Мина

Когда я проснулась на следующее утро, я не ощутила блаженного забытья, недолгой, но все же отсрочки. Мне снился Джерейнт, и, едва сон прервался, предчувствие потери сразу же сменилось ее осознанием. Я открыла глаза и смотрела на квадратные плитки потолка. Его больше не было.

Моего брата больше не было в живых. Меня сломали задолго до того, как колонка рулевого управления вонзилась мне в тело.

Все, что было после того, как мы покинули больницу, прошло как сон. В институте мне предоставили отпуск, и последние экзамены прошли без меня. Я спала в нашей детской комнате. Дилан мягко убеждал меня составить ему компанию и прогуляться к скалам, и наконец я согласилась. Его присутствие меня успокаивало. На Пат я взглянуть не могла. Чувство вины было всеобъемлющим. Я не могла дышать. Мне пришлось вернуться в общежитие.

С тех пор я ни разу не появлялась в нашем доме в Уэльсе.

Ко мне пришел Стивен, но я отвернулась к стене и притворилась, что сплю. Звонила Парвин, я не ответила. Призрачная медсестра присела на край моей кровати. Я заткнула уши пальцами, как делают дети, и закрыла глаза. Воздух чуть качнулся. Когда я вновь их открыла, она уже пропала.

В то утро, словно я наконец доказала право на свободу, вспомнив, что случилось с Джерейнтом, доктор Канте сообщила мне долгожданные новости. Меня выписали.

Мне предстояло начать новую жизнь. Жизнь с Марком. Неважно, что я решила, будто он в ту ночь был со мной в машине. Неважно, если даже он мне врал. У него были свои причины, и, наверное, важные. Я была не в той ситуации, чтобы кого-то судить. Я сама это доказала.

Джерейнт погиб. Я знала, что уже проходила через ужас его смерти, но сейчас он был таким же сильным и холодным, как в первый раз. Я не знала, амнезия ли виновата, или такова сама природа человеческого горя. Какая разница. Было все так же больно. В моей душе не осталось места, чтобы злиться на Марка, обижаться, что предал меня. Все казалось ненастоящим. Те уголки сознания, куда не добралась чудовищная боль, просто оцепенели.

Я старалась думать о новой жизни. Приедет Пат, поживет у нас недельку-другую, а потом я мягко, но решительно ее выставлю. Будет нетрудно. Я знала, ей всегда не терпится вернуться в Уэльс, в собственный дом. И дядя Дилан, конечно, будет с этим согласен. Скорее всего, ему даже говорить ничего не придется. Она почувствует его тоску по ней с другого берега Северна.

При мысли о Пат мне захотелось поговорить с ней. Рассказать кому-то о Джерейнте. Я знала, это уже не новость, но я ощутила невыносимое желание назвать его имя тому, кто понимает, кто чувствует то же самое. Всю боль моей утраты могла почувствовать только семья.

Пат ответила на третий звонок, голос был напряженным.

– Это я, – сказала я. – Мина.

– Что стряслось?

Я не обиделась на эти слова. Они были справедливыми. Я никогда не звонила ей. Никогда не писала. Никогда не приезжала. Теперь, когда память вернулась ко мне, я осознала, что последние пять лет упражнялась в экзорцизме. Я вырезала свою маленькую, несовершенную семью из жизни так, словно провела хирургическую операцию. Сначала, потому что их вид усиливал мое чувство вины и потому что в их присутствии острее ощущалось отсутствие Джерейнта. А потом – просто по привычке.

– Все хорошо. Сегодня меня выписывают.

– Ну и слава богу, – голос Пат стал тише, я услышала, как она кричит дяде Дилану: «Ее сегодня выписывают!» Потом, вновь обращаясь ко мне:

– Тебе моя помощь нужна?

– Марк приедет, – сказала я, – и заберет меня домой.

– К себе домой? – в ее тоне вновь зазвучало неодобрение.

– К нам домой. Так он говорит.

– Ну…

Я перебила Пат, пока она не сбила меня с темы.

