Так продолжалось еще неделю.
А потом Сауд пришел мрачный, сел на диван, уперев локти в колени и стиснув кисти рук так, что побелели костяшки пальцев. Я забеспокоилась:
– Сауд, что-то случилось?
Опустилась перед ним на пол.
Он заговорил глухо и гневно:
– Уже девять месяцев после нашей свадьбы. Можно объявлять о сыне.
Словно я против или забыла об этом!
Муж встал, прошел к окну, остановился точно на том месте, где стояла Махасин. И снова я видела красивого человека, задумчиво разглядывающего картину за окном, который ломал голову над вопросом, что делать со мной.
Махасин боялась, что Сауд не сумеет от меня отказаться, и была права. Но и назвать меня равной или почти равной членам своей семьи он тоже не мог. Девять месяцев назад мой любимый был готов жениться на мне вопреки воле своей семьи, теперь не мог даже признать меня матерью своего единственного сына! Победила семья, я как была, так и осталась чужой.
Родись дочь, Сауд просто поселил бы меня отдельно и скрывал от остальных, но у нас сын. Единственный сын, очень похожий на отца, отказаться от которого он не может, как не может оставить рядом его мать… Идет XXI век, мы в современнейшем городе мира, но мой муж, пользующийся новейшими достижениями цивилизации, не может сохранить брак с женой только потому, что его семья против. И я знала почему.
Психологи утверждают, что менталитеты христианина и мусульманина отличаются, прежде всего доминированием чувства вины или чувства стыда.
У христианина сильнее чувство вины. Совершая что-то несоответствующее христианским ценностям, он чувствует вину перед жертвой, перед собой, перед Богом. Чувствует, даже если это отрицает, если пытается доказать, что ему наплевать, даже если о проступке никто не знает и не узнает…
Это называется совестью.
Она есть у всех, и у тех, кто объявляет себя циником и совершает смертные грехи словно назло себе и всему миру.
У мусульман доминирует чувство стыда.
Это стыд перед семьей, перед своим кланом, перед соотечественниками, перед братьями по вере.
И если его поступок одобряют окружающие (прежде всего семья!), значит, одобряет Аллах. Стыдиться таких поступков не стоит.
Потому по отношению к чужаку мусульманин поступит так, как решит семья. Перед чужим, кем бы тот ни был, не стыдно, а вот перед семьей СТЫДНО.
Семья была против меня, вероятно, опасаясь осуждения более широкого круга. Сауд оказался перед выбором – пойти против воли семьи и стать изгоем или отказаться от меня.
Я смотрела на любимое красивое лицо и силилась проглотить вставший в горле ком, чтобы спросить, что же он решил.
– Что ты на меня смотришь? Что?!
Он любил и ненавидел меня в равной степени. Нет, не любил – хотел. Только и всего. Но страсть чувство недолгое…
Я опустила взгляд и голову. Что можно сказать, спросить, как возразить на непроизнесенные слова? Мне не нужно объяснять, что между мной и семьей Сауд выбрал семью.
– Ты разведешься со мной?
Если бы я возразила, напомнила о его неверности, даже расплакалась, Сауд получил повод взорваться, наорать в ответ и расправиться со мной по-своему, никто бы его не осудил. Но я осталась спокойна и вида не подала, что у меня на душе.
Мгновение он молчал, потом поморщился:
– После свадьбы Шамсы мы объявим о рождении Салима. Потом решим.
– Когда у Шамсы свадьба?
– Завтра. Ты не пойдешь!
Я отвернулась к колыбельке спящего сына.
– И не собиралась!
Сауд только зубами заскрипел, резко повернулся и вышел. Хлопнула входная дверь…
Сколько я стояла, бездумно глядя вдаль на залив, – не знаю.
Да и о чем было думать? Больше ждать от Сауда нечего, наша семья не восстановится (да и была ли?). Но мне угрожало расставание с Салимом! Мудрая Махасин предвидела это и предложила мне деньги для исчезновения. Я бы ушла, и без денег ушла, позволь они мне забрать с собой сына.
Что, если Махасин тогда приходила нарочно, чтобы я успела исчезнуть вместе с малышом до того, как его увидит Сауд? Тогда я упустила прекрасную возможность.
Да нет, я не могла просто взять и увезти ребенка, рожденного от гражданина ОАЭ, без его на то согласил. Возможность была упущена гораздо раньше, когда Салим еще не родился.
Но сколько ни думай, положения это не изменит, его меняют только действия.
Завтра свадьба Шамсы, которая будет не меньше трех дней. Три дня всем будет не до нас с Салимом. У меня есть ВСЕГО ТРИ ДНЯ. А помочь некому.
И вдруг я вспомнила об Анне. Вот кто отвезет меня сразу в посольство в Абу-Даби! Конечно, туда, куда же еще? Я была готова мчаться немедленно.
Мелькнула мысль, ушел ли с Саудом Махмуд.
Черта с два! От этого бугая никуда не денешься. Отравить его, что ли?
Махмуда я могла бы и отравить, его не жалко, но в случае нашего с Салимом исчезновения пострадают и Асият с Али, а они не заслужили. Значит, нужно сделать так, чтобы никого не смогли обвинить.
Я решила подождать до завтра.
ЗАВТРА.
Вечером достала запасной телефон и отправила СМС Анне. Латинскими буквами, но по-русски: «Нужна помощь».
Ответ пришел немедленно: «Куда приехать?»
«Завтра в 10 на…» – Я сообщила адрес нашей подземной парковки и код пропуска.
Теперь нужно предупредить Асият, она не выдаст, но не должна быть дома, когда я уйду.
– Асият, помнишь, что я натворила в первую ночь в Хали?
Девушка широко раскрыла глаза, но кивнула. Конечно, она помнила, что я сбежала.
