

Но теперь он внезапно замолк. Более того, вдавил пальцы в жесткие пластиковые ручки кресла.

Надвигались черные тени гор Даламбера, смахивавшие на поломанные зубы некоего божества, готовые вцепиться в нас.

Мы пролетели низко над горами, почти между вершинами, продолжая снижаться. Теперь ландшафт под нами казался изгрызенным – его почти сплошь покрывали старые и новые метеоритные кратеры. Свечение по курсу превратилось в длинную цепочку освещенных окон: это был западный фасад Хоувстрейдт-Сити. Продолжая замедляться, мы миновали северную часть города и обогнули его. Город выглядел как окаймленный светом квадрат, внутри которого вспыхивали странные отблески: большей частью зеленые, но были и красные, желтые, коричневые.

Корабль завис и сделал посадку к востоку от города, у края кольцевого вала кратера Гримальди. При касании не поднялось и облачка пыли. За последнее столетие здесь опустилось столько кораблей, что всю пыль давно смело.

Том Рейнеке наконец отпустил подлокотники кресла и смог дышать. Он вымученно улыбнулся:

– На минуту струхнул.

– Но ведь вы не испугались по-настоящему? Вы даже не можете представить, какие проблемы возникают при такой посадке.

– Как? Что вы имеете в виду? Я…

– Успокойтесь, это шутка. – Я рассмеялся. – Люди прилуняются уже полтораста лет, и за это время произошли только две аварии.

Мы вежливо выискивали пространство, чтобы облачиться в скафандры.

Если бы Гарнер предупредил меня чуть раньше, я бы обзавелся облегающим скафандром – за счет налогоплательщиков. Но такие скафандры требуют тщательной подгонки, а на это нужно время. Люк Гарнер же дал мне на сборы всего десять дней. Это время я потратил на подготовку к Конференции. Было у меня стойкое подозрение, что Гарнер изначально выбрал для этого задания кого-то другого и его или ее постигла смерть, болезнь или беременность.

Будь что будет: я купил надувной скафандр на деньги по статье расходов. В такие же облачались прочие пассажиры: репортеры и делегаты Конференции.

Когда мы выбрались из люка, нас уже поджидало полдюжины встречающих: жители Луны и Пояса. Я вглядывался сквозь забрала гермошлемов. Тэффи среди них не было. Некоторых я узнал, хотя до того видел их лишь на экране. Один из голосов – жизнерадостный, искренний, с мягким акцентом – тоже был знакомым.

– Добро пожаловать в Хоувстрейдт-Сити, – произнес голос мэра Хоува Уотсона. – По городскому времени вы прибыли к обеду. Надеюсь показать вам тут кое-что до того, как вы завтра начнете работу.

Я без труда отличил его в толпе: лунянин более восьми футов ростом, с видными сквозь забрало шлема редеющими светлыми волосами и сердечной улыбкой. На груди – цветущее ясеневое дерево.

– Комнаты вам уже выделены… и пока я не забыл: командное имя городского компьютера – «Хирон». Он будет настроен на ваши голоса. А представление друг другу отложим, пока не переоденемся, хорошо? – Он повернулся, возглавив шествие.

Итак, Тэффи прийти не смогла. Оставила ли она хоть сообщение… И когда, кстати, я смогу добраться до телефона?

Мы зашагали к огням в нескольких сотнях метров от нас. Лунная пыль не смягчала нашего топота. Мой первый взгляд на Луну не открыл многого. Черная ночь вокруг, сияние над городом. Но небо осталось, каким я его помнил, небом Пояса: сотни тысяч звезд, жестких и ярких, до которых словно можно дотянуться и ощутить их жар. Чтобы усилить впечатление, я отстал. Это сравнимо с возвращением домой.

Среди нас присутствовали поясники, плоскоземельцы и луняне. Отличить нас друг от друга не представляло труда.

Все плоскоземельцы, включая меня, были облачены в надувные скафандры ярких цветов. Скафандры сковывали движения, делая нас неуклюжими. Даже я испытывал трудности.

Еще перед полетом я переговорил с другими делегатами от ООН. Джабез Стоун представлял собой помесь высокого черного африканца и длиннолицего белого жителя Новой Англии. Перед уходом в политику он работал юристом в прокуратуре. Он был делегатом от Генеральной Ассамблеи. Октавия Будрис, представлявшая Совет Безопасности, была несколько полноватой, но подтянутой, с очень белой кожей и черными как смоль волосами. Вполне ощущалось, что эти люди сознают свою власть. На Земле они шествовали как правители. Здесь же…

…их достоинство страдало. Будрис подпрыгивала как большой резиновый мяч. Стоун боролся с пониженной гравитацией, волоча ноги. Эти двое качались из стороны в сторону, натыкались друг на друга. Я слышал в наушниках их пыхтение.

Поясники приспособились к походке легко. Через шарообразные шлемы можно было различить их гребневидные прически: и у мужчин, и у женщин волосы лежали полоской от лба до основания шеи, а по обе стороны от нее скальп был выбрит. Для защиты от холода лунной ночи они носили серебристые плащи. Под ними – обтягивающие скафандры: многослойная эластичная ткань, пропускающая пот и прилегающая, как слой краски.

Переднюю часть скафандров покрывали светящиеся росписи. Скафандр поясника – его подлинный дом, и он готов потратить состояние на хорошую роспись торса.

Крепкая рыжеволосая женщина в скафандре с золотой расцветкой полиции Пояса была, должно быть, Мэрион Шиффер. На ее торсе был изображен дракон с орлиными когтями, пикирующий на тигра. Широкоплечий и темноволосый Крис Пенцлер носил на груди копию грифона Бонни Далзелл, того, что в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке: в основном золотого и бронзового цветов, а в когтях одной из лап зажата покрытая облаками Земля.

Вернувшись на Землю, я забросил свой поясниковый скафандр. Раскраска на его груди изображала огромную, окованную медью дверь, открывающуюся на цветущий мир с двумя солнцами. Мне его недоставало.

Лунян, тоже облаченных в облегающие скафандры, никак нельзя было спутать с поясниками. Рост у них у всех намного превышал два метра. Их костюмы были насыщенно одноцветными, чтобы выделяться на фоне светлого и часто обманчивого лунного ландшафта. Росписи на груди были поменьше, в основном не такого высокого класса, и тяготели к одному преобладающему цвету… так, ясеневое дерево мэра Уотсона было в основном зеленым. Луняне практически не шагали: они взлетали пологими дугами, безо всяких усилий, и это было прекрасное зрелище.

Спустя сто пятьдесят семь лет после первой высадки на Луне можно было поверить, что человечество разделилось на разные виды. Мы составляли три ветви человечества, шагавшие к свету.

Большая часть Хоувстрейдт-Сити располагалась под поверхностью. Светлый квадрат представлял собой только верхушку. Три его стороны являлись жилыми помещениями: я заметил свет, пробивавшийся через окна. Но вся восточная сторона города была отдана под зеркальный завод.

Мы миновали прикрытые подвижными экранами зеркала телескопов, находившиеся на стадии полировки. Силикатная руда была ссыпана во впечатляюще высокие конические кучи. Тощие луняне в облегающих комбинезонах и серебристых плащах оторвались от работы, чтобы взглянуть на нас. Они не улыбались.

Под крышей, на которую было навалено немалое количество камней и лунной пыли для защиты от метеоров, протяженная часть восточного края города открывалась в вакуум. Здесь находились большие, хрупкие параболоиды и легкие сборки телескопов для кораблей Пояса, станки для полировки и серебрения зеркал, а также для измерения их кривизны, гараж для мотоциклов с широкими колесами, автобусов с пузыреобразными крышами, специальных грузовиков для доставки линз и радарных отражателей. Тут тоже работало немало лунян. Я ожидал, что их развлечет наша неуклюжая походка, но они не выглядели веселыми. За стеклами шлемов я видел скорее негодование.

Я знал, что их беспокоит. Конференция.

Том Рейнеке отошел в сторону, чтобы вглядеться в прозрачную стену. Я последовал за ним. Рабочие рассматривали нас, и я опасался, что он нарвется на неприятности.

Он разглядывал происходившее за толстым стеклом. Поодаль, внизу, сборочная линия целыми акрами выбрасывала полосы серебристой ткани, скатывала ее в рулоны посеребренной стороной внутрь, запечатывала концы и складывала в относительно тонкие упаковки.

– Город Зеркал, – сказал задумчиво Том.

– Так и есть, – произнес женский голос.

Акцент Пояса, а точнее – Родильного астероида. Я увидел, что она стоит за моей спиной. Под шарообразным шлемом ее лицо было молодым, красивым и очень черным. Африканские гены, дополненные потемнением кожи от неотфильтрованного солнечного света. Ростом она была почти с лунян, но в скафандре поясникового стиля. Мне понравилась роспись на торсе: на пастельном сиянии туманности Вуаль – изящный женский силуэт, совершенно черный, кроме двух сверкающих зеленых глаз.

– Город Зеркал. Повсюду в космосе используются зеркала Хоув-Сити, куда ни глянешь, – пояснила она. – Не только телескопы. Знаете, что они изготовляют там, внизу? Это солнечные отражатели. Они поставляются в сложенном виде. Потом мы их надуваем и укрепляем ребрами из пенопласта. Им нет нужды быть прочными. Мы их нарезаем и получаем цилиндрические зеркала для сбора солнечной энергии.

– Я одно время был горняком в Поясе, – заметил я.

Она глянула на меня с любопытством:

– Я Дезире Портер, репортер из «Луча Весты».

– Том Рейнеке, Би-би-си.

– Джил Гамильтон, делегат от АРМ. Кстати, мы отстали от прочих.

Ее зубы сверкнули, словно молния на черном небе.

– Джил Рука! Я о вас наслышана! – Заметив, что я указываю вперед, она добавила: – Хорошо, позже поговорим. Я хочу взять у вас интервью.

Мы запрыгали в сторону очереди, уже скрывавшейся в воздушном шлюзе.

Разместившись по лифтам, мы снова собрались вместе уже на шестом уровне, в столовой. Шествие опять возглавил мэр Уотсон. Следуя за ним – человеком восьми футов и двух дюймов ростом, с пепельно-светлыми волосами, носом как форштевень корабля и ослепительно-белозубой улыбкой, – потеряться было невозможно.

К этому времени мы уже беседовали как старые друзья… по крайней мере, некоторые из нас. То и дело подпрыгивающие Будрис и Стоун – двое других делегатов от ООН – все еще были вынуждены следить за походкой. Тут я впервые заметил Сад, но как следует рассмотрел его только после того, как мы уселись.

Итого: трое из нас были делегатами ООН, трое – Пояса, еще четверо представляли саму Луну, плюс Портер и Рейнеке, и мэр Уотсон в качестве хозяина.

В заполненном обеденном зале стоял немалый шум. Мэр, сидевший у противоположного конца стола, оказался для нас вне пределов слышимости. Он постарался слегка перемешать нас. Репортеры, как казалось, с большим интересом интервьюировали друг друга. Я же очутился между Крисом Пенцлером, Четвертым спикером Пояса, и представителем Купола Тихо Бертой Кармоди. Она производила слегка устрашающее впечатление – семь футов три дюйма, корона курчавых седых волос, массивный подбородок и зычный голос.

Сад простирался через Хоувстрейдт-Сити вертикально: огромная воронка с уступами. Через центр проходила наклонная плоскость, похожая на пружинную кровать; более узкие скаты вливались в нее со всех уровней, включая наш. Растения, покрывавшие уступы, были культурными, но тем не менее красивыми. С одного уступа свисали дыни. Глянцевая зелень, покрывавшая поверхность другого уровня, оказалась малиной и клубникой. Были уровни со спелой кукурузой и неспелой пшеницей и помидорами. Еще ниже цвели апельсиновые и лимонные деревья.

Крис Пенцлер заметил мое изумление.

– Завтра, – сказал он. – Сейчас вы видите его при искусственном освещении. При дневном свете он вообще прекрасен.

– А разве вы не только что добрались сюда? Как и остальные? – удивился я.

– Нет, я здесь уже неделю. Я был и на первой Конференции, двадцать лет назад. С тех пор они углубили город. И Сад тоже.

Пенцлер был дородным поясником лет пятидесяти. По сравнению с внушительными покатыми плечами его вполне нормальные ноги казались тонкими. Видимо, большую часть жизни он провел в невесомости. Волосы в его гребневидной прическе, все еще черные, успели поредеть на темени, оставив на лбу отдельный пучок. Брови нависали над глазами одной черной мохнатой полосой.

– А я полагал, что прямой солнечный свет убьет растения, – заметил я.

Пенцлер хотел ответить, но его перебила Берта Кармоди:

– Прямой свет убил бы. Но выпуклые зеркала на крыше ослабляют его и рассеивают. Внизу и по бокам шахты установлены еще зеркала, чтобы направлять солнечный свет повсюду. Каждый город на Луне использует, в сущности, ту же систему.

Она не добавила, что мне перед приездом следовало бы получше подготовиться; но я почти ощутил, как она об этом подумала.

Между тем луняне принесли тарелки и блюда. Особое обслуживание. Прочие забирали еду со стойки вроде буфета. Я взялся за палочки. Они имели сплюснутые кончики, и при низкой гравитации с ними управляться было легче, чем с ложками и вилками. Обед состоял в основном из овощей, приготовленных в квазикитайском стиле, и был очень вкусным. Наткнувшись на куриное мясо, я снова взглянул на Сад. Между уступами еще летали отдельные птицы, хотя большая их часть пристроилась на ночь. Голуби и куры. При малой гравитации куры летают очень хорошо.

К мэру подошел поговорить какой-то темноволосый юноша.

Признаю: я был излишне любопытен, но чем мне еще оставалось занять себя? Паренек был ростом восемь футов с хвостиком, как и мэр, но еще более тощ. Возраст оценивался с трудом: скажем, восемнадцать плюс-минус три. Они оба выглядели как толкиновские эльфы. Вежливо препирающиеся эльфийский король и эльфийский принц. Обоим этот неслышимый разговор не нравился, и они вскоре его оборвали.

Я проследил, к какому столу вернулся юноша. Столик на двоих с другой стороны Сада. Его спутницей была исключительно красивая женщина… земная женщина. Пока он садился, она метнула в нашу сторону взгляд, буквально полный злобы.

На миг наши глаза встретились.

Это была Наоми Хорн!

Она тоже узнала меня. На какое-то мгновение мы застыли… потом оба отвели глаза и вернулись к еде. Минуло уже четырнадцать лет, как мне последний раз хотелось поговорить с Наоми Хорн; но не сейчас.

На десерт были дыни и кофе. Большинство из нас уже направились к лифтам, но тут Крис Пенцлер перехватил мою руку.

