– Не к добру это, не к добру… – бормочет Андрей себе под нос, глядя на безоблачное небо из окна рабочего кабинета.

Странно слышать такое от человека, забравшего в свое полное распоряжение предпоследний, шестьдесят шестой, этаж знаменитого здания-подковы. На шестьдесят седьмом располагается склад, так что фактически на самом верху в прямом и переносном смыслах всегда сидит только он, Андрей Каземиров.

Ну, еще секретарша затаилась где-то на другом конце этажа. Как обычно, делает покупки через интернет, играет в «Сапера» и по три раза на дню меняет цвет лака на ногтях от безделья.

На мониторе компьютера высвечивается сообщение от неизвестного отправителя:

Андрей ничего не отвечает, а быстро, привычным движением опускает вкладку вниз. Ничего без него сделать не могут, вот бездари. Зачем он вообще согласился помочь. Как-то это очень… по-человечески.

Все свои дела он привык делать сам. «Айзмос» построил если не вот этими вот руками, то уж точно кровью и потом заполучил все необходимые бумажки для строительства в центре города здания такого масштаба. Сначала его с сочувственной улыбкой посылали в Москву-Сити, но Андрей не хотел быть еще одним грибом в крохотной рощице. «Подкова» была сдана точно в срок и быстро заняла свое почетное место на карте города и в сердцах жителей. Здание оказалось построено так, что не мешало практически ничьему виду из окна, а если и находилось в поле зрения, то скорее было похоже на своеобразную Триумфальную арку, нежели на деловой центр.

– Ну что, есть новости? – В дверях появляется Дмитрий, глава маркетингового отдела. Черные как вороново крыло волосы зачесаны назад, открывая широкий гладкий лоб.

– Да какое там… – Андрей равнодушно машет рукой. – Я уже подумываю в детективное агентство обратиться, а то эти олухи даже с самым простым заданием справиться не могут.

– Ты там, это, держи всех в узде, – неестественным тоном ободряет начальника Дмитрий и вскидывает кулак.

Что-то выглядит странным в отношениях этих двух мужчин. Такое ощущение, что один словно боится второго. Глаза Дмитрия опущены в пол, брови сдвинуты к переносице.

– Да уж, – хмыкает Каземиров, – держу. Ты тоже, смотри, особо не нарывайся, чтобы обратно в свое подполье не вернуться.

Дмитрий вздрагивает.

– Я теперь хороший мальчик, – пытается пошутить он, но неловкость никуда не девается.

– Это у тебя в отделе работает этот, как его… Розенберг?

– Который Лев? Ну да, у меня.

Андрей потирает подбородок с рыжеватой щетиной большим и указательным пальцами.

– И как он тебе?

– Ничего такой. Обычный, я бы сказал. Ничего выдающегося, но и проблем с ним особых нет.

– А как он к тебе попал?

– Как? – Лоб бугрится под натиском тысячи мелких морщинок. – Не помню уже.

– Ты? Не помнишь? – Андрей едва не хохочет.

– Да, согласен, мутное дельце. Может, Наташка из кадров его взяла? Столько работы, ты же знаешь, за всем уследить невозможно.

– Обычному человеку, может, и невозможно, а вот тебе стоило бы. Ладно, ты давай, а я пойду голову проветрю. – Глава компании встает со своего кожаного кресла, хлопает Дмитрия по плечу и проходит мимо него в сторону лифта.

Площадка на крыше здания, как обычно, пустует. Совет директоров пытался убедить Андрея сделать здесь вертолетную площадку: престижно и кинематографично. Только вот пространство нужно Каземирову вовсе не для того, чтобы понтоваться перед конкурентами. Если так подумать, это была главная и единственная цель создания «Айзмоса» – построить здание такой высоты, откуда беспрепятственно можно было бы следить за всем происходящим в городе.

Из рукава серого пиджака выскальзывает что-то длинное и узкое. Острые колышки окаймляют небольшую булаву на конце и задорно блестят на зимнем солнце.

– Р-раз! – Бизнесмен с задором, свойственным только мальчишкам, вскидывает оружие в воздух, и оно всего на мгновение касается неба. Но этого достаточно.

Тучи моментально сгущаются. Их будто стягивает к «Подкове» магнитом невероятной силы.

– Д-два!

Было бы чуть холоднее, пошел бы снег, но это дождь стоит стеной в радиусе нескольких сотен метров вокруг здания. Где-то далеко внизу крохотные человечки-муравьишки хватаются за свои сумки и, прикрывая ими голову, начинают стремительно ускорять шаг.

