К счастью, забор был всего футов пяти высотой. Мы перебрались через него и спрыгнули на парковку, и я внезапно снова почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, который скачет через заборы, лазает по деревьям и ищет приключений, как будто мир совсем в новинку и невинность еще что-то значит.

Из сгущавшейся темноты до нас доносился грохот разбивавшихся о пляж волн.

– Здесь работали мои бабушка с дедушкой, – сказал Рик.

Я иногда проезжал мимо фабрики, но никогда не заходил внутрь. Мне смутно припомнилось, как в детстве мы подолгу гуляли или катались на велосипедах вдоль песчаных пляжей, а эти громадные старые здания, уже тогда запущенные и заброшенные, глядели на нас со скал. Тогда они казались таинственными и угрожающими, как притаившиеся на окраине динозавры, о которых что-то помнили только старики. Для нас, детей, они были диковинками, местом бесконечных воображаемых ситуаций.

– Тогда не было никаких профсоюзов, так что из людей выжимали все до последней капли, – продолжал Рик. – В те времена в городе не было другой работы, только эти фабрики. Люди гробили здесь свои жизни. Старились раньше времени.

– В жизни такое случается, – пробормотал я. – Пойдем.

Мы зашагали через парковку. Рик пошел вперед, освещая фонариком растрескавшийся неровный асфальт.

– Интересно, копы уже проверяли эти здания? – спросил он через какое-то время. В темноте, в этом незнакомом месте от звука его голоса стало немного спокойнее.

– Наверное.

– Потому что они же уже сказали, что преступник пытал и убивал свои жертвы где-то в другом месте, ведь так? Эти здания как раз подошли бы. Кроме них в городе, считай, больше нет мест, где можно было бы вытворять что-то такое, чтобы никто об этом не узнал. Беда только в том, что они заброшены так давно, что сейчас в них даже просто зайти опасно. Так что, готов поспорить, если их и проверяли, то только вполглаза. И то если дошли руки. Судя по газетам и новостям, они так и остановились на варианте с бродягой: мол, убийца уже давно уехал.

Убийца. Даже теперь он не мог заставить себя назвать Бернарда по имени.

Запах соленой воды становился все сильнее, ветер с океана подул ровнее, немного разгоняя духоту.

– Думаю, даже если копы проверили эти здания, они нашли только то, что оно позволило им найти, позволило увидеть.

– Оно?

Мы остановились и уставились друг на друга.

– Все трупы были найдены только потому, что Бернард хотел, чтобы они в конце концов попали в руки к властям. А вот насчет всего остального я не так уверен. – Я указал на фабрику. – Думаю, то, что там внутри, он приберег для нас. И покажет нам с тобой. Может быть, только нам с тобой.

Рик выпятил грудь, как будто надеялся напугать собственный страх.

– Алан, вещи либо существуют, либо нет.

– Может быть, – сказал я. – Но все может зависеть от того, кто ищет.

Несколько секунд царило молчание, но когда мы снова направились к фабрике, я спросил:

– Интересно, почему город вообще оставил здесь эти чудища?

– Их снос обошелся бы в целое состояние, – ответил Рик. – Кроме того, это часть истории Поттерс-Коув. Уж какая была, у такого-то дерьмового городишки.

До этого года, подумал я. А теперь в истории города появятся жестокие и кровавые убийства, пытки, хаос и безумие.

Всего в сотне ярдов от главного здания мы замерли от громкого взрыва. Небо над фабрикой осветилось, во все стороны разлетелись пронзительные синие и красные всполохи и стали медленно опускаться над землей. Начавшийся фейерверк осветил ночное небо, создав великолепный контраст старому позабытому зданию – колдовское, сюрреалистическое видение среди столь обыденной обстановки.

На секунду позабыв обо всем, мы стояли и смотрели вверх, как ошалевшие дети.

Каждые несколько секунд новая вспышка окрашивала небо и наши лица в яркие цвета и пропадала, как свет фар на стене темной комнаты.