– Прости меня.

– Ну, я, конечно, в корне не согласна с твоим решением, но есть грехи и похуже, и если ты снова начнешь ходить в церковь, то… – в ее словах я услышала надежду.

– Нет, не за это. Прости меня… – голос надломился, я глубоко вдохнула и попыталась еще раз, – за то, что случилось с Джерейнтом.

Повисла пауза. Потом Пат спросила:

– Почему ты просишь прощения? Ты ни в чем не виновата.

У меня не было сил говорить. Горло сжалось, лицо ощущалось напряженной чужой маской.

– Послушай, Мина, – голос Пат был спокойным и ясным, – Джерейнт был очень проблемный молодой человек. Мы все его любили, мы делали, что могли, но никто из нас был не в силах ему помочь.

Хлынули слезы. Я сглотнула, чтобы удержать рыдания, вытерла глаза. Я знала – если заплачу, не смогу остановиться. Глубоко вдохнула, затем еще. Рука, сжимавшая телефон, стала липкой от пота, а Пат все не унималась. Теперь ее голос стал нерешительнее.

– Я знаю, в то время я искала причину. И очень долго сердилась. – Она помолчала. – Ты из-за этого переживаешь?

Я все еще была не в силах вымолвить ни слова. Я надеялась, во мне произойдет волшебная перемена, все раздробленные части моей души сольются в целое, но этого не случилось. Я по-прежнему ощущала себя пустой, сломанной, одинокой. Я знала – вины Пат в этом нет.

– Я понимаю, – сказала я. – Мне просто так хочется, чтобы я сделала хоть что-нибудь, чтобы я могла хоть что-нибудь сделать. Мне просто хочется… – договорить я не смогла, горло снова сдавил спазм.

– Я знаю, – ответила Пат мягко. – Мне тоже.

Когда ко мне пришел Марк с пустым чемоданом, чтобы собрать все то, что накопилось за эти несколько недель, я велела ему отнести этот чемодан обратно в машину.

– Я ничего с собой не возьму.

Он тут же обиделся, поскольку за это время накупил мне кучу ночных рубашек, принадлежностей по уходу за телом, книжек, шоколадок.

– Это был просто кошмар, – попыталась объяснить я, – и мне хочется о нем забыть. Вещи будут напоминать мне, что все это было на самом деле, – я обвела рукой палату, кровать, ужасные зеленые занавески, – пусть остаются здесь.

– Ладно. – Марк закрыл чемодан, положил на пол. – Помочь тебе одеться?

– Нет. – Я уже натянула нижнее белье. Впервые за это время надела бюстгальтер, и ощущения были странными, как от самого первого лифчика, который я нацепила, будучи плоскогрудой одиннадцатилетней девчонкой. Приготовила тренировочные штаны, в которых раньше занималась йогой, а в больнице – физиотерапией, и чистую футболку. – Подожди немного, я быстро.

– Не вопрос. Пойду посмотрю, может, какие анкеты надо заполнить.

Когда занавеска за ним задвинулась, я несколько раз глубоко вдохнула. Во мне снова поднималась паника.

Призрачная медсестра, Грейс, вернулась. Она стояла в углу палаты, у прикроватной тумбочки, и была прозрачнее, чем обычно. Теперь стало очевидно, что она ненастоящая. Мне хотелось попрощаться с ней, закончить эту главу. И дать ей понять, что в моей новой жизни ей не будет места.

– Прощай, – сказала я. Громко и отчетливо.

Привидение и головы не повернуло. Она не ответила, ничем не показала, что услышала, но я как-то догадалась.

– Не хочу, чтобы ты шла за мной, – сказала я, на этот раз тихо.

Мне не хотелось при ней стягивать ночную рубашку и через голову надевать футболку. Я вдруг испугалась, что, оказавшись рядом с призраком, ничего не буду видеть. Раньше я никогда ее не боялась. Может быть, это оттого, что я стала ближе к реальному миру? Оттого, что мои умственные способности вернулись в норму? Я с удивительной ясностью осознала, что страх – вообще-то нормальная реакция. Почему я раньше ее не ощущала? Ведь это же привидение. Стоит возле зелено-коричневой стены, смотрит на меня вполоборота. Мне следовало бы завизжать. Убежать отсюда со всех ног.