– Тр-ри, – уже чуть тише произносит Андрей, и в одно мгновение все прекращается.

Дождь больше походит на летний. Стремительный, мимолетный. Полный отчаянных эмоций и первых поцелуев. После себя он оставил только неглубокие лужицы и брызги с отражением радуги.

Абсолютно сухой, Андрей Каземиров разворачивается и направляется обратно к выходу с крыши. Настроение у него становится лучше с каждым шлепком дорогих кожаных ботинок по грязной воде.

Лев сталкивается с Лизой в лифте в конце рабочего дня. Какое-то время он думает, не пойти ли пешком или не подождать ли другого лифта, но в конце концов все же решается и пересекает крохотную пропасть.

Они никогда раньше не общались. Отдел большой, текучка кадров тоже, поэтому поддерживать контакты со всеми коллегами физически невозможно. Такие, как Лиза, обычно щебечут в стайках девочек у кофейного автомата, а Лев, действуя по устоявшейся привычной модели, в основном разговаривает только с другими мужчинами. В этом нет ничего сексистского – просто так получается, все так привыкли.

Но после той встречи у офиса, когда каждый своими собственными глазами увидел – другими словами это назвать нельзя – настоящее чудо, у них появился совместный секрет. И пускай лично они не знакомы, теперь нет да иногда находят друг друга глазами в толпе из офисных рабов.

Сейчас у них есть что-то общее. Вернее, кое-кто. И не важно, что один воспринимает Дарью как друга, а другой – как заклятого врага.

После небольшой заминки Лев приветствует Лизу коротким кивком головы. Она видит и медленно моргает в ответ, давая понять, что заметила его жест.

Сегодня Лиза не такая яркая и соблазнительная, какой она предстала перед ним на перекрестке. Серое вязаное платье с высоким воротом, длинными рукавами и старушечьей длиной ниже колен делают девушку похожей на большой шерстяной носок. Волосы собраны на затылке в неаккуратный узел, из которого в разные стороны торчат отдельные пряди.

Неприметная, так бы Лев сейчас ее назвал. Не красавица, но и не уродина. Ничего запоминающего, ничего сверхотталкивающего. Такую девушку не остановишь на улице и не позовешь на свидание. У нее можно спросить, где здесь ближайший туалет или аптека.

На первом этаже они выходят из лифта последними. Оба движутся чуть медленнее, чем остальные сотрудники, изо всех сил спешащие по домам.

Это похоже на… гравитацию. Местную такую, локальную, маленькую гравитацию, только между двумя отдельными личностями.

– Ты не против выпить кофе? – спрашивает Лев как раз в тот момент, когда Лиза поворачивается к нему и открывает рот, чтобы что-то сказать.

Девушка с облегчением опускает плечи, только тогда заметив, как сильно они были напряжены все пятьдесят бесконечных этажей, что они спускались вниз.

– Да, давай, – соглашается она, и они вдвоем сворачивают под крышу небольшой кофейни, той самой, где еще совсем недавно Лев помогал незнакомому ковбою, читавшему утреннюю газету.

Лев заказывает американо, а Лиза ограничивается зеленым чаем. Забавно, как пакетик себестоимостью в несколько рублей в бумажном стаканчике с фирменным логотипом магическим образом превращается в целое состояние.

Людей в помещении много, но на практике почти никто надолго не задерживается: все берут свои напитки и возвращаются на улицу навстречу холодному ветру.

Молодые люди обосновываются в самом углу, на высоких стульях с паучьими ножками.

– Хочешь, сказку расскажу? – ни с того ни с сего интересуется Лиза.

– Ну давай.

Лиза некоторое время ерзает на стуле, чтобы устроиться поудобнее, и только затем начинает:

– Жила-была девушка, писаная красавица. Волосы до земли, густые, шелковистые, как в рекламе. Первая красотка на деревне. Звали ее, допустим, Мира. Влюбилась Мира в одного молодца, и он тоже в ответ воспылал к прелестнице светлыми чувствами. Только вот отец Миры, который рано овдовел, в тот год решил жениться снова, и его новая жена очень сильно ревновала мужа к падчерице. Как-то поздно вечером позвала она Миру к реке стирать белье, да и утопила. Вернулась к мужу вся в слезах, говорит, такое дело, поскользнулась, оступилась, речной поток унес и поминай, как звали. А прокуратуры в то время, как понимаешь, не было. Никто ничего расследовать не стал, мачехе все поверили. Соседки даже пожалели, слезу пустили, хотя обычно своими острыми языками могли и медведя заколоть.

