Бочка так и не выучился молчать. Малость отощавший в дороге рысак вскинул башку и жизнерадостно заржал. Будь он человеком, впору было подумать, что паршивец вспомнил, как его не пустили с хозяйкой на коронацию: статью, дескать, не вышел. Королевской бабке навязали белую кобылу, ну и где теперь этот король и эта кляча, хотя кляча-то чем виновата? Зато супруга его высокопреосвященства сейчас покажет всему Талигу, и заодно Создателю, что краше Бочки нет и быть не может!

– Уймись, скот! – Матильда легонько ткнула коня кулаком и сама задрала голову – небо было синим, ясным и холодным. Ни облачка, лишь катящееся к западу солнце. Еще не закат, но, будь они в степи, о ночлеге думать было бы пора.

– На что пялишься, душа моя? – не преминул полюбопытствовать супруг. – Ангела узрела али ворону?

– Светило дневное, – фыркнула алатка. – В повозку не полезу, на дамское седло тоже.

– Ну и не лезь, – одобрил его высокопреосвященство. – Ты норов свой на меня не транжирь сейчас, для Старой Придды побереги. Ибо.

– Я с регентом не шушукалась. – На всякий случай Матильда взяла Бочку в шенкеля. Мерин Бонифация был мудр и равнодушен, но мало ли… Рысаку порой взбредало в голову, что он мориск-убийца. – Что – ибо?

– Ибо ызарги, – объяснил супруг и насупился.

– Испугал! – хохотнула женщина и вдруг поняла, что в самом деле почти боится. Не ызаргов, чего-то странного в голосе мужа. – Я в Агарисе полвека просидела, а потом еще и Раканы нюхнула…

– Чего тебя пугать? Это я боюсь.

– Что?!

– Боюсь, – повторил, не переставая супить брови, кардинал. – Одичал на степных ветрах, задохнусь, чего доброго, в тухлятине, и тебя угроблю.

– Ты… – растерялась принцесса, – ты что?! А мне что нёс, когда я в Сакаци наладилась? Про впавших в уныние и болото комариное? Врал, выходит?!

– Не врал, язва ты алатская! – знакомо рыкнул Бонифаций, и у женщины слегка отлегло от сердца. – Так всё и есть, а страх нам для преодоления даден. Кто мы без него? Скоты бакранские, бессмысленные. В том, чтобы по кручам скакать, высоты не боясь, подвига нет; человека в тебе Создатель углядит, когда на гору ради дела полезешь, как бы поджилки ни тряслись. Уразумела ли?

– Не сейчас, так к утру уразумею. Флягу дать, твой высокопреосвященств?

– Не ко времени, – супруг уже справился с собой. – Вечером воздадим хвалу Создателю, а сейчас должны быть трезвы, как твои дайты пред охотою. Непросто нам придется, ну да справимся. Ты норов-то свой выказывай, не стесняйся, пусть видят, что мы хоть и венчаны, а каждый сам по себе.

– Это еще зачем? – удивилась алатка, которую немедленно потянуло опустить глаза и напялить платье, возможно, даже с париком. – Была я уже сама по себе, хватит!

– Вот когда была, тогда и дурила, а теперь – нельзя! – Бонифаций не выдержал и таки почесал нос. – Что регент наш шалый затевает, не наше дело, но если он сгинет, вожжи нам с Савиньяком перехватывать. Диомид с Сильвестром, чтоб ему в его болоте впредь без пиявок сидеть, приучили Талиг, что корона у короля, а голова – у кардинала. Тем и воспользуемся, если припрет. Дозор передовой встречу углядел, скоро тут будут, так что давай-ка ты, душа моя, к Бурразу. Я с Марселем поеду, а ты гаера сего терпеть не можешь.

– Так я и Бурраза не терпела, – призналась Матильда. – Раньше. После Рцука прошло, вместе ж дрались.

– Мы и сейчас вместе деремся, но ызаргам того знать не надобно.

– Ладно уж, – ее высокопреосвященства постаралась кивнуть поцарственней и придержала коня, дожидаясь кагетов, с которыми болтался паршивец Валме. Алатка не выдержала и окликнула:

– Марсель, учтите, я вас опять терпеть не могу.

