Мина

Сжимая в руке мобильник, я умоляла его зазвонить. Если Джерейнт возьмет трубку и скажет: «Да» или, что вероятнее, «Блин, да хватит мне названивать, я занят», я смогу расслабиться и сосредоточиться на том, что, по словам Марка (которые меня бесят), гораздо важнее – на выздоровлении.

Если совсем честно, доктор Адамс говорил мне то же самое, но бесил гораздо меньше – хотя бы потому, что у него было медицинское образование. Составляя расписание сеансов гидротерапии, он сказал, что еще, пожалуй, нужна психотерапия, чтобы помочь мне справиться с последствиями травмы. Комплексный подход к выздоровлению, как он заявил. Я посмотрела на него ничего не выражающим взглядом и сказала:

– Никакой травмы у меня нет. Я просто ничего не помню.

Он, в свою очередь, взглянул на меня очень выразительно и уверенно ответил:

– Так надо. Точка.

Я закрыла глаза и попыталась – в который раз – вспомнить катастрофу. Невозможно было поверить, что я могла забыть о чем-то таком глобальном. К тому же мне даже из упрямства хотелось доказать, что доктор Адамс ошибается.

Воспоминания были сияющими нитями в темноте. Я надеялась, они укажут мне дорогу, каждая нить вела к следующей, как будто я изучала головоломку в сборнике логических задач, и порой мне удавалось прийти к образу или сценке. К воспоминаниям о прошлом или о моем характере, к обрывкам знаний. Я старалась терпеливо идти по этим нитям. Если натягивала слишком сильно, чтобы притянуть воспоминание поближе, они просто обрывались.

Вбежала медсестра, откинула занавески и оставила полуоткрытыми, так что я поняла – теперь от меня долго не отстанут. Потом добавила поводов для беспокойства, сняв с ноги гипс, а вместе с ним, судя по ощущениям, слой кожи.

– С виду ничего, – она погрозила мне пальчиком, как ребенку, – только не чесаться!

Я удержалась от грубого ответа и изо всех сил постаралась не думать, что случилось с моей ногой и какие на ней шрамы. Конечно, я никогда не была чересчур самовлюбленной, но мне не хотелось видеть во взглядах отвращение или, того хуже, сочувствие каждый раз, как я прихожу куда-то в юбке.

– Можно закрыть занавески? – попросила я, когда она уже собралась уходить.

– Зачем закрываться от чудесного солнышка? – сказала она, и мне захотелось запустить чем-нибудь ей в спину.

Вдоволь повизжать во весь голос мне не дали. Вернулась моя галлюцинация.

Она склонилась над кроватью, разглядывая мои ожоги и открывая превосходный вид на накрахмаленную шапочку. Видела даже шпильки, приколотые по краям. Натянув одеяло на ноги, я посмотрела на нее, задумавшись, что глупее: злиться на плод моего воображения или на персонал больницы, существующий на самом деле.

Она поджала губы и потянулась к одеялу, будто хотела его поднять. Я напряглась, не уверенная, смогу ли справиться с призрачной рукой, трогающей ткань, но она внезапно остановилась и улыбнулась мне. Она была такой хорошенькой. Я даже забыла, что она – галлюцинация. Выражение ее лица было таким добрым, таким настоящим. Я ощутила во всем теле спокойствие, от которого захотелось спать.

Она вынула что-то из нагрудного кармана фартука и положила на простыню. Это оказался маленький металлический паровозик, выкрашенный облупившейся красной краской, и я видела его так ясно, что не могла поверить в его иллюзорность. Она ободряюще улыбнулась мне, держа игрушку в руке, будто хотела, чтобы я его взяла. Я протянула палец, чтобы коснуться паровозика, и видение исчезло.

В комнате никого не было. Я почувствовала себя брошенной и постаралась отогнать это ощущение. Паровозик вызвал во мне воспоминание о том, как мы с Марком ходили за покупками перед Рождеством. Как, стоя в детском отделе гипермаркета «Джон Льюис», я изо всех сил делала вид, что мне не все равно, какие подарки он выберет племянникам и племянницам. Я вздрогнула, вспомнив, как бесцеремонно отвечала ему, когда он показывал мне игрушки и книжки и спрашивал совета.

