Мина

Я устала таращиться на фотографии в книге и принялась изучать текст. Сняла колпачок с ручки, раскрыла блокнот, чувствуя знакомую, успокаивающую радость, что сейчас буду учиться. Услышав шелест перелистываемых страниц, посмотрела в другой угол палаты. Квини смотрела на меня поверх журнала Hello!

– Что это у тебя? Книга?

– История больницы.

Квини наморщила нос.

– Я думала, ты хочешь сбежать из этого места, а не читать о нем.

Я лишь пожала плечами. Сегодня Квини меня не раздражала, сегодня меня ничего не раздражало. Какое счастье, что книга была хорошо написана и что я, погрузившись в нее, потеряла счет времени! Не знаю, то ли мой мозг изголодался по фактам, то ли махинации консилиума больницы в шестидесятых годах были в самом деле очень интересны, но, так или иначе, я читала целый день. В одной руке я держала тарелку с чешуа из курицы, другой листала книгу. Когда пришел Стивен, я уже начала ощущать резь в глазах. Отложив книгу, подняла глаза на доктора Адамса, который заглянул ко мне в нерабочее время.

Он разительно отличался от привычного доктора Адамса. Хотя я никогда не видела его в белом халате, хотя он не снял бейджик с именем, он был не таким, как обычно. Я подумала – может, он развязал галстук? Но нет, все как всегда. Может, я просто знала, что сегодня он не будет измерять мое кровяное давление или ощупывать мои конечности, он пришел сюда по собственному желанию, не по необходимости.

– Мне она очень нравится. – Я постучала кончиками пальцев по корешку моей новой любимой книги, – спасибо.

– Я рад.

Стивен казался чуть смущенным, и я обеспокоилась, не слишком ли бурно выражаю благодарность. Или, может быть, его вообще легко вогнать в краску, что мне всегда казалось весьма очаровательным.

– Как работа?

– Неплохо. Много больных.

– Ох уж эти издержки профессии.

Он кивнул, присел на стул с высокой спинкой, стоявший возле кровати.

– Иногда я забываю, как выглядят здоровые люди. Приду куда-нибудь и думаю, что не так с окружающими.

– А вам случалось ставить диагнозы случайным прохожим?

Он рассмеялся.

– Бывает. После тяжелого дня нелегко переключиться.

– Я разглядывала людей изнутри, – сказала я. – Не в буквальном смысле, конечно, но порой ловила себя на том, что представляю себе их рентгеновские снимки и МРТ, воображаю, как… – я осеклась. – Я только что об этом вспомнила.

– Я же говорил, память начнет возвращаться.

– Вы не говорили, что я вспомню, какой была чокнутой.

Он поднял руки вверх.

– Ну, в этом меня винить не стоит.

Воцарилось молчание, и я внезапно ощутила неловкость, будто слишком на него засмотрелась. Он прокашлялся.

– Чего бы вам еще хотелось?

Слова повисли в воздухе, и я подумала – наверное, сейчас он снова покраснеет, но он отвел глаза.

– Ничего, – сказала я. – Просто хочу домой. Вернуться к нормальной жизни.

– У вас красивая квартира.

Вспомнив, что он приходил в мою квартиру за ноутбуком, я занервничала. Мне захотелось защититься от пугающей интимности, вызванной этим поступком.

– А вы, наверное, живете в пентхаусе с видом на море?

Он немного удивился, но потом включился в игру:

– Да еще бы, зарплата-то у врачей огромная.

– Ладно вам, консультанты неплохо получают, – не знаю, с чего мне вдруг захотелось это обсуждать, но я не могла остановиться. Стивен, по счастью, не заметил издевки.

– Я не консультант. Старший сотрудник. Слишком молод, чтобы консультировать.

– Разве есть определенные правила?

– Судя по решениям коллегии, есть, – он пожал плечами. – Но я способен себя обеспечить, если вы это хотели выяснить.

Настал мой черед краснеть.

– Это ваша мама приходила? Вчера?

– Нет, моя тетя, Пат.

Он был явно озадачен.

– Вот как? Она очень на вас похожа.

Я напряглась, готовая спорить, но тут же осознала, как это было бы глупо.

– Она сестра-близнец моей мамы.

