Мы не стали бежать сломя голову, но все же постарались как можно быстрее убраться оттуда. Тетушка наголову разбила мистера Мао, заставив его признать меня героем, а не преступником, – но любви ко мне у него не прибавилось, это уж точно.

Майор Бозелл даже не пытался делать вид, что я ему симпатичен. «Отступничество» капитана Марси привело майора в ярость, а снимки Гвен с бандитами, сделанные там, где их не могло быть, разбили его сердце. Затем босс нанес ему самый жестокий удар, приказав собрать людей и найти бандитов во что бы то ни стало, причем немедленно.

– Если не сумеете, майор, я найду того, кто сумеет. Это ведь была ваша идея насчет стокилометровой границы. Теперь отвечайте за свое бахвальство.

Не стоило ему поступать так с Бозеллом в присутствии посторонних – особенно в моем присутствии. Знаю по собственному профессиональному опыту – в обеих ролях.

Вероятно, Гвен подала тетушке сигнал. Так или иначе, тетя Лилибет сказала Мао, что ей пора.

– Моя медсестричка станет ругаться, если я задержусь, а я не хочу, чтобы она сильно меня ругала. Мэйлин Успенская – знаешь ее, Джефферсон? Она знакома с твоей матушкой.

Те же двое полицейских выкатили тетушку через ряд кабинетов в общественный коридор – вернее, на площадь, поскольку городская администрация выходит фасадом на площадь Революции. Там тетушка попрощалась с нами, и полицейские покатили ее в сторону больницы имени Вайоминг Нотт, которая находится севернее и на два уровня ниже. Вряд ли они рассчитывали, что им придется это делать – я точно знаю, что Гвен завербовала этих двоих прямо в офисе председателя, – но тетушка предполагала, что они доставят ее в больницу, как оно и случилось.

– Нет, милая Гвен, тебе незачем идти с ними – эти любезные джентльмены знают, где больница.

(Перед дамой придерживают дверь, поскольку она ожидает, что перед ней придержат дверь. И Гвен, и тетя Лилибет отлично усвоили этот принцип.)

Напротив городской администрации висел большой транспарант:

Что, уже День независимости? Я посчитал в уме. Да, мы с Гвен поженились первого числа – значит, сегодня четвертое июля. Хороший знак!

На скамейке, окружавшей фонтан в центре площади Революции, нас ждала Ся.

Я предполагал, что Гвен придет, но появление Ся стало для меня сюрпризом. Беседуя с ней за завтраком, я попросил ее попытаться найти Гвен и передать ей, куда я пошел и зачем. «Ся, мне не нравится, когда копы вызывают меня на допрос, особенно в чужом городе, где я не разбираюсь в политической обстановке. Если меня, деликатно выражаясь, „задержат“, хочется, чтобы жена знала, где меня искать».

Я не давал советов Гвен на этот случай. Как я выяснил всего за три дня совместной жизни, никакие мои советы не могли сравниться с тем, что она придумывала сама, – выйти за Гвен оказалось весьма разумным поступком!

Я порадовался, что Ся ждет нас, но удивился при виде того, что она принесла.

– Кто-то снял номер для новобрачных? – спросил я. На скамейке рядом с Ся я увидел чемоданчик Гвен, пакет с париком, сахарный клен-бонсай и еще один пакет, незнакомый мне – но все объясняла обертка от «Сирс Монтгомери». – Могу поспорить, моя зубная щетка так и болтается в кабинке.

– И сколько бы ты поставил? – улыбнулась Ся. – Ты бы проиграл. Ричард, я буду скучать по вам обоим. Может, навещу вас в Луна-Сити.

– Обязательно! – сказала Гвен.

– Согласен, – ответил я, – если мы действительно переезжаем в Луна-Сити. Это правда?

– Прямо сейчас, – кивнула Гвен.

– Билл, ты об этом знал?

– Нет, сенатор. Но она велела мне бегом мчаться в «Сирс» и отдать мой скафандр. Так что я готов.

– Ричард, – серьезно сказала Гвен, – тебе небезопасно здесь оставаться.

– В точку, – сказал голос за моей спиной (и я в очередной раз убедился, что секретные вопросы не стоит обсуждать в общественных местах). – Чем скорее вы отсюда уберетесь, тем лучше. Привет, Ся. Ты общаешься с этими опасными субъектами?

– Привет, Чой-Му. Спасибо за прошлый раз.

Я удивленно моргнул:

– Капитан Марси! Очень рад. Хочу вас поблагодарить!