– Вглядитесь вглубь Сада, – сказал он.

Я посмотрел. Вниз, по моей прикидке, уходили еще девять этажей. И там внизу росло дерево. Его вершина находилась всего двумя уровнями ниже нас. Наклонный спуск вился вокруг ствола.

– Это секвойя, – сказал Крис, – ее посадили, когда Хоувстрейдт-Сити был впервые заселен. Со времени моего последнего визита она стала намного выше. Ее пересаживают при каждом углублении Сада.

Мы отошли. Я спросил:

– Ну и какой будет эта Конференция?

– Надеюсь, менее беспокойной, чем предыдущая. Двадцать лет назад мы обтесали основной свод законов, по которым теперь управляется Луна. – Он нахмурился. – Но я все же испытываю сомнения. Немалая часть граждан Луны считают, что мы вмешиваемся в их внутренние дела.

– Кое в чем они правы.

– Разумеется. Но могут появиться и другие поводы для беспокойства. Капсулы хранения дороги. И что еще хуже – лунные делегаты утверждают, что от них никакой пользы.

– Крис, я попал в делегацию в последний момент, и у меня было только десять дней на зубрежку.

– Ясно. Ну так вот, первая Конференция состоялась двадцать лет назад. Непросто было найти компромисс между тремя стилями жизни. Вы, плоскоземельцы, не видели причины, по которой лунный закон не должен был отсылать всех преступников в банки органов. Закон Пояса куда снисходительнее. Смертная казнь – это нечто окончательное. А вдруг выяснится, что разобрали не того человека?

– Я знаю о капсулах для хранения, – сказал я.

– Они стали нашим важнейшим компромиссом.

– Шесть месяцев, не так ли? Осужденный остается в замороженном состоянии полгода, прежде чем его разберут. Если приговор будет пересмотрен, его оживят.

– Правильно. Но возможно, вы не знаете, что за последние двадцать лет не был оживлен ни один осужденный. Луна должна была оплатить половину стоимости капсул… Вообще-то, мы могли потребовать и полную оплату. И в первых конструкциях были недочеты. Известно, что четверо осужденных умерли. Их пришлось разобрать сразу же, половина органов была потеряна.

Мы протолкнулись в лифт с остальными и заговорили потише.

– Получается, все труды коту под хвост?

– По лунным стандартам – да. Но насколько тщательно соблюдались права осужденных? Что ж, как я уже сказал, Конференция может оказаться куда более беспокойной, чем все надеются.

Мы все вышли на нулевом уровне. Я понял, что мало кто из лунян хочет жить у поверхности. Эти помещения предназначались в основном для временных постояльцев. Я оставил Пенцлера у его двери и миновал еще две до моей собственной.

Глава 2
Вид из окна

Отправляясь в космос, обычно ждешь, что бытовые помещения будут тесноваты. Но комната оказалась заметно просторнее моих ожиданий. Имелась кровать, узкая, но длинная, стол с четырьмя сложенными креслами и ванна. Имелся и видеотелефон, и я взялся за него.

Тэффи не было на месте, но она оставила сообщение. Она была одета в бумажный хирургический халат и говорила слегка запыхавшись.

– Джил, я не смогу тебя встретить. Ты прибудешь через десять минут после начала моего дежурства. Я освобожусь, как обычно, в жуткий час, на этот раз в шесть ноль-ноль по городскому времени. Мы можем увидеться за завтраком? В шесть десять, комната ноль – пятьдесят – три, северная сторона нулевого уровня. В номерах есть обслуживание. Разве Гарнер не душка?

Изображение очаровательно улыбнулось и замерло.

– Будет ли ответ, сэр? – спросил Хирон и бибикнул.

Несмотря на подступившее раздражение и даже злость, я все-таки изобразил лучезарную улыбку:

– Хирон, прими сообщение. В шесть десять, в твоей комнате. Я приду к тебе, клянусь светом Земли, хотя бы сам ад преградил дорогу.

Отключив телефон, я убрал и улыбку.

Лукасу Гарнеру было за сто семьдесят. Его лицом можно было пугать детей. Он был прикован к инвалидному креслу, поскольку половина его позвоночника атрофировалась от старости. Значительную часть своих полномочий он препоручил другим, но продолжал возглавлять Технологическую полицию ООН – все еще именуемую Амальгамированной региональной милицией, АРМ, – и он был моим боссом. И, обеспечив мне эту возможность увидеться с Тэффи через два с половиной месяца разлуки… О да, Гарнер мог считаться душкой.

Мы с Тэффи прожили вместе три года, пока она не получила шанс попрактиковаться в хирургии на Луне. Программа обмена. Она никак не могла отклонить предложение: слишком важно для карьеры, да и интересно очень. Она меняла один лунный город за другим. В Хоувстрейдт-Сити находилась уже две недели.

Тут она сошлась с каким-то лунным врачом общей практики по фамилии Маккэвити. Я не хотел признаться себе, что данное обстоятельство меня раздражало; а теперь я злился, что ее расписание испортило нашу первую встречу. Мысль о назначенном на завтра в девять тридцать заседании Конференции тоже не добавляла оптимизма. Я уже слышал сердитые голоса за обедом. Стоун и Будрис все еще не освоили тонкости хождения при лунной гравитации, и это тоже повлияет на их настроение.

Да и мои собственные ноги спотыкались. Что мне было нужно, так это отмокнуть в горячей ванне.

Ванна была странной. Она стояла прямо на виду, около кровати, телефона и панорамного окна. Она была не длинной, но возвышалась на четыре фута, с загнутым внутрь краем, а спинка поднималась на шесть футов. Сток, защищающий от переполнения, находился всего на половине ее высоты. Я пустил воду и с изумлением понаблюдал, как она бурлит, словно стремится убежать наружу.

Я опробовал несколько команд. Дверной замок, запор шкафа, освещение – все откликалось на мой голос, все управлялось Хироном. Но замок в ватерклозете защелкивался вручную.

Вскоре ванна заполнилась до максимального уровня. Я осторожно забрался внутрь и вытянулся. Вода вокруг меня просела, как некий амортизатор, не желая смачивать тело, пока я не добавил мыла.

Я забавлялся с водой, пропуская ее между руками, следя, как она медленно поднимается и так же медленно падает обратно, и прервал это занятие, лишь когда изрядное количество влаги оказалось на потолке, откуда она капала пухлыми сгустками. Я почувствовал себя куда лучше. Обнаружив под собой маленькие отверстия, попробовал скомандовать:

– Хирон, запусти джакузи!

Водяные и воздушные пузырьки вспенились вокруг меня, массируя мышцы, перенапряженные ходьбой при малой гравитации.

Тут зазвонил телефон. Тэффи? Я окликнул компьютер:

– Хирон, выключить джакузи. Ответь на вызов.

Экран повернулся ко мне. Это была Наоми.

При лунном притяжении ее длинные, мягкие золотистые волосы вились вокруг головы при каждом движении. На овальном лице выделялись высоко поставленные скулы. Ее макияж соответствовал последней земной моде, так что голубые глаза составляли часть узора на крыльях огромной разноцветной бабочки. Ее рот был маленьким, а лицо – чуть более полным, чем мне помнилось.

Тело Наоми выглядело все еще атлетичным, длинным и гибким по стандартам плоскоземельцев. Нежно-голубое платье льнуло к ней, словно от статического электричества. За четырнадцать лет она изменилась, но немного… недостаточно.

То была любовь без взаимности, длившаяся половину весны и все лето, до того самого дня, когда я потратил все мое скромное состояние, чтобы отправить себя прочь от Земли и превратиться в разработчика астероидов. Шрам на моем сердце зажил. Разумеется. Но я узнал ее в переполненном ресторане. А незнакомец на таком расстоянии вряд ли вообще признал бы в ней жительницу Земли.

Она улыбнулась, несколько нервно:

– Джил, я заметила тебя за обедом. Ты меня помнишь?

– Наоми Хорн. Привет.

– Привет. Теперь Наоми Митчисон. Что ты делаешь на Луне, Джил?

Она говорила, словно слегка задыхаясь. Она всегда так говорила, быстро выпаливая слова, словно кто-то мог помешать.

– Конференция по ревизии лунного законодательства. Я представляю АРМ. А как насчет тебя?

– Я просто на экскурсии. Мой образ жизни развалился какое-то время назад… Сейчас припомнила, о тебе было в новостях. Ты поймал кого-то, вроде бы главаря органлеггеров…

– Анубиса.

– Да, правильно. – Пауза. – Мы можем встретиться, выпить?

Я уже принял решение:

– Разумеется. Втиснем встречу куда-нибудь. Я просто не знаю, насколько буду занят. Видишь ли, на самом деле я прибыл сюда вслед за своей бывшей подругой. Она – хирург, работающий по обмену в здешней больнице. Так что где-нибудь между странным расписанием Тэффи и собственно Конференцией…

– Вероятно, на кого-нибудь наткнешься в коридорах. Да, понимаю.

– Но я тебе перезвоню. Да, а кто твой ухажер?

Она рассмеялась:

– Алан Уотсон. Сын мэра. Не думаю, что мэр одобряет его свидания с плоскоземлянкой. Луняне не в меру щепетильны, ты не находишь?

– У меня еще не было случая проверить. Но я не смог угадать его возраст…

– Ему девятнадцать. – Она слегка поддразнивала меня. – Они тоже затрудняются в оценке нашего возраста. Он хороший, Джил, но очень серьезный. Как и ты когда-то.

– Угу. Ну ладно, я оставлю сообщение, если вырвусь. Как насчет обеда на четверых?

– Хорошая идея. Хирон, звонок окончен.

Я хмурился, глядя на пустой экран. Даже под водой я чувствовал свое возбуждение. Она все еще так на меня воздействовала. Хорошо, что из-за угла зрения камеры она не могла этого заметить.

– Хирон, активируй джакузи, – велел я, и улики исчезли среди пузырьков.

Странно. Ей казалось потешным, что мужчина хочет затащить ее в постель. Четырнадцать лет назад я уже сделал такой вывод, но вряд ли сам себе поверил. Я был уверен, что дело во мне.

И вот еще что странно: когда я рассказал ей о Тэффи, Наоми явно испытала облегчение. Так почему же она позвонила? Ведь не потому, что желала организовать свидание!

Я встал в ванне. Меня окутал слой воды толщиной в полдюйма. Краями ладоней я счистил большую его часть обратно в ванну, потом насухо вытерся, начав сверху.

Панорамное окно было черным как смоль, не считая маленького светящегося треугольника.

– Хирон, отключи свет, – приказал я.

Нащупав вслепую стул, я подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Пейзаж постепенно обрел форму. Звездный свет заливал изломанные равнины на западе. По самому высокому пику сползал рассвет. Гора плыла среди звезд, словно объятая пламенем. Я подождал, пока не увидел, как осветился второй пик. После этого поставил будильник и лег в постель.

– Телефонный звонок, мистер Гамильтон, – бормотал бесполый голос. – Телефонный звонок, мистер Гамильтон. Телефонный…

– Хирон, ответить!

Я попытался сесть, но поперек груди меня удерживала широкая лямка. Я отстегнул ее. На экране появился Том Рейнеке, сбоку заглядывало лицо пригнувшейся Дезире Портер.

– Надеюсь, что-то хорошее, – проговорил я.

– Не особенно хорошее, но отнюдь не скучное, – сказал Том. – Интересует ли АРМ попытка убийства делегата Конференции?

– Интересует. – Я протер глаза. – Кто?

– Крис Пенцлер, Четвертый спикер Пояса.

– Вас нагота не смущает?

Дезире расхохоталась.

– Нет, – ответил Том. – Она беспокоит только лунян.

– Ладно. Расскажите мне о произошедшем.

Пока они говорили, я встал и начал натягивать одежду. Экран и камера поворачивались вслед за мной.

– Мы были рядом с номером Пенцлера, – рассказывала Дезире. – По крайней мере, Том. Стены тонкие. Мы услышали что-то вроде очень неприятного «Плюх! Бум!» и слабого вскрика. Мы стали колотить в его дверь. Ответа не было. Я подождала, пока Том вызывал лунных полицейских.

– Я позвонил им, а потом Мэрион Шиффер, – добавил Том. – Она тоже из Пояса, делегат от их полиции. Так вот, сначала появилась она, потом копы, которые уговорили дверь открыться. Пенцлер лежал лицом вверх в своей ванне, с большой дырой в груди. Когда нас выгнали из номера, он был еще жив.

– Моя вина, – сказала Дезире. – Я сделала несколько снимков.

Я оделся и причесался:

– Сейчас буду. Хирон, разговор окончен.

Дверь Пенцлера была закрыта.

– Они забрали мою камеру, – пожаловалась Дезире. – Сможете вернуть ее?

– Попробую. – Я нажал звонок.

– А фото?

– Попробую.

Одетая в униформу, Мэрион Шиффер была примерно моего роста, мускулистая, с широкими плечами и тяжелой грудью. Среди ее предков были, наверное, могучие фермерши. Глубокий загар резко обрывался у горла.

– Заходите, Гамильтон, но не попадайтесь под ноги. Это, в сущности, не ваша территория.

– И не ваша.

– Он принадлежит к моему народу.

Комната Криса Пенцлера очень походила на мою. Здесь было людно. Трое из шести присутствующих являлись лунянами, что составляло проблему: слишком много локтей, казалось, мелькало в опасной близости от меня. Один из них, рыжий веснушчатый лунный полицейский в оранжевой униформе с черными знаками, работал с телефоном. Блондин в пижаме просто наблюдал – это был сам мэр Уотсон. Третьим был доктор, трудившийся над Пенцлером.

Они прикатили мобильный автоврач: тяжелую, устрашающе сложную машину, вооруженную скальпелями, хирургическими лазерами, зажимами, шприцами, присосками, сенсорными пальчиками с крошечными кустиками на концах, и все это было собрано на огромной регулируемой станине. Аппарат тоже занимал немало места. Лунянин-врач усердно трудился за клавиатурой и монитором, встроенными в автоврач, временами печатая своими длинными, хрупкими на вид пальцами команды с пулеметной скоростью.

Пенцлер лежал на кровати, мокрой от воды и крови. В его руку из специальной бутыли закачивалась кровь под давлением: на Луне для самоподачи силы тяжести не хватит. Мы наблюдали, как автоврач заканчивал разбрызгивать пену по телу Пенцлера, пока не покрыл его от подбородка до пупка.

Я неслышно выругался, но, разумеется, не имел права требовать, чтобы сперва дождались меня.

– Вот. – Мэрион Шиффер толкнула меня локтем под ребра и вручила три голограммы. – Репортеры сделали снимки. Хорошо. Больше ни у кого камеры не было.