– К вашим услугам, – приосанился виконт. – А вы учтите, что Бурраз опять…

– Тергач, – подсказал однорукий казарон, – хоть и выказавший на пожарах отвагу. Сударыня, надеюсь, супруг посоветовал вам примерно то же, что виконт посоветовал Жакне?

– Я тоже надеюсь, – буркнула Матильда, унимая Бочку, имевшего какую-то претензию к кагетскому жеребцу. – И еще я надеюсь не встретить ни одной знакомой по Агарису и… Ракане морды.

– Их быт нэ должно, – обнадежил с проснувшимся акцентом посол. – На сэвэре другие морды, но под ными могут стучат тэ жэ сэрдца.

Свободный дукс Жан-Поль Салиг объявился на горизонте отнюдь не внезапно, столь важную персону начали ждать, едва пришло уведомление о грядущем визите. Все отправляемые в восточном направлении разъезды были предупреждены, что на них может выскочить нечто странное, но весьма ценное. «Фульгаты» и драгуны важностью задачи прониклись, однако вернулись ни с чем. Волей то ли Леворукого, то ли самого Кабиоха встретить Салигана было предназначено Лионелю, с самого утра изображавшему собственного братца.

Оставив расположение наконец-то объявившихся «вороных», вызывающе маршальская кавалькада направлялась к бергерам, и тут ехавших в голове витязей окликнули по-алатски. Ошалевший Лагаши лично рванул в заросшую краснопрутником лощину, где и обнаружил столичного гостя.

Самого Ли в это время занимали перемещения Заля, каковой был главной заботой и головной болью. На появившуюся в сопровождении алатов парочку маршал обратил внимание, когда та была уже совсем рядом. Передний, будто почувствовав взгляд, отбросил капюшон плаща и оказался Салиганом; второго, в шляпе с предусмотрительно опущенными полями, Савиньяк не узнал. В целом дукс с приятелем выглядели, как и положено путешествующим по зимней поре воякам, чтобы не сказать разбойникам: приличные лошади, добротная сбруя, из-под плащей выглядывают рукояти солидных тесаков, а на небритых физиономиях та самая лихость, о которой мечтают начитавшиеся Дидериха юнцы.

– Ты не рад? – уточнил вместо приветствия Салиган. – Тогда я не буду снимать шляпу.

– У тебя ее и нет. Нашелся – и хорошо, лишним разговор не будет.

– Но первые две бутылки никаких Залей! Слишком уж ты сосредоточился на нашем зайчике, пора отвлекаться, а то все чрезмерное идет во вред. Как там Алва, не знаешь часом?

– Неплохо, на Излом сражение выиграл.

– А… Мы зимние праздники отменили, так что на здоровье. Ты-то с чего так разоделся?

– Я? – умеренно удивился Лионель, отпуская витязей. – Ты путаешь. Разодет маршал Лэкдеми.

– С этого станется, – согласился дукс. – Кстати, дал бы уж и мне что-нибудь чистенькое, шейный платочек, что ли… Ты начал двоиться, я хочу досмотреть это до логического конца.

– Будешь кэналлийским охранником, мы к ним как-то привыкли. – От Раймона чего-то подобного следовало ожидать, но он всяко не помешает. – Ты-то сам как от компании оторвался? Подозревать соратников у вас вроде любимое занятие?

– Да, это дело мы любим. – Жан-Поль был собой вполне доволен. – Насчет подозрений я позаботился, вечерком расскажу. Кстати, представлю-ка я тебе одного милого человека! Капитан Дювье, просто прелесть что такое, жаль, равнодушен к вечным ценностям, а мне без них никак. Капитан, ты где? На тебя сейчас смотреть будут. Как, господин Проэмперадор, будешь?

– Несомненно, господин дукс! – Лионель кивнул спутнику Раймона, тот в ответ молча приложил руку к шляпе. – Имя мне знакомо.

– Тебе надо знать поменьше, не представляешь, как это облегчает жизнь… Слушай, не поспешить ли нам во что-нибудь уютное, где и обсудить всякие важности? – свободный дукс широко зевнул и погладил дорожную сумку с роскошным серо-черным бантом. – Не сейчас, сейчас с тебя и Дювье хватит, а я буду спать и видеть сны. Понимаешь, в это время у нас самые заседания, и я привык на них во всех смыслах отдыхать. Зато вечерочком буду как перчик.