– Меня не за что благодарить, Капитан Полночь – или «сенатор»?

– Ну… на самом деле «доктор». Или «мистер». Но для тебя – просто Ричард. Ты спас мою шкуру.

– А я – Чой-Му, Ричард. Но я вовсе не спас твою шкуру. И пришел, чтобы сказать об этом. Тебе может показаться, будто ты выиграл, но это не так. Ты проиграл. Из-за тебя председатель потерял лицо – потеряли они оба. Теперь ты – ходячая бомба с часовым механизмом и в любой момент можешь стать жертвой несчастного случая. – Он нахмурился. – Мне это тоже не сулит ничего хорошего, ведь я присутствовал при том, как они потеряли лицо… после того, как совершил ошибку, «принеся дурные новости королю». Понимаешь?

– Боюсь, что да.

– Чой-Му, – спросила Ся, – Номер Первый вправду потерял лицо?

– Вправду, милая. И виной тому – тетушка Лилибет Вашингтон. Но ее он, конечно, не тронет. Гнев обрушится на капитана… на Ричарда. Я так думаю.

Ся встала.

– Гвен, идем прямо на станцию. Нельзя терять ни секунды! Ах, черт! Я так хотела, чтобы ты задержалась на пару дней.

Двадцать минут спустя мы уже были на станции «Южная», собираясь отправиться по баллистическому туннелю в Луна-Сити. Нам удалось забронировать места в ближайшей капсуле до Луна-Сити, и это определило нашу дальнейшую судьбу: Чой-Му и Ся поехали провожать нас, и пока мы добирались до станции на подземке, они убедили меня – точнее, Гвен, – что нам следует покинуть город на первом же транспортном средстве, куда бы оно ни направлялось. От станции тянулись также обычные (не баллистические) туннели до Платона, Тихо-Нижнего и Нового Ленинграда, – придя на шесть минут раньше, мы оказались бы в поселении Платон, и многое в итоге изменилось бы.

А может, ничего не изменилось бы? Есть ли вообще Судьба, придающая форму нашей жизни? (У Гвен весьма изящные формы. И у Ся, если подумать, тоже.)

Мы едва успели попрощаться перед тем, как заняли свои места и застегнули ремни. Ся поцеловала нас всех, и я порадовался, что Гвен не позволила Чой-Му уйти без поцелуя. Как настоящий лунарь, он долго колебался, желая удостовериться, что леди действительно этого хочет, а затем с энтузиазмом вернул поцелуй. На моих глазах Ся поцеловала Билла, и тот ответил тем же, нисколько не колеблясь. Я решил, что забота Пигмалиона-Гвен об этой малообещающей Галатее начинает приносить плоды, но Биллу надо усвоить манеры лунарей, иначе он может лишиться нескольких зубов.

Мы пристегнулись, люк капсулы закрылся, и Билл снова прижал горшок с маленьким кленом к животу. Кресла покачнулись, компенсируя ускорение – одно g: слишком высокая перегрузка для лунарей, заполнявших остальную часть капсулы. После двух минут и пятидесяти одной секунды разгона мы набрали орбитальную скорость.

Странно это – чувствовать невесомость, находясь в туннеле. Зато весело!

Я впервые путешествовал по баллистическому туннелю. Он был построен еще до революции, но в те времена (как я читал) доходил только до Эндсвилла. Закончили его позже, но этот принцип передвижения не стали применять в прочих подлунных транспортных системах. Как я слышал, это экономически выгодно только на длинных трассах с большим пассажиропотоком, когда есть возможность прорыть туннель «напрямую» на протяжении всего пути. «Напрямую» – значит «в точном соответствии с баллистической кривой для орбитальной скорости».

Это единственный подземный «космический корабль» в истории. Он работает наподобие индукционных катапульт, перебрасывающих груз на «Эль-четыре», «Эль-пять» и на Терру. Однако станции отправления и прибытия, а также вся трасса находятся под поверхностью – по большей части в нескольких метрах, но кое-где под горами труба проходит и в трех километрах от поверхности.

Две минуты и пятьдесят одна секунда разгона при одном g, двенадцать минут и двадцать семь секунд в свободном падении, две минуты и пятьдесят одна секунда торможения при одном g – средняя скорость равна пяти с лишним тысячам километров в час. Никакой «наземный» транспорт и близко не стоит. При этом ты путешествуешь с комфортом – три минуты как бы лежишь в гамаке на Терре, потом двенадцать с половиной минут находишься в невесомости и наконец проводишь еще три минуты в гамаке. Что может быть лучше?

