– Ты меня удивила, милая, – сказал я, пока мы мылись. – Не знал, что ты умеешь водить луноход.

– А ты удивил меня куда больше, когда выяснилось, что твоя трость умеет стрелять.

– Ах да, кстати… тебе не сложно меня прикрыть?

– Конечно нет, Ричард, но как?

– Эта хитроумная трость перестанет быть защитой, если другие поймут, что там внутри. Но если все выстрелы припишут тебе, никто ничего не узнает.

– Не понимаю, – задумчиво ответила Гвен. – Все в лунобусе видели, что ты из нее стрелял.

– В самом деле? Все случилось в вакууме – в мертвой тишине. Выстрелов никто не слышал. Кто видел, как я стрелял? Тетушка? Ее ранили прежде, чем я вступил в бой, – всего за несколько секунд до этого, но речь именно о секундах до. Билл? Он был занят тетушкой. Екатерина и ее дети? Вряд ли дети хоть что-то поняли из того, что увидели, а их мать испытала самое страшное потрясение, которое может испытать мать, и не может считаться надежной свидетельницей. Леди Диана и ее супруги? Один из них мертв, другой был настолько не в себе, что принял меня за бандита, а сама леди Ди настолько эгоистична, что вообще не понимала, что происходит: для нее все это какие-то ненужные глупости, помешавшие ее священным капризам. Повернись, я потру тебе спину. – Гвен повернулась, и я продолжил: – Сделаем лучше: это я прикрою тебя, а не наоборот.

– Как именно?

– Моя трость и твой маленький «мияко» используют патроны одного калибра. Соответственно, стреляли только из «мияко», и делал это я, а не ты. Моя трость – просто трость. А ты – моя милая, невинная жена, которая никогда не опустится до того, чтобы стрелять по незнакомцам. Устроит?

Гвен долго не отвечала, и мне даже показалось, будто я ее чем-то оскорбил.

– Ричард, возможно, никто из нас ни в кого не стрелял.

– То есть? Я заинтригован. Расскажи, в чем дело.

– Я так же неохотно признаюсь в том, что ношу оружие, как ты – в том, что твоя трость обладает потаенными талантами. Кое-где скрытое ношение оружия совсем не приветствуется… но пистолет, спрятанный в сумочке или под одеждой, не раз спасал мне жизнь, и я намерена всегда носить его с собой. Ричард, ты считаешь, что о твоей трости никто не узнал, но по этим же причинам никто не должен был узнать о «мияко». Ты крупнее меня, а я сидела у окна. Когда мы присели, никто не мог толком разглядеть меня – твою спину нельзя назвать прозрачной.

– Гм… может быть. А как насчет трупов и застрявших в них пуль? Длиной в шесть с половиной миллиметров, если быть точным?

– Их застрелили мясники с того большого колеса.

– Они жгли лазером, а не стреляли.

– Ричард! Ричард! Ты точно знаешь, что у них было только лучевое и никакого огнестрельного оружия? Я вот не знаю.

– Опять – гм… Милая, тебе стоило бы пойти в дипломаты.

– Я и есть дипломат. Дай мыло, пожалуйста. Ричард, не будем ничего говорить. Мы – всего лишь пассажиры, невинные свидетели, к тому же туповатые. Нас не касается то, как погибли аграрии-реформаторы. Мой папаша учил меня не раскрывать карты и никогда ни в чем не признаваться. Вот удобный случай применить его советы.

– Мой учил меня тому же самому. Гвен, почему ты не вышла за меня раньше?

– Нужно было время, чтобы слегка размягчить тебя, дорогой. Или наоборот. Готов идти под душ?

Вытирая ее, я вспомнил, что на мой вопрос она так и не ответила.

– Женушка моя, где же ты научилась водить луноход?

– Как это где? В Море Спокойствия.

– Гм?

– Я научилась, наблюдая за Гретхен и тетушкой. Сегодня я вела его впервые в жизни.

– Что же ты сразу не сказала?