– Какой? – тоже не слишком выспавшийся Савиньяк тронул шенкелем живо заинтересовавшуюся салигановой сумкой Проныру.

– Алатский, само собой. – Салиган немедленно пристроился рядом, а Дювье молча двинулся следом, держась на полкорпуса позади – понимающий человек, не мешает начальству. – Мне дадут подушечку и молочко? Одеялко у меня свое.

– Дадут.

«Вечерочком» Раймон вывалит сорок бочек мерзостей, а тебе будет мало, и ты будешь спрашивать и переспрашивать. Про столичные «красоты», Лаик, гальтарщину, Альдо, «висельников», Коко с его антиками… Вечерочком вы выпьете, как после отъезда Рокэ в Фельп. Тогда вас заботило то, что на поверку оказалось сущей ерундой, хотя ночная прогулка к Капуль-Гизайлям вышла веселой. Жаль, он не догадался расспросить барона о маске, ну так кто ж его знал.

– Тебе надо в дуксию, – Салиган был сама озабоченность. – Всем, кто днем плохо соображает, надо в дуксию, там так покойно. Сперва, правда, отвлекают драки, но к ним привыкаешь быстро.

Подъехавший к Бонифацию парень, несмотря на адъютантские тряпки, выглядел опытным воякой и, кажется, был знаком и благоверному, и Валме. В отличие от изящно осадившей буланого линарца дамы в багряном плаще и черной шляпе с багряными же перьями. Незнакомка словно бы сошла с роскошной дворцовой шпалеры. Впечатление усиливали столпившиеся на заднем плане наездницы, которых сопровождали офицеры, вроде бы гвардейские. Имелись и солдаты, эти подчинялись обнимавшемуся с благоверным адъютанту. И ни единого аспида, то есть, конечно же, олларианца в пристойном чине.

– Это что? – шепнула Матильда казарону. – То есть кто?

– Дама одета в цвета Ноймариненов, – шептался Бурраз без намека на акцент. – Видимо, она принадлежит к семье герцога, по возрасту может быть как старшей дочерью, так и невесткой. Ее спутниц можно отнести к нескольким известным фамилиям, большего не скажу. Его высокопреосвященство посылал курьера?

– Вчера, – припомнила алатка. – Твою ж кавалерию, его же Алва перехватил!

– Значит, в Старой Придде о нас узнали, когда затевать серьезную церемонию уже не было времени. Герцог послал гвардейцев, он должен был это сделать, но сам не поехал. Скорее всего, перед нами маркграфиня, в девичестве герцогиня Ноймаринен, хотя ей следует быть в бирюзовом.

– Ладно, поглядим. – Матильда хотела сунуть под шапку выбившуюся прядь, но передумала. Либо полный парад, либо – дорожная простота. Принцесса сжала бока рысака, с которого сталось бы заесться с чужими лошадьми. Предосторожность была отнюдь не лишней, вежливый Бонифаций на пару с предполагаемой маркграфиней направлялся к супруге, предоставив адъютанта Марселю. Остальные живописной группой топтали снега, на всякий случай Матильда их пересчитала, на пять дам приходилось шестеро кавалеров.

– Вот, дражайшая, мы с вами и у цели, – Бонифаций учтиво пропустил оказавшуюся форменной красоткой спутницу вперед. – Позвольте представить вам старшую дщерь герцога Ноймаринен. Дочь моя, пред тобой моя супруга Матильда, коя, хоть и оказала мне честь, остается в глазах властителей земных принцессой Алатской, и наш друг, посол Бааты Кагетского казарон Бурраз-ло-Ваухсар.

– Называйте меня Урфрида, – живо попросила разгаданная Бурразом герцогиня. – Надеюсь, вас не слишком мучили наши морозы?

– Холод лишь дэлает солнце прэкрасней! – не сплоховал кагет, пока Матильда пережевывала внезапно взбеленившую ее «дражайшую». И ведь загодя же сговорились, но влезать в подзабытую дворцовую шкуру оказалось и непросто, и противно. Ничего, влезла.