Можно, конечно, увеличить скорость, разгоняясь с ускорением в несколько g, но ненамного. Если бы разгон мог быть мгновенным (убивая всех пассажиров!), и торможение таким же (шлеп!), средняя скорость возросла бы лишь до шести с небольшим тысяч километров в час, а время в пути сократилось всего на три минуты. И больше никак.

Это также минимальная продолжительность полета ракетного корабля между Конгом и Луна-Сити. На практике полет ракеты-прыгунка занимает около получаса – время зависит от высоты траектории.

Конечно, полчаса – не так уж много. Зачем нужен туннель под лунными морями и горами, если есть ракета?

Ракета – самое дорогое транспортное средство из всех изобретенных человеком. Как правило, половина усилий тратится на борьбу с гравитацией при взлете, а вторая половина – при посадке: никому не хочется разбиться о поверхность. Существование гигантских катапульт на Луне, Терре, Марсе и в космосе свидетельствует о расточительности ракетных двигателей.

Напротив, баллистический туннель – самое экономичное из всех придуманных человеком транспортных средств. Никакая масса не сгорает и не выбрасывается, а используемая для разгона энергия вновь накапливается при торможении.

Никакой магии. Электрическая катапульта – двигатель-генератор. Не важно, что она выглядит совсем иначе. В фазе ускорения она играет роль двигателя – электрическая энергия преобразуется в кинетическую. В фазе торможения она становится генератором – кинетическая энергия капсулы превращается в электрическую и сохраняется в шипстоуне. Затем та же самая энергия извлекается из шипстоуна, чтобы зашвырнуть капсулу обратно в Конг.

Дармовая закуска!

Не совсем. Остаются потери на гистерезис и прочие отклонения. Энтропия всегда растет – второй закон термодинамики не проведешь. Больше всего это напоминает рекуперативное торможение. Давным-давно было время, когда наземные машины ездили медленно и тормозили с помощью трения, грубо прикладывая силу. Потом какой-то умник сообразил, что вращающееся колесо можно остановить, обращаясь с ним как с генератором и заставляя платить за привилегию быть остановленным, – из него можно извлечь момент импульса и сохранить в «аккумуляторе» (раннем предшественнике шипстоунов).

Примерно то же самое происходит с капсулой из Конга – пересекая магнитные силовые линии на подлете к Луна-Сити, она генерирует чудовищную электродвижущую силу, которая останавливает капсулу и превращает кинетическую энергию в электрическую, сохраняемую затем в шипстоуне.

Но пассажиру обо всем этом знать не обязательно. Он просто полулежит в гамаке, наслаждаясь необычайно плавной поездкой.

Мы только что потратили три дня на то, чтобы проехать семьсот километров. Теперь мы преодолели полторы тысячи километров за восемнадцать минут.

Чтобы выйти из капсулы на станцию, пришлось проталкиваться сквозь толпу храмовников, ехавших в Конг и нетерпеливо ожидавших посадки. Я слышал, как кто-то из них сказал, что «они» (безликие «они», виноватые во всем) «могли бы пустить больше вагонов». Какой-то лунарь пытался объяснить, что этого сделать нельзя – в одном туннеле может находиться только одна капсула, либо в начале, либо в конце, либо посередине, в свободном полете. Но никак не две: это равносильно самоубийству.

Объяснение было встречено с откровенным недоверием. Похоже, гость никак не мог понять, что баллистический туннель является частной собственностью и никем не контролируется. Это стало ясно, когда лунарь наконец заявил:

– Если вам нужен другой туннель – пожалуйста! Стройте сами! У вас есть на это полное право, и никто вам не помешает. А если что-то не устраивает, возвращайтесь в Ливерпуль!

С его стороны это было не слишком вежливо – земляные черви всегда остаются земляными червями. Каждый год кто-нибудь из них гибнет, будучи не в силах понять, что Луна нисколько не похожа на Ливерпуль, или Денвер, или Буэнос-Айрес.

Мы прошли через шлюз, отделявший гермозону транспортной компании «Артемида» от городской гермозоны. У входа в туннель за шлюзом, висела табличка: «ПРОДАЖА КВИТАНЦИЙ НА ВОЗДУХ». Под ней сидел за столом мужчина, который по сравнению со мной был двойным инвалидом – его ноги заканчивались у коленей. Похоже, это ему не мешало – кроме воздуха, он продавал также журналы и конфеты, рекламировал экскурсии и демонстрировал вездесущее объявление: «ПРИНИМАЮ СТАВКИ».