Шли годы, возлюбленный Миры так и не нашел себе другой девушки, все никак не мог забыть свою первую любовь. И вот, когда он стал совсем уже взрослым половозрелым мужчиной, решил он прогуляться вдоль той самой реки, где погибла его любимая.

Видит – в воде что-то знакомое мелькнуло. Светлая прядь волос, совсем как у Миры. Потянулся добрый молодец к воде да упал прямиком в темный омут. Та, о которой он так горевал, действительно была там – не мертвая и не живая. Она ему говорит: «Скорее, выбирайся отсюда. Еще мгновение – и окажешься заточен здесь на веки вечные».

Мужик наш был не промах, поэтому он упер руки в боки и сказал, что без своей женщины никуда не пойдет. И так как феминизм в те времена процветал слабо, главная героиня растрогалась и позволила доброму молодцу остаться с ней под водой. Так он стал речным царем, а она до скончания веков варила ему уху.

– И?

– Что и? – не понимает Лиза.

– Где мораль?

– А нет тут морали. Ну, или что в конце концов все ништяки все равно достаются мужикам, а бабы, как всегда, не у дел.

Лев задумчиво обнимает пальцами теплый стакан, осторожно подбирая слова для самого главного вопроса:

– Ты давно с этим… как его?..

– Денисом? – Вопрос девушку совершенно не смущает. Ей бы хоть чуть-чуть стыда, но нет, она отвечает прямо и уверенно, как будто должно быть только так и никак иначе. – Да сколько себя помню.

– Ты ведь знаешь, что он женат?

– А ты мне нотации читать будешь? – Сказано чуть громче, чем стоило бы, и Лиза вовремя себя одергивает, осматривается по сторонам и только затем успокаивается.

– Не буду. Просто хочу понять зачем. Ты молодая… кгхм… красивая девушка. Неужели так сложно начать встречаться с ровесником или хотя бы с незанятым мужчиной?

– С тобой, что ли? – смеется Лиза.

Только вот Льву от этого предположения некомфортно. Он сам не может объяснить, почему, но одна мысль о том, чтобы иметь с Лизой хоть какие-то отношения, заставляет внутренности отторгающе сжаться.

– Нет. Но ты же работаешь в «Подкове». Здесь одиноких мужиков как собак нерезаных. Почему именно этот?

– А это, друг мой, – девушка играючи тянется к нему коротким ненакрашенным ногтем, но никакого очарования этот жест в себе не таит, – тебя совершенно не касается. Если честно, он и не в моем вкусе совсем.

– Не в твоем, значит?..

– Только тут уж от меня ничего не зависит, – устало вздыхает Лиза. – Он должен думать, что я от него без ума. Если начнет что-то подозревать, – она ребром ладони проводит себе по горлу, – мне конец.

В каком месте она начала говорить так, что все слова отдельно понять можно, а общий смысл – нет? Лев морщится и пытается вернуть разговор к исходной точке:

– Так когда все это началось?

Где-то вдали раздается звон. Кто-то разбил чашку.

– Я должна была помочь ему забыть ту, другую женщину.

– Какую?

– Ту, что в конечном итоге вышла замуж за другого.

– Мы сейчас говорим не о Дарье, верно?

Лиза вспыхивает:

– Да что ты так печешься об этой дуре? О такой жизни, как у нее, можно только мечтать. И то, что Денис спустя десять лет брака уже не лежит у ее ног, это лишь крохотная неприятность. А так, – девушка принимается загибать пальцы, – дом, дети, недвижимость, можно сказать, неограниченные финансы. Ходи себе по магазинам да по соляриям, печали не ведай.

– А у тебя ничего этого нет?

– Ничего, – кивок, – и вот теперь уже даже матери нет.

– Слушай. – Лев едва заметно подается вперед, локтями опирается о деревянную столешницу. – А эта история про утопленницу, откуда ты ее знаешь?

В первый раз за вечер Лиза расплывается в широкой, по-настоящему обворожительной улыбке. Глаза озорно блестят, на бледных щеках выступает румянец.

– А это, милый мой, уже правильный вопрос.

На заднем сиденье «Мини Купера» ладным строем разместились белые шуршащие пакеты из гипермаркета. Тут все, чего вам может захотеться, когда ночью вы вдруг встали с кровати и ощутили резкое желание «заморить червячка». Разные виды мяса, рыбы и птицы. Всевозможные фрукты и овощи, начиная от бодро торчащих из пакета морковных хвостиков и заканчивая экзотическим помело.

