Глава 23
Кира
В кафе было шумно: громкая музыка, разговорчивые посетители, гул машин за приоткрытым окном. Это ничуть не мешало. Наоборот, хоть немного заглушало Рому, который в десятый раз высказывал свое мнение о событиях прошлого понедельника.
– Вот чем надо было думать? – бушевал он. – Позвонить Лессеру, не поставив меня в известность! Поехать в заброшенный дом у черта на куличках, так подставиться. Где были твои мозги?!
Я молчала, скромно опустив глаза, и даже не пыталась оправдываться. Лишь горестно вздыхала. Строить из себя идиотку – лучший выход в сложившейся ситуации, и меньше шансов попасться на лжи. К тому же было нескучно. Рома демонстрировал такой яркий спектр эмоций, что наблюдать за переливчатым сиянием всех цветов и оттенков было истинным блаженством.
Сегодня следователь по особо важным делам уже не выглядел уставшим и измученным. Видимо, выспался наконец-то. Назначил встречу с утра, и давай отчитывать. На прошлой неделе постеснялся – меня чуть не убили, а испуганную жертву покушения я изобразила мастерски. Он купился, но теперь отрывался по полной.
– Тебе невероятно повезло, что Лессер в обморок грохнулся! – Рома отставил чашку с недопитым кофе и вспыхнул багрово-красной яростью. – А если бы нет?
– Знаешь… – Я обиженно надула губы. – Кажется, будто ты расстроен тем, что он меня все-таки не придушил.
– Конечно! – Ярость превратилась в алый огонек и замигала подобно маячку на крыше полицейской машины. Ух ты… – Настолько расстроен, что самому придушить хочется.
– Я много раз объясняла, как мы с Лессером оказались в том доме. Чего еще тебе нужно?
– Понять, какого лешего тебя туда понесло.
Тут мое терпение и лопнуло. Ну сколько можно?!
– В протоколе все подробно записано. Перечитай на досуге!
– Кира, – строго-престрого сказал Рома. – Любой здравомыслящий человек, увидев символ с места убийства, – позвонит в полицию, а не предполагаемому маньяку.
– А я не такая как все. Альтернативно одаренная! Еще вопросы?
– Почему ты сообщила о своих планах Левицкому, а не мне?
– Вспомни, как себя вел, – с готовностью ответила я. – Сплошные претензии и обвинения! Решила сначала убедиться, что это тот же знак. И вообще, «спасибо» бы сказал.
– За что?
– Убийцу-то вычислила я. Если бы не моя самодеятельность, Лессер до сих пор бы разгуливал на свободе!
– Куда нам, убогим, до великого сыщика, – фыркнул Рома.
– Ты его подозревал? – ахнула я. – И ничего не сделал?!
– Не успел… Сама угадаешь почему, или рассказать?
Конечно, я попросила рассказать.
Рома знал Вику с детства, и знал неплохо. Все летние каникулы они отдыхали на соседних дачах и много времени проводили вместе. Обнаружив на кухне убитой модели начатую упаковку шоколадного чая довольно редкой марки, он удивился – у Вики была сильная аллергия на шоколад. Однажды не удержалась и съела кусочек при Роме. Еле откачали. Он в тот день так испугался что потом прятал от нее даже фантики от конфет. На всякий случай… Возможно, через двадцать лет Вика аллергию вылечила, но запись в медицинской карте утверждала обратное, да и все ее знакомые в один голос уверяли – она не ела сладкое. Так что шоколадный чай Вика сама бы пить не стала. Значит, держала эту редкостную, по авторитетному мнению Ромы, гадость для кого-то другого. Кроме того, в квартире Вики царил хаос – вещи лежали как попало. Домработница их не трогала: хозяйка запрещала. Модель жаловалась потом, что не может ничего найти, и ценила свой «творческий беспорядок». А вот на письменном столе царила иная картина. Многочисленные журналы, справочники и каталоги были расставлены по цветовой гамме: сначала черные, потом белые, за ними выстраивалась самая настоящая радуга. Так кому же Вика незадолго до смерти позволила похозяйничать на своем столе? Явно кому-то близкому. Тому, с кем у нее был тайный роман, если верить Анфисе.
В тот же день, что и я, Рома явился в Сигмеон-банк побеседовать с юристами. Секретарша предложила ему чай, и он заметил на полке такую же упаковку, как у Вики. Сорт и марка редкие, баночка приметная, да и содержимое – на любителя. Рома задал пару ненавязчивых вопросов и узнал, что любитель – не кто иной, как Вадим Лессер. Визит в его кабинет Ромины подозрения только подтвердил. Идеальный порядок и «радуга» из книг говорили сами за себя. Стоило копнуть глубже, и к связи с Викой прибавились брошенная на третьем курсе учеба в мединституте, присутствие на банкете у Зорьевых и тесное знакомство со всеми жертвами, кроме Кристины. Он имел доступ к информации о готовящейся сделке с Набертом и вполне мог слить ее Реусову. Окончательно Рому насторожило то, что сразу после убийства Вики у Лессера угнали машину. Видимо, полностью избавиться от следов крови было нереально, и он решил проблему кардинально.
Ох, Вадик-Вадик. Такая аккуратность во всем, шпионские игры с Викой, предусмотрительность на каждом шагу. И спалиться на чае. Позорище!
– Ну… это еще не доказывало, что он кого-то убил, – хмыкнула я, доев пудинг.