Я ждала, когда Стивен спросит, почему мама не пришла вместе с Пат, почему меня не навещает никто из родственников. Вместо этого он сказал:

– Все прошло хорошо? Визит, я имею в виду? Она так о вас беспокоится.

– Мы совсем не так близки.

Стивен совсем запутался.

– Тогда почему же она здесь?

– Она меня воспитала, – ответила я. – Мама погибла, когда я родилась.

Мне всегда было неловко об этом говорить. «Умерла при родах» звучало слишком в духе Диккенса, а более откровенное «я убила ее своим рождением» – чересчур драматично. К тому же люди сразу же начинали сочувствовать, вздыхать, строить грустные рожи, склонив голову набок. Ничего такого я не заслужила. Все это была не моя вина. Если уж на то пошло, я была в одной связке с Джерейнтом.

– Но, думаю, мы в любом случае жили бы с Пат. У мамы были проблемы со здоровьем, – неожиданно призналась я. – Когда она сама сидела у матери в животе, ей плохо поступали, не знаю, питательные вещества или кровь. Это называется трансфузионный синдром близнецов, – не знаю, зачем я об этом рассказывала. Если передо мной врач, так надо ему все выкладывать?

– Ой, – сказал он, – мне так жаль.

Я махнула рукой.

– Да все хорошо. И у нее все было хорошо. Бывает и хуже. Столько близнецов рождается мертвыми. У нее был всего-навсего недобор веса и небольшие проблемы со здоровьем, – последние слова вырвались сами собой. – Нарушение когнитивных функций.

Эти слова я так часто слышала в отношении себя, когда вышла из комы. Наконец-то у меня появилось что-то общее с матерью. Не то чтобы повод посылать мне поздравительные открытки, но хоть что-то.

– Наверное, это так трудно – расти без мамы…

Я вновь вернулась к разговору.

– Не сказала бы. Ведь у меня была Пат. Она – волевая женщина.

– Но все же…

– И Джерейнт. Мы близнецы, – не знаю почему я не назвала его братом, как обычно. Зачем вообще заговорила о нем, когда мозг умолял сменить тему. Как будто мой язык жил своей жизнью.

– Вы с ним тесно общаетесь? – Помолчав, Стивен добавил: – Это глупый вопрос?

Я кивнула, во рту внезапно пересохло.

– Не помню, когда в последний раз его видела. Может, мы поссорились, не знаю. – Я замолчала, чтобы не заплакать. Не хватало еще разреветься перед ним.

– Вы все вспомните. Все будет хорошо.

– Но я уже вспомнила свою работу, и Парвин, и то, как жила в Брайтоне, и Марка. Не понимаю, почему я забыла Джерейнта.

– Ну, Марк – ваш молодой человек. Повседневная жизнь лучше впечатывается в память.

Вынув бумажный платочек из пачки, я вытерла лицо. Я не могла объяснить, что со мной происходит. Нельзя было забывать Джерейнта; все равно что я забыла саму себя.

– Значит, у вас в семье много близнецов. – Стивен тактично сделал вид, что не замечает моих красных глаз, и я это оценила.

– Мне всегда казалось странным, что мама и Пат тоже были близнецами, – сказала я, глубоко вздохнув, – настоящими близнецами.

– Настоящими?

– Ну, идентичными. Они ведь были такими разными. По характеру, – истории о моей маме рассказывали, какой она была творческой, всегда в движении, всегда в работе. Пат же была простой, как кирпичная стена. – Пат хорошо обо мне заботилась, но я всегда любила только маму. Свои представления о ней, если уж на то пошло. Ведь она все равно моя мама, пусть я даже никогда ее не знала.

– Как ей, наверное, тяжело.

– Ее уже нет, так что…

– Я имею в виду вашу тетю.

– Что вы хотите сказать?

– Насколько я могу судить, бытовые трудности – большая часть воспитания детей. И за все это – никакой благодарности.

Услышав в его словах упрек, я рассердилась. Мне захотелось, чтобы он ушел.

– А у вас дети есть?

Он покачал головой.

– Господи, нет, конечно. Я еще слишком молод.

– Маме был двадцать один, когда родились мы с Джером.

– Ну, – он отвел взгляд, – кто-то рано к этому готов.

– К тому же вы уже не так молоды, – я понимала, что говорю гадости, но злилась на него за сочувствие к Пат и ничего не могла с собой поделать.