Первый снимок показывал Пенцлера на кровати. Вся его грудь имела уродливый темно-красный цвет, с волдырями по краям, которые казались обгоревшими хуже, чем в центре. Черно-белые пятна указывали, где в кости грудины была прожжена обугленная дыра в дюйм шириной и дюйм глубиной. Рану, видимо, обтерли до того, как сделать снимок.

Вторая голограмма показывала его в окровавленной ванне, лицом вверх. Раны были те же, он выглядел вообще мертвым. Третьим был снимок, сделанный над краем ванны сквозь панорамное окно.

– Не врубаюсь, – сказал я.

Пенцлер чуть повернул голову и посмотрел на меня страдальческим взглядом:

– Лазер. Стреляли в меня через окно.

– Большинство лазерных ранений не такие широкие. Рана должна была быть более узкой и глубокой… не так ли, доктор?

Доктор дернул подбородком вниз и вверх, не поворачивая головы. Но Пенцлер все силился посмотреть на меня. Доктор остановил его, положив руку на плечо:

– Лазер. Я видел. Встал в ванне. Увидел кого-то там, на Луне. – Он сделал передышку. – Красный свет. От удара я опять упал в воду. Лазер!

– Крис, вы видели только одного человека?

– Ага, – прохрипел он.

Мэр Уотсон впервые нарушил молчание:

– Но как? Там ночь. Как вы могли что-либо увидеть?

– Я его видел, – проговорил Пенцлер заплетающимся языком. – Триста-четыреста метров. За большой наклонной скалой.

– Кто это был? – спросил я. – Лунянин, поясник, землянин? Что на нем было надето?

– Не разобрал. Слишком быстро все случилось. Я встал, посмотрел наружу, потом хлоп! Я п…подумал… на миг… нет, не могу сказать точно.

– Теперь дайте ему отдохнуть, – сказал доктор.

К чертям. Пенцлер должен был разглядеть. Хотя это ничего не доказывало. Поясник мог надеть надувной скафандр. Плоскоземелец мог бы заказать облегающий костюм, хотя это можно будет проверить. Лунянин… что ж, бывают луняне небольшого роста, короче, чем, например, Дезире Портер из Пояса.

Я зашел за ванну, чтобы подойти к окну. Ванну все еще заполняла розовая вода. Пенцлер истек бы кровью или утонул, если бы Том и Дезире не действовали столь быстро.

Я посмотрел наружу, на Луну.

Рассвет спустился уже к подножию пиков. Большую часть равнин все еще заливала тьма, и куда-то вдаль уходила тень от Хоувстрейдт-Сити. За пределами тени от города, в ста девяноста метрах слева от середины, виднелся массивный валун, который мог быть «большой наклонной скалой» Пенцлера. Он выглядел как гладкое вытянутое яйцо. Возможно, поверхность отшлифовал взрыв, создавший кратер Гримальди.

– Это чудо, что он вообще что-то увидел, – заметил я. – Почему убийца не держался в тени? Солнце еще не взошло.

Никто не ответил. Пенцлер уже был без сознания. Доктор похлопал его по плечу и сказал:

– Через три или четыре дня пена начнет отслаиваться. Тогда пусть он зайдет ко мне, я ее удалю. Но кость заживет позже.

Он повернулся к нам:

– Еще несколько минут, и он был бы мертв, так что… Луч обуглил часть грудной кости и поджарил нижележащие ткани. Мне пришлось заменить часть пищевода, верхнюю полую вену, часть брыжейки… выскоблить обгорелую кость и заполнить ее штифтами… целая история. На Земле он бы не мог двигаться неделю, а потом понадобилось бы инвалидное кресло.

– А если бы луч прошел на три дюйма ниже? – спросил я.

– Сердце бы изжарилось, плевральная полость разрушилась бы. Вы Джил Гамильтон? – Он протянул руку. – Полагаю, у нас есть общий друг. Я Гарри Маккэвити.

Я улыбнулся и пожал его руку – осторожно, борясь с искушением: эти длинные пальцы выглядели хрупкими. В мыслях моих присутствовал легкий оттенок ехидства. Доктор Маккэвити в эту ночь тоже лишился общества Тэффи.

Маккэвити обладал пушистыми каштановыми волосами и орлиным носом. Для лунянина он был невысок, но все равно выглядел так, словно вырос на стойке для растяжки. Только луняне имеют такой вид. Поясники растят детей в больших полых структурах, раскрученных до земной гравитации, таких как Родильный и Фермерский астероиды. Маккэвити был красив, но в каком-то жутковато-неземном стиле. При этом он выглядел вполне естественно.

– Странно, – заметил он. – Знаете, что его спасло?

Он ткнул длинным пальцем в ванну.

– Он встал, и с ним поднялось немало воды. Луч лазера зарылся в воду. Горячий пар взорвался по всей его груди, но зато спас ему жизнь. Вода рассеяла луч, и он не прошел достаточно глубоко, чтобы убить его сразу. Взрыв пара отбросил его обратно в ванну, и убийца не получил второго шанса.

Я вспомнил, как, встав в ванне, оказался покрытым водой. Но…

– Неужели луч настолько рассеялся? Мэр, не могло ли оконное стекло частично ослабить свет?

Мэр покачал головой:

– Он сказал, что луч был красным. Окно не остановит красный свет. Оно отфильтровывает прямой свет солнца, но в основном в синем, ультрафиолетовом и рентгеновском диапазонах.

– Дадим ему отоспаться, – предложил Маккэвити.

Мы вышли за ним.

Коридор был высоким, поскольку луняне рослые, и широким, что намекало на роскошь. Окна выходили в Сад.

Репортеры поджидали нас. Дезире Портер подскочила к Мэрион Шиффер:

– Верните, пожалуйста, мою камеру.

Шиффер вручила ей объемистый инструмент с двумя рукоятями.

– А мои голограммы?

Шиффер ткнула пальцем в веснушчатого лунного копа ростом в семь футов.

– Их забрал капитан Джефферсон. Это вещдоки.

Том Рейнеке набросился на Гарри Маккэвити:

– Доктор, в каком состоянии Крис Пенцлер? Это убийство или попытка убийства?

– Попытка, – улыбнулся Маккэвити. – С ним будет все в порядке. Завтра он должен отдохнуть, но, думаю, затем он вполне сможет участвовать в Конференции. Мэр, вы идете со мной? Я устал.

– Нам понадобятся ваши показания о характере раны, – сказал капитан Джефферсон, – но не прямо сейчас.

Маккэвити помахал рукой и удалился, по-лягушачьи отталкиваясь от пола одновременно двумя ногами.

Мэр Хоув Уотсон с задумчивым выражением смотрел ему вслед. Вздрогнув, он пришел в себя:

– Что скажете, Джил? Как бы поступила АРМ, будь это в Лос-Анджелесе?

– Никак. Убийства – не дело АРМ, разве что они связаны с органлеггерством или экзотическими технологиями. Впрочем, я расследовал несколько убийств. В основном мы старались найти оружие.

– Мы это сделаем. Крис сказал, что свет был красным. Это, вероятно, указывает на коммуникационный лазер, а их охраняют. Полиция использует их не только для связи, но и как оружие.

– И как охраняют? – Я заметил, что оба репортера внимательно слушают.

– Замки контролируются тем же компьютером, что управляет вашей комнатой, включая и дверной запор. Но программы, конечно, разные.

– Хорошо. А как насчет возможностей? Убийца находился снаружи, на Луне. Он не может оставаться там вечно.

Мэр Хоув повернулся к полицейскому-лунянину:

– Джефферсон, у нас нет секретов.

– Да, сэр. Нам повезло, – пояснил Джефферсон. – Во-первых, ночь была и в городе, и на Луне. Точнее, самое начало рассвета. Большая часть жителей находится в своих квартирах, о прочих нам тоже многое известно. Насколько мы знаем, снаружи сейчас один турист-плоскоземелец, более никого. Мы проверяем также ночную смену на зеркальном заводе. Случись это днем, у нас были бы сотни подозреваемых. Во-вторых, десять минут назад взошел спутник «Страж-птица-два». Я подготовлю для нас проекционную комнату.

– Очень хорошо. – Мэр Хоув потер глаза. – Продолжайте расследование, капитан. Детективы Гамильтон и Шиффер могут сопровождать вас, если пожелают. Репортеры… что ж, это на ваше усмотрение. – И он добавил вполголоса специально для меня: – Я подумал, что политически было правильным продемонстрировать мистеру Пенцлеру, как я обеспокоен; но теперь от меня здесь пользы уже нет…

И он ускакал по коридору, а все мы последовали за Джефферсоном к лифту.

Глава 3
Проекционная

Проекционное помещение представляло собой большую коробку, втиснутую в подземные уровни № 6 и № 7, с южной стороны. К тому времени, когда появились мы, полиция уже запустила проекцию. Они бродили по миниатюрному лунному ландшафту, погрузившись по колено.

Думаю, репортеры были потрясены не меньше меня.

Джефферсон торжествующе воззрился на нас:

– Спутник «Страж-птица-два» сейчас прямо над нами. Он посылает изображение, которое проецируется здесь в реальном времени.

Он зашагал сквозь Луну, мы последовали за ним, при кажущемся росте сто футов утопая по бедра. Сконцентрировавшись, я мог различить свои ступни сквозь плоскую каменную поверхность кратера Гримальди.

Рассвет наступил окончательно. Солнце сияло над восточным горизонтом несколько ниже серповидной Земли. Усыпанный кратерами ландшафт к западу от нас весь состоял из сверкающих хребтов и черных теней. Хоувстрейдт-Сити смахивал на кукольный домик. Из воздушного шлюза с южной стороны на дорогу, ведущую через пустоши к Фактории Пояса, как раз выходили крошечные человечки в ярко-оранжевых облегающих скафандрах с полицейскими эмблемами.

Кто-то шел им навстречу, придерживаясь середины дороги. Я наклонился к кукольной фигурке, вглядываясь в детали. Надувной костюм голубого цвета, рост меньше, чем у приближавшихся лунных копов. Под пузырем шлема виднелись светлые волосы.

Я услышал удовлетворенное «Ага!» и обернулся.

Мэрион Шиффер добавила:

– Я была уверена, что это окажется плоскоземелец.

Комната Пенцлера должна была быть второй, считая от края западного фасада. Я нашел ее и провел линию к наклонной скале, похожей на вытянутое яйцо. За этой точкой почти все пребывало в тени. Кроме сходящихся друг к другу четырех оранжевых скафандров и одного голубого, на всем протяжении лунного пейзажа я больше никого не заметил.

– Видимо, у нас будет только один подозреваемый, – заметил капитан Джефферсон. – Даже пуффер не смог бы так быстро унести отсюда убийцу.

– Пуффер? – спросила Шиффер.

– Два колеса, мотор и седло. Мы их часто используем.

– А как насчет космического корабля?

– Мы, разумеется, проверили. В наших окрестностях находился только один корабль, и сюда он не приближался.

Мои мысли текли в другом направлении.

– Как выглядит коммуникационный лазер? Наш маленький подозреваемый голубого цвета явно ничего не имеет при себе.

– Мы бы его увидели. Коммуникационный лазер вот такой длины, – Джефферсон развел руки примерно на метр, – и массой в девять кило.

– Что ж, эти тени скроют что угодно. Вы не против, чтобы я там пощупал? Может, найду оружие.

Том и Дезире ухмыльнулись друг другу. Шиффер вытаращила глаза. Джефферсон проговорил:

– Пощупаете? Это как?

Репортеры откровенно расхохотались.

– Он же Джил Рука, – сказала Дезире. – Вы никогда не слышали о Джиле Руке?

– У него есть воображаемая рука, – добавил Том.

– О! – произнес Джефферсон с внушающей уважение сдержанностью.

– Комбинация психических сил, – объяснил я ему. – Я потерял свою руку по вине метеора, работая на астероидах. Потом вернулся на Землю и получил замену из банка органов. Но еще до этого обнаружил, что обладаю двумя общепризнанными пси-свойствами. Экстрасенсорика: я могу ощущать вещи в закрытом ящике, могу прощупать скрытую проводку в стене. Психокинез: я могу перемещать предметы сознанием, если они не слишком тяжелые. Но все это лимитируется моим воображением. Как будто у меня есть призрачная рука и ладонь.

Я не стал добавлять, что ненадежность психических сил общеизвестна. Но в этот раз уверенности мне придавало то обстоятельство, что я их уже опробовал: провел воображаемой рукой над гладкой поверхностью равнины Гримальди, ощупал ее текстуру – застывшую магму, пронизанную заполненными лунной пылью трещинами, – затем погрузил руку внутрь и просеял призрачные камни между пальцами, подобно воде. Тут твердые скалы; там озерца пыли в неровной пустоши за кольцевым валом Гримальди; а вот треснувшая пополам от внутреннего давления кислородная цистерна.

– Было бы полезно знать, как выглядит коммуникационный лазер, – сказал я.

Капитан Джефферсон вызвал кого-то по личному телефону, велел принести лазер и похлопал по юго-западному углу голографического города.

– Пока мы ждем, – сказал он, – не прощупаете ли вот здесь?

Я потянулся внутрь стены и обнаружил небольшую комнату, забитую до отказа стеллажами. Единственная дверь была по ощущению толстой, массивной. Она открывалась в вакуум зеркального завода. На полках я обнаружил различное оборудование: надувные скафандры повышенной прочности, персональные ракетные ранцы, тяжелую двуручную горелку для резки. Я описывал то, что находил: среди моей аудитории наверняка могли быть скептики.

И я старался не думать о том, что происходило в действительности: мое отделенное от тела осязание проникало сквозь каменные стены, шаря по запертой комнате в семи этажах надо мной. Перестань я верить – иллюзия рассеется.

На полках, помимо прочего, лежало несколько предметов, похожих на увесистые ружья. Один из них я зажал тремя пальцами. Рама с прикладом, компактный ствол-возбудитель, покалывание электрической батареи, выпуклый прицел. Коммуникационный лазер казался одновременно и легким, и тяжелым: вроде никакой массы, но не сдвинуть.

Вошедший коп принес с собой настоящий лазер. Я подержал его в руках и провел воображаемой рукой сначала по поверхности, потом насквозь. Заметил переключатель для ослабления светового потока и шнур, который можно было присоединить к микрофону в скафандре.

С помощью этой штуки действительно можно было разговаривать. В любом случае я не был бы удивлен. Именование смертельного полицейского оружия «коммуникационным лазером» могло быть не более чем рекламным ходом.

Я отошел к западу внутрь покрытой кратерами и трещинами равнины, откуда должен был стрелять наш несостоявшийся убийца. Репортеры и лунные полицейские пристально следили за мной. Бог знает, что они ожидали увидеть. Я водил воображаемой рукой по ландшафту туда-сюда, словно просеивая неосязаемый песок. Убийца вполне мог выбросить оружие в озерцо пыли. Он и сам мог прятаться в одной из этих теней, с набором кислородных баллонов и запасных батарей. Я прошелся и по ним.