– Завтра вы с Али поедете в Дубай Молл с длинным списком покупок.
Она снова кивнула, но потом скосила глаза в сторону гостиной, где вальяжно развалился на диване ненавистный Махмуд:
– А?..
– Ты забудешь свой телефон…
Казалось, все продумано: Асият и Али отправятся за покупками, я следом отошлю Махмуда с телефоном Асият, а пока он будет ходить, спущусь вниз к машине и в посольство. Там меня в обиду не дадут.
Я понимала, что увожу гражданина ОАЭ, и надеялась только на то, что Махасин не позволит Сауду поднять скандал, который грозил бы оглаской.
Если возникнут проблемы с Махмудом (он мог вспомнить, что у Али тоже есть телефон и отказаться догонять Асият), то я готова подсыпать ему в кофе снотворное, вернее, средство от аллергии с мощным седативным эффектом.
Были заготовлены даже таблички на дверь: «Не шуметь. Ребенок спит!»
Я не брала с собой ничего, кроме пары запасных памперсов и бутылочки со смесью и водой.
Утро выдалось нервным, чувствуя мое беспокойство, Салим тоже не спал.
Асият послушно уехала в молл за покупками. Она едва не заплакала при расставании, пришлось даже прижать палец к губам в знак молчания. Хорошо, что квартира большая, а в детскую мы Махмуда не пускали никогда.
И вот за ними с Али закрылась дверь…
Махмуд, как и ожидалось, догонять Асият не согласился, фыркнул, что разиня возьмет телефон у Али. Пришлось перейти к плану В.
– Махмуд, почему ты такой злой? Тебя в детстве обижали? Кофе хочешь?
Я подала ему кофе с довольно большим количеством таблеток, но усомнилась, что этого хватит. А больше насыпать нельзя, будет слишком явно ощущаться вкус добавки.
На вопросы о своем характере и детстве он не ответил, кофе взял. Помня, что Махмуд очень любит сладости, я поставила на стол все, что было в доме, а было, учитывая мои попытки растолстеть, немало.
– Это вместо свадебного угощения. Нас с тобой не позвали, давай угостимся в честь Шамсы здесь.
Соль на рану, он явно переживал из-за невозможности погулять на свадьбе, а потому взял пирожное, за ним другое… Снотворного не заметил, но и засыпать тоже не собирался, стал просто вялым.
Я незаметно проверила телефон, Барри сообщил, что он уже на месте. Нужно спешить, чужая машина, слишком долго стоящая на парковке, может вызвать лишний интерес. Пришлось предложить моему церберу еще кофе и сладости.
– Давай, я чего-то сонный… А ты чего не пьешь?
– У меня ребенок…
Он не посмел бы так разговаривать ни с Бушрой, ни с Мозой, перед ними Махмуд тихоня. А я опальная жена и невестка, мерзавец прекрасно это понимал и не упускал возможности унизить.
Я уселась на диван напротив, взяла стакан воды, помотала в разные стороны головой, словно разминая шею, и сообщила:
– Скоро наше здесь безвылазное сидение закончится.
Внизу меня ждала машина и непонятно что дальше, а я вынуждена разыгрывать вальяжную лень…
Махмуд недоверчиво покосился:
– Чего это?
Едва ли Сауд раскрывал ему свои планы, потому я как можно независимей пожала плечами:
– После свадьбы Шамсы объявят о рождении Салима, и мне больше не нужно будет прятаться.
Похоже, заявление произвело на Махмуда впечатление, даже сел прямо. Все правильно, с супругой хозяина, родившей наследника, надо быть повежливей.
Будучи в смятении, он выпил еще две чашки кофе и наконец вырубился.
Я немного подождала, потолкала его рукой:
– Эй, ты заснул, что ли?
На всякий случай попыталась растолкать. Убедившись, что снотворное подействовало, поспешила выполнять свой план дальше. Прошло не более четверти часа, а мне казалось, что целый день.
На запасной телефон пришла эсэмэска, ясно, что это Барри торопит. Решив посмотреть позже, я сунула телефон в сумочку и вынула из колыбельки сына:
– Пора, малыш. Нам пора домой.
Небольшая сумка готова с вечера, цербер спал, оставалось только уйти. На дверь детской комнаты жевательной резинкой приклеена табличка, что малыш спит, вторую такую я решила прикрепить снаружи на входную дверь на случай, если придет в голову заглянуть кому-то непредвиденному. Украшенный стразами телефон – свадебный подарок – остался небрежно валяться на диване в гостиной.
У самой двери вдруг остановилась и взяла со столика ключ от квартиры. Арабы никогда не закрывают двери квартир и домов и машины, особенно в фешенебельных районах, но я закрыла.
На мое счастье, Салим спал. Вспомнила, что не вынула из сумки банковскую карточку, когда-то данную Махасин, но возвращаться не стала. Прикрепив записку на дверь, я направилась к лифту и вдруг услышала, что тот поднимается. Лифт мог проехать и мимо, мы крайне редко сталкивались с соседями по этажу, но что-то толкнуло меня отступить к выходу на лестницу. Ею пользуется только прислуга, убирающая этажи, и технические работники, но она есть, и дверь оказалась открыта.
Юркнула и застыла, осторожно глядя в щелку. Только бы Салим не заплакал. Это даже хорошо, что лифт на нашем этаже, сейчас кто-то из соседей пройдет к себе, а я смогу уехать, не ожидая подъема кабины снизу.
В следующее мгновение я вознесла молитвы всем богам сразу за свою предусмотрительность, потому что из лифта вышел и направился к нашей квартире… Сауд! Я не стала дожидаться, пока он разберется с запиской и закрытой дверью, опрометью бросилась вверх по лестнице, прижимаясь губами к лобику сына и умоляя его только не подавать голос!