Дарья в таком хорошем настроении, что даже позволяет себе подпеть попсовой песне из радиоприемника. Поет она вполне себе прилично, немного простовато, но в ноты, по крайней мере, попадает.

С ней все в порядке! Никакой это не черт, не дьявол спрятался внутри нее. Нет, это добрый дух. Вполне возможно, именно это ощутил Питер Паркер, когда его укусил паук. Только вот он в отличие от глупышки Дарьи сразу понял, что к чему и в чем его предназначение.

Понять Дарью сейчас, наверное, сможет только студент, который не успел подготовиться к экзамену, а затем вытащил единственный легкий билет. Сначала внутри скапливается это вязкое, тянущее к земле беспокойство – потом же оно рассеивается, и вместо него тело наполняется чем-то вроде гелия, который наконец позволяет оторваться от земли и свободно лететь по небу, не беспокоясь о ситуации на дорогах.

Восьмиполосное шоссе освещается только желтым светом придорожных фонарей и фар многочисленных автомобилистов, спешащих по домам на максимальной скорости в пятнадцать километров в час. Но даже девятибалльные пробки не могут выбить Дарью из колеи, такое у нее хорошее настроение.

Сейчас она выше всех этих проблем с Денисом, которые так сильно беспокоили ее в последнее время. Мужчины приходят и уходят, а возможность такого приключения бывает только раз в жизни. Да с этой силой, что в ней таится, она сможет поднимать перевернувшиеся автобусы и выносить из пожара младенцев!

Дарья не успевает заметить, как руки ее сами начинают крутить руль вправо, и приходит в себя только тогда, когда уже сворачивает к подъездной парковке районного магазина. Это крупный супермаркет. Поменьше того, в котором она закупалась сама, но тоже немаленький.

– Эй, что такое? – шепчет женщина себе под нос.

Беззаботное настроение исчезает так же быстро, как и появилось, и даже радио смолкает – вместо него звучат теперь одни помехи.

Но ладно, выходить так выходить. В этом многолюдном месте, тем более в конце рабочей недели, и яблоку негде упасть. Мужчинки в рабочих костюмах, женщины, тянущие за собой по выводку ребятишек… Никаких маньяков и убийц, разве что свернувший на кривую дорожку клептоман. Но это уже не по Дарьиной части.

Немного подумав, она берет тележку и как ни в чем не бывало катит ее внутрь магазина. Для вида набирает немного продуктов – там шоколадное молоко, тут пластиковую коробку шампиньонов, – а сама затаилась и ждет, пока голос внутри не скажет, что делать дальше.

– Простите, – говорит чуть полноватая женщина в старомодном пальто. Показалось или она действительно извинилась еще до того, как толкнуть?

Дарья уже было открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова так и остаются нерожденными зародышами, умершими в материнской утробе. Вот он, чуть дальше по проходу. Мужчина, на вид самый обычный, непримечательный. Чем-то похож на их районного сантехника, который временами заходит в дом проверить трубы.

Сердце екает, Дарья замирает. Секунды достаточно, чтобы другие покупатели начали раздраженно бормотать, чего это она встала посередине прохода и не дает никому пройти. Бабуля в павловопосадском платке ненавязчиво ставит палочку прямо на носок правой кроссовки Дарьи.

– Эй! – слишком поздно соображает она, но бабушка уже давно ускакала в винно-водочный отдел.

Заинтересовавший ее мужчина тоже никуда не торопится. Двигается он медленно и как-то нервно, что ли. Постоянно оглядывается по сторонам, но ничего не видит, куда ни посмотрит. Даже когда натыкается на Дарью и мысленно сканирует ее лицо, все равно не понимает, что она смотрит на него в упор. Смотрит и чего-то ждет.

Черная шапка плотной вязки все время лезет на глаза, и мужчина ее постоянно поправляет. Руки слегка дрожат, как у заядлого пьяницы, но что-то подсказывает Дарье, не в алкоголе тут дело.

Этот случай другой, не похожий на тот, что произошел на стоянке. Там сразу было понятно, кто плохой и почему. Сцена больше походила на вырезанный фрагмент из сериала про ментов, если не учитывать роль Дарьи в этой ситуации, конечно. Здесь же все размыто, грань между правильным и неправильным не просто стерта – ее не существует.

Куда он идет?