Потом мы отправились в паб, чтобы освежиться, и Марк снова начал донимать меня вопросами о моей семье. Мы, конечно, поссорились, когда я отказалась удовлетворять его любопытство.

– Все равно выясню, – сказал он тогда. Его лицо было красным от злости и высокой температуры в пабе. – Не такая уж ты загадочная, какой хочешь показаться.

От его слов меня затошнило. И тогда, и теперь. Я не хотела казаться загадочной. Не играла в игры. Просто мне казалось, что надежнее, если все будет на своих местах: работа, личная жизнь, семья. Я постаралась вспомнить Пат, Дилана, Джерейнта. Вспомнить, когда мы последний раз были все вместе. Каждый раз, когда я пыталась представить нас как целое, память уносила меня в далекое Рождество, в которое нам с Джерейнтом достались в подарок колючие аранские свитера. Или в пасхальный день, когда Пат спрятала в саду шоколадные яйца, чтобы мы их нашли, но перестаралась, а погода выдалась не по сезону теплой, так что после долгих поисков мы обнаружили только бесформенные сгустки растаявшего шоколада.

Воспоминания о том, что было после того, как я покинула дом, так и не вернулись. Конечно, я общалась с семьей, приходила в гости, писала сообщения, но ничего этого так и не всплыло. Я вспомнила университет, друзей, съемные квартиры. Все новые и волнующие впечатления. Возможно, дело было в эгоизме, свойственном юности. Семья теряет свое значение, стоит вырваться из гнезда и расправить крылья в надежде полететь.

Еще хуже оказалось то, что я не особенно хорошо помнила период после окончания института. Скажем, день рождения в прошлом году. Или поиски работы, которые привели меня в отделение радиологии. Вместо воспоминаний об этом были пугающие пробелы.

Я решила отталкиваться от того, что знала. Мне двадцать девять, я защитила диссертацию в Королевском колледже Лондона, и стало быть, работаю в больнице уже три или четыре года. Парвин вписала в мой новый мобильный свой номер, и я отправила ей сообщение.

– Сколько я уже занимаюсь радиологией?

Мне показалось, так будет хорошо. Дальновидно. Ответ пришел быстро:

– 3 года. Тебе скучно?

Я ответила:

– Да. Очень.

Новое сообщение:

– Мне тоже. Ты хоть в кровати лежишь.

Я улыбнулась. Видимо, мне нужно было пережить автокатастрофу и кому, чтобы научиться дружить. Я знала, что никогда не искала легких путей, но даже мне пришлось признать, что такой способ – довольно рискованный. И все же я была благодарна.

Когда пришел Марк, я спросила, как дела на работе. Мне хотелось рассказать ему о Парвин, похвастаться новыми социальными навыками, но стоило ему появиться, я вновь замкнулась в себе. Неважно, каким хорошим было мое настроение. Рядом с Марком оно неудержимо портилось. Мне нравилось думать о нем, но когда я его видела, не могла избавиться от напряжения и чувства, будто у нас с ним что-то не так.

Он рассказал, как прошел его день, и я воспользовалась минутной паузой, чтобы попросить:

– Ты не мог бы принести сюда мой ноутбук?

Марк нахмурился.

– Зачем?

– Так, вообще. Ну сам понимаешь, почта, интернет.

Он покачал головой.

– Мне не нравится эта идея. Если тебе скучно, могу принести книг. Или журналов, хочешь?

– Нет, спасибо, – прошипела я сквозь сжатые зубы. – Почему тебе не нравится эта идея?

– Не хочу тебя волновать.

– Я не буду волноваться, – сказала я, постаравшись разжать кулаки. – Я просто хочу немного нормальной жизни.

– Если для тебя это так важно, поговорю с врачом.

Его снисходительно-заботливый тон вызвал во мне новую волну раздражения. Но я заставила себя улыбнуться.

– Здорово, спасибо.

– А пока, – Марк снова приободрился, – как насчет сыграть в домино?

На следующий день, после того как он вновь навестил меня – безо всякого ноутбука! – пришел доктор Адамс. Кровати были скрыты за занавесками, создавая ощущение маленьких спален, и во всем этом я почувствовала странную интимность. Опустившись на стул, он провел рукой по волосам.

