Грейс

У Грейс никогда не было лучшей подруги. Ей всегда хотелось сестру. Тогда у нее появился бы кто-то, кому можно довериться. Кто-то, кто всегда будет на ее стороне, потому что они одной крови.

Больше всего ей хотелось бы сестру-близнеца. Точно такую же девочку, как она сама. В мечтах Грейс они придумывали тайный язык, понятный лишь им одним, делились всем на свете, дружили до конца своих дней. В глубине души она верила – будь у нее сестра, она смогла бы защитить.

– Ну, решайся. Будь лапочкой. – Эви уже три дня упрашивала, и Грейс вынуждена была признать, что такое внимание ей приятно. Было что-то упоительное в том, что она кому-то нужна, пусть даже в качестве аксессуара на свидании с летчиком, который согласился встретиться с Эви только при условии, что возьмет с собой друга и этому другу тоже будет с кем пообщаться. Она могла попросить кого угодно, думала Грейс, а выбрала меня. И все же она не могла согласиться. То, что началось по привычке (Грейс обещала быть хорошей девочкой, а кто знает, в какую авантюру ее могла втянуть Эви?), стало проверкой нервов на прочность. Чем сильнее становилось искушение, чем дольше отнекивалась Грейс, тем вероятнее становилось, что Эви все это надоест, и она попросит кого-нибудь другого. Грейс одновременно устраивал и пугал такой расклад, так что она никак не могла принять какое бы то ни было решение.

– Ну пожалуйста, – умоляла Эви за завтраком, сделав большие глаза и опустив подбородок.

– Я не могу, – ответила Грейс.

– Чего ты не можешь? – поинтересовалась Барнс. Ее коровьи глаза, как всегда, расширились от смущения.

– Передать масло, – спокойно ответила Грейс. – Стерла все руки, отскребая вчера линолеум.

Эви улыбнулась, ее глаза сияли. Грейс снова ощутила в животе незнакомое чувство и подумала – наверное, это счастье.

Эви проскользнула мимо нее в палату, подняла простыню, которой было накрыто судно, и обдала Грейс резкой вонью.

– Мы отлично повеселимся, – заверила она. – Молодость бывает только раз.

– Я не могу вернуться поздно, – сказала Грейс, и Эви подняла голову, почувствовав перемену в настроении подруги. Грейс ожидала, что она скажет: конечно, мы не допоздна! – или еще что-нибудь такое, но она лишь торжествующе улыбнулась и направилась к раковинам. Осанка и походка Эви говорили о ее победе.

– Я еще не согласилась, – крикнула Грейс ей вслед. Это услышала дежурная медсестра и завопила во весь голос:

– Нечего так орать, сестра! Ты не в армии!

Когда девушки в тот вечер готовились ко сну, обе такие измученные, что натыкались друг на друга, Грейс возилась с пуговицами платья и уже совсем решила лечь в одежде, Эви сказала:

– Нам будет очень весело, обещаю!

И Грейс поймала себя на том, что не сводит глаз с ее сияющих глаз и улыбки, над которой не властна была никакая усталость. Она снова хотела отказаться и отказалась бы, но Эви повела плечом, и ее глаза сверкнули.

– Ну ладно, ладно, – к своему удивлению пробормотала Грейс. – Но обещай, что не бросишь меня одну.

Эви улыбнулась и снова стала похожа на звезду кинофильма. Она перекрестила себя там, где сердце, и прижала два пальца к своим губам, а потом к губам Грейс.

На следующий день Грейс так волновалась, что уронила градусник, и пришлось прятать осколки, пока не увидела дежурная медсестра. Случилось настоящее чудо: и Грейс, и Эви позволили взять отгул, а Эви даже удалось выпросить возможность вернуться очень поздно, без четверти час.

Расщедрившись, она одолжила Грейс свои шелковые чулки и меховую накидку, и, оглядев себя, Грейс почувствовала, что стала другим человеком. Она заранее обновила свое лучшее платье, чуть ушив его в талии и отпоров аляповатый кружевной воротничок. Эви была, как всегда, великолепна в расшитом блестками белом вечернем туалете с глубоким вырезом на спине. Она сказала, что роскошный наряд подарил ей виконт, но при этих словах улыбалась, и невозможно было сказать, шутит она или говорит серьезно. Подведя глаза и нанеся помаду, Эви накрасила и Грейс, строго приказав не дергаться и не визжать, когда острый карандаш колет ей веки. Грейс мечтала, чтобы эти минуты длились вечно.