– Эй, – позвала я чуть хрипло.

Она не двинулась с места. В палате было очень тихо. Только я и две спящие старушонки.

Мне хотелось, чтобы привидение шевельнулось, перестало быть таким пугающе тихим.

На секунду мне показалось, я слышу голос. Неясное бормотание, слов было не разобрать. Может быть, он звучал в моей голове. Может быть, во мне говорила паника. Или это был новый симптом. Тиннитус… Или шизофрения.

Фигура покачала головой и раскинула руки, словно хотела помешать мне уйти.

Занавеска качнулась, и появился Марк. Призрачная медсестра ненадолго пропала, но потом вновь появилась, встала между нами. Покачала головой, умоляюще глядя на меня, и уперлась ладонями в грудь Марка, как бы желая его оттолкнуть.

Глядя на Марка, я понимала – я его не люблю. Может быть, привидение считало необходимым предупредить меня, что не стоит жить с человеком, которого не любишь, но мне было все равно. Я не заслуживала любви. Джерейнт погиб из-за меня. Больше ничего не имело значения. Грудь сжало, я постаралась дышать глубже.

– Завтра приедет Пат, – Марк продолжал болтать, не обращая внимания на мою паническую атаку, – в шесть я встречу ее на станции. Так что первую ночь проведем вдвоем. Такой маленький медовый месяц.

Очень маленький, подумала я. К тому же мы не женаты. А потом подумала еще вот что: «Только тронь, руки лишишься».

– Жду не дождусь, когда ты увидишь дом, – сказал он.

Я что-то промычала в знак согласия. Мне не терпелось увидеть мир за стенами больницы (сад не в счет). Настоящее небо, дороги, дома, цветы и деревья.

Это было потрясающе. Выйти из здания – еще так себе, я всю прошедшую неделю только и делала, что гуляла по больничным коридорам; но пройти к выходу мимо больничного магазинчика, и кафе, и доски объявлений было все равно что попасть в аэропорт. Все казалось таким шумным, таким многолюдным. Я вцепилась в руку Марка, испугавшись, что упаду.

Он припарковал машину прямо у входа, где специально выделили небольшой участок для этой цели. Открыл мне дверь, и я плюхнулась на пассажирское сиденье. Постаралась не поддаваться плохим воспоминаниям. Я боялась, что, когда окажусь в машине, со мной что-нибудь случится, может быть, даже приступ панической атаки, но ничего этого не произошло. Я просто сидела в автомобиле, в знакомой и удобной «Ауди». Марк завел ее, мы влились в поток машин, и я не чувствовала ни малейшего страха. Это было вполне разумно. Я достаточно долго ездила на машине, прежде чем попасть в автокатастрофу. Моя психика снова стала стабильной, мысли – рациональными.

Сияло солнце. В машине было жарко, и я потянулась вперед, чтобы включить кондиционер. Ремень впился мне в плечо, и на секунду меня замутило.

– Все в порядке? – Марк взглянул на меня.

– Все хорошо, – произнесла я как мантру. – Хорошо, хорошо, хорошо.

Я смотрела в окно, любовалась окружающим миром. Будто провела взаперти несколько лет, а не месяцев. Все вокруг казалось странным и вместе с тем родным, и я чувствовала странную любовь ко всему, что видела. Мне хотелось собрать все это: фонарный столб, канализационный люк, тинейджера в узких джинсах и дурацком шарфе, даже жуткую собаку – хотелось прижать все это к груди, обнять весь мир. Я вернулась в этот мир.

– Может, закажем еду на дом, – предложил Марк. – Мне кажется, ты вряд ли захочешь куда-то идти ужинать, но если хочешь, могу заказать столик.