На следующем этаже дверь тоже оказалась открытой, дальше предстояло промчаться по длинному коридору, чтобы спуститься другим лифтом. Я не могла рисковать и воспользоваться нашим.
Знаете, когда самые скоростные лифты ползают медленней черепах? Когда неподалеку муж, от которого ты сбежала, а в руках ребенок, которого практически украла.
В кабине снова мольба всем святым, чтобы никто не подсел по пути. Женщины в абае и никабе не ходят одни, тем более с ребенком на руках.
Пронесло, не подсели…
Заглянув в телефон, я хмыкнула: это Барри предупреждал меня о приближении супруга. Эсэмэска гласила: «МУЖ!!!»
Что было бы, прочитай я ее раньше?
Сообщая о своей готовности к встрече, Барри назвал номер места, где встал. Я не могла бежать, это вызвало бы подозрения, а ведь так хотелось. Когда повернула к нужному ряду, ноги подкосились, пришлось остановиться и перевести дух. Казалось, вмешивается сама судьба: рядом с «Мерседесом» Анны стоял «Бентли» Сауда!
Господи, а если он не один, если в машине кто-то сидит?!
Я помахала Барри рукой издали. Увидел, выехал, подобрал меня в проезде.
– Как ты умудрилась с ним не встретиться?
– Барри, быстрей, потом расскажу.
– Куда?
– В Абу-Даби.
Немного погодя, убедившись, что погони пока нет, мы обменялись рассказами о том, каково это – увидеть, что мужчина, женщине которого ты помогаешь сбежать, ставит машину рядом с твоей, и о том, как ускользнуть буквально из-под носа у мужа, способного стереть в порошок.
– Куда теперь, что ты придумала?
– В посольство. У меня нет выбора.
Барри покачал головой:
– Плохая идея. Именно там тебя и будут искать.
– Меня не отдадут наши.
– Тебя нет, а вот его…
– Барри, нельзя отобрать ребенка у матери!
– Ты не гражданка страны, а отец гражданин, и сын тоже. Его заберут.
Мог бы и не напоминать.
– Ладно, поехали к нам, там что-нибудь придумаем.
Скепсис в голосе Барри подсказал мне, что придумывать нечего, ситуация патовая.
Мы добрались быстро, Салима было пора кормить и переодевать, что я и сделала в уютном доме моих друзей, которые очень хотели помочь, но не могли этого сделать. Оказалось, что напоить снотворным Махмуда и сбежать из дома это такая малая толика…
Девочка у Анны и Барри тоже крепенькая и черноглазая в папу. Анна рассмеялась:
– Смотри, братик и сестричка!
Мы избегали разговоров о том, как я буду возвращаться или возвращать Салима. Это казалось неизбежным. Я не могла долго сидеть с ребенком в стенах посольства, но в стенах этого гостеприимного дома еще меньше. Я понимала, что нужно уходить…
Пока возились с детьми, Анна посетовала:
– Предупреди ты раньше, мы бы заготовили документы… У нас есть, но с ребенком ни одних.
Она склонилась над малышами, усмехнулась:
– У нас единственные документы – детские, на Марьяну…
И вдруг резко выпрямилась:
– Улетай по моим документам! А что, мы с тобой похожи. – Анна рывком подтянула меня к большому зеркалу.
Мы действительно похожи – одна форма лица, разрез глаз, даже форма губ, но я пышноволосая блондинка, а она коротко стриженая брюнетка.
– Барри, пусть Амаль летит по нашим с Марьяной документам, детей не проверяют. А про волосы скажешь, что просто нарастила и осветлилась. Хиджаб наденешь, в конце концов!
Я усмехнулась:
– И радужку глаз сменю тоже…
Но Анна не сдавалась:
– А если не самолетом?
– Вплавь на надувном матрасе? Или пешком по пустыне?
В целях борьбы с проникновением в страну нежелательных или уже однажды депортированных иностранцев в ОАЭ введено сканирование сетчатки глаз.
Это позволило остановить на паспортном контроле немало нарушителей закона.
Следует иметь в виду, что, если однажды проблемы с законом в ОАЭ уже были, не стоит пытаться въехать туда еще раз. И выехать тоже…
Высылают прочь с удовольствием, но если нет претензий у полиции.
– Нет, машиной.
Барри сокрушенно покачал головой:
– Машиной через всю Саудовскую Аравию?
– До Дохи, а там самолетом. Волосы спрячешь под хиджабом. Можно доехать машиной до Дохи, у Барри там бизнес и резерв в отеле. А там… он посадит тебя в самолет и вернется обратно.
– А документы?
Анна снова повернулась к мужу:
– Отвези человека в Париж, в Лондон, куда угодно в Европу, и вернись. Ты говорил, что у тебя три дня отдыха.
Я понимала, что создаю невообразимые проблемы друзьям, но другого выхода просто не видела. Барри мыслил более реалистично, чем его жена:
– Ты хоть представляешь, что с нами со всеми будет, если от нее потребуют снять хиджаб при досмотре?
Тут вмешалась уже я:
– Вся проблема в волосах? Остальное реально?
– Ну… в принципе да.
– Здесь есть парикмахерская поближе?
– Рядом…
– Дай твой паспорт.
– Амаль, что ты задумала?
– Хочу стать на тебя похожей. Кстати, в Москве я была Аней, здесь переименовали. Барри, ты отвезешь меня в Европу?
Через четверть часа я сидела в кресле и убеждала мастера сделать меня такой, как фотография в паспорте.
Та ахнула:
– Стричь такие волосы?!
– Хочу быть похожей на свою фотографию, надоело доказывать, что это я.