Она начала растирать меня полотенцем:

– Любимый, ты бы стал понапрасну волноваться. Каждый раз, выходя замуж, я брала за правило не говорить мужу того, что встревожит его, когда можно ничего не говорить. – Она ангельски улыбнулась. – Так лучше. Мужчины часто беспокоятся попусту в отличие от женщин.

Из глубокого сна меня вырвал громкий стук.

– Открывайте!

Я не нашел веских причин, чтобы ответить, поэтому не стал отвечать – лишь широко зевнул, проследив, чтобы душа не сбежала через рот, и протянул руку вправо. Сон как рукой сняло – Гвен рядом не оказалось.

Вскочив с постели так быстро, что закружилась голова, я едва не упал и тряхнул головой, чтобы прочистить мозги, потом попрыгал на одной ноге в кабинку. Гвен не было и там. Стук не прекращался.

Не стоит пить шампанское в постели, а потом сразу отходить ко сну – мне пришлось слить почти литр отработанной жидкости, прежде чем я смог облегченно вздохнуть и подумать о других проблемах. Стук не прекращался, снова послышались крики.

Из протеза торчала записка от моей любимой. Умненькая девочка! Она могла бы прикрепить записку к зубной щетке, но так вышло даже лучше. Текст гласил:

Стук продолжался. Я надел свою ногу, отметив про себя, что наших скафандров нет там, где я видел их в последний раз, – на полу, разложенными в романтической позе: шутка моей бесстыдницы-жены. Надев единственную одежду, которая имелась у меня, я полил маленький клен, обнаружив, что земля впитала не так уж много воды. Видимо, его полила Гвен.

– Открывайте!

– Пошел к черту, – вежливо ответил я.

Вскоре стук сменился царапаньем, и я встал рядом с дверью, чуть в стороне. Дверь была не раздвижной, а более традиционной, на петлях.

Наконец она распахнулась, и ворвался мой горластый посетитель. Протянув руку, я отшвырнул его на другой конец комнаты. При силе тяжести в одну шестую g требуется осторожность – нужно упереться во что-нибудь ногой, иначе потеряешь опору и ничего не выйдет.

Отскочив от дальней стены, незваный гость приземлился на кровать.

– Убери свои грязные ноги с моей постели! – рявкнул я.

Он слез с кровати и встал.

– А теперь объясни, зачем ты вломился в мою спальню, – гневно продолжал я, – и побыстрее, пока я не оторвал тебе руку и не поколотил тебя по башке этой самой рукой. Кто ты такой, чтобы будить гражданина, включившего табло «Не беспокоить»? Отвечай!

Я видел, кто он такой: какой-то городской клоун, напяливший полицейскую форму. Заносчивый, полный негодования ответ вполне соответствовал его внешности:

– Почему вы не открыли по моему приказу?

– С чего бы? Ты что, оплатил этот номер?

– Нет, но…

– Ты сам ответил. Убирайся!

– А теперь слушай. Я офицер службы безопасности суверенного города Гонконг-Лунный. Вам надлежит немедленно явиться к председателю городского совета, чтобы предоставить информацию, необходимую для обеспечения порядка и безопасности в городе.

– Вот так прямо надлежит? Покажи ордер.

– Ордер не требуется. Я в форме и на службе, и вы должны оказывать мне всяческое содействие. Постановление городских властей номер двести семнадцать дробь восемьдесят два, страница сорок один.

– У тебя есть ордер на то, чтобы взламывать дверь моей личной спальни? Только не пытайся заявлять, будто для этого он тоже не требуется. Я подам на тебя в суд и сдеру с тебя все до последней кроны, и твой обезьяний костюмчик в придачу.

Желваки на его скулах дрогнули, но в ответ он лишь сказал:

– Пойдете добровольно или мне тащить вас силой?

– Два раунда из трех? – улыбнулся я. – Первый я выиграл. Продолжим? – Внезапно я понял, что мы не одни. – Доброе утро, Ся. Знаешь этого клоуна?