– Да уж, день выдался дерьмовый.

Настроение резко поползло вверх. Было неописуемо приятно, что со мной разговаривают как с нормальным человеком, а не как с пациентом.

– Смена тяжелая?

Он покачал головой.

– Смена-то нормальная, собрание, мать его, идиотское, – он откинулся на стуле, прижался головой к высокой спинке. – Господи, ненавижу СМ.

Эти слова что-то напомнили. Парвин и Пола, которые жалуются на СМ – старших менеджеров – расшифровывают аббревиатуру как «садо-мазо» и делают вид, будто щелкают плеткой. Пол хохочет, разинув рот, показывая кривые нижние зубы.

Доктор Адамс взглянул на меня.

– Старших менеджеров. Куча… – он осекся, щеки залились краской. – Черт возьми. Простите. Не обращайте на меня внимания.

– Да все нормально, не стесняйтесь, – сказала я. – Думаете, я не помню проблем с ними? Увы, даже кома бессильна стереть эти воспоминания.

– Думаю, они в любом отделении такие. Да, я понимаю, у них тяжелая работа, им нужно распределять бюджет и все прочее. Но нельзя же быть такими…

– Засранцами, – подсказала я, очень кстати упустив из вида, что спала со своим руководителем больше года.

Доктор Адамс улыбнулся и начал рассказывать мне о собрании. Пока он говорил, случилось нечто странное: я начала вспоминать прежнюю жизнь. Увидела, как Пол каждую пятницу покупает датскую сдобу и медленно ест прямо за столом, разбрасывая повсюду белые крошки, как снежинки. Увидела, как после работы выпиваю с девушкой, работавшей со мной несколько месяцев, как в бар вваливается Марк, сидит с нами за столиком и ворчит без остановки. Мне не удалось вспомнить, почему он так сделал, поссорились ли мы в тот день, но чувство неловкости вспыхнуло во мне с такой силой, что я покраснела.

Отогнав воспоминания, я постаралась сосредоточиться на словах доктора Адамса. Вскоре детали рассказа стали находить одна на другую, поэтому я просто лежала и наслаждалась, слушая его голос.

– Простите, – сказал он. – Не нужно было грузить вас своими проблемами. Это скучно. Как ваши дела? Вам получше?

Я открыла глаза.

– Все нормально. Только скучно и грустно. Но такой уж удел пациентов. По крайней мере я избавлена от собраний.

– Видите, во всем свои плюсы.

– Если они вас доконают, помните, что всегда можно попасть в катастрофу.

Он внезапно встревожился.

– Вы что-нибудь вспомнили?

– Ничего интересного, – ответила я. – Вообще я тут с ума схожу.

Доктор Адамс встревожился еще больше, и я осознала, что меня неправильно поняли.

– Не в том смысле, в каком вы подумали. И не в том, что нуждаюсь в успокоительных. Схожу с ума от скуки. Надоело до смерти тут валяться.

– Принести вам еще книг?

Я посмотрела на стопку, возвышавшуюся на столике, и покачала головой.

– У меня тут созрел один проект. Само собой, я скучаю по работе, и мне надо что-то делать. Я попросила Марка принести мой ноутбук, и он обещал поговорить с вами.

Доктор Адамс покачал головой.

– Пока не говорил.

– Он боится, я перенапрягусь, еще больше подорву здоровье.

– Не думаю, – сказал доктор Адамс. – А что за проект?

Я отчего-то смутилась. Глупо, конечно, учитывая, что мужчина рядом наверняка видел меня голой, – мысль, от которой лучше не стало.

– Мина?

– Я хочу изучить историю этой больницы. Знаю, звучит нелепо, но я не могу поверить, как мало о ней знаю. Я приходила сюда каждый день несколько лет подряд, теперь я здесь лежу, и мне стало очень интересно.

Еще мне нужно было выяснить, существовала ли на самом деле медсестра в старомодной униформе, которую я по-прежнему видела.

– Историю больницы. – Судя по всему, он не поверил ни единому слову. Должно быть, решил, что ноутбук мне нужен, чтобы смотреть видео с котятами, и я просто стесняюсь в этом признаться.