Мастер усомнилась в целесообразности такого поступка, но требование клиента закон, и на пол полетели пряди моих светлых волос. Зато еще через час я разглядывала короткую стрижку из черных волос. Пожалуй, даже Сауд узнал бы меня не сразу.
– Годится!
Моя спасительница АННА
…Было решено, что Анна немедленно уедет на такси к своей приятельнице Симоне в Дубай, а мы на машине Барри отправимся в сторону Саудовской Аравии.
С Анной прощались очень нежно. Она дала мне телефон своих родителей с просьбой когда-нибудь сообщить, как сложилась моя жизнь. Я вызубрила эти цифры, не рискуя ничего записывать.
…И вот машина Барри взяла курс на Саудовскую Аравию.
Нам предстояло проехать больше пятисот километров: сначала по ОАЭ, потом немного по Саудовской Аравии, а потом по Катару. В Дохе решено сесть на ближайший рейс в Европу, чтобы Барри мог поскорей вернуться с документами к своей семье.
Сумасшедшая идея, но другой просто не имелось.
Впереди не только долгий путь в непростых условиях, но и дважды пересечение границ и два контроля в аэропортах. Хотя Барри утверждал, что и сам не сразу поймет, кто из нас его жена, опасность оставалась. Мы переодели Салима в девчоночьи наряды, запаслись всем, чем смогли, чтобы пореже выходить из машины, и помчались по отменному эмиратскому шоссе на северо-восток.
Нужно спешить, три часа назад Сауд обнаружил, что Махмуд спит, а мы с Салимом исчезли. Конечно, он в Дубае, но кто знает, какие меры предпринял мой муж, поняв, что я сбежала?
На наше счастье Салим проявил свои лучшие мужские качества – он мужественно молчал, когда нужно было молчать, терпел и не капризничал.
– Маленький мой… нам еще очень далеко и долго, но мы едем домой.
Я не стала уточнять, что в Москве нас никто не ждет, думать об этом не хотелось.
А вот Барри уточнил:
– У тебя есть в Москве родственники-то?
– Есть! – бодро заверила я в ответ.
– Врешь. Тогда лучше в Париж, я передам тебя человеку, который поможет. Будешь жить в Брюсселе.
– Мне все равно где, лишь бы со своим сыном и подальше отсюда.
– Попробуй поспать, – посоветовал Барри и был прав. Бессонная от тяжелых мыслей и переживаний ночь начала сказываться, у меня раскалывалась голова и слипались глаза.
Первая часть дороги была довольно нудной, слева бесконечный песок, справа где-то недалеко залив, который местные упорно называют морем. Временами воду даже видно, иногда только слышно, но всегда она чувствовалась. Просто с одной стороны сухое пекло, с другой пекло влажное.
Но в машине с хорошим кондиционером этого не чувствуешь.
Рассказывать о дороге скучно, как и смотреть на пейзаж за окном, тем более я все-таки заснула. Проснулась, только когда Салим потребовал кушать. Мы дважды останавливались до границы, выходили поразмяться и сразу ныряли в помещение под кондиционеры.
И вот граница.
В пустыне нет никаких заборов из колючей проволоки и контрольно-следовых полос, вдоль которых ходили бы местные пограничники с местными мухта рами на поводках, но миновать контрольный пункт не получится, не позволят видеокамеры. Мы и не собирались.
Длинная арка, возвещающая, что здесь еще Объединенные Арабские Эмираты, а дальше уже нет, песочного цвета кабины пропуска, привычные светофоры границы – красный и зеленый… Но у каждого полицейский. Они проверяли все легковые машины!
– Не паникуй, – посоветовал Барри.
– И не собираюсь.
– Может, никаб?
Я поняла, что, призывая меня не паниковать, сам Барри страшно нервничает.
– Нет, у нас глаза разные, нельзя, чтобы обратили внимание на них. Не переживай, все будет хорошо.
Подошла наша очередь…
В открытое окно машины пахнуло таким жаром, что я содрогнулась. Не дай бог поломаться кондиционеру!
Полицейский был достаточно вежлив и внимателен. А еще немногословен.
– Цель?
Барри, подавший документы, спокойно пожал плечами:
– В Доху, у меня там бизнес.
Личность Барри сомнений не вызвала, а вот моя…
– Мисс Анна, ваша цель поездки?
Я тоже пожала плечами:
– Я с мужем.
– И маленьким ребенком?
Он имел основания сомневаться: не лучшее время тащиться за полтысячи километров за мужем с крохой на руках, вернее, в детском кресле машины.
И это при том, что есть самолеты и быстрые катера от Абу-Даби до Дохи.
– Мы оттуда летим в Европу.
Офицер выпрямился, но документы не отдал. Как же долго тянулись эти мгновения!
Что же вызвало его сомнения? Наша похожесть с Анной играла свою роль. Если Сауд успел разослать мои фотографии по всем постам, то… Женщина европейской внешности и с маленьким ребенком должна вызвать подозрения. «Только не паниковать!» – убеждала я себя.
Полицейский позвал кого-то, от кабинки к нам подошла девушка в форме. Она обошла машину, жестом показала, чтобы открыли правое переднее окно, склонилась, чтобы лучше видеть меня. Это очень плохо, полицейские-женщины куда жестче мужчин, особенно в отношении женщин-иноверок, их очень трудно обмануть.
– Мисс, снимите хиджаб и очки.
Думаю, в тот момент Барри тысячу раз мысленно поблагодарил меня за авантюру с парикмахерской. Я тоже!
Я спокойно сняла хиджаб, взбила свои короткие, теперь темные, волосы, медленно сняла очки, но смотреть ей в глаза не стала. У меня глаза серые, а у Анны карие.
И снова пауза – полицейская сличала увиденное с фото! Значит, меня все-таки ищут. Если сейчас заставит поднять глаза, беды не миновать.