Наконец, мы очнулись и подошли к фасаду здания. Рик поднял фонарик и медленно провел лучом вверх по стене. Большая часть стекол в высоких вертикальных окнах была расколота или вовсе разбита, несколько уцелевших кусков были покрыты многолетней пылью. Грязные окна и двери первого этажа заколочены и усеяны граффити.

– Попасть внутрь может быть не так просто, – сказал Рик. – Тут все добротно заколотили.

Я посмотрел на громадину перед собой, и тут меня осенило.

– Я все это видел раньше, – тихо сказал я. – Той ночью, в Нью-Бедфорде. Старая фабрика напротив автосалона, я… она была точно такой же. Другое здание, но… то же самое. Оно выглядит точно так же. Я был в другом месте, но видел это. Я видел это здание.

Рик повернулся и упер луч фонарика мне в грудь, осветив заодно и лицо.

– Что-что?

– Я здесь уже был.

Я выхватил у него фонарик, направил его на здание и водил лучом до тех пор, пока не отыскал дверной проем. Большие створки, которые когда-то закрывали главный вход, сгнили и почти развалились, дыру наискось пересекала доска, которая, судя по всему, упала сверху много лет назад, да так и осталась торчать. Все выглядело так же, как в моем видении.

– Сюда, – сказал я, указывая фонариком. – Здесь вход.

На одном конце доски сидела невероятных размеров крыса. Со странным скрипучим звуком она поднялась на задние лапы и оскалила зубы.

Все было так же, как в ту ночь.

– Вот блин, – прошептал Рик, – такая жирнющая крыса.

Я навел на животное луч фонарика, и свет отразился от глаз, отчего они вспыхнули огнисто-красным. Как и в прошлый раз, противостояние закончилось тем, что крыса пару раз неторопливо принюхалась, развернулась, вразвалочку подошла к краю доски и спрыгнула в темноту.

– Пойдем, – сказал я.

Мы осторожно перебрались через доску и тут же оказались в облаке тошнотворных запахов. Я переступил через груду обломков и отбросов, медленно поводя лучом фонаря перед собой. Ближайшую стену покрывали граффити, на полу лежал толстый слой мусора.

– Судя по всему этому мусору и дерьмищу, тут жили какие-то бомжи, – сказал Рик, и его голос эхом отозвался внутри пустого здания. – Как думаешь, кто-то из них все еще тут?

– Тут больше нет ничего живого, – сказал я. – Кроме них.

В нескольких футах впереди стая крыс разбежалась по темным углам, напуганная возобновившимся салютом. Фейерверки взрывались вверху с громовым грохотом, разноцветные отблески света проникали сквозь многочисленные дыры и раны на теле здания, пронизывая пустое пространство внутри и лишь подчеркивая тьму. Стоило угаснуть одной вспышке, как сразу за ней следовала другая.

Рядом с собой я чувствовал прерывистое дыхание Рика.

– И что теперь? – спросил он.

Я посмотрел вверх. Потолок был таким высоким, что его нельзя было разглядеть. Я повернулся направо, посветил фонариком и проследил за лучом до дальнего конца помещения.

– Сюда.

Мы пробирались через валявшиеся повсюду обломки, луч фонарика покачивался в такт шагам. Фейерверки на секунду утихли, и я уставился туда, где, по моим воспоминаниям, должен был быть коридор. На меня нахлынули воспоминания о ночи на той – этой – фабрике, и сердце заколотилось сильнее. На лбу выступил холодный пот.

– Теперь туда, – сказал я.

Когда мы оказались в коридоре, здание как будто плотнее обступило нас и стало куда теснее. И хотя фейерверки возобновились и до нас по-прежнему доносился их грохот, мы больше не могли их видеть. Замкнутое пространство действовало угнетающе, стены словно сомкнулись, а потолок опустился. Пока мы шли, я то и дело поводил лучом фонаря сверху вниз, стараясь осветить как можно большее пространство.

Здесь пахло еще хуже.

Наконец, мы дошли до небольшой комнаты в конце коридора. Табличка справа от дверного проема привлекла мое внимание, и я направил на нее фонарик.