– Я так устала вспоминать о прошлом, что решила сосредоточиться на чем-то другом. Может быть, тогда все само собой встанет на место. Вы говорили, мне нужно расслабиться, и я пытаюсь, но я не могу расслабиться, ничего не делая. Понимаю, это звучит как парадокс…

– Неправда, – он указал на себя. – Классический перфекционист, по вашему приказанию прибыл.

Я улыбнулась.

– Я знаю, у вас много дел, но буду очень признательна, если вы все же предоставите мне ноутбук. Если вы попросите Парвин с работы, она может зайти ко мне домой и взять его, или…

– У вас ключи с собой? Буду рад вам его принести.

– Это так мило с вашей стороны! Я скажу Марку, что… – начала я, но он меня оборвал.

– Но при одном условии – вы перестанете называть меня доктором Адамсом.

– Я буду называть вас Господом Богом, если вы принесете мне ноутбук, – едва договорив, я снова покраснела.

Он улыбнулся медлительной, ленивой улыбкой, абсолютно неофициальной и очень привлекательной.

– Сойдет и просто Стивен.

– Стивен, – повторила я, радуясь, что голос не дрожит.

Когда он ушел, я долго вспоминала его улыбку и тоже улыбалась.

Стивен Адамс сдержал свое слово. На следующий день он пришел ко мне с ноутбуком, который я сразу же узнала, и большой книгой в мягкой обложке.

– История больницы, – сказал он, помахав ею. – В жизни бы не поверил, что кто-то станет тратить время на описание вот этого всего, но главное, вам пригодится, – открыв книгу на первой странице, он нахмурился. – Еще и самиздат. Сейчас окажется, этот кто-то зря потратил и ваше время.

– И дерево, – добавила я, взяв книгу, – не забывайте про дерево.

Книга была толстой, и я увидела явный признак того, что в ней есть фотографии: плотные страницы, серые по краям.

– Я думал о ваших словах, – сказал он. – Принес несколько бумаг с вашей работы. Волноваться не о чем – пока вас нет, обо всем позаботятся, но я подумал, вам будет приятно увидеть что-то знакомое.

– Спасибо, – я была тронута. Он положил бумаги мне на стол, отодвинув в сторону стакан с компотом из черной смородины.

– Спасибо… – интонация пошла вверх. Он поднял брови, делая многозначительную паузу.

– Спасибо… большое?

– Стивен. Спасибо, Стивен.

– Не могу же я помнить такие подробности, – заметила я, указывая на свою голову. – Будьте снисходительны к коматознику.

– Вы уже давно не коматозник, – сказал Стивен, чуть заметно улыбнувшись. – Раз я совершил чудо, то вы – мой чудесный пациент.

– Очень мило, – ответила я. Руки чесались полистать бумаги, открыть новую книгу.

– Мне пора идти. – Стивен провел рукой по волосам, откинул челку с высоченного лба. – Зайду попозже, после смены, – поколебавшись, добавил: – Если хотите.

– Конечно, – сказала я, думая, много ли здесь фотографий, может ли такое случиться, что я увижу на групповом снимке медсестер свою таинственную подругу. Доказательство, что я не совсем свихнулась.

– Тогда до встречи.

Как только Стивен ушел, я открыла книгу и принялась листать. Меня всю трясло от волнения и надежды. Черно-белые снимки больницы и прилегающей территории, медсестры, врачи, люди в старомодных костюмах, сбившиеся в кучу. Я закрыла книгу и глаза, стараясь взять себя в руки, чтобы спокойно воспринимать новую информацию. Сейчас же мне хотелось захихикать, захлопать в ладоши, сделать еще что-нибудь совершенно неадекватное. Выплеснуть этот внезапный прилив энергии.

Я прижала к себе ноутбук, раскрыла, включила, наслаждаясь чувством нормальности, которое давали эти простые действия. Я поняла, что получила не только развлечение, но и ключ к прошлой жизни. Вдруг я раньше вела дневник?