– А писульки на древних бумажках доказывали? – Вокруг Ромы разгорелось целое пламя – злое, горячее. Я вжалась в стул. – У нас был подозреваемый, и была улика! Железная. Кровь из пасти Кристининой собаки. Вот это уже доказательство. Увы, чтобы получить образцы крови Лессера для сравнения, нужно время. Но некоторые не хотят ждать! Они хотят заманить убийцу в заброшенный дом и надеяться, что тот упадет в обморок!
– Я его не заманивала, – возмутилась я и воинственно сложила руки на груди. – Лессер сам приперся.
– Да-да, – с издевкой протянул Рома. – Не виноватая я, он сам пришел.
– Хватит меня передразнивать! Лучше расскажи, с чего приключилась вся эта драма. Лессер вам признался?
– Нет. – В Роме заискрилось раздражение. – С ним сложно общаться.
Еще бы! После того выноса мозга, который ему устроил Паша. Удивительно, как Лессер хоть что-то соображал и пару слов мог связать. Сильный, зараза. Или его спасло то, что он был без сознания. В любом случае мы оказали ему услугу – в больнице наверняка уютнее, чем в тюремной камере. По убийству Реусова у следствия было мало информации. Скорее всего, Лессер слил брокеру информацию о покупке Сигмеон-банком платежной системы Наберта, а сделку отменили. Реусов потерял много денег и, по словам коллег, был очень зол. Что он решил обсудить в загородном доме с Лессером наедине – неизвестно, но разговор закончился печально. Брокеру перерезали горло его же коллекционным ножом. Видимо, знак на стене Лессер нарисовал, чтобы кинуть подозрение на зятя Реусова. Тот был новомодным художником, рисовал малопонятный сюрреализм, причем использовал совсем не художественные материалы: пепел, мертвых насекомых, сок и… кровь. Расчет Лессера не оправдался – у зятя было стопроцентное алиби.
– Погоди, – заинтересовалась я. – Ножи принадлежали Реусову?
– Да, – пояснил Рома, окончательно сменив гнев на милость. Искры рассеялись, обнажив выпуклые, нервно пульсирующие нити. – Вычислили хозяина в результате, и что ножей четыре штуки было. Домашние об увлечении Реусова не подозревали, а Лессер оставшиеся три прихватил, чем здорово всех запутал. Поэтому главной стала версия о ритуальном убийстве.
Вике повезло меньше всех – чем-то она любовника сильно разозлила. Если убийство Реусова выглядело спонтанным, то несчастную модель Лессер убил умышленно. Почему так увлекся процессом – неизвестно, но кровавая баня, нож и нарисованный знак укрепили следствие в версии, что убийца – ритуальный маньяк. Следующим был Наберт, с которым Вика тесно общалась. Вероятно, дружба с ней и стоила ему жизни.
Несмотря на ухищрения с коллекционными ножами и кровавыми рисунками, в убийствах прослеживалась логика. Все трое были знакомы и напрямую связаны с Сигмеон-банком. Покушение на Кристину выпадало из общего ряда. Реусова, Янковскую и Наберта она не знала, в Сигмеон-банке счетов не имела. Единственное, что объединяло ее с убитыми, – это «Перспектива». Вернее, конкретно я. По версии следствия, Лессер напал на нее, чтобы отвести подозрения от банка. Получилось, что все жертвы – мои клиенты, и больше никакой связи между ними нет.
Сволочь расчетливая! Добился своего – покушения хватило, чтобы любые версии свелись ко мне. Заодно погубил «Перспективу» и расквитался за старые обиды. Счастье, что собака цапнула Лессера в квартире Кристины. Жаль, что не за горло! Доказать его причастность к остальным убийствам – дело времени. Не отвертится.
– А Зорьев? – озадачилась я. – Зачем было его убивать?
– Хороший вопрос, – развел руками Рома. – Допустим, ножи закончились – поэтому и орудие убийства другое. Но мотива я не вижу. Разве что во вкус вошел. Хотя сомнительно.
– Я одно время подозревала Зорьева. Прошлое у него занятное.
– Еще какое. Но он чист, я проверял. Смерти его первой жены и партнера – досадные случайности. А вот его вторая жена не так проста, как кажется.
Выходит, Михаил не напрасно обвинял Нину в мошенничестве. Почему забрал заявление? Из-за ее беременности? Ну и история вырисовывается.
– Да уж… – растерянно пробормотала я. – А сам Лессер что говорит?
– Что-то крайне невразумительное. Возможно, у него и раньше не все дома были, а после обморока совсем крыша поехала. Врачи убеждены, что не притворяется. Я в этом не разбираюсь, но добиться от него осмысленных ответов нереально.
– Засада, – посочувствовала я. – Нелегко общаться с психами, постоянно хочется потребовать дешифратор.
– Делишься впечатлениями от общения с дядей? – осведомился Рома.
Опять двадцать пять! Идея фикс, не иначе.
– Следишь за мной? – с вызовом спросила я.
– Работа такая.
– Тринадцать лет прошло, а ты никак не успокоишься. Пора бы!
– Пора, – кивнул он. Пульсирующие нити натянулись до предела и теперь лишь едва заметно вздрагивали. – Но мне до сих пор хочется поднять то дело и…
– Поднимай, – процедила я сквозь зубы и вскочила со стула. – Только не надорвись.
– Не думаю, что это была ты, – сказал Рома абсолютно серьезно. – Я ошибся тогда.
Что-что? Ноги подкосились, и я помимо воли опустилась обратно на стул. Может, я ослышалась?!
– Это мое первое дело было, – задумчиво сообщил он, – и мне постоянно казалось, будто я что-то упустил. С ума сводило.
– А-а-а… – протянула я. – Вот оно что.
– Ты такая колючая всегда. – Рому окружило восхитительным сиянием. Ярким, оранжевым, неимоверно теплым. – Я не сразу понял почему.