Я решительно взялась за застежку абаи (мы на границе с Саудовской Аравией, а там абая обязательна даже для иностранок), сбросила ее с плеч.
– Офицер, что еще я должна снять?
Это был вызов, но дольше мучиться невозможно. Салим беспокойно ворочался в своем кресле, чувствуя жару, спина и затылок Барри напряжены до предела.
Но я знала, что делала – в вырезе блузки виден крестик! Заметив его, полицейская поспешно вернула документы, отстранилась и махнула рукой:
– Следуйте дальше.
Как только мы проехали пост, Барри нашел в себе силы поинтересоваться:
– Что ты там такое сняла? Что она увидела?
– У меня крестик на шее.
– С ума сошла?!
– Имею право, я же не показываю его всем, – проворчала я, наглухо застегивая абаю.
– Ты же мусульманка!
– Не надо сейчас об этом, ладно? Всевышний меня простит. Не спеши, я хиджаб надену.
После такого досмотра в Эмиратах чего следовало ждать в Саудовской Аравии? Но обратного пути у нас просто не было.
Саудовский офицер был еще более важен и медлителен. Он внимательно изучал поданные документы, правда, не пытаясь сличать фотографии с оригиналами. И тут допустила ошибку я, успокаивая захныкавшего от жары Салима:
– Мое солнышко, сейчас поедем, сейчас…
Офицер напрягся, я сообразила, что «солнышко» и «сын» на английском звучат похоже, и поспешила исправить оплошность:
– Офицер, моей дочери очень жарко. Можно мы закроем окно и включим кондиционер, пока вы проверяете?
Барри, не дожидаясь ответа, просто вышел из машины, захлопнув дверь.
Наконец офицер вернул документы. Мы могли ехать дальше.
Я мрачно объявила:
– На следующей границе придется раздеться до пояса.
– И попасть в тюрьму. Ты в Саудовской Аравии.
Кто бы сомневался!
На запад уходила прямая как стрела трасса в сторону Эр-Рияда, но мы свернули на северо-запад, нам надо в Катар.
На границе с Катаром нас проверять не пожелали по обе стороны, просто заглянули в документы и все.
Но расслабляться было рано, впереди аэропорт.
Расслабляться оказалось вообще рано.
Мы ехали по территории Катара уже минут двадцать. Барри решил не делать крюк до основной трассы через Салву (чтоб я знала, что это такое!) и свернул на дорогу через пустыню. Шоссе так себе, а по сравнению с отменными освещенными трассами Эмиратов и вовсе деревенская дорога, но ехать можно, асфальт лучше, чем на многих московских улицах.
Когда мотор чихнул первый раз, а Барри тихонько ругнулся, я внимания не обратила. Потом еще и еще… И вдруг…
– Что, Барри?
Он вышел из машины, плотно прикрыв дверь. Я с тревогой наблюдала, как Барри возится в моторе. Вернее, это громко сказано. Здесь не принято ничего чинить и ни в чем разбираться самим, для всякого, даже самого мелкого ремонта существуют специалисты, а если нельзя починить быстро, то машину просто бросают. Специальный сервис авто заберет, отремонтирует и доставит владельцу.
Но мы в пустыне. Как у Высоцкого: «Вперед пятьсот, назад пятьсот». Пусть не пятьсот, а километров под тридцать, но в пустыне летом во второй половине дня тридцать равносильны этим пятистам.
Вспомнилось, что Барри и Анна перед нашим отъездом спорили, на какой машине ехать. Барри что-то говорил о чихающем моторе, а Анна твердила, что ее машина «засветилась» на парковке, и по пути будет полно разных станций обслуживания. Она права, ее номера наверняка уже считали, и станции были, мы даже заправились на одной из них и посетили туалет, но там не занимались починкой, а свернуть в большой центр рядом с границей Барри не сообразил. Вернее, от волнения проскочил его и вспомнил только на территории Саудии.
Будь мы на основной трассе, нас бы уже либо починили, либо эвакуировали. Но мы в стороне и помощь вызвать не можем. К тому же пока она прибудет, при такой температуре можно испечься.
Я раздела Салима догола, старательно обмахивала его журналом, но помогало это все меньше и меньше. Без работающего кондиционера машина быстро нагревалась на солнце.
Я выбралась наружу. Пекло, знойное марево и бе ло-желтый песок вокруг. В Руб-эль-Хали песок оранжевый или красный, в Катаре светло-желтый и белый. В обе стороны на сколько хватало глаз – пустое шоссе. По нему ездят машины, даже большегрузы, но только не после обеда в четверг, когда все правоверные давно дома готовятся к пятничному отдыху и молитве.
– Барри, что?
Тот развел руками:
– Не знаю, что-то с мотором. Не заводится.
– Может, толкнуть?
– Что сделать?
– Машина иногда заводится, если ее заставить двигаться.
– Как можно заставить двигаться заглохшую машину?!
– Барри, все просто: подцепить тросом к другой машине или немного потолкать сзади.
– К чему подцепить или чем потолкать, Амаль?
Я, стараясь оставаться спокойной, объяснила:
– Цеплять не к чему, ты прав. Но толкнуть сзади можно. Ты садись за руль, а я попробую толкать. Иногда пяти метров достаточно. – Чтобы придать вес своим утверждениям, я добавила: – В России так нередко поступают.
Салим уже плакал, но сейчас я не могла уделить ему внимание, нужно завести машину, иначе плакать придется всем троим.
Барри ахнул:
– Русская сообразительность!
Я была горда, выросший в системе тотального сервиса Барри ни за что не сообразил бы попытаться завести свою машину «с толкача».