– …лэжал бы у ваших ног, задыхаяс от счастья! – Бурраз и не думал иссякать. – В Кагэтэ множество цвэтов, на сэвэре Талыга вся красота воплощается в женшчин, а бэлый снэг ее дэлает еще ярчэ, вэд…

Урфрида с милой улыбкой слушала кагетское токованье, Бонифаций хмурился и супил брови – давал понять, что пора вступать в беседу. Для успокоения Матильда трепанула по шее Бочку, подмигнула супругу, благо видеть это мог лишь он, и взялась за дело.

– Мне все еще трудно сходиться с талигойцами, – заявила она, оттирая Бочкой кагета. – Я больше тридцати лет видела в вас врагов.

– Но любов стирает вражду! – провозгласил умело сдавший в сторону Бурраз. – Давайте забудэм дурное прошлое, как забыл его мой казар!

– Это трудно, – уперлась Матильда и, словно бы спохватившись, добавила: – Я очень счастлива в браке, но еще не готова к придворной жизни.

– Мама… Герцогиня Ноймаринен это понимает, – немедленно заверила Урфрида. – Вам не будут навязываться, пока вы сами не пожелаете узнать нас ближе, но сегодня вечером нам все же придется вместе поужинать. Ваше высокопревосходительство, надеюсь, вы простите моему отцу желание провести вечер лишь с его высокопреосвященством и ее высочеством.

Бурраз немедленно простил, причем с блеском! Матильда слушала казарона, почти не веря, что этот балабол дал отнять себе руку, даже не вскрикнув. Раскаленные камни, мутная, волокущая мертвецов река, стоящие рядом кагеты и адуаны, улыбка Адриана на чужом молодом лице, это все было, и было настоящим! На берегу Рцука все они стали собой, только в талигойской Придде другие реки, и они сейчас подо льдом.

– Вы вспоминаете что-то плохое? – Урфрида как-то отделалась от Бурраза и оказалась меж послом и Матильдой. – Поверьте, не надо. Не надо оглядываться… Мама так рада вашему приезду, она очень надеется стать со временем вашим другом.

– Передайте ей мою благодарность.

– О нет! К чему посредники, если вечером вы встретитесь? Я могу попросить вас об одолжении? Если это будет вам неприятно, так и скажите. Честно говоря, вашему супругу следовало уведомить отца за несколько дней до вашего появления. Конечно, Создатель заповедовал слугам своим скромность, но кардинала Талига должны встречать хотя бы трое епископов. За ними послано, однако курьер доберется до Олларианской академии не раньше сумерек. Сейчас в Старой Придде лишь доннервальдский Тит. Отец ему откровенно покровительствует, что вызывает у прочих епископов некоторую ревность. Я боюсь, отсутствие на встрече кардинала хотя бы академиков будет превратно истолковано.

– Вы говорили о каком-то одолжении? – Гонца супруг отправил загодя, это Алва решил по-своему и, кажется, верно.

– Обратите внимание его высокопреосвященства на моих спутниц. Девочки стали фрейлинами буквально на днях и страшно волнуются. Если их совсем не заметить, они почувствуют себя обделенными, хоть и не в той степени, что их не подумавшие загодя о верховой езде подруги.

– Фрейлины? – удивляться и переспрашивать, переспрашивать и удивляться, а дальше – поглядим. – Но чьи?

– Мой кузен по маме, – Урфрида улыбнулась и тут же вздохнула, – король, хоть и очень маленький. Те, кто приехал со мной, приняты ко двору Октавии, его старшей сестры. Сама она для подобных прогулок слишком юна, хотя вернее было бы сказать, мала. По большому счету мала она и для собственного двора, но единственной возможностью обеспечить девушек из хороших семей достойным их обществом было дать им фрейлинские патенты.

– Очень мило. Урфрида, а почему бы вам не обратиться к моему супругу самой? Уверяю вас, он отнесется к вашей просьбе с полным пониманием.

– А вы не… Создатель, как же я не догадалась! Прошу меня простить, я не сообразила, что вы одеты для путешествия, а не для церемоний, даже таких скромных. Меня порой называют эксцентричной, но я бы не отважилась на путешествие в мужском седле.

– Даже в обществе мужа? – за какими-то кошками уточнила кардинальша, меньше всего думавшая о том, как бы им с Бочкой кому-то понравиться.