– Потому что кактусы – колючие. Аксиома.
– Нет. – Он взял меня за руку, в ладонь перетекло тепло. Словно мне выдали мягкую варежку на морозе. Приятное ощущение. – Потому что ты не ждешь от людей ничего хорошего. Но я тебя как-нибудь перевоспитаю.
Тепло растекалось по телу, согревало, обещало, что все будет хорошо. Просто прекрасно, как у всех счастливых пар. Ну а что? Миллионы людей так живут. Верят, во что хотят верить, лелеют свои иллюзии. И чем реальнее кажутся эти иллюзии, тем крепче любовь. Большое выдуманное счастье. Чем я хуже? Я тоже смогу.
– Знаешь, – сказала я неожиданно спокойным тоном, – ты не ошибался. Это была я.
Рома изменился в лице, отпустил мою руку. Тепло пропало, а спустя мгновение от сияния не осталось и следа. Никакой отсвечивающей энергии. Будто ее и не было видно никогда. Наступила глухая непроницаемая тишина. Сначала мне показалось, что я смотрю телевизор, и у него вдруг вырубили звук и изображение. Но нет, вокруг была та же обстановка: кафе, музыка, люди за столиками, Рома напротив. Вид у него был ошарашенный. Мягко говоря.
– И зачем? – спросил он неестественно ровным голосом.
– Зачем что? – улыбнулась я. – Зачем я это сказала, или зачем пыталась убить дорогого дядю? Второе? Ой, даже не знаю. Может, предпочитаю добровольный секс. Может, надоело каждый день домой приходить с надеждой – вдруг сегодня обо мне забудут? Не люблю себя обманывать, все равно не получается. А может, я злобная стерва, которой нравится стрелять налево-направо. Бери последнее, не прогадаешь.
– Кира, ну это же не выход, – растерялся Рома. – Есть много других способов…
– Не было в моем случае других способов! Нет, я этого не планировала. Выпал шанс – я воспользовалась. Я ни о чем не жалею. Та девочка, кстати, непременно бы меня поблагодарила. И те, кто был там до нее. А их было много, замучилась бы считать. Дрянь, которой он их накачивал, ни одна экспертиза не распознала бы.
Я поднялась со стула, стащила со спинки куртку. Рома молчал. А столько вопросов было – сотни и тысячи! Где они сейчас? Потерялись?
– Ты же хотел правду? – усмехнулась я. – Все любят правду! Все хотят знать, как было на самом деле. Так вот она – правда! Забирай. Доволен? Больше с ума сходить не надо. У меня ее много есть, правды этой. Хватит, чтобы каждого перевоспитать.
Из кафе я выбежала, не оглядываясь. Уже на улице накинула куртку и вдохнула поглубже. Весной не пахло. Пустые клумбы, голые ветки деревьев и переполненная урна у дверей, покрытая слоем рыхлого снега. Свежий воздух привел в чувство, рассудок подавил зарождающуюся истерику. У-у-у… Ну я выдала, конечно. Кто меня за язык тянул? И ладно. Пусть Рома подавится. Будем считать, что сегодня день исполнения желаний, а я – гребаная фея. Ура! Да и что он сделает? У него нет ничего, кроме моих слов.
Ленд Крузер был припаркован на соседней улице. Вынужденная прогулка пришлась весьма кстати. Машину я заводила в убийственном спокойствии, попутно набирая на мобильном номер Паши. Рома мотивов Лессера так и не выяснил, а мое любопытство требовало ответов, и плевать, кто именно их даст. Видеть Пашину самодовольную физиономию не было ни малейшего желания, но он мог рассказать об убийствах подробнее. Он моему звонку почему-то обрадовался и предложил приехать прямо сейчас к нему в офис. Однако я понимала, что по доброте душевной Паша делиться информацией не будет. Что ему от меня нужно?
Паша работал в том же здании, что и Николай, но в другом корпусе. На одиннадцатом этаже было тихо, в коридоре шуршал принтер, пахло свежим тонером. Мерно булькающий кулер и ряды одинаковых дверей вызывали тоску по «Перспективе». Как же мне не хватает офисной обстановки! Всю неделю дома дорамы смотрю, сил больше нет бездельничать.
Я отыскала в конце коридора нужную дверь. Ассистент Паши – миловидная рыжая девица из приемной, забрала мою куртку и повесила ее в шкаф. Едва я шагнула к двери кабинета, как та отворилась. На пороге показался Паша. Вальяжно прислонился к косяку, окинул меня придирчивым взглядом – с головы до ног. После кафе в банк я заявилась в тех же кроссовках, джинсах и голубом свитере с рюшечками. Ну и что? Я здесь не по работе.
– Как непредставительно выглядят наши потенциальные юристы, – покачал головой Паша.
Я фыркнула и проскользнула мимо него. Узнаю о Лессере – и прочь отсюда.
Кабинет у Паши был просторным и стильным, но по сравнению с кабинетом Николая – пшик невнятный. Ни шикарного интерьера, ни антиквариата, ни вычурных картин. Несколько пафосных наград в рамочках, и те относились к вип-клубу. Ни одной лишней вещи. Стеллаж полупустой, письменный стол тоже – только мягкое свечение монитора указывало на то, что за ним недавно работали. Почему-то Пашин кабинет я себе иначе представляла. Ожидала увидеть бар во всю стену или фонтан у входа. А тут все скромно, неброско и как-то не начальственно.
Я плюхнулась на белый диван в углу у входа, подальше от письменного стола, и сграбастала с низкого стеклянного столика тарелку. Вместительную и глубокую, с булочками. Они были трех видов: круглые, треугольные и квадратные. Начинка разная?