– Мистер Ричард, мне очень жаль, что так получилось. Мой дневной администратор пытался его остановить, но тот его не слушал. И я поспешила сюда.

Я заметил, что она босиком и без макияжа, – видимо, ее разбудили, как и меня.

– Ты ни в чем не виновата, дорогая, – мягко сказал я. – У него нет ордера. Вышвырнуть его отсюда?

– Ну… – Она в замешательстве потупилась.

– Понимаю. Кажется, понимаю. Владельцы гостиниц испокон веков вынуждены мириться с полицией. А полицейские испокон веков были ворами в душе, с хулиганскими манерами. Ладно, в знак любезности к тебе сохраню ему жизнь. – Я снова повернулся к копу. – Парень, можешь мчаться со всех ног к своему боссу и сообщить ему, что я скоро появлюсь – после того как выпью не меньше двух чашек кофе. Если он желает видеть меня раньше, пусть присылает вооруженную команду. Ся, хочешь кофе? Посмотрим, есть ли у Сина кофе и датские булочки или что-нибудь в этом роде.

В то же мгновение наш Джо-штурмовик вынудил меня забрать у него пистолет. В меня могут стрелять – что и случалось много раз, – но только не те, кто считает, будто, целясь в меня, увеличивает свои шансы.

Пистолет меня не заинтересовал – хлам вроде того, что разыгрывают в лотереях на разных вечеринках. Я разрядил его, убедился, что патроны не подходят мне по калибру, бросил их в мусоропровод и вернул оружие владельцу.

Увидев, что стало с его боеприпасами, он начал орать как резаный, но я терпеливо объяснил, что с его пистолетиком все в порядке и он может им пользоваться не хуже, чем раньше, а вот если бы я оставил ему патроны, он мог бы случайно пораниться. Он продолжал вопить, поэтому я велел ему идти к своему боссу и вопить там, после чего повернулся к нему спиной. Наверняка он остался недоволен – впрочем, как и я.

Сорок минут спустя я чувствовал себя уже лучше, хотя глаза еще слипались. После приятной беседы с Ся за кофе и пончиками с повидлом я явился в кабинет достопочтенного Джефферсона Мао, председателя Совета избранных суверенного города Гонконг-Лунный – по крайней мере, так было написано на двери. Мне стало интересно, что думает Конгресс Свободной Луны по поводу слова «суверенный»; правда, меня это не касалось.

– Ваше имя? – спросила рыжеволосая женщина с раскосыми глазами (довольно интересное сочетание генов).

– Ричард Джонсон. Председатель хотел меня видеть.

Она бросила взгляд на монитор:

– Вы опоздали к назначенному времени, так что придется подождать. Можете присесть.

– Не могу. Я же сказал, что председатель хочет меня видеть. Я не говорил, что хочу видеть председателя. Поэтому нажмите кнопочку и сообщите ему, что я здесь.

– В ближайшие два часа он не сможет вас принять.

– Скажите ему, что я здесь. Если он не захочет меня видеть, я вас покину.

– Хорошо, приходите через два часа.

– Вы меня не поняли. Я вообще вас покину. Покину Конг и больше не вернусь.

Вообще-то, я блефовал, но, еще не договорив до конца, понял, что это вовсе не блеф. Изначально я собирался остаться в Конге на какое-то время. Но вдруг мне стало ясно: я ни за что не останусь в городе, где цивилизация пришла в невероятный упадок и коп может вломиться в спальню гражданина лишь потому, что того вызвал чиновник. Нет уж! У рядового в приличном, хорошо организованном и дисциплинированном подразделении больше свободы и личной жизни, чем у местных жителей. Гонконг-Лунный, воспетая поэтами и прозаиками колыбель лунной свободы, стал неподходящим местом для жизни.

Повернувшись, я направился к двери, но женщина крикнула мне вслед:

– Мистер Джонсон!

Я остановился в дверях:

– Да?

– Вернитесь!

– Зачем?

Судя по выражению ее лица, ответ доставил ей немалые мучения.