Лужицы и озера тени казались очень холодными. В них ничего не обнаружилось, хотя я и мог ощущать форму скал. Один раз я наткнулся на что-то, похожее на двенадцатифутовый артиллерийский снаряд, разбившийся о вал кратера. Я спросил Джефферсона. Тот пояснил, что это, вероятно, осталось от спасательной операции во время Разрыва Купола восемнадцать лет назад и содержало прежде воду или воздух.

Далее шел высокий вал кратера. Я прощупал тени за ним. Убийца не мог разместиться еще дальше. Вал бы помешал ему, и в любом случае это куда большее расстояние, чем упомянутые Пенцлером триста-четыреста метров.

Я повернул вспять и возвратился на прежнюю территорию. Теперь я чувствовал себя глупо: ни лазера, ни спрятавшегося киллера, и голова уже начала болеть.

Неоново-оранжевые куклы подобрали голубую куклу и пошли обратно к шлюзу.

– Я все, – сказал я, подойдя к остальным.

Они не скрывали разочарования. Но тут Дезире просияла:

– Вам ведь надо будет засвидетельствовать результат? Что не было найдено оружия и еще каких-либо подозреваемых?

– Видимо, да. Пойдемте посмотрим, кого они обнаружили.

За столом сидела дежурный сержант – лунянка с кругловатым восточным лицом и внушительным бюстом.

Позднее я весьма близко познакомился с Лорой Друри; но, признаюсь, уже увидев ее впервые, я не мог оторвать глаз. На ее неестественно тонком теле доминировала привлекательная, полная грудь. Толкиновских эльфов так не изображают.

Мы остановились в дверях, не желая мешать. Сержант Друри спросила:

– Это ваш первый визит на Луну, миз Митчисон?

Я онемел.

Взгляд Наоми метнулся к нам. Потом она снова повернулась к сержанту. Она знала, что попала в сложное положение, и из-за этого ее голос дрожал.

– Нет, четыре года назад я посещала музей в Море Спокойствия.

– И многое ли тогда вы успели посмотреть на Луне?

Я осознал весь ужас происходящего. Имелся только один подозреваемый, который мог выстрелить по окну Криса Пенцлера. Я обязан буду засвидетельствовать, что в тени снаружи никто не прятался. Я исключил всех, кроме Наоми.

Это было безумием. Какое отношение могла иметь Наоми к Крису Пенцлеру? И тут я вспомнил мстительный взгляд, обращенный ею к нашему столику за вчерашним ужином. Из-за Пенцлера?

После того как она сняла шлем, ее золотые волосы остались взъерошенными. Остальная часть скафандра была на ней. Большая яркая голубая бабочка по-прежнему покрывала веки. Наоми сидела на самом краю кресла.

– Тогда я пробыла только неделю, – сказала она. – У меня было желание побывать в мертвом мире. Я и сама замкнулась в себе. Мой муж и маленькая дочь только что погибли. Помнится, большую часть времени я провела, глядя из окна комнаты.

– Этим вечером вы в одиночку покинули Хоувстрейдт-Сити, – сказала сержант. – Вас не было четыре с половиной часа. Для туриста это неосмотрительно. Вы держались проложенных путей?

– Нет, я попробовала быть туристом. Я бродила. Провела какое-то время на большой дороге, но часто заходила в тени и кратеры. А почему бы нет? Я не могла потеряться: я ориентировалась по Земле.

– Вы взяли с собой сигнальный лазер?

– Нет. Никто меня не предупреждал. Я нарушила какие-то идиотские правила, сержант?

Губы лунянки дрогнули.

– В некотором смысле. Вы обвиняетесь в том, что разместились в нескольких сотнях метров к западу от города, нашли окно Четвертого спикера Пояса Криса Пенцлера и следили, пока он не встал в ванне во весь рост, после чего выстрелили ему в грудь из сигнального лазера. Вы это сделали?

Наоми изумилась, потом ужаснулась… Или она была хорошей актрисой.

– Нет. Да и зачем? – Она повернулась. – Джил? Ты тоже занимаешься этим делом?

– Только наблюдаю, – сказал я полуправду.

Мэрион глядела на меня с недоверием. Было очевидно, что с подозреваемой я знаком.

– Миз Митчисон, – спросила дежурный сержант, – вы знакомы с Крисом Пенцлером?

– Встречалась когда-то. Он поясник. Мой муж и я виделись с ним на Земле, почти пять лет назад. Он вел переговоры с ООН по какой-то проблеме, связанной с вопросами юрисдикции. Он умер?

– Нет. Он серьезно ранен.

– Вы что, в самом деле обвиняете меня в попытке убийства? Коммуникационным лазером?

– Да.

– Но… у меня нет никаких причин. И коммуникационного лазера тоже нет. Почему я? – Ее глаза метались по комнате: бабочка, бьющаяся об окно. – Джил?

Я вздрогнул:

– Я не принимаю участия в этом. Это не моя юрисдикция.

– Джил, попытка убийства – это преступление для банков органов? На Луне?

Сержант Друри ответила за меня:

– А зачем нам давать неуклюжему убийце второй шанс?

– Ты можешь отказаться отвечать на вопросы, – проговорил я.

– Нет, все в порядке. – Наоми покачала головой. – Но… это что, меня снимают на камеру?

Джефферсон дал знак Тому и Дезире. Переглянувшись, репортеры поняли, что возражать бесполезно, и удалились вслед за Джефферсоном.

Дежурный сержант обратила взгляд на Мэрион:

– А вы кто?

– Мэрион Шиффер, капитан полиции Пояса. Человек, в которого стреляли, – гражданин Пояса.

Теперь вопросительный взгляд Друри устремился на меня, и я ответил:

– Джил Гамильтон, оперативник АРМ, здесь для участия в Конференции. Я знаком с миз Митчисон и хотел бы остаться.

– У вас есть какие-либо предложения?

– Да. Проблема в том, Наоми, что мы не можем найти еще кого-нибудь, кто мог бы находиться в нужном месте. Ты там была. Ты сказала, что не стреляла в Криса…

– Но из чего?

– Не важно. Если ты не наш неуклюжий убийца, то тогда ты наш единственный свидетель. Видела ли ты там что-нибудь необычное?

Она подумала:

– Мои возможности были ограниченны, Джил. Я не знаю Луну. Была ночь. Я никого больше не видела.

– Может, ты что-то бросила, или задела, или сломала? Мы как-нибудь сможем проверить, где ты была?

– Можете изучить мой скафандр. – Ее голос приобрел враждебный оттенок.

– О, мы это сделаем. Хотелось бы также изучить твой маршрут. Тебе придется вести нас. Хотя ты и не обязана этого делать.

– Джил, могу ли я сперва немного поспать?

Я глянул на сержанта Друри. Та сказала:

– Разумеется. К тому же, когда солнце поднимется выше, вам будет проще.

Наоми покинула комнату в сопровождении другого полицейского.

– У нас там размещены люди, – оживилась Друри. – Никто не сможет подделать улики. Что вы о ней знаете?

– Я не видел Наоми десять лет. Я бы не сказал, что она похожа на убийцу. Могу ли я вас сопровождать, когда вы ее поведете наружу?

– Мы вам позвоним. И вам, миз Шиффер.

– Спасибо. Зовите меня Мэрион.

– Хорошо. Я Лора Друри. Зовите меня Лора.

Пока мы ждали лифта, Мэрион поинтересовалась:

– Джил, а кого вы считаете похожим на убийцу?

– А вопрос не так прост, верно? Но Наоми мне кажется гораздо больше похожей на жертву убийства.

– Что вы имеете в виду?

Она говорила так, словно допрашивала подозреваемого. Я отнес это на счет привычки и пояснил:

– Когда-то давным-давно я сам мог бы ее убить. У Наоми есть обыкновение… провоцировать ухаживания, а потом как следует влепить ухажеру. Серьезно, я думаю, что она получает разрядку, оставляя мужчин возбужденными и разочарованными. И это не только мое личное мнение, Мэрион. Я слышал, как об этом говорили другие парни. И все же… это было десять лет назад, с тех пор она вышла замуж, родила девочку. Так что ваши догадки не хуже моих.

Лифт подошел, и мы вошли внутрь.

– Мне не нужно гадать, – сказала Мэрион. – Она одна была там снаружи, и она с Земли.

– И что?

Она улыбнулась:

– Рана оказалась слишком высоко. На восемь-девять сантиметров выше сердца. Почему?

– Край ванны был слишком высоким.

– Вот именно. А в Поясе вообще нет ванн, кроме как в полых мирах. Плоскоземелец не будет подозревать, что лунные ванны столь высоки. Когда настал момент, Наоми не смогла увидеть сердце Пенцлера. И просто выстрелила наудачу.

Я покачал головой:

– Лунянин знал бы высоту ванны, но не ожидал бы, что Пенцлер такой малорослый.

– Но он мог видеть Пенцлера и раньше.

– Конечно, а Наоми тоже видела лунные ванны до того. – Пока Мэрион это переваривала, я добавил: – Это мог быть и поясник. Вы же сами сказали, что в Поясе ванны есть только в полых мирах, раскрученных до земной гравитации. Ванны в Поясе такие же, как и на Земле.

– Вы меня уели, – рассмеялась Мэрион.

– И мы все еще не учитываем главный пункт. Почему убийца не подождал, пока Пенцлер вылезет из ванны? Будь это Наоми, она ждала бы подходящего момента уже почти четыре часа.

– Вот это действительно хороший вопрос, – сказала Мэрион.

На том мы и расстались, разойдясь по своим номерам. До десяти минут седьмого я мог еще поваляться часа два-три.

Ровно в шесть десять я позвонил в дверь Тэффи.

– Джил! Ты один?

Холл на всем протяжении был совершенно пуст.

– Какой человек в здравом уме будет на ногах в такой час?

– Хирон, открой дверь.

Я вошел. А она уже летела ко мне навстречу! Я подался далеко вперед, чтобы ее подхватить, и умудрился не вывалиться обратно в холл. На наш первый поцелуй, пока мы распробовали друг друга, потребовалось немало времени. Вскоре я заметил, что на Тэффи надет бумажный хирургический халат. Такие вещи предназначаются только для одноразового употребления.

– Могу я сорвать его с тебя?

– Сделай одолжение.

Я рвал его целыми пригоршнями, в сопровождении звуковых эффектов: рычания невыносимо изголодавшегося самца. Бумага была прочной – лунянин вряд ли смог бы с ней справиться. Я поднял ее на руки, прыгнул к кровати – и отскочил. В более степенной манере стащил собственную одежду, двинулся к кровати и опять столкнулся с некоторой проблемой.

– Давай я буду руководить, – шепнула она мне на ухо. – У меня есть некоторая практика. Миссионерская позиция здесь вообще не работает.

– И что же я должен знать?

Что-то она мне рассказала, что-то показала. Чтобы держаться вместе, нам пришлось использовать собственные мускулы – гравитация не помогала. Мы то и дело подпрыгивали, проведя немало времени над кроватью. Тэффи подсказала, что я не должен бояться упасть, и я не боялся. Просто старые, привыкшие друг к другу партнеры разучивали новый танец, в котором вела Тэффи.

Мы отдохнули. Потом я занимался с ней любовью стоя; сильные ноги Тэффи обхватили мои бедра, одной рукой она ухватилась за край ванны. При лунной гравитации такое положение почти успокаивает. И я изучал ее лицо, радостное, сияющее, знакомое.

Мы снова передохнули. Капли пота оставались на месте и не стекали. Тэффи пошевелилась в моих объятиях и спросила:

– Голоден?

– О да!

На столе стоял поднос. Омлет, куриные крылышки, тосты, кофе.

– Может, остыло, – заметила Тэффи. – Пришлось принести все до твоего прихода, чтобы опять не одеваться.

За едой я спросил:

– Что это такое с лунянами? Я все время слышу всякие намеки. Подобное поведение можно было бы ожидать в восемнадцатом веке, с его венерическими болезнями и отсутствием контрацептивов.

Она кивнула и, проглотив кусок омлета, пояснила:

– Гарри старался растолковать это мне. Люди живут на Луне лет сто двадцать или около того, но даже восемьдесят лет назад их было лишь несколько сотен. Человеческие существа действительно не приспособлены биологически к рождению детей при малой гравитации. Может, когда-нибудь, но сейчас… Они рано женятся, обзаводятся двумя-тремя детьми и никогда не пользуются контрацептивами. Два-три ребенка при десятке-другом выкидышей. Дети драгоценны. И очень важно, кто их отец.

– Угу.

– Такова официальная позиция. Но контрацептивы имеются, и кто-то их покупает. Долгие помолвки вполне нормальны, но и рождение детей через семь-восемь месяцев после церемонии брака тоже нормально. Я догадываюсь, что они испытывают друг друга, так же как мы, но только по одному партнеру зараз, и ищут не совместимости, а плодовитости. И даже об этом они не разговаривают.

– За исключением Гарри.

Она кивнула:

– Гарри нравятся женщины с Земли. Общество взирает на это с неодобрением, но Гарри слишком хороший врач, чтобы его уволить. – Она усмехнулась. – Так он говорит. Но он и в самом деле чертовски компетентный специалист. И он точно стерилен. Есть немало таких мужчин, и женщин тоже. Они на особом положении. Их не рассматривают как угрозу, если ты понял мою мысль.

Мне хотелось побольше узнать об их связи. Я попробовал зайти издалека:

– Ты порекомендовала бы мне найти лунянку-любовницу?

Она не улыбалась.

– Не потерпи неудачу, обольщая лунянку, Джил. Именно так, не провались. Не проси, если ответ будет отрицательный. В сущности… – теперь она улыбалась, – вообще не проси. Можешь позволить соблазнить себя. Все знают, что плоскоземельцы легкодоступны.

– В самом деле?

– Разумеется. Так как, хочешь познакомиться с Гарри Маккэвити? Ты ведь к этому ведешь? Он тебе понравится и не будет считать тебя угрозой. Как раз наоборот.

– В каком это смысле?

– Ты хорошее прикрытие. Мы с тобой долго делили кров. Общество Хоув-Сити действительно предпочло бы, если бы Гарри поддерживал чисто дружеские связи.

– Ох. Ладно, хотел бы по-дружески пообщаться. Официально я уже познакомился с ним вчера ночью. Он чинил дыру в делегате Пояса.

Я рассказал ей про Пенцлера. Эта история ей не понравилась.

– Джил, если кто-то палит в инопланетных делегатов Конференции, не стоит ли тебе надеть зеркальный жилет? Да и мне тоже?

– Не беспокойся. Они задержали подозреваемую.