– В таком случае ты садись за руль, а я буду толкать…
Но мы зря радовались, сколько ни толкали, возвращаться в рабочее состояние машина не собиралась. А температура внутри повысилась настолько, что пришлось открыть окна, чтобы устроить хоть какой-то сквознячок. Оказывается, все не так просто – приличные машины с передним приводом не заводятся с толкача. Честно говоря, я об этом не знала, поскольку приличной машины никогда не имела.
– Надо вызывать эвакуационную службу, – мрачно заявил Барри.
Он был прав, как это ни прискорбно, долго мы в таких условиях не выдержим. И Катар не Эмираты, возможно, на нашу машину не обратят пристального внимания. В любом случае ничего хорошего нас не ждет, но не погибать же в пустыне?
Я мысленно взмолилась:
– Господи, за что?! Если виновата я, покарай меня, но ребенка за что?! Он-то чем провинился перед тобой?
Барри взялся за телефон. Он прав, мы торчали посреди пустыни с заглохшим мотором уже больше получаса, пока приедет эвакуатор, пройдет еще немало времени, нужно вызывать помощь сейчас, чем бы это ни кончилось, иначе потом спасать будет просто некого.
Он уже набирал номер телефона, когда я увидела вдали на шоссе крохотную точку.
– Барри!
К нам приближался небольшой грузовичок далеко не первой молодости. Я выскочила на середину дороги и отчаянно замахала руками, словно он мог проехать мимо, не заметив.
Конечно, остановился, но водитель по-английски не разговаривал. Это неважно, он с полужеста понял, что машина Барри заглохла, заглянул под капот, что-то стал объяснять. Барри развел руками, тогда араб показал на мотор, а потом на песок, мол, набился, вот и нет контакта.
Дальше последовал интернациональный жест по скребывания пятерней затылка при раздумье и предложение зацепить нас тросом. Оставался вопрос, куда он нас потащит.
– Аль-Киранах!
Барри закивал и объяснил мне:
– Это на трассе Сальва за развязкой. Там есть автоцентр, я знаю.
Наш спаситель тоже закивал:
– Сальва, да, Сальва, – потом переспросил: – Сальва?
– Барри, он хочет знать, куда мы едем, не в Сальву ли?
Барри замотал головой:
– Нет, Доха.
Снова последовали радостные возгласы, потому я поняла почему – Киранах по пути на Доху.
Кондиционер не работал, пришлось открыть окна, помогало не очень, поскольку и ветер горячий, и ехали мы неспешно. Машина нашего спасителя и без того старалась, как могла, а он сам, высунув руку в окно, жестами показывал нам, что все хорошо.
Все познается в сравнении. Недавно ехавшие в прохладном воздухе кондиционера, теперь мы были рады и горячему в нынешней ситуации. Лишь бы ехать.
В Киранахе мы наконец сообразили познакомиться со своим спасителем. Барри ткнул себя в грудь, потом показал на меня:
– Барри. Анна.
Араб расплылся в улыбке, с гордостью сообщив:
– Саид!
От денег Саид сначала категорически отказывался, но потом взял, с изумлением взирая на доллары, поблагодарил и уехал, распевая что-то во весь голос.
Дальше ехали без приключений, но смена фильтров и приведение машины в порядок основательно нас задержали. Плюс невольная остановка в пустыне.
В результате мы подъезжали к Дохе в темноте. Рейс на Париж уже улетел.
В Дохе первым делом залезу под душ! – объявил Барри.
– Нет, мы сразу в аэропорт и на самолет. Первым же рейсом.
– Анна, я не могу. Устал неимоверно, нервы на пределе.
Я его понимала, но обрадовалась, что Барри назвал меня именем жены. Это хорошо, не собьется.
– Барри, ты молодец, сказал мне «Анна». А улететь надо как можно скорей. Вдруг они сообразят проверять аэропорты?
– Не сыпь соль на раны.
Я настояла и до самого аэропорта Дохи мы не останавливались.
– Барри, дорогой, потерпи, осталось не так много. И обратного пути тоже нет.
Он неплохо знал город и не стал пересекать его весь, мы проехали окраиной сразу к аэропорту Хамад на самом берегу залива.
Я видела фотографии аэропорта в Дохе, но было уже темно, в этом регионе темнеет рано и сразу вдруг, нет долгих сумерек, потому я ни на синюю многогранную «таблетку», ни на «пойманную волну», как называют здания аэропорта Дохи в путеводителях, не глянула. Не до окружающих красот, мне бы внутрь поскорей, да в самолет.
После пережитого кошмара с побегом и застрявшей в пустыне машиной казалось, стоит ступить на борт самолета, и я спасена.
В зале на табло первый же рейс – в Москву! Увидела – чуть не заплакала, а услышав русскую речь (какие-то спортсмены возвращались с соревнований) и вовсе закусила губу. Так хотелось броситься к ним с криком: «Ребята, возьмите нас с собой! Мы в сумках ваших готовы лететь и в багажном отделении».
Стояла и с тоской смотрела на веселых, молодых, сильных, болтающих по-русски, пока Барри не спустил с небес на землю, напомнив, что нам пора выбирать рейс. А что выбирать, если кроме Москвы ближайшие в Эр-Рияд (только не туда!) и в Лондон.
Это мне категорически не подходило. Но и ждать завтрашнего рейса в Париж я тоже не могла. Барри уже переживал из-за оставшейся без документов Анны.
– Давай я утром отвезу тебя в посольство в Дохе. Не знаю, где оно, но, думаю, не проблема найти. Это, конечно, плохой выход, но все же лучше, чем никакого.
Почему мы не посмотрели заранее рейс из Хама да, непонятно. Узнали только о парижском и успокоились. Были настолько зациклены на прохождении границ и опасности оказаться узнанными на территории Эмиратов и Саудии, что об остальном забыли. Думали, попади мы в Катар, и остальное сложится само собой.
Все решил звонок Анны.