– Рулетиков нет, – картинно вздохнул у двери Паша.
Что?! Он специально искал меня в воспоминаниях Лессера?
– Вилки тоже нет, – мрачно отметила я и вплотную занялась булочками.
Квадратные оказались с безвкусным тертым яблоком, треугольные – с какой-то дурацкой зеленью, а вот круглые – с изумительным сливочным сыром.
Паша стоял в дверях недолго. Пару минут за мной понаблюдал, сел в кресло напротив и небрежно поинтересовался:
– Саутин не задает лишних вопросов?
– Не-а, – промычала я, запихивая в рот булочку. – Он няшка.
– Полагаю, официальную версию тебе озвучили? Она недалеко от истины ушла.
– С чего Лессер вдруг всех поубивал, по-прежнему непонятно.
– Банальная история, – поморщился Паша, будто рассказывать об этом ему было тяжело. – Он года два Реусову информацию сливал. Тот удачно деньги вкладывал, прибыль делили. Прекрасно устроились, дела у обоих в гору пошли. Лессер вел себя осторожно, квартир с яхтами не покупал, зато Реусов не стеснялся. Все проходило гладко до поры до времени, а тут сделка банка с Набертом сорвалась. Получилось, что в акции платежной системы Реусов вложился зря. Причем хорошо вложился. Он по жизни тот еще холерик, чуть что – крики, вопли, куча претензий. Вызвал Лессера к себе в загородный дом, закатил бурную истерику и обвинил в убытках. Конечно, Лессер взбесился. Он не считал, что виноват. Риски есть риски, не нравится – не ешь. Ты же знаешь, Реусов, пока на взводе – невменяемый, лучше молчать и кивать. Выскажется и остынет, станет снова адекватным. Но откуда это знать Лессеру? Не так уж много они общались, старались рядом друг с другом не отсвечивать. Слово за слово, Реусов потребовал компенсации – внушительной, а в случае отказа пригрозил сдать Лессера нашей службе безопасности. Лессер не то чтобы очень нервный был, но психанул. Мораль истории такова: нечего раскладывать свои ножи в той же комнате, где собираешься кого-то шантажировать. А то вдруг этот кто-то не так безобиден, как кажется?
– То есть Лессер не собирался его убивать и серию не планировал, – подытожила я. – Зачем тогда оставшиеся ножи прихватил?
– Чтобы подумали на ритуал и каких-нибудь сатанистов, если с зятем-художником версия не прокатит. Те бы со своим ножом пришли, а не надеялись, что в доме найдется подходящий. Правда, избавиться от ножей сразу Лессер побоялся. А потом они неожиданно пригодились.
– Как под раздачу попала Вика?
– По глупости… – Паша откинулся на спинку кресла. Привычное самодовольное выражение исчезло с его лица, в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. – Карьера у Вики стояла на первом месте, но излишнее внимание она не любила. Завела роман для прессы с каким-то актером, а отношения с Лессером держала в секрете. Чтобы никто в душу не лез. Вика была девушкой наблюдательной. Перемены в его поведении заметила и быстро смекнула, что к чему. Об общих делах Лессера с Реусовым она знала, но с трудом верила, что он способен на убийство. Поступила гениально. В кавычках, само собой. Устроила Лессеру допрос с пристрастием. Он все отрицал, Вика не купилась. Вышел фееричный скандал. Она хлопнула дверью, позвонила тебе из подъезда и назначила срочную встречу. Видимо, чтобы ты проверила, правдивы ли ее подозрения. Да вот незадача – Лессер из квартиры вышел, чтобы Вику успокоить, и этот разговор услышал. Угадай, что подумал?
– Что она его сдать решила, – грустно ответила я. – Зачем еще срочно звонят своему юристу посреди ночи?
– Именно. Лессера сильно перемкнуло. Очень сильно. Его не так давно жена бывшая довела, а Викино предательство добило. Почему ее в тот дом понесло – теперь не спросишь. Скорее всего, выбрала тихое место поближе, чтобы поговорить без посторонних ушей. Потому и охранника будить не стала. Дверь оставила для тебя открытой, и подписала себе смертный приговор. Лессер расслышал адрес, что Вика диктовала, подоспел раньше тебя и… Как он ее на кусочки кромсал, во всех деталях расписывать?
– Спасибо, обойдусь.
– Кстати, той ее кровавой фотосессии Лессер в глаза не видел. Совпало.
– Лучше скажи, для чего Вика обзавелась недвижимостью в глуши?
– Проект у них был благотворительный с Анфисой, – неохотно пояснил Паша. – Жутко секретный. Что-то насчет помощи бедным обманутым девочкам, которым предлагают работу моделей, а в итоге… Ну, ты понимаешь. То здание стало бы центром помощи.
– Серьезно?! – В жизни бы не поверила, если бы не была уверена, что он говорит правду. – Вика и благотворительность? Фантастика какая-то.
– Анфиса умеет быть убедительной, – мягко улыбнулся Паша.
Почему он так спокойно о ней говорит? Она бросила его в день свадьбы, а на следующее утро умотала в Европу, подписав контракт с известным международным модельным агентством. Прыткая девушка, недолго слезами подушку заливала. По идее, Паша должен быть в бешенстве.