– Это успокаивает. А она точно та, кого искали?

– Только она была в это время снаружи. – Я осознал, что не хочу обсуждать с Тэффи ситуацию с Наоми. – Они перезвонят в мою комнату. И мне надо немного поспать. Когда мы сможем еще раз встретиться наедине?

– Вроде бы в четверг, в это же время, если расписание не изменится.

– В это же время. О господи!..

– Я думала, ты привык к моему необычному распорядку. Послушай, если получится организовать встречу с Гарри, я оставлю тебе сообщение. За ланчем или обедом, хорошо?

– Хорошо.

До своего номера я добрался к девяти. Дозвонившись до секретарши мэра, я узнал, что на сегодня Конференция откладывается, но зал будет открыт для неформальных обсуждений.

Интересно. Неужели Крис был настолько важной персоной? Но двое других делегатов тоже не спали ночью, а еще двое могли страдать от смены часовых поясов. Так что я даже рад был отмене заседания.

Я проспал до полудня, когда позвонила Лора Друри. Она как раз сменялась, а отряд лунной полиции и Наоми выходили через десять минут.

Глава 4
Пустошь и кратеры

Я поспешно облачился в свой скафандр, потом остановился и заставил себя выполнить стандартную процедуру проверки. У меня давно не было практики. Пройдя воздушный шлюз на южной стороне, я обнаружил остальной отряд на дороге, еще в зоне видимости. Я запрыгал за ними.

Нас было семеро: Наоми, Мэрион Шиффер, я и четверо высоких лунных копов. Среди них находился Джефферсон – рыжий и веснушчатый. Лицо, различимое под гермошлемом самого высокого скафандра, тоже было знакомым: я видел этого человека за обедом вчера вечером, во время разговора с мэром.

– Алан Уотсон?

– Да, правильно. А вы один из делегатов Конференции…

– Джил Гамильтон, АРМ.

Мы пожали руки в перчатках. Уотсон, тощий молодой человек, обладал прямыми черными волосами, узким носом, толстыми мохнатыми бровями. Руки с грубоватыми пальцами были не слабее моих. Он не смог выдавить улыбку. Опасался за Наоми? Низковато опущенная красно-черная роспись на груди изображала загадочный звездолет, приближавшийся к туманности Северная Америка.

Ведомые Наоми, мы тронулись в путь. В западном направлении вела главная дорога; по ней, бывало, проезжало тяжелое оборудование размером вплоть до поврежденного космического корабля. Она была широкой и гладкой, но не прямой. Если двигаться по ней достаточно долго, можно было попасть на Факторию Пояса.

Помалкивая, мы прошли четыреста или пятьсот метров, и тут Наоми заявила:

– Здесь я сошла с дороги. Хотела забраться вон на ту скалу.

Она указывала на граненый выступ, находившийся довольно далеко. Это была наивысшая точка в округе. Именно этот пик я увидел сияющим в лучах подступающего рассвета в окружающей темноте, когда прошлой ночью смотрел в окно.

Мы последовали к скале за Наоми. Мэрион спросила:

– И вы забрались на нее?

– Да.

Солнце стояло в шести градусах над горизонтом. Большую часть времени мы шли в тени. Не будь нашлемных ламп, прогулка смахивала бы на хождение в чернилах. Ходьба была рискованной, Наоми спотыкалась не реже меня и чаще, чем луняне. У Мэрион тоже не все получалось.

В одном месте, где островерхая скала из черного вулканического стекла загородила нам путь и пришлось обходить, она остановила Наоми:

– А этот поворот вы помните?

– Не знаю, – ответила Наоми. – Было темно, и все выглядело по-другому. Я даже не уверена, что подошла этим путем.

Пик имел высоту около тысячи футов и был не особенно крутым. С него открывался бы хороший вид на Хоув-Сити, подумал я, однако мы находились севернее места, где Крис Пенцлер заметил киллера. Коп предложил Наоми подняться.

При непривычной гравитации и в надувном скафандре, ограничивающем движение, она не проявляла особого проворства. Но до высоты триста футов у нее все шло хорошо. Затем она с визгом сбежала вниз.

– Скала горячая! – пожаловалась Наоми. – Обожгла меня через скафандр!

– Где? – поинтересовался Алан Уотсон.

– Грудь, руки. Вроде уже проходит. Но я не могу взбираться при дневном свете. Может, попробовать с другой стороны?

– Нет, оставим, – сказала Мэрион. – Куда дальше?

Наоми повела нас к югу. Я задался вопросом, выясним ли мы таким образом хоть что-то. Лжет она или нет, ответ будет одним и тем же: было темно, я не знаю Луны, вероятно, я шла не этим путем. Предположительно она уже солгала. Когда я выбрался из ванны, верхние сто футов пика уже были освещены. Зачем сегодня она пробовала забраться по освещенной стороне, если еще вчера ночью должна была обнаружить, чем это грозит?

Конечно, она могла выйти еще раньше… и взобраться в полной темноте. Мне этот вариант тоже не нравился.

И еще больше мне не нравилось, куда она вела нас теперь.

Это была знакомая территория. Я прошелся по ее контурам в миниатюре воображаемой рукой. И вспомнил крупные или необычные ориентиры; то же, видимо, делала и Наоми.

Например, валун размером с пригорок, изящно расколотый посередине так, что плоские стороны были обращены кверху. Наоми описала его еще до того, как мы подошли. Она указала на половину расколотого монолита и сказала:

– Я забралась на него. Легла на спину и смотрела на звезды, а иногда на Хоув-Сити. К тому времени уже больше половины окон погасли. А от космопорта и зеркального завода шла красивая фоновая подсветка.

Она повернулась, чтобы взобраться, но Мэрион оттянула ее обратно. Одетые в оранжевое полицейские с помощью нашлемных ламп и мощных фонарей обыскали все вокруг в поисках царапин, отпечатков ног, чего-нибудь такого, что Наоми могла обронить. Когда они покончили с боковыми уступами скалы, Уотсон и Джефферсон одним прыжком взмыли наверх и начали изучение там. Косой свет солнца делал фонари ненужными.

Мэрион тоже подпрыгнула и присоединилась к ним. Она балансировала на цыпочках, рассматривая скалу с расстояния двух дюймов.

– Ничего, – сказала она. – А вы уверены, что были на этой территории?

– Я была прямо на этой скале!

Мэрион выглядела довольной; Джефферсон – мрачным; Алан Уотсон – растерянным. Я взобрался вслед за ними, уже все понимая.

Скала имела немалый размер и была почти плоской. Действительно неплохое место, чтобы прилечь и смотреть на звезды. Я взглянул на город, и «наклонная скала» Криса Пенцлера оказалась почти на луче зрения, если только я правильно ее отождествил. Я мог заглянуть прямо в окно Криса в четырехстах метрах отсюда. Солнце заставляло меня прищуриваться. Но ночью это окно стало бы отличной мишенью.

Я подумал над этим несколько минут, потом обратился по рации:

– Это Гамильтон. Если никто не возражает, я хотел бы кое-что проверить. Прежде всего мне хотелось бы опробовать работу коммуникационного лазера.

Я взял лазер Джефферсона. Он показал мне, как подсоединить передающий кабель к микрофону в шлеме и как наводить эту штуку, сперва убедившись, что переключатель поставлен на максимальное ослабление. При поднятии мощности защитная система давала тебе пять минут и снова ослабляла ее. Иначе можно случайно испарить того, с кем ты хочешь связаться. Полная мощность, как пояснил Джефферсон, используется разве что при связи с кораблем на орбите.

Он также показал, как с помощью прицела найти спутник «Страж-птица-1» и связаться с ним. Я соединился для пробы с городским компьютером. Тот сообщил последние новости. Космический корабль «Чилийская птица» успешно стартовал с Фактории Пояса к Родильному астероиду. Солнечная активность начала расти, но вспышек еще не было.

– Эти штуки функционируют и как оружие, не так ли? – спросил я Джефферсона.

– При чрезвычайных обстоятельствах – да.

– Как именно?

Он показал, как выставить переключатель на максимальную яркость. Я выстрелил в темный камень. Последовала полусекундная вспышка красного пламени, и образовалась дыра три дюйма глубиной и четверть дюйма в поперечнике.

– За полсекунды вряд ли можно передать сообщение, – заметил я.

Тогда он показал, как отключить предохранитель.

– Это, конечно, сожжет передатчик, и времени хватит лишь, чтобы закричать: «Помогите! Пробоина!»

Я вернул ему лазер и сказал:

– Теперь хотелось бы пройти отсюда прямо до Хоув-Сити, причем с сопровождающим. Офицер Уотсон, вы не возражаете против прогулки?

– Хорошо, – ответил он. – Наоми, увидимся позднее. Не беспокойся.

Она отрывисто кивнула – сохраняя все то же каменное выражение лица.

Едва мы успели отойти, как Уотсон заявил:

– Агент Гамильтон, мы можем настроить микрофоны в шлемах так, чтобы не мешать остальным.

– Я знаю, как это делается. Зови меня Джил.

– Я Алан.

Мы переключили рации на приватную беседу. Я сказал:

– Меня наконец осенило, что кое-что я упускаю. Мы с тобой ищем не того же самого киллера, что все они. Мы ведь думаем, что Наоми невиновна, правильно?

– Она бы никогда не убила человека из засады.

– Значит, мы ищем кого-то другого. Если будем придерживаться маршрута Наоми, ничего не узнаем. Она никогда не видела этого другого.

Алан купился на это и слегка расслабился.

– Она даже не смогла сказать нам, где его не было. То место, где она наблюдала за звездами… Он мог прийти после того, как она ушла оттуда. Пенцлер ведь видел своего киллера? Джефферсон говорит, что видел.

Я знал Наоми десять лет назад; но Алан Уотсон знал ее нынешнюю. Он ей верил. Мог ли он ошибиться?

Я запомнил этот вопрос.

– Пенцлер говорит, что видел нечто, но он даже не может описать скафандр. Нечто человекоподобное за наклонной скалой. Так что пойдем-ка к наклонной скале, не торопясь и глядя по сторонам.

Мы шли через полосы сияния и тьмы, почти без промежуточных градаций. В основном нас окружали оттенки коричневого, серого и белого.

– Если бы я знал, что надо искать, – заметил Алан. – Просто безобразие, что она ничего не уронила.

Я отмахнулся от этих слов:

– Наша цель – не что-либо потерянное Наоми. Вот место, где должен был находиться киллер. Мы проверим высокие точки, потому что ему нужно было хорошо видеть окно Криса. Мы ищем следы транспорта, обожженные ракетой места, следы чего угодно, что могло бы унести его отсюда до того, как полиция начала поиски. У него было минут десять. А может, и больше. И поищи части лазера. Сам лазер я бы нашел, но его могли разбить.

– Нашли бы воображаемой рукой?

Опять скептицизм. Что ж, у него будет повод поиронизировать насчет воображаемой руки… когда я буду давать показания против Наоми.

От мысли о Наоми, разобранной на запчасти, у меня пошли мурашки по коже. Я никак не мог быть нейтрален, если речь шла о Наоми. Заявить, что любовь и ненависть могут сложиться в безразличие… Заявить, что я ничего не чувствую к Наоми… Словно подступиться с ножницами к картине Джорджа Барра. Вандализм.

Алан сказал:

– Эта скала с плоской вершиной, где Наоми глядела на звезды, была бы идеальным местом, не так ли?

– Ага. Великолепный вид на окно Криса. Но я бы не поверил, что она сама отведет нас туда. Алан, а пойдет ли лунянин гулять по Луне ночью?

Он рассмеялся:

– Лунянин всегда может подождать две недели. А турист должен отправиться домой. – Он вновь стал мрачен. – Но большая часть туристов выбирает для прогулок дневное время. Так что это выглядит странно, черт возьми.

Свет и тень. Лунный пейзаж. Никаких подсказок. При выходе на освещенные места мне каждый раз приходилось мигать и щуриться от сияния. Мой визор срабатывал на потемнение за долю секунды, но это все равно было слишком долго. Мы шли простейшим путем, но останавливались, чтобы взобраться на очередную точку обзора.

Молчание стало меня раздражать, и я спросил:

– А твоего отца назвали в честь города?

– А? Да, в каком-то смысле. Джейкоб Хоувстрейдт, человек, основавший город, был моим прадедом. У одной из его двух дочерей детей не было, у другой родились отец и три мои тетки. Так что мы прямые наследники. Отец практически родился мэром. Мы беседовали на эту тему, о том, как он в детстве… Эй, поосторожней! Вы не знаете, как там глубоко.

В поисках частей лазера я собрался прошагать через озерцо пыли, шаркая ногами. Но он, само собой, был прав.

– Мне бы хотелось еще раз повозиться в проекционной комнате, – сказал я. – Можешь это организовать?

– Думаю, да.

– Ты когда-нибудь показывал Наоми проекционную?

Он остановился:

– Как вы узнали?

– Просто подумал.

Какое-то время мы шли в молчании по нашему извилистому пути. Затем Алан заговорил:

– Каждый раз, когда здесь появлялся какой-нибудь инопланетный чин, он обязательно должен был познакомиться со мной. Однажды я сказал отцу, что мне это не нравится. Он ответил, что проходил через то же самое, пока его дед был мэром. А мать подбирала ему школьные курсы. Политологию, технику воздухообмена, экологию, экономику. Первая его работа была в Саду. Потом он работал в Обслуживании, следил за системой подачи воздуха.

– А ты? Тебя тоже готовят в мэры?

– Может быть. Отец прослужил какое-то время и в полиции. Я не уверен, что мне когда-нибудь захочется руководить Хоувстрейдт-Сити… но уверен, что отец не станет меня принуждать, да я и не знаю, справлюсь ли. Сейчас мне хочется путешествовать. Посмотрите, Джил, мы уже почти дошли до наклонной скалы. Но это слишком близко.

– В самом деле. Вообще-то, я не доверяю чувству расстояния человека из Пояса на Луне.

– Гм… да. В сущности… чем ближе был киллер, тем больше было шансов, что Пенцлер его увидит. А Наоми – нет, она была дальше к западу. Он мог находиться прямо за скалой.

– Ага. Мы поглядим.

– Ведь на него должен был падать свет, чтобы Пенцлер его заметил?

Алан присел, потом подпрыгнул. Вспорхнул. Дьявольски грациозно. Параболическая траектория его полета достигла своего пика как раз у закругленной вершины скалы. Он вцепился в камень всеми четырьмя конечностями и осмотрелся.

Мне это место показалось весьма ненадежным насестом для лихого снайпера.

Из окна Криса наклонная скала выглядела как продолговатое яйцо. Но ее затененная сторона была почти плоской. Я поводил по ней лучом нашлемного фонаря. Поверхность была грубой и белой.