Я думала, он вспылит. Встанет со стула. Но он только рассмеялся.

– Пожалуй, вы правы. Надо бы мне поторопиться.

– Ну, только если вы хотите детей.

– Да, очень, – его серьезный тон меня удивил. – А вы?

Я собиралась сказать: нет уж, ни в коем случае, спасибо большое, но слова застряли у меня в горле. Я уже не была уверена. Мне казалось, я не из тех, кто вообще задумывается о детях. Я попыталась найти в себе материнский инстинкт.

– Простите, – сказал Стивен, – наверное, это слишком личное.

– Я представляю себе детей. Милых малышей в маленьких шапочках, ну, таких…

– Замечательно.

– Хочу понять, почувствую ли что-то, – пояснила я. – Мне трудно вспомнить, как я к чему относилась. Что-то очевидно, например, люблю я сыр или нет, но иногда…

– Ну, здесь вопрос посерьезнее, чем сыр.

– Думаете? Мне кажется, это просто знаешь – и все. Чувствуешь. Инстинкты так и работают, нет?

– С инстинктами у вас все в порядке. Находиться в смешанных чувствах абсолютно нормально, а вопрос родительства – не из легких, особенно для тех, у кого…

– Нарушение когнитивных функций, – закончила я.

– Простите, – снова сказал он. – Не самый приятный разговор получился.

– Перестаньте извиняться. Вы только что напомнили мне, как я люблю сыр. Убить готова за кусочек зрелого чеддера!

Стивен улыбнулся, но не расслабленной улыбкой. Его лицо было хмурым, взгляд – наблюдательным.

– Пожалуй, я лучше пойду. – Немного помолчав, он добавил: – Посмотрю, может быть, удастся раздобыть для вас чеддер.

Маме и папе предопределено было встретиться. По словам Пат, мама описывала это как удивительный любовный роман. Очень короткую, но великую страсть. Всеобъемлющую, как в фильмах, ни дать ни взять уэльская Касабланка. Мама придумала такую прекрасную историю, что, когда я услышала ее от Пат, она показалась мне сказкой.

Нашего отца звали Говард. Впервые мама увидела его, когда ей было пятнадцать. Точнее, его образ; встретила его только в двадцать.

На вершине бруна лежит большая куча гранита. Это неолитическая гробница под названием Маен Сети, или же, для туристов, Камень Артура. Традиция гласит, что в полнолуние девушки Гауэра приносили в жертву медовый пирог, потом на четвереньках бродили вокруг гробницы, чтобы увидеть образ своего возлюбленного.

Пат поведала эту историю мне и Джерейнту, показав фотографии мамы, ее блокноты с набросками и «ловцов снов», но не смогла удержаться от комментария. Ее губы кривились, когда она все это рассказывала. История началась в волшебную безлунную ночь, когда мама перебрала вина из черной смородины и полезла на холм, взяв с собой фонарик, лекарство для улучшения пищеварения и несколько печенек, большую часть которых съела сама, но поломанные оставила под камнями. Потом она трижды проползла вокруг Маен Сети и после этого увидела Говарда Дэвиса – во всяком случае, его образ, мерцавший в ночном воздухе.

– Мама говорила, что пять лет спустя, когда он вошел в «Спар», она сразу его узнала, – сказала Пат, но не смогла не прибавить, что в «Спаре» мама оказалась только потому, что собралась в магазин какой-то ерунды, но тот переехал, и она заблудилась; фигуру же на холме она увидела по той простой причине, что вино из черной смородины оказалось чересчур крепким. Еще Пат говорила, что хотя мама очень радовалась, оказавшись беременной, Говард Дэвис был большой ошибкой. Лицо тети тут же принимало грустное выражение, и она повторяла, что мама слишком дорого заплатила.

Став постарше, я пыталась выспросить подробности, но у Пат сразу же находилась срочная работа: то саду требовалась прополка, то помидорам полив, то выстиранную одежду нужно было сейчас же просушить – ведь она сама себя не развесит. Однажды я даже спросила у дяди Дилана. Его губы тут же сжались, все тело напряглось, он поднялся и вышел из комнаты; я услышала, как захлопнулась дверь.