Большинство людей проносились мимо него не останавливаясь. Билл собрался было поступить точно так же, но я его задержал.

– Эй, погоди, Билл!

– Сенатор, мне нужна вода, чтобы полить дерево.

– Все равно подожди. И перестань называть меня сенатором. Зови меня доктором. Доктор Ричард Эймс.

– Чего?

– Не важно, просто зови меня так, и все. Сейчас нам надо купить воздуха. Разве ты не покупал воздух в Конге?

Билл не покупал – он вошел в городскую гермозону, помогая тетушке, и никто не потребовал от него денег.

– Что ж, тебе надо было заплатить. Заметил, что Гретхен рассчиталась за всех нас в «Счастливом драконе»? А теперь мы заплатим здесь, но не за одну ночь, а за продолжительное время. Подожди здесь.

Я подошел к столу и обратился к продавцу:

– Здравствуйте. Вы продаете воздух?

Тот оторвался от кроссворда, который заполнял, и окинул меня взглядом.

– Для вас – бесплатно. Вы заплатили при покупке билета.

– Не совсем, – ответил я. – Я лунарь, приятель, и возвращаюсь домой. С женой и одним иждивенцем. Мне нужен воздух на троих.

– Хорошая попытка, но ничего не выйдет. Даже если вы сейчас купите квитанцию гражданина, на цены для граждан можете не рассчитывать – на вас посмотрят и сдерут как с туристов. Если хотите продлить визу, идите в мэрию. С вас возьмут плату за воздух, покрывающую все дополнительные дни. И хватит об этом, пока я не решил обвести вас вокруг пальца.

– Похоже, вас нелегко убедить, друг мой. – Я достал паспорт, взглянул на него, удостоверившись, что там стоит имя «Ричард Эймс», и протянул его торговцу. – Я отсутствовал несколько лет. Если из-за этого я выгляжу как землеройка, мне очень жаль. Но прошу обратить внимание на место моего рождения.

Взглянув на паспорт, торговец вернул его мне.

– Ладно, лунарь, вы меня одурачили. Говорите, вас трое? Надолго?

– У меня пока нет определенных планов. Каким будет самый короткий срок, если платить по цене для постоянных жителей?

– Девяносто дней. И пять процентов скидки, если купите сразу на пять лет… но при сегодняшней ставке в семь и одну – это приманка для лохов.

Я заплатил за девяносто дней для трех взрослых и спросил, что ему известно насчет жилья.

– Я надолго уезжал, так что остался без кубатуры и даже не знаю местного рынка – а на Дне ночевать не хочется, – пояснил я.

– Проснетесь без ботинок и с перерезанным горлом, а по вашему лицу будут бегать крысы. Гм… сложный вопрос, друг мой. Видите тех, в смешных красных шапках? Самый большой конвент в Луна-Сити за все время. И до Дня независимости в городе все забито. Но если вы не очень привередливы…

– Нисколько.

– После выходных найдете кое-что получше, а пока есть одно заведение на шестом уровне – отель «Раффлз», напротив…

– Я знаю, где это. Попробую сунуться туда.

– Лучше сперва им позвоните и скажите, что вас прислал я – ребе Эзра бен Давид. Кстати… вы не тот Ричард Эймс, которого разыскивают за убийство?

– Ничего себе!

– Что, удивлены? Чистая правда, друг мой. У меня где-то есть экземпляр сообщения. – Он порылся среди журналов, карандашных записок и шахматных задач. – Вот оно. Вас разыскивают на станции «Золотое правило», – похоже, вы пришили важную шишку. По крайней мере, так тут говорится.

– Интересно. Здесь я тоже объявлен в розыск?

– В Луне? Вряд ли. Да и с чего бы? Все по-прежнему: никаких дипломатических отношений с «Золотым правилом», пока они не станут соблюдать положения Конвенции в Осло, а для этого нужно уважать основные права и свободы. Что крайне маловероятно.

– Пожалуй, да.

– И все же… если вам потребуется помощь адвоката, заходите ко мне – этим я тоже занимаюсь. Я тут бываю каждый день после полудня, а в случае чего, зайдите в кошерный рыбный магазин Сеймура напротив библиотеки Карнеги и назовите свою фамилию. Сеймур – это мой сын.

– Спасибо, запомню. Кстати, кого я будто бы убил?

– А вы что, не знаете?