– Председатель сейчас примет вас.

– Прекрасно.

Когда я подошел к внутренней двери, та отъехала в сторону… но я оказался вовсе не в кабинете председателя. Пришлось преодолеть еще три двери, каждую из которых охранял его верный пес – и я узнал о нынешних властях Гонконга-Лунного больше, чем хотел.

Охранник, стоявший у последней двери, объявил о моем прибытии и проводил меня в кабинет. Мистер Мао едва взглянул на меня:

– Садитесь.

Я сел, прислонив трость к колену. Градоначальник перекладывал бумаги, не обращая на меня ни малейшего внимания. Через пять минут я встал и не спеша направился к двери, опираясь на трость. Мао поднял взгляд:

– Мистер Джонсон! Куда вы?

– Я ухожу.

– Вот как? Вы не желаете проявить лояльность?

– Я желаю заняться своими делами.

Он продолжал бесстрастно смотреть на меня:

– Если вы настаиваете, могу процитировать постановление, согласно которому вы должны оказывать мне содействие по первому требованию.

– Вы ссылаетесь на постановление городского совета номер двести семнадцать дробь восемьдесят два?

– Вижу, оно вам знакомо. Значит, вы не можете оправдывать свое поведение незнанием законов.

– Я не знаком с этим постановлением, знаю только его номер. Мне процитировал его клоун, который вломился в мою спальню. В постановлении говорится о праве вламываться в спальню?

– Ах да, воспрепятствование исполнению офицером службы безопасности его служебных обязанностей мы обсудим позже. Процитированное вами постановление – краеугольный камень нашей свободы. Граждане, постоянные жители и даже гости могут делать что угодно, и единственный их гражданский долг – содействовать избранным, назначенным и делегированным официальным лицам во время исполнения ими служебных обязанностей.

– А кто решает, когда, как и в каком объеме нужно содействовать?

– Разумеется, соответствующее официальное лицо.

– Я так и думал. Еще что-нибудь от меня хотите?

С этими словами я приблизился к двери.

– Сядьте. Да, хочу. И требую вашего содействия. Мне жаль, что приходится так поступать, но на вежливые просьбы вы, похоже, не реагируете.

– Какие просьбы? Это когда вы выломали мою дверь?

– Вы меня утомляете. Сядьте и заткнитесь. Я намерен вас допросить… как только прибудут двое свидетелей.

Я сел и заткнулся. Похоже, теперь я понял суть нового режима: абсолютная свобода… вот только любой чиновник, от ловца бродячих собак до верховного правителя, мог в любое время отдать любой приказ любому гражданину.

«Свобода», описанная Оруэллом и Кафкой, «свобода» в понимании Сталина и Гитлера, «свобода» расхаживать по клетке взад-вперед. Я гадал, будут ли при допросе применяться механические и электрические устройства или наркотики, и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Во время службы, когда я не раз рисковал попасть в плен, обладая секретной информацией, у меня всегда имелся с собой «прощальный друг» – яд в зубе или что-нибудь в этом роде. Сейчас у меня такой защиты не было.

Мне было страшно.

Вскоре явились два человека. Мао ответил на их приветствия и показал на стулья. Сразу же после них вошел третий.

– Дядя Джефф, я…

– Заткнись и сядь!

Это был тот самый придурок, из чьего пистолета я вытряхнул патроны. Он заткнулся и сел. Я посмотрел на него, и он тут же отвел взгляд.

Мао отложил бумаги в сторону.

– Спасибо, что пришли, майор Бозелл. И вам спасибо, капитан Марси. Майор, у вас возникли вопросы к некоему Ричарду Джонсону. Он сидит перед вами. Спрашивайте.

Низкорослый Бозелл отличался военной выправкой, коротко подстриженными рыжеватыми волосами и грубыми манерами.

– Ха! Давайте сразу к делу! Зачем вы послали меня на охоту за призраками?

– Какими еще призраками?