– Наберт подставился, – тут же сменил он тему, – когда позвонил Лессеру и полез с соболезнованиями. Того чуть удар не хватил. До злополучного звонка Лессер считал себя в безопасности – после всех игр в конспирацию никто не мог связать его и убитую модель. А тут такой сюрприз. Если Наберт без задней мысли проболтается еще кому-нибудь, у следствия могут возникнуть очень неприятные вопросы. Значит, от него надо избавиться. На банкете у Зорьевых Наберт легко согласился уединиться: обсудить что-то якобы срочное и поговорить о Вике. Сам предложил Лессеру подняться в библиотеку, и дверь открыл.
Сердце сжалось, перед глазами встал несчастный мопс Наберта. Нет, ну какой же Лессер гад… Никому бы Наберт не проболтался, раз сразу полиции не выложил. Две недели прошло.
– Кристина пострадала только из-за меня?
– Лессер хотел привязать серию к тебе, – подтвердил Паша. – Где подкараулить Кристину – толком не придумал, отправился в подъезд на разведку. Время выбрал позднее, чтобы лишнего внимания не привлекать. Нож на всякий случай прихватил, вдруг повезет. Повезло. Едва собрался с Кристининого этажа уйти, как она на лифте приехала. В наушниках, на своей волне, и что ценно – одна. Идеальный шанс! Лессер догнал Кристину, огрел по голове, пока та дверь открывала и потащил в квартиру. На этом везение кончилось. Из коридора доберман выпрыгнул и намертво вцепился в руку. Пока отбивался от злобной псины, лифт загудел – кто-то ехал наверх. Заниматься Кристиной было уже некогда. Да и плевать ему было, жива она или нет. Цели он достиг.
Видимо, на лифте как раз Ромин оперативник поднимался, поэтому Лессеру удалось уйти из подъезда незамеченным.
– Ясно. – Я затолкала в рот последнюю булочку с сыром, обняла тарелку и промычала: – Зачем ему понадобился Зорьев? Закрепить результат?
Паша замолчал и посмотрел на меня со странной усмешкой. Чувствовался подвох.
– Ты нравилась Лессеру, – вдруг заявил он, и я чуть не подавилась булочкой.
– Издеваешься?! Он меня ненавидел!
– Но убивать не хотел. Лессер злился, что ты подвинула его в «Перспективе». Однако признавал, что сам поступил бы так же. Он тебе не мстил, просто ты удобно подвернулась под руку. Ничего личного. Хотя, когда вы познакомились, он был очень даже не против…
– Позволь мне и дальше пребывать в неведении. Я видела, что остается от его девушек.
– Как хочешь, – ухмыльнулся Паша. – На этом про Лессера все.
– А как же Зорьев? – опешила я. В голове зародилась ужасная догадка. – Стой… Лессер его не убивал, да?
– Умница! Сказал бы взять с полки пирожок, но тебе и с булочками неплохо.
Дурное предчувствие обжигающим ядом разлилось внутри. Я судорожно сжала тарелку. Ритуал существует? Лессер по воле случая помог кому-то замести следы?
– Кто? – задала я вопрос, которого Паша, несомненно, ждал.
– Ты его знаешь лучше всех, – ответил он, не сводя с меня сосредоточенного взгляда.
Захотелось вскочить и убежать, но я прекрасно понимала – рыпаться бесполезно. Попалась. Вот зачем Паша меня позвал! Вовсе не мое любопытство собирался удовлетворить, а расспросить про Славика. Зато теперь разговор в больнице заиграл новыми красками. Не моя игра, да? Конечно, не моя.
– Это был ритуал? – поинтересовалась я.
– Не суть важно. Ты ведь ездила к дяде перед его смертью. Счета из больницы оплачены тобой. О чем вы говорили?
Вдох-выдох. Отщипнуть кусочек от квадратной булочки, убедиться, что там по-прежнему яблочная начинка.
– Кира? – нетерпеливо напомнил о своем присутствии Паша.
– А круглых больше нет? – Я встряхнула тарелку. – Другие мне не нравятся.
– Прости, что?
– Круглых булочек с сыром. Они закончились.
Паша демонстративно закатил глаза, встал с дивана. Хлопнула дверь, и я осталась одна. На минуту, не дольше.
– Скоро будут, – доложил он по возвращении.
– Отлично.
– Так о чем вы со Славиком говорили?
Я поставила бесполезную тарелку на столик, собралась с мыслями.
– Дословно не помнишь? – ласково спросил Паша. – Помочь?
– Помню! – рявкнула я. – Славик сказал, что ловушка его до сих пор не сожрала, потому что ищет другое. Хранителя времени он под этим именем не знал. И добавил, что с кем-то там вечные проблемы – их постоянно убивают.
– Это все? – уточнил Паша недовольно.
Похоже, услышанное ничуть его не обрадовало.
– По делу – да. Остальное вас не касается.
– Ты его в связи с Хранителем подозревала еще осенью, когда Вениамин взбесился, – продолжил допытываться он. – На то были причины?
Начинается…
– Я тогда проверяла любые варианты, – пожала я плечами, молясь, чтобы он не стал развивать тему.
Не сработало. Паша обошел кресло, сел рядом со мной на диван и вдумчиво заговорил:
– Я долго думал, почему ты никому на него не пожаловалась. Полгода терпеть – совсем не в твоем духе. У тебя не было ни непомерной гордости, ни чрезмерного смущения, ни тяги к геройству. Стремления изображать великую мученицу – тоже. Ты же просто не могла сказать, верно? Это был какой-то блок?
– Что ты несешь? – саркастично улыбнулась я. – Вениамина невнимательно слушал? Нельзя заставить человека сделать то, чего он не хочет.
– Он не формулировал это в столь категоричной форме. Ходил вокруг да около и убеждал, что нельзя. Хотя некоторым говорил прямо – «вы никогда не сможете». Но у них бы силы не хватило. Вениамин добивался того, чтобы никто и не пытался проверить.