– У меня нет мужа, но если бы был и от моего решения зависело что-то по-настоящему важное, я бы, разумеется, пренебрегла всеми приличиями.

А пока мужа нет, пренебречь приличиями ты не рискнешь, что бы на кону ни стояло? Так, что ли?

– Вы так смотрите… Я вам кого-то напоминаю?

– Да, – соврала думавшая о другой принцессе Матильда, – и я пытаюсь вспомнить, кого именно. На кагетскую Этери вы никоим образом не похожи.

– Благодарю вас, – качнула подвитыми перьями собеседница, – хотя не мне над ней смеяться. В Бергмарк меньше красок и криков, но и только.

– В Алате хватает и того, и другого, – Матильда как могла значительно уставилась в молодое разрумянившееся лицо. Урфрида была хороша и прекрасно об этом знала. – Вы говорили об ужине, я почти уверена, что в Старой Придде нет мансая, а у нас есть. Ваших родителей не оскорбит появление на столе чужого вина?

– Что вы! Правда, в наших снегах предпочитают глинтвейн.

– В том числе и вы?

– Вы вновь на что-то намекаете… Хотя да, для севера я несколько необычна. Возможно, дело в звездах, у меня довольно странный гороскоп. Или в книгах, которые читала мама, пока отец воевал. Зато мои братья – истинные торские генералы, они даже сейчас в армии.

– Где же им еще быть? – Матильда завертела головой, отыскивая Бонифация, и преисполнилась гордости за благоверного. Его высокопреосвященство без подсказок вовсю окормлял фрейлин, а великолепный Бурраз завладел беднягой-адъютантом, которому, судя по ошалевшей физиономии, карьера дипломата не светила. Валме с его псом было не видать, но алатка не сомневалась, что тот удрал к бакранам и сейчас пересаживается на своего Мэгнуса. Более того, догадайся сама Матильда выучиться козлиной езде, она бы въехала в Старую Придду на рогаче и в обнимку с бочонком мансая.

То, как Дювье осматривался – цепко, настороженно, ни на чем не задерживая взгляда надолго, – выдавало в нем человека опытного и серьезного, но это как раз не удивляло: Рокэ не отправил бы в столицу кого попало.

– Садитесь, капитан, – велел Савиньяк. – Начнем с простого: как вам показались военные возможности дуксии?

– Так себе, – со знанием дела объявил Дювье. – Без зелени к весне б точно разбежались. Солдат у них после мятежа на пять полков набиралось: барсинцы, гарнизонные, ошметки армии Люра и кто до поры тихо сидел. У Старой Барсины мы этих… кто за нами гнался, неплохо пощипали. Дуксы потом новых набирали и набрали: жрать-то хочется, а тут и обещают знатно, и дают потом, пусть и не всё. Осенью в Эпинэ мы тварей опять трепанули, ну так вербовщики на что? Чуть не на всех площадях барабанят, и выпивки хоть залейся – откуда только берут?

– Многие идут?

– Пожалуй, поболе будет, чем осенью. Видел я таких на улицах: пока не солдаты, и учить некому. Ветеранов – раз, два и обчелся, а теньентов и капитанов приличных и того меньше. Кто побашковитей, успели в полковники, а то и в генералы выскочить, только дуксы умных не сильно жалуют. Так и норовят то под пули подвести, то виноватыми за свои промахи сделать, но про то маркиз лучше расскажет.

– Сколько в этой, пусть будет армии, бесноватых?

– Не скажу. Их же, пока не заведутся, определить трудно, но злых много. Так и ищут, в кого б вцепиться; прямо псы бродячие…

– Хорошо. Про данариев хватит.

– Может, я чего и не заметил, но господин Салиган думает так же.

Бывший сержант не сомневался, что его поблагодарят и отпустят. Солдату перепала бы еще парочка золотых, но офицерам подачек не полагается.

– Разливайте, – Савиньяк кивком указал на ждавший своего часа кувшин. – Наш разговор не кончен.

– Слушаю, господин маршал.