Она старалась говорить спокойно, но это плохо удавалось. Бедная женщина сообщила, что ей позвонила соседка и сказала, что к ним приезжали какие-то люди, долго звонили в дверь и ходили вокруг дома, разглядывая машину Анны.
Это означало одно: нас все-таки вычислили по видео из парковки комплекса! Анна умоляла мужа поскорей решить все вопросы и возвращаться с ее документами. Или хотя бы просто вернуться!
– Барри, я боюсь!
Он обещал…
Я понимала, что это конец. Барри должен возвращаться, чтобы не попали в беду его жена и дочь, и я не могу его остановить, не имею права ждать еще чего-то, они и без того сделали для меня слишком много.
– Аня, я не знаю, что делать… Мне нужно домой, чтобы не погубить жену.
А я вдруг увидела на табло рейс на Дамаск, посадка на который через два часа, и обратный, который прибывал… Судорожно пыталась посчитать вылет-прибытие и поняла, что между этими рейсами там, в Сирии, есть время.
– Барри, ты все равно не сможешь ехать ночью, нужно отдохнуть и поспать. Отвези меня в Дамаск, я оплачу все расходы. Ты поспишь в самолете и тут же вернешься обратно. А утром уедешь.
Он посмотрел на табло и понял логику моих рассуждений. Все верно, только это вынуждало его тащиться со мной в Сирию, в то время как его собственная Аня тряслась от страха в Дубае.
– Барри, если бы меня пустили в самолет без документов или по моим… Или можно было вернуть тебе Анины обратным рейсом.
Он протянул ко мне руку:
– Дай-ка Анин паспорт…
Я отдала, что еще я могла сделать?
Барри заглянул в раздел виз, о чем-то подумал и отошел в сторону, попросив меня посидеть. Я понимала, что, если сейчас он вдруг отправится к выходу, останавливать не буду, это было бы нечестно.
Но Барри не ушел, он кому-то звонил, что-то объяснял, что-то записывал. Неужели нашел какой-то выход?
– Что ты будешь делать в Дамаске?
– Там много наших. Там есть шанс выбраться в Россию.
– Я хотел отправить тебя в Бельгию.
Я вздохнула:
– Не до Бельгии, Барри. Отсюда выбраться бы.
– Хорошо, слушай меня внимательно.
Он сказал, что со мной не полетит, но отправит меня с документами Анны и их малышки. Сам вернется в Дубай ближайшим рейсом. В Дамаске меня встретит Леон, который уже выезжает туда из Бейрута специально ради этого. Я должна отдать ему документы, а дальше уж как знаю сама.
– На стоянке у аэропорта найдешь машину с вот такими номерами, в ней Леон. Если заблудишься, позвони вот по такому номеру… Леон привезет мне документы в Дубай утром. Аня, если Леон до семи утра не получит от тебя документы, я буду вынужден объявить, что они похищены. Ты меня поняла? Не оставайся в Дохе, это смертельно опасно для тебя.
– Почему я должна остаться, если до смерти хочу улететь?
– Не пропусти рейс, не проспи, не попадись, в конце концов! Твой рейс позже моего, ты будешь одна.
Я вспомнила о деньгах:
– Барри, возьми деньги за билеты. У меня наличные есть.
Он отказался, но посоветовал вернуть стоимость билета Леону, тот ведь не обязан по ночам ехать из Бейрута в Дамаск, а потом лететь в Дубай.
Прощаясь, Барри попросил:
– Аня, будь как можно осторожней.
Я от души поцеловала его в щеку:
– Барри, что бы ни случилось, я всегда буду благодарна вам с Анной и ни за что вас не выдам. Ты делай, как тебе лучше.
Он ушел на посадку, а я осталась – одна в совершенно чужой стране с чужими документами и маленьким сыном на руках, который в документах числился девочкой.
Малейший сбой грозил катастрофой, я вздрагивала от каждого громкого слова или чужого голоса. Объявления по аэропорту едва не вызвали истерику. Я, мусульманка, не только с открытым лицом и телом, но и с крестиком на шее! Вот это даже в достаточно свободном и разумном Катаре было настоящим преступлением, не говоря уж о том, что я увезла сына от отца и пересекла границу по чужим документам.
Но я знала одно: пока я жива, сына из рук не выпущу и ни слова не скажу об Анне и Барри.
Салим вел себя так, словно понимал, что решается наша с ним судьба. С самого утра ребенок только ел, спал и спокойно взирал вокруг. Поплакал совсем немного, когда было уж очень душно во время стоянки в пустыне. Он не возражал против долгого и трудного пути в машине, не капризничал, когда ему не давали спать, кормили как попало, когда несли, везли и подолгу не меняли памперс.
Проводив Барри, я отправилась в комнату гигиены приводить в порядок своего ребенка.
Девушка-служащая помогла мне помыть Салима, сменить памперс, покормить… Я не скрывала, что это сын, ведь здесь не требовали документы. Пока занималась сынишкой, началась регистрация на мой рейс. Я слегка расслабилась, спасение казалось таким близким…
И только увидев перед собой очередь на регистрацию, вдруг сообразила, что в сумке лежит мои российский паспорт и документы Салима. Что, если начнут досмотр? Проверяли не все сумки, но ведь проверяли!
Пришлось срочно делать вид, что у ребенка проблемы и снова исчезать в комнате гигиены. Девушка удивилась:
– Нужно сменить памперс?
Единственное место, где я могла спрятать документы, надеясь, что их не обнаружат сразу – именно памперс Салима. Но как это сделать при такой помощнице?
– Можно вас попросить о помощи? Вы не принесете мне бутылку воды из вон того магазина?
– Зачем из магазина? У нас есть своя…
Я успела засунуть все сыну в памперс, поцеловав его в нос:
– Потерпи, родной. Так надо.