Я поскреб по ней пальцами в перчатках. Рассыпчатое белое вещество прилипло к ним. Пока я наблюдал, оно исчезло. Какого черта?

– Ни частей лазера, ни следов от ног, ни колеи от пуффера, ничего, – сказал Алан. – И слишком много пыли вокруг. Если киллер имел хоть каплю мозгов, он не пошел бы в запыленные места. Джил, нам придется вернуться.

– Думаю, не стоит. И не думаю, что Крис видел убийцу.

– Что?

– Зачем киллеру выходить на солнечный свет? В этом сиянии он бы наполовину ослеп. Рассвет только начинался, большая часть этой местности находилась еще в тени. Ему пришлось бы специально поискать освещенное место и встать так, чтобы Крис его увидел. Полная чушь.

– Тогда что же он увидел?

– Еще не знаю. Мне надо снова осмотреть номер Криса.

– Джил, что для вас поставлено на кон в этой истории?

– Эстетика. Она слишком прекрасна, чтобы быть разобранной.

Слишком легкомысленно. Я попробовал снова:

– Когда-то я ее любил, когда-то ненавидел. Сейчас она просто старый друг, попавший в беду. А для тебя?

– Я люблю ее.

Теперь мы уже не искали улик. Наклонная скала осталась позади; здесь Пенцлер ничего бы не увидел. К тому же Алан Уотсон знал эту часть Луны, как остроглазый индеец знает свой лес или уличный хулиган свой район. Он заметит все, того стоящее. Для меня же это был просто лунный пейзаж.

Я навел Алана на разговор о Конференции.

– Шесть из десяти делегатов – инопланетяне, – сказал он. – У нас даже нет большинства голосов. Я понимаю, почему многим гражданам это не нравится. Но это мнение неправильно. Луна – это дом на полпути от грязи к небесам… между Землей и Поясом. Мы получаем от этого некоторые преимущества, но должны заботиться, чтобы обе стороны тоже оставались довольными. Проблема с банками органов этому никак не помогает.

Лекторские манеры заставляли его казаться старше. Если он обратится к политике, то преуспеет.

– Можно поинтересоваться, разделяет ли твой отец эти взгляды?

– Мы разговаривали об этом, но я не цитирую его. – Он улыбнулся. – Прошлая Конференция договорилась о капсулах хранения. Даже если Наоми осудят, она на шесть месяцев попадет в капсулу. Полгода на то, чтобы доказать ее невиновность, и я очень рад этому.

– Бр-р… Алан, а она об этом знает? Она выглядит более напуганной, чем должна была бы.

– О господь милосердный! – Он пришел в ужас.

– Так ты ей никогда об этом не говорил. Что ж, используй возможность. Ее можно посещать?

– Она заперта в своей комнате, телефон отключен, дверь настроена не понимать ее голос. Я уверен, что полицейский может ее посетить. Просто я об этом не подумал. Суд назначен на послезавтра, и она уверена: вот он, конец. Я скажу ей, Джил. А что это вы делаете?

Мы подошли к Хоувстрейдт-Сити, и я подобрался к самому окну Криса Пенцлера.

– Изучаю сцену преступления с другой стороны, паренек, – ответил я.

Я с удовлетворением отметил, что нахожусь в поле зрения трех камер. Наш неуклюжий киллер мог додуматься подложить под окно небольшую бомбу.

Я заглянул внутрь. Крис лежал в постели на спине, закрытый пластиковой пеной от подбородка до пупка и от плеча до плеча. Мобильный автоврач возвышался над ним подобно медсестре из полированной стали.

– Алан, подойди-ка на секунду. Видишь ли ты там что-нибудь вроде миниатюрной голограммы? На стене, на столе?

– …Н-нет.

– Я тоже. Проклятье.

– В чем дело?

– Может, ее переместили. Я все еще не представляю, как наш малокомпетентный снайпер высовывает лицо на солнце, чтобы ослепить себя, как раз перед выстрелом. Я подумал, что у Криса была голограмма матери или еще кого-то, висевшая на стене, и он увидел ее отражение в окне в тот момент, как в него выстрелили. Но там ничего нет.

– Ничего.

Дверь открылась и закрылась, пропуская Гарри Маккэвити. Доктор немного прощупал своего бессознательного пациента, затем подошел к экрану автоврача и что-то набрал, поглядел на экран, снова стал печатать… Стремительным жестом провел руками по своим пушистым каштановым волосам – без видимого результата… повернулся и подскочил на метр, увидев нас, глазеющих через окно.

Я изобразил рукой кривую, ведущую налево. «Мы пройдем через воздушный шлюз». Он улыбнулся и сделал ответный жест: «Валяйте, жду!»

Несколько минут спустя мы постучались в дверь, и он впустил нас.

– Мы тут искали вокруг… – пробормотал уныло Алан.

– Что именно? – спросил Маккэвити.

– Голографический портрет, – сказал я. – Моя идея. Вы тут видели что-нибудь похожее?

– Нет.

– Это дело важное…

– Нет!

– Он способен отвечать на вопросы? – Я махнул рукой в сторону Криса Пенцлера.

– Нет. Оставьте его в покое, он поправляется. Завтра сможет двигаться… не то чтобы легко, но сможет. Тогда и спросите. Джил, вы записались на обед?

– Нет. Какое время вы предпочитаете?

– Скажем, через полчаса. Можем уточнить с миз Граймс, не на дежурстве ли она. Может быть, присоединится.

Глава 5
Зал заседаний

Мы выбрали столик в дальнем углу обеденного этажа. Луняне старались за едой рассесться вокруг Сада. С нашего же места он едва виднелся, и никто не мог нас подслушать.

– Дело не только в том, что мы не муж и жена, – сказал Маккэвити, тыча в воздух палочками с расплющенными концами. – Мы даже не можем организовать себе одинаковое расписание. Мы наслаждаемся друг другом… ведь так?

Тэффи кивнула со счастливым видом.

– Мне нужно постоянное подтверждение, дорогая. Да, Джил, мы наслаждаемся друг другом, но чаще всего мы встречаемся над вскрытым пациентом. Я рад за Тэффи, что вы здесь. Но ведь такое положение дел на Земле считается нормальным?

– Ну, – сказал я, – там, где я жил, это нормально… Калифорния, Канзас, Австралия… На большей части Земли принято разделять секс для удовольствия и рождения детей. Есть, конечно, Законы о рождаемости. Правительство не предписывает людям, как использовать их родительские права, но мы проверяем у младенца спектр отторжения тканей, чтобы узнать, какой именно из возможных отцов использовал право на рождение. И не думайте, что Земля представляет собой единую культуру. Арабы вернулись, прости господи, к гаремам, и так же долгое время поступали мормоны.

– Гаремы? А как же рождаемость?

– Гаремы – это развлечение, по крайней мере для шейхов, и, конечно, они используют свои родительские права до конца. Когда же мужчины исчерпываются, дамы получают сперму от какого-нибудь гения с неограниченными правами на рождение, здорового физически и с подходящим цветом кожи, после чего шейх воспитывает детей как следующее поколение аристократов.

Гарри ел, погрузившись в раздумье, потом заявил:

– Это звучит прекрасно, клянусь Аллахом! Но для нас обзаведение детьми – вещь очень серьезная. Мы стремимся хранить верность. Это я – чудак. И я знаю одного лунянина, который помог двум хорошим друзьям обзавестись детьми… но если я назову их, меня, чего доброго, убьют.

– Хорошо, – сказал я, – итак, мы составляем ménage à по крайней мере trois. Но вам хотелось бы распространения сплетен о том, что мы с Тэффи постоянные партнеры.

– Это было бы удобно.

– А будет ли это удобно для меня? Гарри, луняне такие вещи, насколько я понял, не одобряют. В Конференции участвуют четыре делегата от Луны. Я не могу отчуждаться от них.

Тэффи нахмурилась:

– Тьфу! Я об этом не подумала.

– Зато я подумал, – сказал Гарри. – Джил, это вам как раз поможет. На самом деле лунные граждане были бы рады узнать, что вы не рыщете тут, ставя под угрозу честь лунных женщин.

Я посмотрел на Тэффи. Она заметила:

– Полагаю, он прав. Хотя поручиться не могу.

– Ну ладно.

Мы продолжили обед. В основном это были овощи, свежие и разнообразные. Я почти доел гарнир к говядине с рисом, луком и зеленым перцем, прежде чем удивился. Говядина?

Я увидел ухмылку Гарри.

– Импортирована. – Он расхохотался, заметив мою отвисшую челюсть. – Нет, не с Земли! Можете представить, какое было бы значение дельта-Ви? Из кратера Тихо. Там есть подземный купол, достаточно большой, чтобы содержать коров. Стоит, конечно, немыслимо дорого, но мы здесь вполне обеспечены.

На десерт был торт с клубникой и взбитыми сливками из Тихо. Но кофе действительно импортировался с Земли, хотя и прошедший холодную сушку. Я призадумался, много ли так можно сэкономить – воду взамен вымороженной из кофейных зерен тоже приходится завозить… Потом мысленно одернул себя. Луняне не импортируют воду. Они ввозят водород. Потом прогоняют его через нагретые камни, богатые кислородом, чтобы получить водяной пар.

Я хлебнул кофе и спросил:

– Можем ли мы поговорить о деле?

– Никто из нас не брезглив, – ответил Маккэвити.

– Тогда о ранении. Может ли слой воды из ванны настолько рассеять луч?

– Не знаю. Никто не знает. Такого раньше не случалось.

– Тогда скажите ваше собственное мнение.

– Джил, так или иначе этого хватило, если только у вас нет другого объяснения.

– Мм… Был случай в Варшаве, когда киллер поместил каплю масла на выходе лазера. Луч должен был слегка рассеяться, как раз настолько, чтобы полиция не смогла идентифицировать оружие. Это сработало бы отлично, если бы он по пьянке не начал этим хвастаться.

Маккэвити нахмурился:

– Здесь такое невозможно. Любой дурак сразу поймет, что это был коммуникационный лазер.

– Однако мы знаем, что луч рассеялся. Мы просто делаем предположения.

Глаза Гарри задумчиво смотрели куда-то вдаль.

– А масло испарится?

– Разумеется. Мгновенно.

– Тогда луч в процессе вспышки стянется. Это вяжется… Дыра в груди Пенцлера выглядит так, как будто луч изменил толщину во время вспышки.

– Он сжался?

– Сжался или расширился; а может, произошло еще что-то, о чем мы не подумали.

– Черт… Ладно. А вы знакомы с Наоми Митчисон?

– Шапочно. – Гарри, казалось, слегка насторожился.

– Не интимно?

– Нет.

Тэффи внимательно смотрела на него. Мы подождали.

– Я вырос здесь, – сказал Гарри резко. – Я никогда не делал намеков женщинам, если не имел оснований думать, что они будут приняты. Хорошо, может, я неправильно понял сигналы. Она отреагировала как оскорбленная замужняя лунянка! Так что я извинился и ушел, и с тех пор мы не общались. Вы правы, плоскоземельцы вовсе не одинаковы. Неделю назад я бы сказал, что мы с ней дружим. Теперь же… Нет, я не знаю эту даму.

– Вы ее ненавидите?

– Что? Нет.

Тэффи заметила:

– Может, вашему киллеру было все равно, выживет Пенцлер или умрет. Может, он хотел подставить Наоми.

Я обдумал это предположение:

– Мне эта идея не нравится. Во-первых, как он мог знать, что это сработает? Снаружи мог находиться еще кто-то. Во-вторых, это дает нам полный город подозреваемых. – Мне показалось, что при этих словах Гарри почувствовал себя неловко. – Кроме вас, Гарри. Вы трудились до изнеможения, чтобы спасти Криса. А ведь было так просто убить его, пока автоврач делал разрезы.

Гарри усмехнулся:

– Ну и что? Для Наоми это уже превратилось в преступление, караемое разбором на органы.

– Да, но он что-то видел. Он мог вспомнить и больше.

– Может, еще кто-нибудь захотел бы подставить Наоми? – спросила Тэффи.

– Я в самом деле не отношусь слишком серьезно к этой идее, – сказал я, – но… пожалуй, я хотел бы знать, не оскорбила ли она еще кого-то. Кого-то, делавшего закидоны, и получившего пощечину, и затаившего обиду.

– Вы не найдете много подозреваемых среди лунян, – заметил Гарри.

– Мужчины слишком осторожны?

– И это тоже, но… Без обид, дорогая, но Наоми по лунным меркам вовсе не прекрасна. Она коренастая.

– Что?! – изумилась Тэффи. – Это и ко мне относится?

Гарри ухмыльнулся, глядя на нее:

– И к тебе. Я говорил тебе, что я чудак.

Она улыбнулась в ответ этому длинному, тощему порождению человечества… и я обнаружил, что тоже улыбаюсь. Они отлично ладили. Наблюдать за ними было одно удовольствие.

Вскоре после этого мы расстались. Тэффи пошла на дежурство, а мне надо было отоспаться.

Комплекс мэрии уходил в глубину на четыре этажа, офис мэра располагался в самом низу. Помещение на втором уровне было зарезервировано для Конференции.

Я явился ровно в восемь. Восьмифутовая Берта Кармоди оживленно обсуждала что-то с маленькой, похожей на птичку немолодой женщиной-поясником. Они прервались лишь для того, чтобы представить мне незнакомку: Хильдегард Куифтинг, Пятый спикер правительства Пояса.

Крис Пенцлер помещался в объемистом кресле на воздушной подушке, снабженном ремнями безопасности. Мягкая пена покрывала его грудь. Судя по выражению лица, он раздумывал над постигшей его несправедливостью.

На всякий случай я поздоровался. Он поднял голову.

– Кофе и рогалики на боковом столе. – Он попытался показать направление рукой. – Ох!

– Болит?

– Угу.

Я взял кофе в бутылочке с пластиковым носиком. Понемногу стекались остальные делегаты, и вскоре мы оказались в полном составе.

Лунянин, с которым я до того не встречался, Чарльз Уорд, представляющий кратер Коперника, предложил начать с избрания председателя и выдвинул Берту Кармоди из Купола Тихо. При четырех лунянах из десяти делегатов председательствовать просто обязан был один из них, так что я проголосовал за Берту. Как и все остальные. Луняне, одержав столь легкую победу, выглядели удивленными. Но Берта была хорошим выбором: она обладала самым громким голосом.

Утро мы провели в обсуждениях старых проблем.

И Пояс, и Луна, и ООН имели свои щекотливые темы для дискуссии. Официально Луна, будучи спутником Земли, подчинялась законам ООН, по которым даже небольшие преступления карались смертной казнью: законам, задуманным не только для наказания виновных, но и для обеспечения трансплантатами законопослушного электората.