– Здесь, видимо, был какой-то кабинет. – Я тер грязную табличку до тех пор, пока не сумел разобрать несколько букв. – Кажется, отдел кадров.

Я вошел внутрь. Комната была той самой, куда заманила меня той ночью женщина. Пол от стены до стены устилал мусор, и, поведя лучом фонарика дальше, я разглядел на стенах знакомые символы, намалеванные краской или кровью. Остатки двери лежали на невысоких стопках оббитых бетонных блоков – тот самый алтарь, который я видел той ночью.

И, как и тогда, под ним что-то лежало неопределенной грудой, но я не мог разобрать, что именно.

– Что это за херня на стенах? – спросил у меня из-за спины Рик.

– Заклинания или заклятия, черт знает. – Я вздохнул. – Без понятия.

– Это что, кровь?

– Думаю, да.

– Господи…

– Подозреваю, это что-то вроде заявления или отметки.

– Может быть, предупреждение.

Охвативший меня холодок страха напомнил, что об этом я не подумал. Я кивнул и направил фонарик на остатки двери на цементных блоках.

– Думаю, это алтарь.

– А что там, на полу?

Я сглотнул так сильно, что едва не подавился.

– Понятия не имею.

– У меня от всего этого нехорошее предчувствие.

– Ой, правда, что ли, отчего бы это? – Я раздраженно глянул на него, слегка пригнулся и прошел чуть дальше в комнату, поближе к алтарю. Оказавшись в нескольких футах от него, я разглядел, что лежавший под ним предмет был накрыт старым шерстяным одеялом. Поманив Рика, я передал ему фонарик и велел, указывая:

– Посвети сюда.

Он подчинился, и я заметил, что луч дрожал, как и моя рука, протянутая к одеялу.

– О господи. – Я уронил одеяло и отпрянул. – Нет.

Рик уставился на предмет, продолжая светить фонариком.

– Выглядит ненастоящим.

Я провел рукой по пропитанным потом волосам.

– Все так поломано.

Он помотал головой, торопливо, но беззвучно шевеля губами.

– Той ночью, на фабрике, – сказал я, – женщина заманила меня в эту комнату и показала своего сына. Мертвого. Они… оба были мертвы. – На меня вновь нахлынули воспоминания о той ночи, но я больше в них не нуждался, теперь я видел их прямо перед собой. – Все жертвы Бернарда были матерями-одиночками с сыновьями. Клаудия сказала, что эти убийства – обряды, и последнее жертвоприношение, перед тем как он покончил с собой, должно было включать не только мать, но и сына.

– Зачем ему было делать такое… с ребенком? – пробормотал Рик. – Как он мог так поступить?

– Настоящая бойня, – сказал я. – Он убил его и раскрасил стены его кровью. Зарезал беспомощного ребенка.

Я заставил себя снова посмотреть на крошечное тельце у алтаря, брошенное туда, как очередной кусок мусора. То, что не уничтожил Бернард, подъели крысы. Останки были настолько изуродованы и искромсаны, что с первого взгляда я даже не понял, что вижу. Можно было только гадать, какой невыносимый, беспомощный ужас испытал этот ребенок. К моему страху присоединилась ярость.

– Подонок! – выкрикнул я в темноту, и мой голос жутко разнесся по пустому зданию. – Гребаный подонок!

Рик с силой схватил меня за плечо.

– Нам надо уходить отсюда на фиг.

Я рывком высвободился, наклонился и накрыл тело одеялом.

– Мы никуда не пойдем, пока с ним не покончим. – Я повернулся к нему. – Все это должно прекратиться здесь, этой же ночью.

И только тогда Рик заметил что-то в темноте. Он медленно поднял глаза, и по выражению на его лице я догадался, что над нами что-то есть.

– Господи… боже мой, – пролепетал он. – Господь милосердный и всепрощающий…

Я проследил за его взглядом и лучом фонарика до низкого потолка над нами и увидел женщину – мать ребенка – висящей в воздухе.