Молодые люди подъехали за ними к семи. У летчика Эви был легковой автомобиль, который он называл «Бесси», и выступающий подбородок, покрытый шрамами от прыщей. Его кожа была загорелой, как у цыгана, а глаза – почти черными. Эви называла его красавчиком, но Грейс он показался слишком мужественным для такого определения. Она не хотела стоять рядом с ним, но он обвил рукой ее плечи и сказал своему приятелю:

– Я тебе говорил, у них в городе лучшие медсестры.

Грейс шагнула назад, но он лишь улыбнулся и предложил ей сигаретку. Его друга звали Томас; едва они оказались в машине, он повернулся к Грейс и довольно официально ей представился, что показалось ей милым.

– Наплюй на старину Томаса, не такой он зануда, каким хочет казаться, – завопил летчик. Эви прижималась к его плечу, пока он крутил руль, и Грейс старалась не думать, какова вероятность всем четверым погибнуть в автокатастрофе.

– Наплюй на старину Роберта, – сказал Томас, передразнивая своего приятеля, – не такой он болван, каким хочет казаться. Ну то есть как раз такой, но в целом неплохой парень, – и улыбнулся Грейс, показывая, что не прочь пошутить. Грейс слишком нервничала, чтобы улыбнуться в ответ, но решилась взглянуть на него, отметила темные волосы и аккуратные уши.

Дверь в здание мэрии распахнулась, теплый воздух и музыка рвались на свободу. Зал был украшен серпантином, множество пар кружилось в танце. Молодые люди пошли покупать напитки, а Эви, повернувшись к Грейс, спросила:

– Ну что? Он тебе нравится?

– Пока не знаю, – Грейс надеялась, что говорит скучающим светским тоном, а не испуганным и напряженным.

Эви рассмеялась.

– В этом вся Грейс, ужас до чего осторожная. Я вот сразу чувствую, – она щелкнула пальцами.

– Да ну? – сказала Грейс просто для поддержания разговора.

– Конечно. Если нет никакой искры, то и не будет.

– А у тебя с твоим летчиком прямо искры летят?

Эви опустила веки и сонно, соблазнительно улыбнулась.

– Ну… пожалуй.

И, внезапно изменившись в лице, схватила Грейс за руку.

– Они идут! Быстро – у меня с лицом все в порядке?

– Ну конечно. – Грейс была обескуражена такой переменой. Эви всегда была такой самоуверенной, такой яркой и блестящей, что ее неожиданный испуг больно ранил Грейс.

– Смейся, – приказала Эви. – Мужчины любят веселых девушек.

Грейс не знала, как смех без причины убедит мужчин в их веселости, но все же сдавленно улыбнулась. Было трудно противостоять, когда пальцы Эви так больно сжимали ей руку. Правда, улыбка получилась похожей на гримасу.

– Освежитесь, девочки, – сказал Роберт, ставя на стол бумажные стаканчики. Музыканты заиграли новую мелодию, он протянул руку Эви. – Потанцуем?

Сделав большой глоток пунша, она отдала стакан Грейс, взяла Роберта за руку, и они пошли танцевать. Томас тоже протянул Грейс свой стакан, она взяла его свободной рукой, и повисло неловкое молчание.

– У меня два, а у тебя ни одного, – наконец заметила Грейс. Томас взял у нее стаканчик и поставил на подоконник.

– Я не пью, – признался он, – только не говори Роберту, – и заговорщически улыбнулся. У него было очень приятное лицо. Открытое и честное, как у мальчишки-фермера.

Прислонившись к стене, он вынул из кармана брюк пачку сигарет, предложил Грейс закурить.

– Спасибо, – она взяла сигарету, встала рядом. Теперь, когда они курили вместе, молчание не казалось таким тягостным, и к тому же было слишком шумно, чтобы вести беседу. Глядя на парочки, кружившие в танце, Грейс на минуту захотела притвориться, что она – обычная девушка, которая отправилась веселиться с яркой подругой и красивыми мужчинами, и все в ее жизни просто прекрасно.

Он склонился к ее уху. Стало щекотно и немного сыро.

– Как тебе в больнице? Бьюсь об заклад, вас там мучают.

Грейс пожала плечами и улыбнулась. Ей не хотелось кричать ему в ухо.

Когда сигареты догорели, он взял ее за руку и повел танцевать.