Этическая пропасть между Землей и Поясом была не менее обширной, чем физическое расстояние. На Земле больницы уже более ста лет пополнялись за счет преступников. Когда Люк Гарнер был еще молод, была восстановлена смертная казнь за убийства, похищения, государственную измену и тому подобное. По мере улучшения медицинских методов и распространения их на неимущие нации запросы к общественным банкам органов все росли. Была введена смертная казнь за вооруженное ограбление, изнасилование, взлом. Апеллировать к невменяемости стало бессмысленно. В конце концов преступников стали казнить за уклонение от подоходного налога или езду под наркотическим кайфом.

Банки органов имелись и в больницах Пояса, но разница была существенной. Пояс использовал меньше трансплантатов. Поясники вовсе не стремились к эгалитаризму, предоставляя эволюции самой позаботиться об излишне беспечных. Не говоря уже о том, что несчастные случаи в космосе не оставляют, как правило, больших возможностей для медиков. Смертные приговоры в самом Поясе тоже не исполнялись. Еще двадцать лет тому назад практиковалась отправка осужденных на Землю и последующая закупка органов. В теории законодательство Пояса вообще не было затронуто жаждой плоскоземельцев к здоровой жизни.

Неглубокий гравитационный колодец Луны сделал ее куда более хорошим выбором для Пояса как места проведения казней.

Так и была созвана первая Конференция, однако результаты ее оказались странными.

На Конференции 2105 года были достигнуты крупные компромиссы. Самым крупным явилось создание капсул для хранения. Они были единственными во всей Солнечной системе. Пояс настоял на их постройке, и ООН сдалась. Преступники помещались в танки хранения на шесть месяцев, дезактивированными, но живыми и здоровыми. При обнаружении новых обстоятельств преступника могли оживить.

Через двадцать лет такой подход оказался под огнем критики.

Хильдегард Куифтинг пожелала выслушать краткий обзор последних двадцати лет лунной юриспруденции. В частности, были ли принуждены когда-нибудь капсулы хранения исторгнуть живого преступника?

Чарльз Уорд выполнил это пожелание. Он был ростом под семь футов и возрастом под сорок: хрупкий, темнокожий, с намечающимися залысинами. Бесцветным голосом он поведал нам, что за последние двадцать лет около шести тысяч преступников прошли через лунные суды и больницы. Луняне составляли из них почти тысячу. Преступникам Пояса выносили приговор суды Пояса; лунные больницы служили лишь местом казни. И ни одно осуждение пока не было опротестовано.

Уорд представлял Купол Коперника, фактически целый комплекс куполов плюс металлодобывающие шахты, и место для одной из трех крупнейших лунных больниц. Уорд прибыл, вооруженный графиками, картами и статистикой. В среднем сто двадцать казней в год, в основном поясников, которых доставляли через Факторию Пояса и ускоритель масс в кратере Гримальди. Больница принимала в год почти четыреста пациентов, в основном лунян; это число постепенно повышалось по мере роста лунного населения. Я слушал внимательно. Коперник был именно тем местом, куда отправят Наоми в случае осуждения.

Около полудня был подан ланч. Мы ели, тихо переговариваясь, пока Кармоди не позвала нас на заседание. Мэрион Шиффер тут же поинтересовалась, отправляют ли лунные больницы обратно количество трансплантатов, соответствующее поступлениям к ним от судов Пояса.

Уорд ответил слегка высокомерно, что трансплантаты из Пояса не всегда соответствуют необходимым Луне параметрам: например, кости и мышцы от рук и ног поясников слишком коротки для лунян. Это казалось вполне очевидным, но Мэрион имела в виду другое. Она хотела узнать, какую часть трансплантационного материала Луна отправляет на Землю.

Весьма большую.

Конференция разделилась. Поясники и плоскоземельцы представляли противоположные полюса, луняне находились посередине. Хрупкая пожилая Хильдегард Куифтинг наш подход к проблеме банков органов считала чудовищным: смертные приговоры выносились при любой возможности, чтобы поддерживать электорат живым и здоровым. Согласно заявлению Джабеза Стоуна от Генеральной Ассамблеи, преступник должен быть счастлив вообще заслужить искупление любым образом, а поясникам вовсе не стоит изображать моральное превосходство. Когда человек заказывает стейк, бычка убивают. Сколько трансплантатов поддерживают жизнь в Куифтинг?

Кармоди отметила, что такие вопросы выходят за рамки этики. Однако Куифтинг настояла, что ответит. У нее нет и никогда не было трансплантатов, заявила она воинственно. Часть делегатов явно имела неловкий вид. Может, они заметили то же выражение и на моем лице.

Заседание оказалось долгим. Перерыв на обед последовал как раз вовремя.

Я плюхнулся рядом с тихо шипящим воздушной подушкой креслом Криса Пенцлера.

– Вы в основном помалкивали. До сих пор думаете об этой истории?

– Да, действительно. – Он изобразил что-то вроде улыбки. – Я почувствовал себя смертным, – добавил он чуть погодя. – Когда в человеке делают дыру, это может подвигнуть его на раздумья. Я мог умереть. У меня есть одна дочь. У меня никогда не было времени обзавестись другими детьми, я был слишком занят зарабатыванием денег, карьерой, а потом… Однажды я летел к Меркурию и угодил под солнечную вспышку, и теперь я стерилен. Когда я умру, дочь будет всем, что останется от меня. Почти всем.

– Качество жизни детей не менее важно, чем их количество, – заметил я.

Банальность, но он задумчиво кивнул:

– Кто-то ненавидит меня настолько, что хочет убить.

– Неужели Наоми Митчисон может вас так сильно не любить?

Он насупился:

– У нее нет причин. Она довольно странная и не любит меня, но… Хотел бы я знать. Дай бог, чтобы это оказалась она.

Разумеется. Если это не Наоми, то неуклюжий убийца все еще на свободе.

– Вы держите в вашей комнате голограммы? Или статуэтки?

– Нет. – Он изумленно воззрился на меня.

– Черт. А ваш телефон работает нормально?

– Да, вполне нормально. А что?

– Просто идея. Итак, вы сказали, что смотрели за большую наклонную скалу, когда увидели кого-то. А с какой стороны скалы – с левой или правой?

– Не помню. – Он призадумался. – Это очень странно. Я совсем не помню. Мэр Хоув! – вдруг проревел он.

Хоув как раз спускался по винтовой лестнице в конце зала. Вздрогнув, он обернулся:

– Крис, Джил, привет. Как идет Конференция?

– Ну, есть некоторые трения… – начал было я, но Крис прервал меня:

– Можете пустить нас в свой кабинет?

– Разумеется. А зачем?

– Я хочу выглянуть в окно. – Он казался лихорадочно возбужденным.

Мэр пожал плечами и повел нас наверх.

Его кабинет был большим и просторным. Встроенный в стол компьютерный терминал подсоединялся к голографической стене и еще двум экранам. Клавиатуру прикрывала отъезжающая крышка. Голографическая стена открывалась на юпитерианские ураганы, наблюдаемые с точки, расположенной ближе, чем Амальтея, вихрящиеся подобно смешанным в водовороте краскам всевозможных оттенков. Вечные штормы, достаточно большие, чтобы поглотить Землю. У Хоувстрейдта Уотсона немаленькое эго, подумал я. Как иначе можно жить и работать рядом с этим?

Панорамное окно смотрело на юг, в сверкающий лунный пейзаж. Крис придвинулся к окну, насколько смог.

– Не вижу его. Надо пойти в мой номер.

– Насчет чего это вы? – полюбопытствовал мэр.

– Как раз перед тем, как луч ударил в меня, я смотрел на большой обломок скалы. Я должен был увидеть киллера с того или другого его бока, но не могу припомнить, чтобы…

– А вы уверены, что он не находился ближе скалы?

Пенцлер зажмурился. Спустя секунду он заявил:

– Почти уверен. Находись он так близко, он был бы лилипутом. Его фигура казалась довольно маленькой. Хотелось бы увериться еще раз.

– Крис, – сказал я, – мне подумалось, что вы могли увидеть отражение от небольшой голограммы в вашей комнате. Или от экрана телефона. Такое могло произойти?

Крис пожал плечами, а мэр Хоув заметил:

– В этом случае получается, что телефон тогда был включен? Если он работал правильно, значит его экран смотрел в сторону Криса. Крис, вы звонили кому-нибудь, находясь в ванне?

– Нет. И телефон работает правильно.

Так что мы, все трое, отправились в номер Криса. Он указал на наклонную скалу, которую мы с Аланом Уотсоном уже изучили. Мы рассматривали ее целую минуту, прежде чем Крис заявил:

– Я просто не могу вспомнить. Но он находился почти в два раза дальше этой скалы.

Я сделал звонок из своей комнаты.

– Я хотел бы поговорить с Наоми Митчисон, – сказал дежурному сержанту, – желательно лично.

Он взглянул на меня:

– Вы не ее адвокат.

– А я этого и не утверждаю.

Он долго обдумывал мои слова.

– Я соединю вас через ее адвоката.

Он позвонил, подождал и сказал:

– Мистер Бун не на месте. Его автоответчик сообщает, что он беседует с клиентом.

– Так позвольте мне поговорить с ними обоими.

Он снова погрузился в глубокое раздумье.

– Тогда соедините меня через сержанта Друри, если это возможно.

С явным облегчением он сделал вызов. Экран телефона погас, и голос Лоры Друри проговорил:

– Минуточку. Джил Гамильтон, это вы?

– Да. Я пытаюсь получить разрешение на разговор с миз Митчисон. Дежурному сержанту я неинтересен.

– Погодите… с ней должен быть ее адвокат. Я свяжусь с ним по ее телефону. Это общественный защитник Артемус Бун.

– Лунянин?

– Да. Вы выяснили что-нибудь, пройдя по ее пути?

– Ничего убедительного.

Экран осветился. Лора Друри как раз заканчивала застегивать молнию на бледно-золотом комбинезоне. Я сообразил, что камера застала ее на долю секунды раньше, чем следовало. Застежка застряла у ее груди: и неудивительно. Она с некоторым раздражением потянула с силой, и застежка пошла вверх. Я подавил улыбку.

– Джефферсон считает, что она лжет, – сказала Лора, – но он не может понять, насчет чего именно.

Я тоже так думал.

– Я бы хотел узнать побольше о ее прогулке. Мне следует прорваться через этого Буна, правильно? Если вы не сможете убедить его, может, я поговорю с ним лично? Я намерен помочь ей.

– Я выясню. Подождите. – Минуту спустя она перезвонила. – Они с вами не встретятся. И говорить с вами тоже не хотят. Сожалею.

– Черт! Это ее адвокат сказал?

– Думаю, он сначала переговорил с ней, не на камеру.

– Спасибо, Лора.

Выключив телефон, я подумал о том, как бы добраться до нее – и отверг все варианты. В сущности, мне почти нечего было сказать Наоми.

Глава 6
Лунное правосудие

Комиссия собралась снова ровно в восемь. Я позавтракал до того с Тэффи, но остальные жевали и прихлебывали, когда Берта Кармоди пригласила всех на заседание.

Слова попросил Чарльз Уорд.

– Меня осенило, что наши расхождения так или иначе относятся к вопросам лунного законодательства и методам его осуществления. Это ведь так?

В ответ послышались одобрительные междометия.

– Тогда позвольте напомнить всем вам, – продолжил этот хрупкий темный стебелек, – что через час начнется суд над Наоми Митчисон, обвиняемой в попытке покушения на Криса Пенцлера. Некоторых из нас, вероятно, вызовут как свидетелей. Сам мистер Пенцлер все еще приходит в себя после ранения. Мыслями он наверняка уже там.

Крис кивнул и поморщился от боли:

– Вы, вероятно, правы. Я вряд ли смогу сосредоточиться на других делах.

Уорд развел руки приглашающим жестом:

– Тогда, дабы осуществить непосредственное знакомство с реальным отправлением лунного правосудия, почему бы всем нам не проследовать в зал суда?

Мы проголосовали «за» – восемь против двух – и проследовали в зал суда.

Он был роскошен. Планировка казалась стандартной: высокий помост для судьи, перила, отделяющие зрителей от обвиняемого и присяжных. Такую планировку имели еще английские суды тысячелетней давности – ради защиты обвиняемого от родственников жертвы. Одна стена зала, полностью стеклянная, выходила на Сад.

Зеркала, перехватывая солнечное сияние, рассеивали его по десяткам уровней, засаженных растениями, вплоть до длинных, переплетенных корней огромной секвойи. В воздухе мелькали птичьи крылья. Выращивались только полезные растения; самые красивые – артишоки, яблони и им подобные – располагались на самом виду. Танцующие фонтаны предназначались не только для орошения, а извилистые дорожки – не только для фермеров. Сад был спланирован для зрительного и душевного наслаждения.

Я подумал: как ужасно, должно быть, видеть Сад и ждать осуждения на смерть.

Наоми наблюдала за Садом. Ее золотые волосы были собраны в витую прическу, на которую могли уйти часы. Она позаботилась об одежде и косметике. Татуированная бабочка исчезла. Наоми казалась собранной, но внутри скрывался страх. Когда ее адвокат-лунянин что-то нашептывал, она отвечала коротко. Она должна была знать, что, если поднимет крик, ее накачают транквилизаторами.

Виновна ли она? По отношению к Наоми мои суждения никогда не бывали бесстрастными.

Крис Пенцлер не сомневался в ее виновности. Давая показания, он следил за глазами Наоми.

– Я принимал ванну. Встал и потянулся за полотенцем. Я увидел за окном кого-то, мужчину или женщину. Потом была красная вспышка. Меня ударило в грудь, отбросило в воду, и я потерял сознание.

Обвинение представляла бледная блондинка более семи футов ростом, но массой не больше меня. Ее треугольное личико, очень милое, совершенно безупречное, не имело и следа человеческих слабостей. Она спросила:

– Какого цвета был скафандр? Были ли на нем пометки?

Пенцлер покачал головой:

– У меня не было времени разглядеть.

– Но вы видели только одного человека.

– Да, – сказал он и посмотрел на Наоми.

– Мог это быть кто-то местный? Мы обычно повыше и потоньше.

В отличие от прочих, Крис не рассмеялся.

– Не знаю. Это длилось меньше секунды, а потом… меня словно ударило красным горячим копьем.

– А какое было расстояние?

– Триста-четыреста метров. Мне трудно оценивать здесь расстояния.

– Были ли у Наоми Митчисон какие-либо причины ненавидеть вас?

– Я задавался этим вопросом. – Крис поколебался, потом добавил: – Четыре года назад миссис Митчисон подавала заявку на эмиграцию в Пояс. Ее заявка была отклонена. – Он снова помедлил. – Мною.

Изумление и гнев Наоми были очевидны.

– Почему? – спросило обвинение.