Я спрашивала и у Джерейнта, надеясь, что ему тетя Пат рассказывает чуть больше, но он или повторял ту же самую историю, или требовал отвязаться, в зависимости от его настроения. Однажды Пат сказала, что мой отец родом из Лландаффа. Я, затаив дыхание, ждала, когда она прояснит что-нибудь еще, но Пат лишь поджала губы и сказала, что мой отец был в отпуске, когда встретил маму.

Когда мне исполнилось четырнадцать, Пат неожиданно усадила меня за кухонный стол.

– Я знаю, ты хочешь узнать об отце, и ты совершенно права.

Я не верила своим ушам. Она сама решила поднять тему, заставлявшую ее включать радио громче, уходить из дома, отправляться в душ, лишь бы не отвечать на мой вопрос.

Голос Пат был очень тихим.

– Думаю, ты уже достаточно взрослая.

Пат, неспособная несколько секунд усидеть без полезного дела, прижалась спиной к деревянному стулу. Прядь волос, выбившись из узла на затылке, свисла у щеки.

– Во-первых, Говард Дэвис знал, что у твоей мамы не все дома. Он был неглуп и прекрасно это понял. Вдобавок наши родители ему сказали. Когда он заявился к нам домой, чтобы пригласить ее на свидание, они не стали от него скрывать.

– Это была любовь с первого взгляда, – я не хотела портить сказку.

Пат печально посмотрела на меня.

– Мужчины и женщины очень разные. Что для женщины любовь с первого взгляда, для мужчины чистая биология.

Кухня была полна пара. Пат варила кости на бульон, и окно запотело. Глядя туда, где оно было прозрачным, я всей душой мечтала, чтобы этот разговор не состоялся.

– У мужчин другие интересы. Когда они говорят о любви, то имеют в виду похоть. А похоть долго не живет. Стоит ее утолить, мужчины и след простыл, – Пат покачала головой. – Говард Дэвис просто воспользовался случаем. Знал, что у твоей матери не хватит мозгов отказать. Воспользовался ей, и она забеременела.

– Он пришел к ней в роддом?

– Ты слышала, что я сказала? – хмуро спросила Пат. – Он был плохим человеком. Заявись он в больницу, тадгу и на порог бы его не пустил.

Я выпрямила спину.

– Да он и не подумал прийти.

Но было уже поздно. Я твердо верила, что мой папа в тот день приехал из Кардиффа. Я видела его своими глазами. Лицо я не могла различить, но отчетливо представляла черноглазого, темноволосого мужчину среднего роста с плюшевым медвежонком под мышкой. Он был так рад, а потом так расстроился, когда тадгу выгнал его из палаты, не дал даже посмотреть на малышей. Он ведь очень хотел их увидеть. Особенно девочку, свою бесценную девочку… Мои глаза наполнились слезами.

– И нечего нюни распускать. Это старая история. Я только затем рассказываю, чтобы ты от меня отвязалась.

Я дернулась на стуле так резко, что ножки царапнули кафельный пол.

– Ты куда понеслась? Давай-ка почисти бобы.

Но я все равно убежала. Ушла подальше в сад, чтобы выплакаться, и Пат не стала меня удерживать.

Мысль о том, что папа здесь, что он думает обо мне, не отпускала, и спустя пару недель после разговора с Пат я решила его разыскать.

Я не сказала Джерейнту, куда собираюсь. Уже не помню почему. Должно быть, решила, что ему будет неинтересно, ведь он никогда не хотел говорить о нашем отце или фантазировать вместе со мной на тему того, как сложилось бы, если…

Я вынула из рюкзака школьные принадлежности, вместо книг и папок положила кошелек, пижаму, смену нижнего белья и футболку. Еще взяла с собой роман в бумажной обложке, хотя знала, что буду слишком волноваться, и вряд ли мне будет до чтения. Зубную щетку оставила в ванной, иначе Пат могла заметить, что она пропала, и сразу броситься на поиски меня. Я ничего не имела против того, чтобы меня поймали, но сначала в планах была встреча с отцом и полное слез воссоединение.

В то утро я села на школьный автобус, но не пошла, как обычно, к главному корпусу, чтобы там встретиться с друзьями, а вышла из ворот и побрела к главной дороге. Навстречу мне попалось множество детей, идущих в школу, и мне было неловко, как если бы чей-то большой палец указывал прямо на меня или на шее у меня висела табличка «прогульщица». Я в жизни не пропускала уроков и хотя, с точки зрения прохожих, ничего плохого не совершала – может быть, я жила совсем рядом, забыла взять домашнее задание и теперь шла назад за ним, – от нервов я вся взмокла.