В руках у мужчины банка шоколадной пасты и рыбные консервы – наборчик не лучше, чем у пытающейся маскироваться Дарьи. Та же в последний момент решается и бросает тележку у отдела с сухофруктами и орешками, а сама уверенным шагом направляется следом за объектом.

В ногах появляется уже ставшая привычной твердость. Учащенное дыхание больше не кажется дискомфортным – теперь в дело вступает адреналин.

Дарья никогда не считала себя верующей, но в этот момент в голове ее пролетает одна-единственная мысль: «Боже, помоги». Правда, чем именно, не уточнила.

Руки ледяные, никак не согреть. Ногти впиваются в нежную кожицу ладоней, и боль эта ни капельки не отрезвляет – только заставляет продолжать след в след повторять каждый шаг мужчины впереди. Он совсем рядом, стоит только руку протянуть – и можно будет коснуться скользкой поверхности дешевого пуховика цвета грязной неопределенности.

Дарья и правда протягивает руку – только не касается ею куртки, а червем заползает под нижнюю кромку, минует синтетический свитер, быстро находит ребра и изо всех сил вонзает ногти глубоко под кожу. Попутно пальцы задевают тонкие холодные проводки, очевидно, медицинские.

В отличие от предыдущей жертвы этот мужчина даже не кричит. Из него вылетает только едва различимый писк.

– Женщина, что вы делаете?! – визжит какая-то дама справа, вся в мехах и с бутылкой молока наперевес.

– Господи, что творится-то… Охрана, кто-нибудь позовите охрану!

Некий смельчак обхватывает Дарью со спины и пытается оттащить в сторону, но он слишком слаб по сравнению с ее внутренней силой. Вызови они бульдозер, и то неизвестно, справились бы с ней.

Ногти уходят глубже.

Из винно-водочного бутылочной пробкой вылетает бабушка с палочкой. В одной руке литровка, в другой – бутылек с армянским коньяком.

– Да что ж ты, ***, такое. – Это другой незнакомый мужчина присоединяется к первому, но результат все тот же. Дарья как приросла к кафельному полу. Дыхание ровное, внимание сосредоточено на чужом сердце, еще пока бьющемся.

Вот и охрана подоспела. Заспанный мужик ростом под два метра, который в своей жизни никого покрепче уличных хулиганов не встречал. А тут – женщина. Молодая, красивая, в дорогой одежде и с дизайнерской сумочкой под мышкой. Стоит позади другого покупателя и изо всех вдавливает что-то ему со спины. Тот только булькает, ничего больше сказать не может.

Наконец все заканчивается. С победоносным криком Дарья извлекает на свет сердце, пульсирующее, неровной формы. Человек, который придумал назвать «сердечком» форму из двух полукругов, наверное, был извращенцем.

Женщине в шубе плохо. Она валится на пол тут же, попутно задевая стеклянные бутылки с оливковым маслом, которые, как домино, валятся с полок и болезненно-желтыми пятнами растекаются по плитчатой поверхности.

– Полицию, полицию кто-нибудь вызвал?!

– Да щас-щас, погоди. Какой там номер?

– Ребята, вы что, больные, такое на телефон записывать?! Немедленно прекратите снимать! Долбанулись, что ли?

– Заведующая где? Администратор!!!

Сюрреалистическое кино ужасов, которое разворачивается посреди районного супермаркета, похлеще всего, что до этого в кинотеатрах видели все его свидетели. Потому что это реальность, а не набор спецэффектов и сценарных приемов.

Кровь любопытной осьминожкой вытекает из-под ботинок потерпевшего. Какое-то время он еще держится на ногах, но затем ничком валится на пол. И в отличие от женщины в шубе сам уже никогда оттуда не встанет.

На Дарье в общей сложности висит уже пяток смельчаков, но любые усилия бесполезны. Дело сделано, человек устранен. Какое-то время, пока все пытаются осознать произошедшее, в торговом зале стоит могильная тишина, но вскоре все вновь приходит в движение.

Бабушка осторожно тыкает мертвого мужчину палкой, но тот никак не реагирует.

Сердце в руках у Дарьи все больше и больше напоминает просто шмоток мяса из соответствующего отдела супермаркета. Это же не по-настоящему, это все неправда.

В довершение всей этой фантасмагории Дарья стряхивает с себя незнакомых мужиков вместе с охранником, как дерево стряхивает листву перед наступлением холодов. Никто не мешает ей выйти из магазина. Не может, даже если захотел бы.