Стаканы южанин расставлял умеючи, надо думать, был при Иноходце сразу ординарцем, нянькой и другом… Числись за Иноходцем какие-то тайны, капитан бы их знал наверняка, но вытянуть «монсеньоровы секреты» не смог бы ни собутыльник, ни, тем паче, палач. Такие, как этот Дювье, молчат, пока сами не решат заговорить.

– Я временно оставляю вас при себе, – Савиньяк слегка ослабил ворот рубахи, – офицером для особых поручений. Выберемся – вернетесь к своему герцогу, он сейчас с Алвой. Кстати, о судьбе Жюстена Марана вы Эпинэ еще не рассказали?

– Нет, господин маршал. Зачем?

– Незачем. Покойный, как и его родители, свою участь полностью заслужил. – Проэмперадор, чуть сощурившись, поднял стакан: – За возмездие.

– Спасибо, господин маршал. – Дювье от души хлебнул алатского. – Вы от матушки ведь узнали? Капитан… Генерал Карваль сказал ей про мелкого Марана; верней, она спросила, ну и чего врать? Сделали и сделали.

– Да, – подтвердил Савиньяк, – мне рассказала мать.

– С чем мы надурили, – стакан Дювье не поставил, сейчас что-то добавит, – так это с Сэ. Вы вроде и не вспоминаете, а нам, кто остался еще, тошно. Прямо наваждение какое-то накатило! И ведь знали же, что без матушки вашей покойную маркизу вовсе б заклевали, и все одно.

Может, и наваждение, а верней всего, Карвалю были очень нужны мятеж и заложница. С последним, спасибо Райнштайнеру, не вышло, а за мятеж спрашивают всяко не с сержантов. Лионель неторопливо снял с шеи и положил на стол серебряную звезду.

– Узнаёте?

– Позвольте взять.

– Берите.

Большая рука берет эсперу, будто бабочку. «Воин Дювье»… Солдат, где-то добывший величайшую драгоценность и отдавший ее едва знакомой девушке, хотя солдатам, именно солдатам, такое свойственно.

– Да, господин маршал, она это.

– Вы узнали по примете?

– Да какие у Адриановых звезд приметы? На них царапин, и тех не бывает. Просто она это, и всё… Как взял, сразу понял. Не скажете, откуда она у вас? Я ведь ее… мальчонке одному дал.

– Вы подарили Адрианову эсперу девушке, которая только поэтому спаслась от нечисти. Потом подоспел Придд, но без вашего подарка Эжени бы увели.

– Спрут, он и в Дору подоспел. – Дювье сжал губы, воспоминания были не из приятных. – Если взялся, разгребёт. Что за нечисть-то была и откуда, не скажете?

– Выходец, только не простой, а обманутый при помощи особенного заклятия. Этого человека отравил Альдо; убитый это знал и шел за своим убийцей, но Альдо спрятали за Эжени.

– Ох ты ж, падла Создателева!.. Простите, господин маршал.

– Полностью разделяю ваши чувства. Попробуйте угадать имя выходца.

– А что тут пробовать? Борн это, больше некому.

– Вы правы. Удо Борн освободил Эжени, хотя ее зовут иначе, от заклятия ценой своей второй и окончательной смерти. Борна больше нет нигде, но это был его выбор. – Лионель поднял полный стакан. – Вспомним.

– Вспомним, Монсеньор. Хоть бы у малой жизнь сладилась, ну чтоб не зря всё было.

– Девушка сейчас в Аконе с подругой. Она часто вас вспоминает и будет очень рада увидеть.

– Хорошо, что не одна. Странненькая она, говорили – алатка, только на бабку тараканью не шибко походила, да и старик, что привел ее, чудной был. Мое дело сторона, конечно.

– Сторона наше дело не скоро будет, – Савиньяк тронул пришедшую из тьмы времен загадку. – Лучшие офицеры для особых поручений находят себе поручения сами, но одно я вам дам прямо сейчас. Оно будет действовать, пока вы при мне. Если меня убьют, вы любой ценой заберете эсперу. Я бы предпочел, чтобы она вновь оказалась у девушки, но вы вольны оставить эту вещь у себя или же отдать герцогу Эпинэ. Главное, чтобы о ее местонахождении знал герцог Алва.

– Сделаю, – твердо сказал главный помощник сгинувшего Карваля, – но лучше б без этого. Хватит с нас смерти.