Я молчала и старательно рассматривала тарелку на столике. Хорошая тарелка. Прозрачная, глубокая.
– Тот блок был не единственным, – многозначительно сказал Паша.
Я оторвалась от созерцания тарелки и посмотрела на него. Наши взгляды встретились, по спине пробежал холодок.
– Какие еще? – вырвалось невольно.
– На дар, например.
Награды в рамочках на стене ожили и заплясали перед глазами.
– Поясни, – выдавила я, к огромному удовольствию Паши.
– Он у тебя загашен основательно. Со стороны не разглядишь, даже если присмотришься. А вот тогда в клубе я увидел. Выглядит так, будто энергию глубоко в подсознание загнали и забаррикадировали.
Вот как. Что ж, логично. Зачем Славику было нужно лишнее сопротивление с моей стороны? Чем меньше силы – тем проще. Первые полгода после инициации дар лишь формируется, заметить «потери» невозможно.
– Ага… – равнодушно кивнула я. – И какой у меня дар на самом деле?
– Понятия не имею. Сравни с ощущениями от общения с близкими.
– В смысле?
Паша моему вопросу почему-то удивился.
– Ну, любовь, – объяснил он с видом вселенского гуру. – Сильная, взаимная. Ты бы чувствовала все эмоции любимого человека, и через блок. Или такого эффекта ни разу не было?
– О… – только и смогла протянуть я. – Кое с кем было…
Любовь, значит? Сильная, взаимная?
– А слона-то мы и не заметили, – усмехнулся он.
Захотелось швырнуть в него тарелкой, но тут в дверь постучали. Под Пашино бодрое «Да, Марьяна» в кабинет вплыла рыжая девица с пакетом булочек. Круглых, с сыром. Торжественно высыпала их в тарелку и удалилась. Желание кидаться пропало. Сначала надо спасти булочки.
А Славик редкостная сволочь… Перед смертью и то не признался. «До сих пор одна и вконец запуталась», – так он обо мне сказал. Разумеется, одна. Иначе бы задала ему в больнице совсем другой вопрос. И если Славик сговорился с Хранителем и сумел убить Зорьева, позаботившись о сходстве с серией, то неплохо соображал. По крайней мере, в тот момент. В два счета мог меня разыскать и расквитаться. Почему же не сделал этого?
– Ладно, ты прав, – сдалась я, не в силах больше выносить Пашин испытующий взгляд. Уставилась на хмурое небо за окном и постаралась говорить как можно ровнее. – Славик не был ни садистом, ни извращенцем. Он тоже Вениамину не поверил, и эксперименты любил. Ему надо было уметь все, быть первым, лучшим и далее по списку. Он к своей цели шел годами. Те девочки Славику нужны были лишь в качестве мышек подопытных. Специально особо впечатлительных находил. С ними удобнее: психика слабая, отдача максимальная. Главное, более тесный контакт наладить… всеми доступными способами. Подсознание сразу открывалось. На самом деле его не интересовали ни их тело, ни их воспоминания, ни их дальнейшая жизнь. Внушал что-нибудь и следил за реакцией. Они даже не помнили ничего потом.
Я перевела дыхание, повернулась к Паше. Он смотрел на меня с предельным вниманием.
– Рассказать про этих девочек я действительно не могла никому, – продолжила я, – слова в горле застревали, буквально. И записать не получалось, пробовала. Голова болеть начинала адски. В результате – ни строчки. Где-то спустя год прошло, но чего уже было прошлое ворошить… А на даре, выходит, блок остался.
– Можно попробовать убрать, – огорошил он.
– Выражайся точнее, – потребовала я. – Каким образом это делается?
– Откуда мне знать? Не я же на тебя блок ставил. Но я бы мог попробовать его снять.
– Зачем тебе это?
– Любопытно, – буднично произнес Паша. – И когда ты позвонишь моему отцу? Он уже две недели ждет тебя на работу.
– Никогда, – огрызнулась я.
– Весьма опрометчиво. Идти-то тебе некуда. «Перспектива» – банкрот, твое имя у людей с кровавыми убийствами ассоциируется. Совет не дремлет, а юрист из тебя не шибко талантливый. Чем заниматься будешь?
– А чем я, по-твоему, буду заниматься в банке?
– Мы с отцом это обсудили, – насмешливо улыбнулся Паша. – Он согласился, чтобы ты работала в моем отделе.
В его отделе? То есть он будет моим непосредственным начальником? Обалдеть! Здорово все спланировал. Ну просто по пунктам.
Я хлопнула в ладоши и искренне восхитилась:
– Ой! Прелесть какая. Дай-ка подумать… – Я картинно склонила голову набок. – Нет.
Встала с дивана, одернула свитер.
– Кира, не глупи, – вкрадчиво посоветовал Паша.
– Губу обратно закатывай, – расщедрилась я на ответный совет. – Я знаю, чего ты хочешь. Так вот: обломись.
– Мне кажется, принять мое предложение в твоих же интересах.
– Тебе кажется. В моих интересах, чтобы всякие аморальные козлы без принципов не научились выносить людям мозг в прямом смысле слова. И уж тем более – чтобы не научились благодаря мне.
– Ого, – присвистнул он и медленно поднялся с дивана. – Звучит как-то грубо, не находишь?
– Зато правдиво. Хочешь уметь делать, как Славик? Вперед! На ком тренироваться – знаешь. Даю подсказку: девочек младше пятнадцати не бери, с ними хуже срабатывает.
– За кого ты меня принимаешь?
