Глава 2
Вопросы по существу
Друзья Гитлера и враги Советского Союза пытались убедить американцев, что советские граждане, по существу, такие же, как и фашисты, преследуют те же цели. Теперь у лиц, распространяющих такого рода «информацию», выбито оружие из рук.
Л. Фейхтвангер,
29 июня 1941 года
Стало быть, ничье? Так я подберу!
Виктор Суворов
А теперь об основной идее всей книги. Если ее выразить коротко и ясно, она вот — Германия в 1941 году не была готова к войне. Впечатляет? Не знаю, как у вас, а у меня сразу — целый ряд вопросов.
Вопрос первый: а кто вообще был готов, если мы не считаем готовой Германию? Италия была готова? Вряд ли. На фоне немцев, которые сами не готовы, — наверняка. Итальянская готовность неважно выглядит даже на фоне Абиссинии (Эфиопии), где первая воевала несколько лет, применяя авиацию и танки против почти безоружных туземцев, и преуспела только после того, как в битве при Аддис-Абебе (местные жители обнаглели настолько, что дали интервентам генеральное сражение) использовали газы. А, может, была готова Япония? Это с танками типа «Те-Ке» и «Ха-Го», которых наши бойцы на Халхин-Голе нежно называли «карапузиками»? А вдобавок увязшая в Китае как минимум с 1937 года. Без ресурсов и с единственным (Таиланд) союзником в регионе. Или готова была Финляндия? Еле вылезшая в 1940 году из Зимней Войны, и позже комплектовавшая матчасть своей армии в значительной доле трофеями немцев. Тогда кто? Венгрия? Румыния? Болгария?
Видимо, мы не там ищем. Была ли готова к войне Великобритания? Только не к той, что навязали ей немцы. Для них абсолютной новостью был немецкий упор на подводную войну, от которой они так страдали в Первую мировую. Англичане, видимо, полагали, что немцы тоже позабыли, как они здорово взяли их за горло подводными лодками, и теперь будут воевать «как надо», то есть, выведут свой линейный флот в открытое море, где англичане с ним и расправятся, как на параде. Поэтому и разрешили Гитлеру восстановить немецкую подводную мощь, а он сразу по началу военных действий неслабо пережал снабжение метрополии, и топил суда быстрее, чем англичане успевали их строить. На суше то же самое — полная неготовность к тому, что произошло, отчего и сухопутных сил в Европе англичане лишились в считанные недели. Нет, Англию к войне готовой признать нельзя.
А может, это Франция? Бюджет на оборону тратила, линию построила, авиацию мощную имела… Только неизвестно, к какой именно войне готовились французы, потому что к тому, что предложили им немцы, их вооруженные силы оказались явно не приспособлены. Конец общеизвестен.
Или к войне готовыми можно считать США? Ой, не смешите меня. Их вооруженные силы до начала войны в Европе жили у себя как южные плантаторы, не глядя дальше своих огородов. Война явилась для них откровением, после которого они еще долго рассуждали, и примерялись, чем им лучше вооружаться. Если бы на их флот в декабре 1941 года не напали японцы, они бы до самой высадки в Нормандии сидели над своим изоляционизмом, с разной стороны прикладывая к нему вопрос: как бы сделать себе повыгоднее и за меньшие деньги.
Стоп. А кто у нас остался? Доминионы — Австралия с Канадой? Испания? Греция? Турция? Китай? Нет, Слушайте, весь мир, однако, к войне не готов, на фоне немцев-то. И как же они воевали?
А дело в том, что готовность немцев, русских, англичан, японцев, французов и итальянцев к войне мы разглядываем с позиции некого стороннего наблюдателя, а таких в ту пору практически не было. И каждое правительство полагало, что оно к войне готово. Подчеркиваю — полагало. Немцы думали, что они готовы к войне, поэтому и напали. А что они на самом деле не готовы — им в голову не приходило. И французы думали, что готовы отразить немецкий удар. И финны думали, что готовы захватить весь советский север. И итальянцы тоже на что-то в боях с Советским Союзом надеялись. Именно поэтому «Самоубийство» Суворова является пустым трепом от корки до корки, ведь реальная степень подготовленности армии к бою не может выясниться до того, как означенный бой начнется. Поэтому, повторю еще раз — намерение вступить в войну не зависит от степени реальной готовности к ней вооруженных сил; оно зависит от оценки их готовности тогдашним руководством. И то, что немцы оказались готовы не столь хорошо, как думали, — нормально, ведь еще никогда в истории события не шли в точном соответствии с заранее обдуманными планами. Хотелось бы только узнать, вообще по Суворову, были в то время страны, которые вступали в войну полностью к ней готовые? А вообще когда-нибудь такое случалось?
А глядя на начало войны глазами Суворова, принимая его «Самоубийство» за реальность, остается только сделать вывод о том, что готовность к войне очень пагубно отражается на обороноспособности страны. Готовности к войне нужно бояться как огня. Пагубный пример СССР, который, по Суворову, был очень-таки хорошо готов к войне, и получил оккупацию половины своей европейской части, наглядно это нам демонстрирует.
Вопрос второй: как развивалась бы «Барбаросса», если бы немцы к ней все-таки были готовы? Уничижение противника, особенно былого, вещь очень приятная, советская историография этим очень страдала, а теперь застрадал и Суворов. Но это ведь палка о двух концах, которая всегда больно бьет и по нам тоже.