Перед обедом (запеченная до мягкости брюква, нарезанная идеальными кружочками; на удивление съедобная говядина в горшочке; обезжиренный клубничный йогурт) ко мне заглянул Марк, очень довольный. Что уж там, он был просто на седьмом небе от счастья. Но я не смогла разделить его радости – стоило увидеть его в хорошем настроении, как мое собственное тут же испортилось. Я мрачно заканчивала свой обед, сосредоточившись, чтобы доесть все до последнего кусочка, и не смотрела на Марка.

– У меня хорошие новости, – сказал он, когда я поставила поднос на тумбочку.

– Можешь завтра принести что-нибудь вкусное? Надоела больничная еда! Умру за сочный бургер.

Марк был явно недоволен, что я его перебила, но во мне поднялся дух противоречия. Я понимала, что веду себя не лучшим образом, но не могла остановиться.

– Какой-нибудь поинтереснее, из бара-ресторана. Из стопроцентной говядины, с сыром и соусом, и жареной картошки тоже хочу. Хорошей, хрустящей. Помнишь, мы купили такую, с корочкой, в том магазине… как он назывался? – пока я говорила, у меня появилась новая причина нести всякую чушь. Теперь она призвана была не раздражать, а отвлекать Марка. Я боялась того, что он сейчас скажет.

Но Марк все же разглядел краешек моего лилового ноутбука, выглядывавший из ящика прикроватной тумбочки.

– Кто его притащил?

– Стивен, – сказала я. – Доктор Адамс.

– Ах, он уже Стивен? – лицо Марка скривилось. – О чем он думал, черт бы его побрал? Тебе надо отдыхать, а не работать. Как будто я тебя не знаю. Пусти тебя к компьютеру, ты будешь целыми днями за ним торчать, отвечать на письма, чтоб не отстать от жизни.

– Это я его попросила, – я чуть запнулась. – Думала, ты забыл.

– Естественно, я ничего не забыл. Я о тебе забочусь.

Я не понимала, почему Марк так злится, но мое сердце заколотилось. Все хорошо. Я в больнице. Судорожно вздохнув, я заставила себя вновь заговорить.

– Что такого…

– Ты уже им пользовалась?

– Если честно, нет. Не могу зайти на почту или открыть документы, – я улыбнулась, давая понять, как мало это для меня значит, показывая, что ни капли не расстроилась, что все равно иду на поправку. – Забыла пароль.

Марк молчал, по-видимому, раздумывая, смешно это или нет. Пауза затянулась. Меня не покидало чувство, будто я упустила что-то важное, но я не знала что, а спросить боялась. Наконец Марк улыбнулся. Его лицо стало спокойным, голос – теплым и ласковым, будто он и не приходил в ярость.

– Жалко. Придется подождать, прежде чем узнаешь последние новости.

Я тоже улыбнулась, радуясь, что инцидент исчерпан. Но сердце по-прежнему билось слишком часто, и к тому же начала раскалываться голова.

Марк поправил ноутбук. Теперь, когда уголок не выглядывал, я не чувствовала такой тесной связи с реальностью, но ничего не сказала. Без паролей от ноутбука все равно не было никакой пользы.

– Так вот, – сказал Марк, выпрямившись и сжав мою ладонь обеими руками, – новость. Я нашел для нас дом.

Его слова ничего для меня не значили. Я думала, меня выпишут и я вернусь домой. В свою квартиру. К лиловому дивану, который не помнила, и белым стенам.

– Тебе там понравится, – продолжал он, не глядя мне в глаза. Не знай я его так хорошо, я решила бы, что он нервничает. Выпустив мою руку, он полез в бумажную сумку, набитую, судя по всему, журналами и газетами, и вытащил оттуда несколько скрепленных степлером листков формата A4. Глянцевая бумага, контакты агентства по недвижимости.

Дом на обложке был прекрасен. С террасой. На улице, название которой я хорошо помнила. У дороги, по которой я бродила, с завистью глядя на высокие дома за аккуратными черными оградками. Большие окна в необычных рамках, со створками, дорогие входные двери, выкрашенные зеленой и красной краской «Фэрроу энд Болл». Кирпичная облицовка – кремового цвета, как положено в дорогих домах Брайтона; и, еще до того, как перелистнуть страницу и увидеть расположение, я знала, что моим глазам откроется узкая полоска голубого моря.