– Ха! Будете отрицать, что наплели мне небылицы про нападение бандитов? В краях, где никаких бандитов отродясь не бывало? Вы отрицаете, что вынудили меня послать туда спасательную команду? Зная, что я ничего не найду? Отвечайте!

– Кстати, никто не скажет, как дела у тетушки Лилибет? – спросил я. – Поскольку мне велели прийти сюда, у меня не было времени, чтобы добраться до больницы.

– Ха! Не уходите от темы! Отвечайте!

– Я придерживаюсь темы, – спокойно возразил я. – Во время нападения, о котором я наплел небылицы, ранили пожилую даму. Она жива? Кто-нибудь знает?

Бозелл собрался было ответить, но его прервал Мао:

– Жива. Или была жива час назад. Джонсон, молитесь, чтобы она выжила. У меня есть показания, – он постучал по терминалу, – гражданки, в правдивости чьих слов не может быть сомнений: это один из наших главных акционеров, леди Диана Керр-Шепли. Она утверждает, что вы стреляли в госпожу Лилибет Вашингтон…

– Что?!

– …когда устроили террор на борту судна, в результате которого ваши действия привели к смерти от кислородного голодания ее мужа, достопочтенного Освальда Проганта. Более того, вы сломали запястье ее мужу, достопочтенному Брокману Хоггу, и подвергли саму леди Диану запугиваниям и неоднократным оскорблениям.

– Гм… она не говорила, кто убил ребенка О’Тулов? И что насчет стрелка? Кто убил его?

– Она утверждает, что там царила суматоха, поэтому она многого не видела. Но вы вышли наружу, пока лунобус стоял неподвижно, и взобрались на орудийную башенку. Тогда вы, скорее всего, и прикончили несчастного парня.

– Насчет парня – это ваши слова или ее?

– Мои. Вполне логичное умозаключение. Леди Диана старалась не давать показаний о том, чего не видела собственными глазами, включая луноход-призрак, полный бандитов. Его она не видела.

– Собственно, все ясно, мистер председатель, – добавил Бозелл. – Этот разбойник расстрелял лунобус, убив троих и ранив еще двоих… и сочинил небылицу про бандитов, чтобы скрыть свои преступления. В тех краях нет бандитов, и все это знают.

– Одну минуту, председатель! – Я попытался вернуть их к реальности. – Здесь присутствует капитан Марси. Как я понимаю, у него есть фотография бандитского лунохода?

– Вопросы здесь задаю я, мистер Джонсон.

– А все-таки есть или нет?

– Хватит, Джонсон! Ведите себя прилично, или придется надеть на вас наручники.

– Что неприличного я делаю?

– Вы мешаете расследованию, упоминая о несущественных деталях. Ждите, когда вас спросят. Затем отвечайте на вопрос.

– Да, сэр. Какой вопрос?

– Я же велел вам молчать!

Я замолчал – как и все остальные.

Наконец Мао постучал пальцами по столу.

– Майор, у вас есть еще вопросы?

– Ха! Он так и не ответил на мой первый вопрос. Увильнул.

– Джонсон, отвечайте на вопрос, – сказал председатель.

Я состроил глупую мину – то, что мне удается лучше всего.

– Какой вопрос?

Мао и Бозелл заговорили разом; Бозелл тут же примолк, а Мао продолжил:

– Давайте подведем итог. Зачем вы сделали то, что сделали?

– Что я сделал?

– Я же сказал вам, что именно!

– Ничего из этого я не делал. Мистер председатель, я не понимаю, при чем здесь вы. Вас там не было. Лунобус не из вашего города. Я тоже не из вашего города. Что бы ни случилось, оно случилось за пределами вашего города. Какое вы имеете к этому отношение?

Мао с довольным видом откинулся в кресле.

– Ха! – бросил Бозелл. – Сказать ему, мистер председатель? Или вы сами скажете?

– Я скажу. И с превеликим удовольствием. Джонсон, меньше года назад Совет нашего суверенного города принял крайне разумное решение, расширив его юрисдикцию на поверхность и недра в радиусе ста километров от муниципальной гермозоны.