Я никогда не ждала автобус на остановке у главной дороги, хотя каждый день проходила мимо нее. Я надеялась, что все учителя уже проехали и припарковали свои машины перед школой. А если нет, то я была для них легкой мишенью. Сняв галстук, я сунула его в карман рюкзака. Под школьной рубашкой у меня была черная футболка, но прилюдно раздеваться я постыдилась.

Из-за угла выехал двухэтажный автобус. Номер был тот, что нужно, на щите с указанием маршрута значилось «Центр города». В тот же миг по дороге, ведущей в школу, ко мне приблизилась знакомая фигура. Сердце ушло в пятки, но это оказался не учитель, а Джерейнт.

– Прогуливаешь? – спросил он, поравнявшись со мной. – Я уж думал, не доживу до этого дня.

Автобус остановился, и мы вошли. На случай, если водитель спросит, я придумала оправдание – что еду в город к зубному врачу, – но он лишь взглянул на нас и ничего не сказал.

– Куда собрался? – спросила я. На Джерейнте была темно-серая толстовка, из ушей змеились по шее провода и прятались в ее кармане. Рюкзака он не взял. В четырнадцать он возвышался надо мной, как башня.

Джер одарил меня любимым выражением лица, тем самым, что говорило: хватит задавать глупые вопросы, идиотка!

– А ты с каких пор прогульщицей сделалась?

– Сегодня особый случай, – ответила я чопорно. – Я еду в Кардифф, – и, как могла, объяснила план поиска нашего отца.

– Ты спятила, – сказал Джер, откинувшись на сиденье. – Спорим, ты и на поезд не сядешь.

– Не-а, – я ликовала, предвкушая, как поразится Джер, что сегодня из нас двоих именно я отправилась на поиски приключений. – Это слишком дорого. Я поеду автобусом.

Он покачал головой, но спорить не стал. На автобусной остановке в Суонси, найдя кассу «Национал-Экспресса», я купила билет. Джер ничего не сказал, но взял и себе. Я не просила его ехать со мной, но втайне ощутила облегчение. Автобусная станция мне не нравилась. Она пахла сигаретным дымом и мусорными корзинами, еще меня пугал бездомный со своей жуткого вида собакой.

Поездка на автобусе тем не менее выдалась веселой. Я старалась не думать о том, что будет дальше, и о том, что я оставила позади. Я знала, что Пат нас найдет и что у меня будет куча проблем, но это случится потом. Сейчас было ворсистое сиденье и пейзаж, мелькающий за окном, дух приключений и свободы.

Мы прибыли в Кардифф и вышли на автобусную остановку побольше, пооживленнее; толпился народ, моросил мелкий дождь, и мое радостное возбуждение испарилось.

– Ну и что дальше? – спросил Джер.

У меня замерло сердце. Я не знала ответа. Я лишь теперь осознала: я не ожидала, с чем придется столкнуться. Думала о том, что будет, если меня остановит учитель или если водитель автобуса откажется меня впустить. Я была увлечена, я не хотела сдаваться на глазах у Джерейнта. Но теперь я вынуждена была признать, что не имею ни малейшего понятия, как быть дальше. Говард Дэвис не появится волшебным образом только потому, что я сюда притащилась. Мой поступок был детским, идиотским. Я покраснела.

Джерейнт посмотрел на меня, а потом сказал будничным тоном:

– Умираю с голоду. У тебя еще деньги остались?

Сложив наши финансы, мы отправились в ближайший фастфуд за бургерами и молочными коктейлями. И внезапно мне снова стало весело. Мы устроили пусть небольшое, но все же приключение. Путешествие в большой город, в котором мы за свой счет наелись вредной пищи – Пат в жизни бы нам такого не разрешила! Не помню, чтобы мы обсуждали Говарда или мои изначальные планы. Джер просто болтал всякую чепуху, засовывал в нос соломинки, смешил меня, и на следующем автобусе мы вернулись домой. Мы даже успели на школьный автобус, и никто не проболтался. Я никогда не забуду, каким добрым был ко мне Джер в тот день.