– Откуда мне знать, если я никого не убивал?

– В вашем утверждении есть логические несообразности, но я не хочу их рассматривать. Говорится, что жертву звали Энрико Шульц. Вспоминаете что-нибудь?

– Энрико Шульц? Думаю, я никогда не слышал этого имени. Мне он не знаком. Жертвы убийств гибнут большей частью от рук близких друзей или родственников, а не посторонних. В данном случае – не от моих рук.

– Действительно странно. Тем не менее владельцы «Золотого правила» объявили немалую награду за вашу смерть. Или, если быть точным, за доставку вас живым или мертвым. При этом не упоминая, что «живым» будет предпочтительнее – достаточно тела, друг мой, теплого или остывшего. Надо ли говорить о том, что если бы я был вашим адвокатом, то не воспользовался бы этой возможностью по этическим соображениям?

– Ребе, вы не сделали бы этого в любом случае – в вас слишком много от старого лунаря. Вы попросту уговариваете меня заказать ваши услуги. Гм… беру три дня на раздумье.

– Хорошо, пусть будет три дня. Хотите печать на кожу или хватит обычных квитанций?

– Поскольку я больше не выгляжу как лунарь, лучше и то и другое.

– Превосходно. Крону-другую на удачу?

Преподобный Эзра проштамповал на наших предплечьях дату истечения лицензии – через три месяца, – используя водостойкую тушь, видимую только в ультрафиолетовых лучах. Затем он показал с помощью контрольной лампы, что мы помечены и три месяца можем законно дышать внутри городской гермозоны Луна-Сити, а также пользоваться сопутствующими привилегиями – например, правом прохода через общественные помещения. Я предложил ему три кроны сверх официальной платы; он взял две.

Я поблагодарил его, пожелав хорошего дня, и мы двинулись дальше по туннелю, кое-как таща свой багаж. Через пятьдесят метров туннель упирался в главный коридор. Я попытался решить, куда идти, налево или направо, когда послышались свист и мелодичное сопрано:

– Погодите! Не так быстро. Сперва досмотр.

Я остановился и повернулся. Весь вид женщины говорил о том, что она государственный служащий – и не спрашивайте меня, как я это понял. Побывав на трех планетах, нескольких планетоидах и множестве орбитальных станций, я знал, что после нескольких лет ожидания пенсии все государственные служащие выглядят именно так. Форма не была ни полицейской, ни военной.

– Только что из Конга?

Я кивнул.

– Вы путешествуете вместе? Выложите все на стол. Откройте все. Есть фрукты, овощи, еда?

– Что это все значит? – спросил я.

– У меня есть батончик «Херши», – сказала Гвен. – Хотите кусочек?

– Думаю, можно квалифицировать это как подкуп. Конечно, почему бы и нет?

– Разумеется, я пытаюсь вас подкупить. У меня в сумочке сидит маленький аллигатор. Это не фрукт и не овощ, хотя, думаю, есть его можно. Так или иначе, его провоз явно нарушает ваши занудные правила.

– Погодите, мне нужно свериться со списками. – Инспекторша полистала огромный том распечаток с терминала. – «Аллигатор», сорт груш… аллигаторы, выделанные и необработанные шкуры… аллигаторы, чучела… у вас там чучело?

– Он чувствует себя набитым чучелом, только когда обожрется. Слишком уж жадный.

– Дорогая, вы хотите сказать, что у вас в сумочке живой аллигатор?

– Можете сунуть туда руку, на свой страх и риск. Это специально обученный сторожевой аллигатор. Пересчитайте пальцы, а когда вынете руку, пересчитайте еще раз.

– Да вы шутите.

– Что будете ставить? И сколько? Но помните, я вас предупредила.

– Какой вздор! – Инспекторша полезла в сумочку, но тотчас же взвизгнула и выдернула руку. – Он меня укусил!

Вслед за этим она сунула пальцы в рот.

– Для этого он там и сидит, – сказала Гвен. – Я предупреждала. Вы ранены? Дайте взглянуть.

Женщины осмотрели руку и пришли к выводу, что весь понесенный ущерб ограничивается красными отметинами.

– Неплохо, – кивнула Гвен. – Я учу его вцепляться крепко, не повреждая при этом кожу. И никогда, никогда не откусывать пальцы. Он пока учится, он еще маленький. Но странно, что вы так легко выдернули руку. Альфред должен вцепиться в злоумышленника бульдожьей хваткой, пока не прибегу я, получив по радио сигнал тревоги.