Полицейская сирена уже близко, и Дарья вспоминает, как тогда, на пороге частной школы, она слышала те же самые сигналы и внутри нее не шевелилось ни единого нерва. Так и сейчас она просто идет в сторону стеклянных дверей, садится в припаркованную тут же машину и вставляет ключ в гнездо зажигания.

Всюду кровь, не ее, но все же. На руках, на пальто, уже и на сиденье машины. Будучи в состоянии шока, Дарья ловит себя на странной мысли, что прикидывает, как потом все это дело отмывать.

«Хорошо, – думает она, – что завтра выходной. Мальчиков в школу везти не надо. А дальше как-нибудь разберемся».

Надо позвонить Льву, но это потом, когда она отъедет достаточно далеко. Не важно, что она ему скажет: главное, чтобы он обо всем знал. Уж он-то придумает, как выпутаться из этой истории.

Тоненький красный проводок отлипает от внутренней стороны ладони и падает вниз, к педалям. Дарья уже успела позабыть, что мужчина носил на себе какой-то аппарат. Сердечник, что ли?

Вот так вот, убила беззащитного человека. Взяла и голыми руками – не ножом, не пистолетом – распорядилась чужой жизнью.

Впереди светофор. Дарья успевает затормозить только в последний момент.

У автомобилистов и пешеходов вокруг жизнь идет своим чередом. Вот школьница выгуливает собаку на поводке-шлейке. Собака маленькая еще совсем, ей явно предстоит вырасти в громадную псину. А вот в соседней машине сидит женщина с короткой стрижкой и серьезным, почти каменным лицом. Слушает новости, наверное.

И тут Дарью ударяет. Мысленно она отматывает события назад, к тому моменту, как впервые увидела мужчину с шоколадной пастой и банкой консервов.

Он весь в долгах. Дома жена, маленький сын, даже младше, чем Артур с Олегом. Теща живет с ними тут же, в маленькой двухкомнатной квартирке, хотя, если быть до конца честными, это вообще-то ее квартира и есть.

Это старая больная женщина, страдающая ожирением и целым букетом сопутствующих недугов. Каждый день она смотрит – смотрела – на Борю своим орлиным взглядом и прикидывает, как съесть его печень.

– Ну и чего ты моей Натке дал? – вопрошает человеческая медуза, и пальцы-сосиски торчат в разные стороны, живя абсолютно самостоятельной жизнью. – Паразитируешь на ней только. Девять классов, бог ты мой! Да как тебя водителем автобуса-то взяли?

А Боря и сам не знал, как взяли. Так получилось, что приятель приятеля по гаражу что-то кому-то нашептал, что-то у кого-то спросил – и вот совсем скоро он уже крутил баранку и продавал билеты во время остановок. Все бы ничего, да тещу это, конечно же, не устраивало. На такую зарплату не то что семью – себя одного прокормить сложно. А Нато работать не могла, у нее инвалидность.

– Вы что, думаете, ребенок – это вам игрушка? – не унималась мать Наташи. – Или собачка какая? Да вы собачку взяли поиграть – выкинули на улицу. А ребенка куда выкинете? В церковь подбросите?

– Да ладно, мам, – Нато тяжело дышала, – справимся.

Бывшая спортсменка, пловчиха, сейчас эта женщина задыхалась от нехватки воды в легких и переизбытка матери в своей личной жизни.

– Справитесь вы, то же мне! Да вы без меня и дня не протянете! Кто Гришке бульон из потрохов варить будет? Из сада кто заберет? Что вы делать-то будете, когда я помру?

– Жить, – шептал Боря и правда в это верил.

Не то чтобы во всем была виновата ненавистная теща. Это была и его вина, что у Нато такая жизнь, что Гришка каждый день наблюдал, как заезженная пластинка Тамары Анатольевны никак не может остановиться.

Потом еще эти игры. Просто способ отвлечься, освежить голову. Сначала без денег, потом на незначительную мелочь. Постепенно суммы все увеличивались и увеличивались, пока не превратились у Бори в голове просто в цифру, про которую можно забыть, едва вечером в теплой кровати он закрывал глаза.

Уже дома, у подъезда, Дарья все никак не может заставить себя выключить мотор и выйти из салона. В голове крутится одна и та же мысль, и ничего уже не сможет заглушить ее до скончания веков.

– Я убила человека, – шепчет она, но от того, что слова произнесены вслух, легче не становится. – Господи боже мой, я убила человека.

Лоб касается руля в кожаной обивке. Как бы обо всем этом забыть. Как бы поскорее забыться.