Я объезжаю на машине дом Калеба, решительно настроившись сложить вместе разрозненные кусочки пазла. Как будто это каким-то образом поможет обрести то, что мы потеряли. Я стучу в дверь Макса, зажав бинокль в руке. Никто не отвечает. Нажимаю на звонок. Никакого ответа. Машины Макса тоже у дома нет. Послать ему сообщение? Но мы больше не пишем друг другу. С того самого ливневого паводка.

– Я дома, – сообщаю я родителям, переступив порог, и сразу же поднимаюсь в свою комнату.

Там просматриваю фотографии Калеба, пытаясь отыскать на них стеклянный предмет, стоявший у него на тумбочке и разбившийся. Я изучаю их одну за другой, пока не нахожу снимок, где сижу с Мией на постели Калеба. За нами на тумбочке стоит лампа и маленькая стеклянная статуэтка.

Вспомнила! Это единорог. Его подарила Калебу Мия. Если бы я заметила исчезновение этой статуэтки, если бы задумалась о том, куда она могла деться, то решила бы, что Калеб переставил ее на полку или убрал в ящик или что Мия, передумав, вернула ее в свою коллекцию. Но я не заметила. Теперь понятно: Калеб разбил в тот день единорога Мии. Это его осколки затерялись в бежевом ковре. Стеклянная статуэтка оказалась очередной жертвой его рук, которые он раскидывал во сне или в кошмаре.

Душа встает на место – найденная толика информации успокаивает меня, показывая, что я все-таки способна во многом разобраться. В голове будто прокручивается задом наперед сцена из фильма: осколки с пола соединяются в статуэтку, она летит наверх и опускается на тумбочку Калеба. Кусочки мозаики складываются в единую картину, и я снова верю в то, что могу найти путь от начала и до конца, постичь причины и следствия, отследить цепочку событий, которые привели Калеба в машину и направили на восток.

Залогинившись на своем компьютере, вижу новое сообщение. Мой пульс учащается, пальцы зависают над иконкой. Сообщение пришло от Эшлин Паттерсон, и у меня возникает ощущение, будто где-то за монитором скрывается другой Калеб – тот, которого я не знаю. Я почти вижу его, молчаливого и выжидающего.

Эшлин Паттерсон написала в ответ всего одно предложение: «Не знаю, кто ты такая, и не знаю никаких Калебов Эверсов». Я издаю разочарованный стон и возвращаюсь к просмотру фотографий в профилях мессенджера, но ни одна Эшлин Паттерсон больше не подходит под мои критерии. Они или слишком юные, или слишком старые, или совершенно другой внешности. Я продолжаю изучать лица на снимках, пока папа не зовет меня ужинать.

Ужинаю с родителями в столовой, но душой я не здесь. И кусок в горло не лезет. Родители не пристают ко мне с вопросами, видя, что я просто возюкаю едой по тарелке. Они не обращают на это внимания. Со мной частенько случается подобное после того сентябрьского дня, когда Калеб съехал в реку с моста. Я то сижу в прострации, то мысленно где-то витаю. Я перестала принимать участие в забегах по пересеченной местности, но бегаю одна, ночью, в темноте, слыша в тишине лишь свое дыхание, а между вдохами – воображаемое гудение реки.

Еще я целыми днями просиживаю в своей комнате. Если я не спускаюсь есть, мама приносит мне еду наверх. Родители изо всех сил пытаются мне помочь, я это вижу. Говорят правильные слова, когда нужно – уделяют мне внимание, когда не нужно – не трогают меня. Скорее всего, они прочитали книгу, как вести себя с горюющими подростками. Их фразы осторожны и выверены, словно взяты из соответствующей литературы.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает папа, прочистив горло.

Он спрашивает не только о еде. Открывается для разговора со мной. Наверное, я их совсем измотала.

– Нет, у меня много домашки, – отвечаю я. – Спасибо за ужин.

– Джесса, – окликает мама, но интонации в ее голосе дают мне по нервам. Я столько времени провела в комнате Калеба, что сейчас воспринимаю все чересчур остро.

Мне необходимо поскорее убраться отсюда. Я собираю рюкзак, кидаю в него бинокль и вихрем слетаю с лестницы. Сейчас почти восемь вечера, Макс должен уже вернуться домой.

– Я встречаюсь с Хейли, – кричу родителям и ухожу, прежде чем они успевают мне хоть что-то ответить.

Я жму на дверной звонок и на этот раз слышу спускающиеся по лестнице шаги. Дверь распахивает Макс, одетый в поношенные джинсы и майку. Наверное, тренировался. Когда он видит меня, у него сбивается дыхание.

– Макс, ты лазил в его почту? – спрашиваю я.

Он мотает головой, не понимая, о чем я.

– Куда лазил?

– В почту Калеба. Ты перевернул его комнату в поисках денег. А в его почтовой программе изменился пароль.

Мы стоим в тускло освещенной кухне, рядом с входной дверью.

– И ты решила, что это сделал я?

– У меня не осталось других вариантов.

– Я не знал его пароль.

– Никогда не видел его?

Макс отвечает не сразу. Он не лжет и не говорит «нет».

– Специально я не смотрел. Но видел часть пароля.

– Какую? – с нажимом уточняю я.

– Цифру «тридцать шесть». Его командный номер.

– Да, – киваю я. – А теперь пароль изменен.

– Значит, Калеб сам его изменил.

Я качаю головой.

– Изменен после, Макс. Кто-то изменил его после несчастного случая.

Макс застывает, одновременно и веря, и не веря в это.

– Что ты хочешь услышать от меня, Джесса? Повторяю, я не менял его пароль.

Я хочу, чтобы он сказал мне правду. Хочу посмотреть ему в глаза и все по ним прочитать. Хочу увидеть в них ложь. Увидеть, как предательски дрогнут уголки его губ и взгляд скользнет в сторону. Вместо этого я расстегиваю рюкзак и вытаскиваю бинокль. Макс тяжело сглатывает. Он машинально делает шаг назад, словно вспомнив вместе со мной ту самую ночь.