– Я был знаком с ней. Она не имела квалификации. Среда обитания Пояса убивает беспечных людей. Она представляла бы опасность для себя и для всех окружающих. – Уши и шея Пенцлера стали совершенно красными.

Обвинение с ним закончило. Адвокат Наоми провел короткий перекрестный допрос.

– Вы сказали, что были знакомы с миссис Митчисон. Насколько хорошо?

– Я познакомился с Наоми и Итчем Митчисонами пять лет назад, когда был на Земле. Мы посетили вместе несколько приемов. Итч хотел узнать, как приобрести акции рудников, и я дал ему разъяснения.

Наоми беззвучно шевелила губами. Я прочел слова: «Лжец, лжец».

– Вы считаете, что увидели покушавшегося снаружи, на поверхности Луны. Могли ли вы ошибиться или не заметить там других людей?

Крис рассмеялся:

– Я увидел человеческую фигуру, блестевшую во тьме. На Луне была ночь! В тени могла прятаться целая армия. Кстати, мне мог просто привидеться некий образ среди отблесков. Я видел что-то долю секунды, потом – бах!

Обвинение отпустило Криса и вызвало незнакомого мне лунного копа. Тот засвидетельствовал, что из оружейной комнаты действительно пропал коммуникационный лазер. Защита попыталась заставить его признать, что дверь могут открыть только полицейские. Но коп заявил, что дверь открывается по образам голоса и сетчатки глаза и что ею управляет компьютер Хоувстрейдт-Сити, тот же, что контролирует все двери и замки в городе, не говоря уже о системах снабжения водой и воздухом.

Тогда обвинение потребовало зачитать документы Наоми, высланные с Земли. Я вспомнил: Наоми работала программистом.

Эльфоподобная женщина повернулась с плавной грацией:

– Вызываем Джилберта Гамильтона.

Я сознавал, что двигаюсь к креслу для свидетелей с неуклюжестью плоскоземельца, хватаясь за воздух и едва не падая при каждом шаге.

– Ваше имя и занятие?

– Джилберт Гильгамеш Гамильтон. Я сотрудник АРМ.

– На Луне вы находитесь в этом качестве?

– Это не мой обычный участок патрулирования, – сказал я и услышал приглушенные смешки. – Я участвую в Конференции по ревизии лунного законодательства.

Ей не было нужды углубляться в данную тему. Судья и трое присяжных все были лунянами; они наверняка следили за Конференцией по ящику. Женщина перебрала вместе со мной все подробности ночи четверга: полуночный звонок, сцена в комнате Пенцлера, путь в проекционную комнату. Потом она спросила:

– Вас называют Рукой?

– Да.

– Почему?

– У меня есть воображаемая рука. – Я принужденно улыбнулся в ответ на изумленные взгляды. – Это комбинация психических сил. В те годы, когда я занимался разработками астероидов, я потерял правую руку. Ее в конце концов заменили…

– Каким образом?

– Это трансплантат. Не имею представления, кому она принадлежала. Ее взяли из торговых запасов разоблаченного органлеггера.

– Продолжайте, пожалуйста.

– В то время, когда у меня оставалась только культя, я обнаружил, что использую своего рода призрачную руку. Лучше всего она действует при малой гравитации. У меня появились две научно признанные психические возможности: экстрасенсорика и телекинез, но они ограничены моим воображением. Я не могу достать дальше протяженности реальной руки.

– Вернемся к проекционной комнате, – сказала она. – Провели ли вы поиск среди ландшафта в попытке найти какого-либо ранее не замеченного преступника?

– Да, я искал следы преступника или брошенное им оружие.

– И каким образом вы вели поиск?

– Я провел воображаемыми пальцами по проецируемому ландшафту. – Среди публики послышалось приглушенное хихиканье, но я этого ожидал. – Я искал в тенях, в лужах пыли, во всех потенциальных укрытиях, достаточно больших, чтобы вместить коммуникационный лазер.

– Или человеческое существо? Нашли бы вы человеческое существо? Или вы были, так сказать, настроены только на форму и коммуникационного лазера и ощущения от него?

– Человеческое существо я бы нашел.

Она передала меня защите.

Артемус Бун имел рост больше семи футов, резкие черты лица, окладистую черную бороду и густые черные волосы. На мой взгляд, он выглядел как бродячий упырь, но я был предвзят. Лунным присяжным он вполне мог казаться удлинившимся Эйбом Линкольном.

– Вы прибыли на Конференцию по ревизии лунного законодательства. Когда она началась?

– Вчера.

– И много наших законов вы уже ревизовали? – Он явно решил, что я свидетель обвинения.

– У нас не было времени пересмотреть хоть один, – сказал я.

– И даже насчет капсул хранения?

Эге, а разве наша деятельность не считается секретной? Но никто не возражал.

– Этот вопрос может так и остаться нерешенным, – заявил я.

– А почему именно вас избрали представлять точку зрения Объединенных Наций, мистер Гамильтон?

– Семь лет я был горняком в Поясе. Теперь я в АРМ. Это обеспечивает мне две из трех решающих точек зрения. Взгляды лунян я стараюсь постичь, насколько могу.

– Насколько можете, – проговорил Бун с сомнением. – Что ж, пойдем дальше. Благодаря любезности Наоми Митчисон, которая удобным для всех образом обеспечила нас ровно одним подозреваемым, мы могли что-то упустить. Вы присутствовали в тот момент, когда ее доставили. У нее было оружие?

– Нет.

– Вы сказали, что искали коммуникационный лазер. Какой объем воображаемого лунного пейзажа вы пропустили сквозь ваши воображаемые пальцы?

– Я изучил пустоши к западу от города, ту область, которую Крис Пенцлер мог видеть из своей ванны. Я вел поиски вплоть до западных пиков и части удаленных склонов.

– Вы не нашли оружия?

– Никакого.

– Психические силы всегда считались ненадежным инструментом, не правда ли? Наука с неохотой признала само их существование, правосудие не торопилось с разрешением экстрасенсам выступать свидетелями. Скажите, мистер Гамильтон: если ваш необычный талант не помог найти коммуникационный лазер, не могли ли вы проглядеть и человека?

– Несомненно, такое возможно.

Защита со мной покончила. Эльфийка с холодным взглядом спросила:

– А если бы оружие разломали и разбросали детали? Вы бы его нашли?

– Не знаю.

Меня отпустили, и я уселся на место.

Обвинение вызвало свидетеля-эксперта, человека восточной внешности, оказавшегося лунным копом. Он был ростом даже меньше меня. Он показал, что изучил скафандр Наоми и нашел его работающим удовлетворительно. По ходу тестов коп выходил в нем наружу.

– Еле на меня налез, – сообщил он.

– А что-нибудь еще вы заметили?

– Заметил запах. Скафандру несколько лет, молекулярный фильтр нуждается в серьезной чистке. Через несколько часов ношения некоторые отравляющие вещества, выделяемые от усталости, накапливаются в регенерированном воздухе, и тот приобретает запах.

Я встрепенулся, когда вызвали Октавию Будрис.

– Полиция вручила мне скафандр, – сказала она, – и попросила надеть. Я это сделала. Думаю, меня выбрали потому, что я непривычна к космосу. Я едва знаю, как надевать скафандр.

– Вы что-нибудь заметили?

– Да, имелся слабый химический запах, не столько неприятный, сколько, я бы сказала, зловещий. Я бы сдала скафандр в ремонт, прежде чем выходить в нем наружу.

Киллер выстрелил, как только Крис Пенцлер встал в ванне. Но он уже ждал немало времени. Почему не подождать еще немного, пока Пенцлер не выберется из нее?

Потому что запах в скафандре Наоми Митчисон навел ее на мысль, что у нее проблемы с запасом воздуха. Она боялась оставаться дольше.

Я не был убежден. Любой киллер может потерять терпение, выжидая в стесненной позе, пока Крис плескался в ванне. Но это очко против Наоми.

Суд прервался на ланч. После этого защита вызвала Наоми Митчисон.

Бун был краток. Он спросил у Наоми, украла ли она коммуникационный лазер и пыталась ли с его помощью убить Криса Пенцлера. Она поклялась, что не делала этого. Он спросил, чем она занималась в интересующий нас период. Она рассказала суду примерно то же, что и нам, добавив некоторые подробности. Она поклялась, что у нее до настоящего момента не было никаких причин для неприязни к Крису Пенцлеру.

Бун отметил, что у него могут возникнуть дальнейшие вопросы, и передал ее обвинению.

Эльфийка не тратила наше время зря.

– Шестого сентября две тысячи сто двадцать первого года вы подавали заявление на эмиграцию в сообщество астероидного Пояса?

– Подавала.

– Почему?

– Все пошло не так, – сказала Наоми. – Я хотела вырваться наружу.

– Каким образом все пошло не так?

– Мой муж попытался убить меня. Я заперлась в ванной и выскочила из окна. Он убил нашу маленькую дочь и потом себя. Это было в июне.

– Почему он это сделал?

– Я не знаю. Я об этом раздумывала. Не знаю.

– Посмотрим, не смогу ли я помочь, – сказала эльфийка. – Согласно документам, Итч Митчисон был профессиональным комиком. Основой его юмора был образ, который раньше называли мачо: мужчина, который ожидает сексуальной исключительности от своей женщины, а сам от себя – неограниченной потенции и привлекательности для женщин. Так обстояли дела?

– Более или менее.

– А в частной жизни он тоже был таким?

– Почти таким же. Кое-что из этого было наложением сценического образа, но… Да, думаю, в основном он таким и был.

– И у вас была маленькая дочь?

– Миранда. Родилась четвертого января две тысячи сто семнадцатого года. Когда Итч убил ее, ей было четыре с половиной года. – Спокойствие Наоми дало трещину.

– А вы с мужем подавали заявку на второго ребенка?

– Да. Но к этому времени бабушка Итча оказалась в банках органов. Она… Это нужно рассказывать?

– Нет. Это приобщат к протоколу.

– Тогда скажем, что она просто свихнулась. Комиссия по фертильности решила, что это наследственное. У них также имелись записи о его проблемах с астмой, о детских болезнях… В результате получилось, что Итч не мог иметь детей, а я могла, но он очень не хотел этого. Зашел разговор о моем искусственном оплодотворении. Он ужасно разозлился. Этот старый образ мачо – он ведь касается не только обольщения, знаете ли вы это? – Она горько усмехнулась. – Когда ты наплодишь кучу детей, вот тогда ты – мачо.

– Такой ход дел повлиял на ваши отношения?

– Он их просто уничтожил. И у Итча была эта унаследованная склонность. В конце концов он… чокнулся.

– Три месяца спустя вы подали заявку на переселение в Пояс.

– Да.

– И Крис Пенцлер заблокировал ее.

– Я этого не знала. У меня никогда не было причин ненавидеть Криса Пенцлера, – сказала она. – Я не знала, почему мое прошение отклонили. Зато этот мстительный мерзавец имел причину ненавидеть меня. Он как-то стал подъезжать ко мне, а я врезала ему от души!

– Физически? Вы в самом деле его ударили?

– Нет, разумеется нет. Я велела ему катиться ко всем чертям. Сказала, что если он еще раз приблизится ко мне, я скажу Итчу. Итч бы его просто отдубасил. Это ведь тоже входит в образ мачо.

Я догадывался, что она завоевала очко в свою пользу. Луняне вряд ли знакомы с понятием свободного брака.

Но эльфийка думала по-другому.

– Очень хорошо. Мистер Пенцлер делал недостойные предложения вам, замужней женщине. Ведь это могло быть причиной для вас ненавидеть его и презирать? Особенно после того, что позднее произошло с вашим браком.

Наоми покачала головой:

– К этому он не имел отношения.

Обвинение отпустило ее и вызвало Алана Уотсона.

Из команды, которая старалась проследить не ко времени затеянную Наоми игру в туристку, свидетелями были вызваны четверо. От них Наоми было мало пользы. Она привела их прямо на место преступления. Ее знакомство с местностью было в лучшем случае поверхностным. Самая веская причина поверить ей заключалась в том, что она должна была страдать безумием, чтобы лгать в таких обстоятельствах.

Я пообедал в одиночестве и вернулся в свой номер. Мой разум был изнурен; физически я не устал, но, казалось, готов был проспать неделю. Перед тем как вырубиться, я проверил телефон.

Мне пришли сообщения от Тэффи и от Дезире Портер.

В пятницу и Тэффи, и Гарри были свободны. Они собирались обследовать магазины в Фактории Пояса. Не захочу ли я к ним присоединиться? Можно пригласить еще кого-нибудь, желательно женского пола. Я позвонил в ответ, но ни Тэффи, ни Гарри не было дома. Тогда я оставил сообщение: сожалею, но занят Конференцией и делом об убийстве.

Я попробовал позвонить в номер Наоми. Но ее телефон вызов не принял. А желания препираться с Артемусом Буном у меня не было.

И с журналисткой я тоже не хотел говорить. Я велел выключить свет и плюхнулся обратно. И тут телефон произнес:

– Телефонный звонок, мистер Гамильтон. Теле…

– Хирон, ответить.

Том Рейнеке стоял рядом с сидящей Дезире, при этом их лица находились на одном уровне. Оба вполне осознавали эффект.

– Что вам обоим нужно? – сказал я.

– Новости, – ответила Дезире. – Есть ли продвижение в работе Конференции?

– Это секрет. В любом случае мы отложили заседания.

– Мы об этом слышали. Думаете ли вы, что Наоми Митчисон осудят?

– Это решать присяжным.

– Вы нам очень помогли…

Тут вмешался Том:

– Нас впечатляет скорость процесса. Как вы считаете, почему он прошел так быстро?

– О черт! – Я полностью проснулся. – Они думают, что столкнулись с убийством в запертой комнате. Имеется один подозреваемый, застрявший снаружи на Луне. Если бы они исключили Наоми, то создали бы себе серьезную проблему. Подозреваемых не останется. Поэтому они и не пытаются.

– А вы бы как поступили? – спросил Том, а Дезире поинтересовалась:

– Изменили бы вы закон?

Они фактически разбудили меня и заставили разговаривать, но это мне как раз и помогло.

– Изменение закона ни на что бы не повлияло. Как бы я ее вытаскивал? Я бы доказал, что ее там не было, или доказал бы, что присутствовал еще кто-то, а может, доказал бы, что киллер находился не там, где мы думали.

Том опять спросил:

– А как бы вы это сделали?

– Я устал. Убирайтесь. Оставьте меня в покое.

– Она виновна? – спросила Дезире.

– Хирон, отключить телефон. Никаких звонков до восьми часов.

Я не знал ответа.

Для того чтобы заснуть, потребовалось немало времени.

Назад: АРМ

Дальше: Глава 7 Последняя ночь и следующее утро