Это было прекрасно. Идеально. А цифра под картинкой – просто чудовищна.

– Я не могу себе такой позволить, – сказала я. Я не могла сказать «мы не можем себе такой позволить», потому что это прозвучало бы неуместно. Я не собиралась съезжаться с Марком, не говоря уже о том, чтобы покупать общий дом. Разве что у меня появится неограниченный запас почек, которые можно продавать и выплачивать ипотеку.

– Можем, – ответил Марк, выпрямив спину. – Вместе мы все можем.

– Хочешь сказать, ты можешь, – сказала я сухо, давая понять, что разговор окончен.

– Внутри он тоже ничего, посмотри. – Марк перелистнул брошюрку, лежавшую у меня на коленях, как мертвая чайка. – Просторный. Четыре спальни.

Сама того не желая, я стала просматривать страницы. Кухня с дорогой деревянной мебелью кремового цвета и огромной плитой. Большие окна и стеклянные двери, ведущие в сад, – как в моей квартире, во взрослой ее версии – в бесконечный сад, в отдалении которого виднелось что-то наподобие беседки. Спальня с красивым эркерным окном, откуда открывался вид на улицу. Высокие потолки, светлые стены, очаровательные карнизы… даже – я задержала дыхание – встроенные, мать их, камины. Да, мне хотелось этот дом. Еще бы не хотелось. Если бы я выиграла в лотерею, купила бы его, не задумываясь… Я столкнула каталог с колен на пол.

– Он правда классный, – сказал Марк, – и он стоит этих денег. Не могу дождаться, когда ты наконец увидишь его своими глазами. Я знаю, ты придешь в восторг. Мы будем в нем очень счастливы.

– Подожди-ка, – и тут меня наконец осенило. – Ты уже его купил!

– Пришлось, – сказал он. – Такая выгодная покупка, столько людей интересовалось! Мне повезло больше других. Я знаю Джона, агента, давным-давно. Еще со школы. Попросил его подобрать для меня что-нибудь, и вот он нашел этот дом. Ты была здесь, – он обвел рукой палату, – что мне оставалось?

– Ты выбирал нам дом, пока я была здесь. В больнице, – я пыталась поддерживать разговор, но слова получались бессмысленными. Он говорил о том, что купил дом за наличный расчет, что продал квартиру в Лондоне в прошлом году, что хотел выгодно вложить деньги, но вообще-то сумма не имеет значения, ведь это наш дом.

– Я хотел сделать тебе сюрприз.

Я хотела вмазать ему как следует.

– Поздравляю, – сказала я сухо, чтобы избежать насилия.

– Не хотел волновать тебя, беспокоить подробностями. Хотел только порадовать, – сказал Марк. – Пусть этот дом станет предлогом начать все сначала.

– А нам нужно начать все сначала? – в последнее время я начала кое-что вспоминать. До того, как произошла катастрофа, может быть, задолго до нее, я была очень несчастна. Я не могла сказать точно, был ли тому причиной Марк, но все, что чувствовала теперь, глядя на него, – раздражение и растерянность. Радостное облегчение узнавания прошло без следа, а то, что осталось, было никак не похоже на любовь. Хотя, вынуждена признать, в этом вопросе я не эксперт.

– Пожалуй, – Марк снова напрягся. Он взял меня за руку, стал поглаживать большим пальцем ладонь. По нервным окончаниям в другие части тела направился сигнал, и я почувствовала, как пробуждается либидо, открываются чувства. Внезапно мне захотелось ощутить вкус губ Марка и растущее во мне желание, вдохнуть аромат мужского тела, заглушающий запах антисептика и мой собственный, тяжелый запах болезни. Я же сказала – я не эксперт. Я подалась назад; отзеркалив мое движение, Марк подался вперед. Я наклонила голову, и наши губы встретились.

Я целовала его и целовала. Мне хотелось подольше удержать это ощущение, радостное покалывание где-то кроме спины, шеи и головы. Я вжималась губами в его губы, я хотела снова стать нормальным человеком. Вскоре у меня мучительно заболела спина, и пришлось снова лечь на подушки.