– Ничего не знаю о бульдогах, но он пытался оттяпать мне палец.

– Наверняка нет! Вы когда-нибудь видели собаку?

– Только разделанные тушки на мясном рынке. Нет, неправда – видела одну в зоопарке Тихо, еще в детстве. Большая, жуткая уродина. Я тогда испугалась.

– Не все собаки – большие и уродливые. Бульдоги уродливы, но не слишком велики по размерам. Что они умеют, так это кусать и вцепляться в тело. Именно этому я учу Короля Альфреда.

– Достаньте его и покажите мне.

– Ни за что! Это сторожевой зверь. Не хочу, чтобы другие гладили его и сюсюкали с ним. Мне нужно, чтобы он кусался. Если хотите его увидеть, суньте руку и достаньте сами. Может, на этот раз он вцепится по-настоящему. По крайней мере, я надеюсь.

На этом попытки устроить нам досмотр закончились. Адель Зюссбаум, ненужная государственная служащая первого класса, согласилась, что Древо-сан не verboten, полюбовалась им и поинтересовалась насчет его цветов. Когда они с Гвен начали обмениваться рецептами, я сказал, что досмотр со стороны городской санитарной инспекции завершен и нам нужно идти дальше.

Мы пересекли наискосок Внешнее кольцо. Почувствовав запах Бульвара, я сориентировался, и мы спустились на один уровень. Пройдя через Старый Купол, мы направились по туннелю, где, как я помнил, находился отель «Раффлз».

По пути Билл поведал кое-что о своих политических взглядах.

– Сенатор…

– Не сенатор, Билл. Доктор.

– Доктор. Да, сэр. Доктор, мне кажется, с нами поступили несправедливо.

– Конечно. Так называемый досмотр лишен всякого смысла. Дорогой и бесполезный нарост, который с годами образуется на всех правительствах вроде ракушек на океанском корабле.

– Нет, я не о том. С этим все в порядке: для города – защита, для той женщины – честный заработок.

– Вычеркни слово «честный».

– Гм? Я о плате за воздух. Это несправедливо. Воздух должен быть бесплатным.

– С чего ты взял, Билл? Здесь не Новый Орлеан, а Луна. Тут нет атмосферы. Если не покупать воздух, как дышать?

– Но я как раз об этом! Каждый имеет право на воздух для дыхания. Власти должны снабжать им людей.

– Власти города действительно снабжают им каждого внутри гермозоны. Именно за это мы только что заплатили. – Я помахал у него перед носом. – За воздух.

– Так я об этом и говорю! Никто не должен платить за то, чтобы дышать. Это естественное право каждого, и власти должны снабжать всех воздухом бесплатно.

– Подожди, дорогая, – обратился я к Гвен. – Нужно кое-что уладить. Возможно, нам придется ликвидировать Билла ради его же счастья. Давай остановимся и разберемся. Билл, я заплатил за твой воздух, потому что у тебя нет денег. Так?

Билл медлил с ответом.

– Я дала ему на карманные расходы, – тихо сказала Гвен. – Ты против?

Я задумчиво посмотрел на нее.

– Пожалуй, стоило мне об этом сказать. Любовь моя, если я несу ответственность за наше Семейство, то должен знать обо всем, что в нем происходит. – Я повернулся к Биллу. – Когда я платил за твой воздух, почему ты не предложил оплатить свою долю из своего кармана?

– Но эти деньги мне дала она, а не вы.

– И что? Верни их ей.

Билл удивленно посмотрел на нас.

– Ричард, без этого никак не обойтись? – спросила Гвен.

– Думаю, нет.

– Но я так не думаю.

Билл молча наблюдал за нами. Повернувшись к нему спиной, я прошептал – тихо, чтобы слышала только Гвен:

– Гвен, мне нужна твоя поддержка.

– Ричард, ты создаешь проблему на пустом месте!

– Мне так не кажется, дорогая. Напротив, это важнейший вопрос, и мне нужна твоя помощь. Поддержи меня. Иначе…

– Иначе что, дорогой?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Решай. Поддержишь меня?

– Ричард, это просто смешно! Почему я должна тебе угождать?

– Гвен, я прошу тебя о поддержке. – Я сделал долгую паузу и вздохнул. – Или шагай отсюда и не оглядывайся.

Голова ее дернулась, словно от пощечины, затем она взяла свой чемодан и зашагала прочь.

У Билла отвалилась челюсть, и он поспешил вслед за Гвен, по-прежнему держа в руках Древо-сан.