– И объявил Добровольческие силы охраны порядка официальным подразделением правительства, – радостно добавил Бозелл, – в задачу которого входит поддержание порядка в пределах стокилометровой границы! Тебе конец, убийца!

Мао не обратил на него внимания.

– Как видите, Джонсон, вы, верно, полагали, будто у нас тут анархистская вольница и нет писаных законов, но ошибались. И понесете наказание за свои преступления.

(Интересно, как скоро кто-нибудь попытается таким же образом захватить власть в Поясе астероидов?)

– Мои преступления… они произошли меньше чем в ста километрах от Гонконга-Лунного? Или больше?

– Гм? Меньше. Намного меньше. Конечно же.

– А кто измерял?

Мао посмотрел на Бозелла:

– Сколько там было?

– Километров восемьдесят. Может, чуть ближе.

– Так что же произошло чуть ближе? – спросил я. – Майор, вы говорите о нападении бандитов на лунобус? Или о том, что случилось внутри лунобуса?

– Не приписывайте мне слов, которых я не говорил! Марси, скажите ему!

Лицо Бозелла внезапно приобрело озадаченное выражение. Он хотел что-то добавить, но промолчал. Я тоже не раскрывал рта.

– Ну, капитан Марси? – наконец спросил Мао.

– Чего вы от меня хотите, сэр? Когда начальник порта посылал меня сюда, он велел мне оказывать полное содействие… но не сообщать никакой информации по собственной инициативе.

– Я хочу знать все, что имеет отношение к случившемуся. Это вы назвали Бозеллу цифру в восемьдесят километров?

– Да, сэр. Семьдесят восемь.

– Как вы получили эту цифру?

– Измерил на мониторе на своей консоли. Обычно мы не печатаем спутниковые снимки, просто выводим их на дисплей. Этот человек… вы говорите, что его фамилия Джонсон, но я знал его как Полночь – если это одна и та же личность. Он связался со мной прошлой ночью в час двадцать семь, заявив, что находится в лунобусе, который едет из «Счастливого дракона», что лунобус атаковали бандиты…

– Ха!

– …и что атака была отражена, но водитель, тетушка Лилибет – госпожа Вашингтон – ранена, а стрелок…

– Все это нам известно, капитан. Расскажите о снимке.

– Да, председатель. Исходя из сказанного Полночью, я навел на цель спутниковую камеру и сфотографировал луноход.

– И вы определили, что лунобус находится в семидесяти восьми километрах от города?

– Нет, сэр, не лунобус. Другой луноход.

Наступила тишина, которую иногда называют «напряженной».

– Но это же полная чушь! Не было никакого…

– Минуту, Бозелл. Марси, вас сбила с толку ложь Джонсона. Вы наверняка видели лунобус.

– Нет, сэр. Лунобус я действительно видел, он появился у меня на мониторе. Но я сразу же заметил, что он движется, переместил камеру километров на десять назад, вдоль его следов… и там оказался второй лунобус, как и говорил Полночь.

Бозелл едва не разрыдался:

– Но… я говорю вам, что ничего не было! Мы с парнями обшарили все окрестности. Ничего! Марси, вы с ума сошли!

Не знаю, как долго еще Бозелл желал бы исчезновения лунохода, которого он не сумел найти, но его прервали – вошла Гвен. Душа моя тут же вернулась на место: теперь все будет как надо!

(Душа моя ушла в пятки в тот самый момент, когда я увидел тройную линию обороны на пути к кабинету Мао. Защита от наемных убийц? Не знаю. Меня беспокоило лишь одно – Гвен могут не пропустить. Надо было больше доверять моей маленькой великанше.)

Улыбнувшись, она послала мне воздушный поцелуй, затем повернулась и придержала дверь.

– Сюда, джентльмены!

Двое персональных полицейских Мао вкатили инвалидное кресло, в котором, откинувшись на спинку, полулежала тетушка. Оглядевшись, она улыбнулась мне и обратилась к председателю:

– Привет, Джефферсон. Как твоя матушка?