– Давай, – прокричал он, – раз уж мы здесь.

Грейс старалась не думать, хочет ли танцевать, старалась не паниковать при мысли о том, как его руки окажутся у нее на плечах, на талии. Она спрятала привычную маску Грейс Кемп в ящик и надела другую маску. Грейс, которая любит веселиться. Грейс, которая любит танцы. С красивым летчиком, под шумную музыку.

Она была благодарна Эви, что научила ее танцевать. Фокстрот и вальс прошли на ура. Грейс выпила лимонаду, выкурила с Томасом еще по сигарете. Кружившие в пыльном зале фигуры стали если не ближе, то, во всяком случае, не такими пугающими.

Когда музыканты объявили перерыв, она села рядом с Томасом за столик, заставленный бумажными стаканчиками, и увидела, что говорить с ним не менее приятно, чем танцевать.

– Тебе нравится твоя работа? – спросил он серьезно, так, будто его искренне это интересовало.

Грейс хотела кивнуть и сказать какую-нибудь пошлость о том, как приятно помогать другим, но внезапно честно призналась:

– Совсем нет времени почитать. Порой удается, но очень редко. Иногда смена кончится, а библиотека уже закрыта.

– Я тоже скучаю по своим книгам, – сказал он, чуть придвинувшись. – Самые любимые всегда со мной, но все-таки этого мало.

Радостно взволнованная, Грейс совсем потеряла счет времени и не сразу поняла, что уже поздно. Эви же обещала! Объяснив Томасу, что ей пора, а без подруги она не уйдет, Грейс отправилась искать Эви и обнаружила ее рядом с Робертом за маленьким круглым столом. На нем стояло несколько уже пустых стаканов.

– Почти без четверти, – сказала Грейс, чувствуя нарастающее волнение.

– Привет, милая, – воскликнула Эви. Ее щеки раскраснелись, идеально накрученные локоны растрепались, несколько прядей нависло над пунцовым лицом.

– Мы опоздаем, – не унималась Грейс. – Нельзя опаздывать. Нельзя.

Прижавшись к своему летчику, Эви тихо сказала:

– Да ладно тебе, расслабься. Это не…

– Ты обещала. – Грейс склонилась к ней, не замечая, как близко прислонилась к Роберту. Тот откинулся назад; судя по выражению его загорелого лица, он находил все это забавным.

– Если тебе нужно побыстрее, я могу подвезти, – сказал Томас, подходя к ней. Он сунул руки в карманы брюк и покачивался на каблуках.

Грейс посмотрела на Эви, надеясь, что ее взгляд выразит все, о чем нельзя говорить. Пожалуйста, не оставляй меня одну с мужчиной. Даже с этим милым мужчиной, похожим на фермера. Пожалуйста.

Должно быть, что-то почувствовав, Эви поднялась на ноги.

– Милый, – пробормотала она, цепляясь за Роберта, – будь лапочкой, отвези нас домой.

– Но еще рано. – Роберту явно не нравился такой поворот. Он тоже изрядно выпил. Грейс надеялась, что на этот раз машину поведет Томас.

Уже похолодало, и воздух туманился от их дыхания. Роберт уныло мусолил во рту сигарету, подходя к машине.

– Это никуда не годится, Эви, – сказал он.

– Может, вам, голубки, сесть сзади? – предложил Томас. – Я поведу, а вы попрощаетесь как следует.

Тут же просияв, Роберт открыл Эви дверь.

– Не волнуйся, – сказал Томас, плюхаясь на водительское место. – Мы будем вести высокоинтеллектуальную дискуссию и ничего не услышим.

Он подмигнул Грейс, и она, в знак благодарности, чуть сжала его руку.

Но делу было уже не помочь. Томас оказался осторожным водителем, они слишком поздно покинули танцы, и никто в мире не дал бы им возможности продлить комендантский час до четверти одиннадцатого. Грейс посмотрела на часы и сказала, что уже без двадцати минут, а они еще даже не поднялись на холм, на котором стояла больница.

Когда «Моррис Оксфорд» наконец съехал с холма, Грейс попросила Томаса остановиться у дороги. Ей не хотелось, чтобы портье увидел, как она выходит из машины.

– Одну секундочку, – попросила Эви, не в силах оторваться от Роберта.

– Пошли, – отрезала Грейс. От волнения ее тон стал грубым, нервы были как оголенные провода.