– Догадайся, – с наслаждением бросила я ему в лицо. – У тебя даже круче получится, чем у Славика. Силы больше, папочка отмажет, если что.
– Сядь и остынь, – велел Паша строго. – Ничего подобного я делать не собираюсь.
– Он тоже сначала не собирался. По мелочи проявлялось: туда влезть, сюда повлиять, там подсмотреть. Чужое согласие при этом роли не играло. Какое дело великим до массовки? Вы лучше других и имеете право переступить через тех, этих и вообще через всех. Причины найдутся, и важные. Все оправдают. Хотя зачем вам оправдания? Они для жалких, неуверенных в себе неудачников. А вы не такие!
– Тебя не в ту сторону унесло, – бросил он с раздражением.
– Да ну? Плохо описываю? Никого не напоминает? Имей в виду, Славик до этого только к сорока годам додумался. У тебя процесс явно быстрее идет.
– Перестань говорить так, словно мы с ним похожи.
– А вы похожи, – выпалила я и рванула к двери.
Паша меня не остановил. Проводил озадаченным взглядом и даже никакой гадости на прощанье не сказал.
Выйдя в приемную, я нарезала круг вокруг стола изумленно моргающей рыжей Марьяны и замерла. Нетушки! Рано уходить.
Я поспешила назад к кабинету, распахнула дверь и ворвалась внутрь. Паша стоял на том же месте и следил за моим приближением с наигранным безразличием. Выглядел маленько растерянным, будто его выпихнули на сцену перед толпой зрителей, а текста не выдали, и он не знал – то ли позорно отмолчаться, то ли начать импровизировать.
– Забыла кое-что, – пояснила я. Схватила со столика тарелку и шагнула к выходу. – Удачи в исследованиях!
Он выразительно покрутил пальцем у виска, пожелав мне проспаться как следует. Марьяна встретила меня округленными глазами и немым вопросом: «Нафига?».
– Дома доем, – подмигнула я.
Вытащила из шкафа куртку и с чистой совестью выбежала в коридор.
Планы не сбылись. Лифт останавливался на каждом этаже, булочки вкусно пахли, особенно сырные. Я лопала их под неодобрительное сопение солидного дядечки с третьего этажа. Предложила ему угоститься – фыркнул и отвернулся. Обидел, можно подумать! Мне же больше достанется.
В салоне Ленд Крузера я впала в странную прострацию и сама не заметила, как доела все булочки – и с яблоком, и с зеленью. Заодно прикончила конфету, по ошибке затесавшуюся в эту сдобную компанию. В чувство пришла, лишь увидав дно тарелки. На нем была вызывающе красным цветом выведена размашистая надпись: «В Сигмеон-банке работают только лучшие!». Корпоративненько. Нервно хихикнув, я закинула тарелку в одну из коробок на заднем сидении. Чем не трофей? Уезжать без него было бы обидно.
Руки тряслись, на глаза наворачивались слезы. Я запретила себе истерить на парковке и поехала домой, выкрутив звук радио на максимум. Ушам было больно, зато непрошенные мысли в голове не приживались. Их мгновенно сдувало очередной громкой песней.
Поднявшись в квартиру, я прикончила остатки рома из холодильника, высказала кактусу все, что думаю по поводу сегодняшнего замечательного дня, и с наслаждением разбила на кухне шесть чашек. Расчистила угол от осколков, села туда и постаралась расплакаться. Вдруг легче станет? Вместо этого рассмеялась. А ведь смешного ничего не было!
Судя по тому, как я чувствовала Рому, дар у меня точно выше среднего. Ха-ха! За всю жизнь развила единственный навык – распознавать ложь, угробив годы на тренировки, а могла бы запросто научиться гораздо большему. В два счета – бац, и привет, Поток. И никто из вемов не смотрел бы на меня, как на жалкое недоразумение. Впрочем, я и так неплохо устроилась. «Перспективу» фактически в одиночку подняла, добилась всего, чего хотела. Без суперспособностей, атак на чужие подсознания и манипулирования эмоциями. Значит, и дальше проживу. Паша пусть катится со своими щедрыми предложениями к адским бабушкам. Будет настаивать – приму меры. Я далеко не дура. Какие бы у него ни были дела с Хранителем и ритуалами, от Аниты он это скрыл. Совету подобное очень не понравится. Сдам и не моргну.
Стало еще смешнее. Что это со мной? Паша утверждал, что непомерной гордости у меня нет. Откуда же она взялась? Лейка вроде не кусала, сотрясение мозга такого эффекта бы не дало. Всегда мечтала о силе, а теперь тянет прокричать на весь мир, что и без нее обойдусь. Самое обидное, что Славик умудрился сдохнуть, и хрен я ему что выскажу. Почему он не сказал мне про блок? Один урок был, и тот не усвоила. Роли – всего лишь роли. Можно сто деловых костюмов напялить, суть не изменится. В одном Паша прав – идти мне не к кому и некуда. Частную практику не потяну, обычная работа слишком унизительна после былого триумфа. На дар надеяться не стоит – Аниту лучше не злить. Это тупик. Неизбежный финал, который я долго оттягивала. И вот он наступил. Казалось, сейчас пойдут острые как бритва титры, и моя душещипательная трагедия схлопнется от беспощадной надписи – «Конец». Или это была комедия? Без коктейля и не разберешь.
Я поднялась с пола и решительно потянулась к холодильнику, но звонок в дверь расстроил все планы. Несправедливо! Только соберешься напиться в одиночестве, обязательно кто-то нагрянет.
От души выругавшись, я добрела до коридора и отперла дверь. На пороге стоял Рома. Такой бесцветный, что хотелось взять фломастеры и раскрасить.