– Рагу по-китайски – то, что нужно, – ответила я, радуясь, с какой легкостью прозвучали эти слова. Представила себе одноразовые тарелки с картонными крышками, хотя знала, что местная сеть фастфуда уже давно присылает еду в пластиковых контейнерах. Это успокаивающее чувство тут же сменилось паникой. Я больше не смогу питаться в местных кафе. Мы с Марком будем ходить в другие кафе. Я буду жить вместе с ним в доме, который раньше никогда не видела.

– Можно сначала заехать ко мне? На старую квартиру?

Марк с неудовольствием, но все же согласился.

– Не хочу, чтобы ты слишком устала, прежде чем мы приедем домой.

Домой. Я с трудом заглушила в себе новую вспышку страха.

– Просто хочу с ней попрощаться, – сказала я. – Может, прихватить что-нибудь.

– Там ничего нет, – ответил он. – Я перевез все твои вещи, косметику и одежду в новый дом.

– А книги? А цветы?

– Тоже. Места для всех книг не хватило, некоторые лежат в коробках и ждут.

Я хотела спросить, чего они ждут, но не стала.

Добраться до моего дома не составило большого труда, и, когда я вошла туда, меня пронзило ощущение родства. Я знала это место. Я там жила. Подъезд и дверь точно были моими. Я вспомнила их, как только увидела, хотя секунду назад не смогла бы воскресить в памяти, даже если бы мне к виску приставили пистолет.

Но внутри было совсем не так уютно. В гостиной стояли коробки, а лиловый диван, тот, который я пыталась себе представить последние пару недель, меня разочаровал. Он оказался совсем не таким чудесным, как я представляла. Марк ходил возле меня кругами, подгонял.

– Ну, чего ты хочешь? Давай принесу.

– Не знаю. Мне просто хочется здесь побыть. – Я пошла в спальню. Марк не убрал постель, я дотронулась до наволочки. Это была моя подушка. Я сразу поняла, она моя. Я ее узнала. Но ничего не почувствовала.

Книга у кровати на полу показалась мне очень знакомой. Это была та же книга – история больницы, которую мне принес Стивен. Конечно, не та же самая. Эта была старой, зачитанной, корешок поломан, страницы загнуты. Я раскрыла ее и, как в тот день, когда взяла в руки Кролю, вспомнила все. Вспомнила, как я сижу в кровати – в этой кровати – и читаю.

Оцепенение стало сильнее, затянуло все чувства, как черная дыра. Конечно, я выдумала свою медсестру. Я читала о больнице до того, как попасть в катастрофу. Я смотрела на эти черно-белые фотографии, на женщин в смешной накрахмаленной униформе, и медсестра была лишь неясным напоминанием из прошлой жизни. Не знаю почему, но мне захотелось плакать.

Я положила книгу на кровать и судорожно сглотнула.

Конечно, я уже видела «железное легкое» и маленького мальчика. Мне понравилась медсестра, стоявшая рядом с ним, и ее образ всплыл в подсознании. Она пришла не ко мне. Я просто выдумала ее, чтобы не быть совсем одной. Теперь я знала правду. Я была совсем одна.

Марк вошел в комнату вслед за мной.

– Наша новая спальня гораздо больше, – сказал он. – Я знаю, тебе кажется, ты покидаешь дом, но наш новый дом ты обязательно полюбишь. Обещаю.

Не знаю, что со мной было, но это место не ощущалось как дом. У меня не возникло желания забраться в кровать, посидеть на этом сомнительном лиловом диване, заглянуть на кухню. Я без того все это себе представляла. Стоило увидеть несколько комнат, воображение сразу же дорисовало все остальное: двор перед домом, мусорный контейнер, ванную с неисправным душем. Все вернулось. Как и говорил Стивен, информация была повсюду, стоило лишь перевернуть страницу, чтобы она стала доступной.

– Я готова, – сказала я, прихватив из комода несколько ювелирных украшений и сверкающие серые тени для век, просто чтобы оправдать свой визит сюда. Книгу об истории больницы оставила в кровати. Она уже не открыла бы мне ничего нового.