– Ты лучше иди, а то твоя подруга никогда меня не увидит, – сказал Роберт. Он улыбался Грейс, но в его улыбке не ощущалось теплоты. – Ступайте, девочки.

Было в Роберте что-то хищное, неприятное. Грейс не понимала, почему Эви увлеклась таким противным типом. Впрочем, она сама не особенно разбиралась в людях.

Поцеловав его в последний раз, Эви спустила ноги вниз и элегантно выбралась из машины, увы, тут же споткнувшись и потеряв всю элегантность. Грейс подхватила ее под руки, и Эви, неожиданно тяжелая, навалилась на нее всем весом. Придерживая ее под мышки, Грейс потащилась по тротуару.

– Тебе нужно сейчас же протрезветь!

– Ты имеешь в виду, до завтра, – сказала Эви. Она кокетничала, надувала губы, стараясь смягчить обстановку, но Грейс чувствовала только раздражение.

– Ты обещала, что мы не опоздаем, а мы опоздали. Если увидят, что ты напилась, я тебя никогда не прощу. Никогда.

Эви ненадолго притихла. Когда они проходили мимо будки ночного портье к своему корпусу, внезапно совершилось чудо. Эви выпрямила спину. Теперь она держала Грейс под руку как подружка, а не как пьяница, бессильная идти сама.

Луна выплыла из-за облаков и беспощадно осветила их путь по въездной дорожке.

– Полезем через окно, – тихо сказала Эви.

– Слишком опасно. – Грейс и сама об этом подумала, но вероятность, что портье, заметив их позднее возвращение, теперь следит за ними, была слишком высока. Если не увидят, как они вернулись, поднимется тревога. Грейс представила сирены и прожектора, полицейских, бегущих по мощеным улицам с дубинками наперевес, будто девушки сбежали не из больницы, а из тюрьмы. Возбужденное воображение с пугающей легкостью подсказывало самые жуткие сценарии.

В эту ночь дежурил портье по фамилии Миллер, который позволил Эви вернуться попозже и выразил надежду, что она проявит достаточно сообразительности и не полезет через окно. Миллер был неплохой. Не такой гнусный, как другой портье.

– Ну и во сколько вы вернулись? – К ужасу Грейс, Миллер вышел из будки. Вид у него был суровый. – Я вам доверял, сестра, а вы что сделали? Плюнули мне в лицо.

– Простите, – ответила Грейс и толкала Эви локтем, пока та тоже не сказала «простите». – Это все автобус. Он задержался.

– Черта с два я вам поверю, – сказал Миллер. – Целых три девушки пришли вовремя – что им, другой автобус достался?

– Он немножко задержался, а Эви еще растянула лодыжку. Мы не могли идти быстро, пришлось остановиться ненадолго, – слова вылетали сами собой. Она вновь почувствовала себя прежней Грейс, той Грейс, которая на ходу выдумывала истории, чтобы повеселить отца и его друзей. Они смеялись, называли ее забавной малышкой в те далекие времена, когда все было хорошо. Грейс думала, что эта девочка в ней давно умерла, но она просто затаилась, ожидая своего часа. Грейс чувствовала, как Эви переступает с ноги на ногу, и надеялась, что это похоже на попытки унять боль, показать себя покорной и несчастной. Тем, кто имеет власть, такое нравится.

– Простите, – снова сказала Эви очень тихо. – Моя лодыжка ужас как болит.

– Ну… – пробурчал Миллер все еще мрачно, но Грейс уже поняла, что самое худшее позади. Она ощущала радость и вместе с тем тошноту. – Идите, девочки. На этот раз я вас пропущу, но больше не попадайтесь в такое время.

Как только они остались одни, Эви принялась бурно выражать восхищение.

– Ну ничего себе! Я и не знала, что ты такая, Грейси.

– Лживая? – спросила Грейс. – Тут гордиться нечем.

Ее трясло. Она знала – придется постараться, чтобы скрыть в себе ту девочку, иначе она вырвется на свободу и все испортит.

– Ой, да не будь ты такой занудой, – взмолилась Эви. – Ты была великолепна. Хоть на сцене выступай.

Грейс была не в настроении шутить.

– Я так поступила, потому что выбора не было. Ты нарушила слово.

– Знала бы, что ты так любишь ныть, и брать бы тебя не стала, – ответила на это Эви, повалилась в кровать и вскоре тихонько захрапела.