– О! – хихикнула я, пытаясь опереться на вешалку. Не вышло. Та подло отъехала в сторону и грохнулась на пол. Зараза! – Арестовывать меня пришел? А чего так непразднично? Первое дело надо раскрывать под гимн с салютом! И почему ты один? Где собаки, конвой и БТР?
Рома нахмурился. Хм… По-моему, последнее я приплела не в тему.
– Все с тобой понятно, – сказал он и, не дожидаясь приглашения, пригласил себя сам.
– Понятливый нашелся, – пробурчала я и прижалась к стене.
Напрасно думала, что у меня просторный коридор. Или у некоторых слишком внушительные габариты. В комнату было не прорваться, путь в ванную преграждала вешалка. Картина маслом: хомяк, загнанный в угол, перед мордой голодного кота.
– На ногах стоишь, и то хорошо, – укоризненно отметил Рома, снимая пальто.
– Да-да! – с готовностью отозвалась я. – Воспользуюсь твоим советом и куплю ликероводочный заводик. Гулять так гулять!
– Нельзя было тебя отпускать, – произнес он сокрушенно.
Его тон мне не понравился совершенно. А подтекст тем более.
– Знаешь, куда можешь идти со своей жалостью? – задала я риторический вопрос.
И рассказала куда – не стесняясь в выражениях. Рома кивнул, скинул ботинки. Понятливым прикидывался, а до самого даже прямым текстом не доходит. Я сердито топнула, указав на дверь. Он шагнул ко мне. Вернул поваленной вешалке вертикальное положение и сгреб меня в охапку. Я взвизгнула, уверенная, что следующая остановка – ванная и холодный душ. Будет как-в-кино, еще и переодеваться потом. Мерзость!
Через мгновение меня усадили на диван и крепко обняли. Пожалуй, чересчур крепко – кости чуть не затрещали.
– Нечего тут разводить! – запротестовала я и попыталась вырваться. – Я тебе не маленькая обиженная девочка, ясно?
– Что за чушь ты вбила себе в голову? – рассердился Рома, но хватку не ослабил. – Зачем непременно надо быть сильной?
– Я давно выросла, и со всем сама разберусь!
– И поэтому, если о тебе кто-то заботится – это стыдно?
– Ты опять все перепутал. Мне не бывает стыдно. У меня вообще нет совести! Я ужасная и отвратительная. Мировое зло!
Новый вдох дался тяжелее, к горлу подкатили рыдания. Рома подвинулся, моя голова оказалась у него на груди. Ну что за нежности? С мировым злом так нельзя. Секунда, и меня окатило светом. Теплым-теплым, почти солнечным. Он переливался, обволакивал нас, ограждая от целого мира. Дарил надежду, что все это по-настоящему. Всерьез. И я не выдержала.
Слез было много. Подставили бы тазик – наверняка бы переполнился. Удивительно, как диван не затопило. Рома гладил меня по волосам и шептал на ухо что-то ласковое, успокаивающее. Я не слушала. Слова были ни к чему. Сотни тонких ниточек распутывались, покидая сияющий клубок и вырываясь на свободу. Безумно хотелось коснуться их, но я пообещала себе – не буду. Смотреть – сколько угодно, трогать – нет. Ни за что, никогда. Может, хорошо, что я вижу только его чувства? Зачем нужно знать чужие? Пусть он будет один такой. Особенный.
В какой-то момент плакать стало просто нечем, и всхлипы сошли на нет. Истерика закончилась. А свет остался.
– У тебя есть чай? – спросил Рома и слегка отстранился.
Дышалось в разы легче, но в душе поселилась скребущая пустота.
– Был где-то, – выдавила я, утирая слезы рукавом, – в шкафу на нижней полке. А зачем…
Я запнулась и шумно закашлялась. Ощущение было препротивное, словно о горло точили когти кошки.
– Затем, – ответил он с пугающей категоричностью. – Отныне переходишь на чай.
– Главное, не на шоколадный, – прохрипела я. Рома поморщился. – А минералочки можно?
– Посмотрю на твое поведение.
– Я больше ни в кого не стреляла, ни разу, честно-честно, – уверила я. Истинная правда. Лессер, гад, проворный оказался. – Ничего противозаконного не делала, и не собираюсь.
– Я прослежу, – заявил он абсолютно серьезно. – Считай, ты на испытательном сроке.
Разомкнутые объятия, мягкий поцелуй в висок. Я забралась на диван с ногами, обняла свои колени. На кухне Рома пробыл недолго. Практически сразу вышел и по-хозяйски поинтересовался:
– Где у тебя веник?
Ой… Точно. Чашки! И бутылка рома пустая на столе. Теперь он окончательно убедится в том, что я психопатка и алкоголичка. Хотя… это для него не новость. Да и ангелочком я не прикидывалась.
– Под раковиной, – виновато улыбнулась я. – Они сами упали!
– Ну конечно, – буркнул Рома и скрылся на кухне.
Первым порывом было побежать к нему и показать, где что лежит. Чайником сто лет не пользовалась, чашки далеко спрятаны, сахар вообще на верхней полке за контейнером с мятой. Я заставила себя не дергаться. Разберется, не маленький.
Время текло медленно, буря внутри утихала. На кухне раздавались шаги, хлопали дверцы, что-то звякало. Было странно. Но приятно… Я встала с дивана, подошла к окну. Распахнула створки и села на подоконник. Воздух с улицы ворвался в комнату, лица коснулся легкий ветерок. На подтаявшем снегу резвились солнечные лучи, в небе не было ни облака. Неуловимо пахло весной.
Кажется, она наконец-то соизволила наступить.