– С ней все хорошо, спасибо, госпожа Вашингтон. Но вы…

– Что еще за «госпожа Вашингтон»? Мальчик мой, я тебе пеленки меняла. Зови меня тетей, как всегда. Мне сказали, что ты собираешься дать медаль сенатору Ричарду, который спас меня от бандитов. Когда я об этом узнала, то подумала: «Джефферсон не слыхал о двоих других, которые заслуживают медалей не меньше, чем сенатор Ричард». Прошу прощения, сенатор.

– Вы совершенно правы, тетушка, – сказал я.

– Поэтому я привела их сюда. Гвен, милая, поздоровайся с Джефферсоном. Он мэр этой гермозоны. Джефферсон, Гвен – жена сенатора Ричарда. А Билл… где Билл? Билл! Иди сюда, сынок! Не тушуйся. Джефферсон, хотя сенатор Ричард действительно прикончил двоих злодеев голыми руками…

– Вовсе не голыми, тетушка, – возразила Гвен. – У него была трость.

– Помолчи, милая. Голыми руками и тростью. Но не будь рядом Билла, который действовал быстро и умело, я бы сейчас разговаривала не с вами, а с Иисусом. Но наш дорогой Господь решил, что мое время еще не пришло: Билл наложил заплатки на мой скафандр и спас меня, чтобы я могла и дальше служить Иисусу. – Тетушка взяла Билла за руку. – Джефферсон, это Билл. Проследи, чтобы он тоже получил медаль. И Гвен… иди сюда, Гвен. Эта девочка спасла жизнь всем нам.

Не знаю точно, сколько лет моей жене, но она определенно не «девочка». Однако это было наименьшим искажением фактов из всех, которые последовали за этим. Тетушка наговорила кучу вранья, и это еще мягко сказано. Гвен с ангельским видом кивала и поддакивала.

Дело было даже не столько в том, что факты не соответствовали действительности, но в том, что тетушка рассказывала о событиях, которые не могла наблюдать. Судя по всему, Гвен тщательно подготовила ее.

На нас напали две шайки бандитов, но они передрались между собой, что нас и спасло: в братоубийственной схватке погибли все, кроме двоих. Именно их я убил, действуя голыми руками и тростью против лазерных ружей. Восхищаюсь собственным героизмом.

Я точно знаю, что, когда совершались эти подвиги, тетушка по большей части была без сознания и лежала на спине: если она что-то видела, то лишь потолок лунобуса. Однако, похоже, она верила в то, что говорила. Вот тебе и свидетельства очевидцев.

(Нет, я вовсе не жалуюсь!)

Затем тетушка рассказала, как Гвен вела машину. Я сам не заметил, как задрал штанину, обнажив протез. Раньше я никогда такого не делал, но на этот раз решил продемонстрировать, почему не мог пользоваться им, находясь в стандартном скафандре, а значит не мог управлять луноходом.

Когда тетушка закончила свое цветистое повествование, Гвен покорила аудиторию – с помощью фотографий.

Слушайте внимательно. Гвен расстреляла все свои боеприпасы, шесть патронов, а затем, как всегда аккуратно, убрала «мияко» обратно в сумочку, достала «Мини-Гельвецию» и отсняла два кадра.

Камеру она слегка наклонила, поскольку на снимках были видны не только бандитские луноходы, но также трое мертвецов и один бандит, оставшийся на ногах. На другом фото Гвен запечатлела четыре тела и отъезжающий суперпончик.

Пожалуй, я не сумел бы восстановить точную хронологию событий, но с того момента, когда у Гвен закончились патроны, до того, как гигантское колесо покатилось прочь, прошло не меньше четырех секунд. Для съемки одного кадра быстродействующей камерой требуется примерно столько же времени, сколько для выстрела из полуавтоматического пистолета.

Отсюда возникает вопрос: что Гвен делала в оставшиеся две секунды? Потратила их впустую?