Лишь привычка стала причиной того, что я не завизжала от изумления. Женщина в белом фартуке стояла в нескольких шагах от Марка и смотрела ему в затылок с выражением глубокого отвращения на лице.

– Это значит – да? – поинтересовался Марк, явно довольный таким поворотом.

– Не знаю, – сказала я, отводя взгляд от привидения. – Поживем – увидим.

Он улыбнулся, давая понять – пусть я все еще изображаю упрямство, он уже победил.

– По крайней мере, честно.

– Расскажи, что у нас не так, – попросила я. Мне не хотелось снова ссориться, особенно так сразу после скандала из-за ноутбука, но нужно было выяснить. – Почему нам нужно начать все сначала?

Марк взял меня за руку, посмотрел в глаза. Было трудно не заглядывать ему через плечо, чтобы выяснить, здесь ли женщина, но я справилась.

– Ты всегда была слишком независимой.

Это походило на правду.

– Мне пришлось долго ждать, пока ты доверишься мне, впустишь в свою жизнь. Но я боролся, потому что знал – у нас с тобой впереди нечто особенное.

Я прижала язык к небу, чтобы ненароком не ухмыльнуться. Выражение «нечто особенное» вызывало во мне смех. Или нервную дрожь.

– Думаю, я тоже начал отстраняться, чтобы себя защитить. – Марк опустил глаза, словно этот разговор был для него слишком болезненным.

Я постаралась всем своим видом показать, что понимаю. Мне так хотелось чувствовать что-то, кроме отчуждения. Что со мной не так? Я всегда была такой бесчувственной.

– Ты хотела съехаться, но я отказывался. Прятался на своей территории. Мы часто ссорились, ты была недовольна, говорила, что я хочу от тебя уйти. – Он расстегнул молнию кожаной сумки, вынул стопку бумаг. – Ты искала для нас квартиру, но я не хотел об этом говорить. Прости меня. Я просто наказывал тебя за непослушание.

На бумагах были сведения о квартирах Брайтона. Двухкомнатных квартирах – я и не думала, что мне такие по карману. Я смотрела на фотографии, на фразы «газовое отопление», «двойные рамы», «парадный вход» и пыталась вспомнить все это. Должно быть, эти бумажки всучили мне страховые агенты, или я зарегистрировалась на каком-то сайте и меня завалили предложениями.

– У нас начались проблемы, но я был горд, чтобы признаться – я чувствую то же самое. – Марк наклонился вперед – ни дать ни взять образцовый влюбленный: нахмуренный лоб, блестящие глаза, тихий голос. По всем признакам он производил именно такое впечатление, но я не могла отделаться от мысли, что он просто играет роль. Теперь все казалось ненастоящим. И женщины в соседних кроватях, и медсестра, приходившая время от времени, чтобы мучить меня с помощью прибора для измерения давления, и человек, с которым я собиралась покупать общую квартиру.

– Я все понял, – сказал Марк и слабо улыбнулся. – Чуть не потеряв любовь всей своей жизни в автокатастрофе, начинаешь очень трезво смотреть на вещи. Я понял, что не хочу больше тратить время, бояться и обижаться, и решил – пусть этот дом покажет тебе, как я изменился.

Теперь все встало на свои места. Мои смешанные чувства к нему объяснялись тем, что мы долго ссорились. Я старалась убедить его в своей правоте и наконец убедила. Все проблемы решились. Меня выпишут из больницы, и я перееду с Марком в дом мечты. Я знала, нужно радоваться, и постаралась придать своему лицу соответствующее выражение. Не будь еще медсестры, которая топталась за спиной Марка и качала головой, мне бы это удалось.

– Скажи что-нибудь, – попросил он.

Хорошо бы мне было что сказать. Я попыталась подобрать слова, которые звучали бы к месту, убедительно, но не слишком прямо. Нужно было подумать.

– Скажи, что хочешь домой, – настаивал Марк. – В наш новый дом.

Я очень хотела домой. Я хотела оказаться в любой точке мира, кроме этой палаты. Я хотела, чтобы Марк по-настоящему улыбнулся, обрадовался этой перемене.

– Ну да, – сказала я и подавила в себе рвотный спазм. Медсестра покачала головой и пропала.