Ведь если немцы, будучи к войне полностью не готовы, дошли, тем не менее, до Москвы, а затем — до Волги, что могло бы случиться, подготовься они лучше? Суворов, таким образом, подводит к мысли о том, что если бы немцы воевали не так, как они могли; не так, как они воевали в реальности, а «как следует», то есть если бы они не были столь глупы и беспечны, Советскому Союзу — крышка? Тогда — мы бы сейчас изучали в школе битву при Свердловске, когда Красная Армия развеяла миф о непобедимости немецко-фашистских войск в зимнем контрнаступлении, отбросив их на 300–400 километров от второй столицы нашей Родины; или Великую Иртышскую битву, начало коренного перелома в ходе Великой Отечественной? Хорошо, немцы — не готовы к войне, а мы-то тогда кто?
Вопрос третий: если мы были готовы к войне, а немцы не готовы, то почему в 1941 и 1942 годах отступали именно мы? На этот щекотливый вопрос своим «Самоубийством» Суворов отвечает как-то вскользь, между делом, без жирного шрифта и восклицательных знаков: «…германская армия могла вести наступательные операции только тогда, когда Красная Армия не оборонялась, только тогда, когда Красная Армия наступала или готовилась к наступлению» (с. 321). Извините, РККА до декабря 1941 года все время что — «наступала или готовилась к наступлению»?
По Суворову, выходит, что или немцы до остановки под Смоленском и отката под Москвой не вели наступательные операции, или Красная Армия все это время «наступала или готовилась к наступлению». Потом она две недели пооборонялась (пока немцы встали) и сразу начала зимнее наступление. Весной 1942 года немцы отбили наши удары и… снова «Красная Армия наступала или готовилась к наступлению» вплоть до боев зимы 1942–1943 гг. в развалинах Сталинграда и в предгорьях Кавказа. Потом еще какое-то время затишья, когда РККА улучила момент и пооборонялась, после чего до Курской дуги опять «наступала или готовилась к наступлению». Не отдает бредом?
Суворов кричит, что немцы не умели прорывать оборону. Видимо, наступали только тогда, когда лично Сталин им оставлял коридоры для проникновения вглубь. А сам Сталин тогда часом не немецкий шпион?
А что касается перечисляемых Суворовым эпизодов, «когда Красная Армия наступала или готовилась к наступлению» — «весной 1942 года против войск Крымского фронта…; в тот же момент — под Харьковом…; против 2-й ударной армии Власова…» (с. 321–322), — почему это РККА вдруг стала там наступать? Просто не умели не наступать? А кто перед ними, видимо, позабыли. Запамятовали, с кем почти год воюют, под чьими ударами отходят. А как же они соразмеряли себя и противника, если РККА весны 1942 года все еще очень серьезно уступала довоенной? А РККА запрещали обороняться, потому что на самом верху (в первую очередь, лично Вождь) решили, что Ганс выдохся, можно его вязать (а те в ответ дошли до Волги и Кавказа). Руководство оказалось в плену собственной пропаганды, своих же лозунгов и речевок, потому и ошиблись. А в сорок первом, твердя с кумачей, что мы на свете всех сильнее, не ошибались? Так, может быть, нам-то не ориентироваться на эту агитацию при рассмотрении реальных возможностей Красной Армии и вермахта? И попросить Виктора снести все советские песни и газетные передовицы, которыми он доказывает нашу сверхсилу, назад, в тот красный уголок, откуда он нам их извлек?
Так что объяснить произошедшее в 1941–1942 годах без острого противоречия с суворовскими тезисами можно только с помощью «агрессивных» и «неагрессивных» самолетов, танков, судов, пушек, пулеметов, снарядов, пуль, касок и ложек. Только проведя по советскому и далее по всемирному комплексу оружия специальную разделительную черту — это работает «в одну сторону», а это — «в другую». Только так и можно выкрутиться, объяснив, что оружие-то было хорошее именно у нас, а не у немцев, а побеждали все — таки именно они, потому что оно у нас работало «не в ту сторону». Оно очень хорошее, но «не туда». А вот если бы его применять «туда», вот тогда бы… Так что, нам просто со стороной света не повезло, понимаете, при движении линии фронта на Восток все наше оружие, как по команде, переставало наносить фрицам тот ущерб, который могло бы.
Но я, и не я один, уже сто раз объяснял Суворову, что от того, участвует советский танк БТ в атаке, или в контратаке, в броске на запад, или на отсечение прорвавшегося сквозь полевую оборону противника, его боевые качества не могут меняться сколько-нибудь существенным образом. Борьба за превосходство в воздухе есть борьба за превосходство в воздухе, а не за «наступление» или «оборону», ее достичь хорошо бы для победы в любых боях. Бомбить города противника можно и сидя за проливом в ужасе перед его высадкой, и высадившись самому, причем уже не за проливом, а на правом берегу Рейна. Гаубичная артиллерия способна вести огонь и по концентрирующемуся перед атакой в складках местности противнику, и по нему же, для обороны засевшему в траншею, да и сама артподготовка, как это было на Курской дуге, может применяться и в оборонительных целях. Оборонительного и наступательного оружия не бывает, любой вид вооружения можно использовать как в наступлении, так и в обороне. В силу одного этого утверждения, наложенного на реальную, а не гипотетически возможную когда-то историю, все рассуждения Суворова о готовности нас и неготовности немцев становятся тем, чем они и являются, — пустой болтовней ни о чем.