Спустя десять минут я похвалила себя за предусмотрительность – сумки проверяли. Найди таможенники там мои документы, это был бы крах!
– Миссис, вы помните, что ваша сирийская виза заканчивается послезавтра?
Хотелось сказать, что она нужна мне только на несколько часов, но я важно кивнула:
– Да, конечно, но я только увижусь там с родственницей и полечу дальше.
– У вас есть билет на следующий рейс?
Вот кто тянул меня за язык, а?! Но я выпуталась:
– У меня нет, он куплен там. Мы полетим в Париж вместе.
Я чуть изменила позу, и строгой таможеннице стал виден мой крестик. Снова сработало. Губы чуть презрительно дрогнули, и над рамкой загорелся зеленый свет – путь свободен.
Еще одним испытанием оказался досмотр моих немногочисленных вещей. Чтобы не выглядело странным, что у меня с собой только подгузники и ползунки, мы сложили в чемодан кое-какие носильные вещи Анны и уже в Дохе сунули туда же мои абаю и никаб, оставлять их в машине Барри было опасно.
Именно эти вещи привлекли недоуменное внимание девушки-контролера. Я объяснила:
– Взяла подруге в подарок.
И снова обругала себя за суету. Пришлось добавить:
– Я в Дубае так привыкла к абае, что чувствую себя без нее раздетой.
Это было правдой, как и то, что я раздета по местным меркам.
Она не имела права что-то отвечать, но не выдержала:
– Так почему не носите?
Я доверительно объяснила:
– Ребенка кормить неудобно.
– Вы кормите?
Дальше последовал жест, разрешающий пройти. Иногда можно и поспекулировать малышом.
Что могло еще произойти, если я уже прошла все проверки и осталось только улететь? Я почему-то была уверена, что в Дамаске помогут, обязательно помогут.
Но оказалось, все далеко не закончено, Эмираты не собирались меня отпускать.
Самолет Эмиратских авиалиний, тех самых, на собеседование которых я не явилась, застряв в гареме Сауда. Меньше всего мне хотелось лететь самолетом этой страны, хотя они одни из лучших. Просто пока я на их борту, я все еще во власти Эмиратов, во власти Дубая. И семьи Сауда тоже.
Барри взял мне билет бизнес-класса, во-первых, так спокойней, во-вторых, Анна не летала иными, в-третьих, приличных в эконом-классе просто не было. Думаю, он и не спрашивал.
Приветливые девушки с белыми шарфиками, свисающими сбоку из красных шапочек-таблеток – изящная находка и фирменный знак арабских авиалиний… Я могла бы носить такой же, но вместо этого носила абаю и бриллианты. Казалось, каждый шаг по трапу приближает меня к спасению, но…
На верхней ступеньке рядом с двумя другими девушками стояла… о нет, только не это! Марина одна из тех, кого мы встретили у фонтана в последний день моей свободы. Она узнала меня, явно узнала, потому, что смотрела изумленно.
А мне понадобилось усилие, чтобы не броситься бежать. Вторая девушка вежливо поинтересовалась, бизнес или эконом-класс, подхватила мою сумку и проводила на мое место. Бизнес-класс был практически пуст, Дамаск не то место, куда часто летают состоятельные катарцы, во всяком случае, в свой выходной.
Теперь моя судьба была в руках Марины, которая наверняка знала, что я не та, за кого себя выдаю.
Хотелось плакать. Ну сколько же можно?! Когда же я наконец смогу вырваться на свободу из этого бесконечного лабиринта нестыковок, сложностей и опасностей?
Она обязана сообщить о несоответствии на борту, поскольку в списках пассажиров я числилась под чужим именем. Если Марина этого не сделает, и все раскроется, ее не просто уволят, она может жестоко поплатиться. Конечно, я буду до конца отрицать свое малейшее отношение к России и самой Марине, но это означает проверку и дотошный досмотр. Вот тогда и выяснится, что моя дочка в действительности сын, а я перекрашенная в черный блондинка. И пойдут прахом все усилия и переживания.
Обидно, в двух шагах от спасения потерпеть такое фиаско. Судьба почему-то упорно не хотела, чтобы я возвращалась к прежней нормальной жизни. Рок какой-то!..
Марина появилась в салоне сразу после взлета, предлагая напитки, склонилась ко мне и тихо поинтересовалась:
– Аня?
Я с изумлением переспросила:
– What?
Она извинилась, хотя я сомневалась, что поверила. Немного погодя, встав так, чтобы ее было видно только мне и встретившись со мной взглядом, Марина едва заметно вопросительно кивнула головой. Я также едва заметно отрицательно покачала. Она согласно прикрыла глаза.
Не выдаст…
Это означало, что для моего спасения еще один хороший человек рискует своей если не жизнью, то карьерой.
За время полета она подходила еще дважды, но не уделяла мне особого внимания. И все равно я боялась, очень боялась. Одно ее неосторожное слово даже не таможне, а просто своим подружкам, и меня ждал кошмар.
…Из самолета я выходила одной из первых, нервы не выдержали такой нагрузки. Марина у трапа приветливо улыбалась всем. На пожелание счастливого пути я с особенным удовольствием ответила:
– Спасибо!
Она снова прикрыла глаза…
Таможню прошла спокойно, здесь знали, что в Катаре очень строго следят за пассажирами и багажом, можно не перепроверять. Шаг… еще шаг… мы в Сирии! Хотелось сесть и просто поплакать, но я взяла себя в руки, нужно срочно найти автостоянку, а потом машину с определенным номером.
Но искать не пришлось.
– Анна!
Я вздрогнула от своего имени и тут же увидела, что мне машет рослый мужчина европейской внешности.
– Здравствуйте! Я Леон.
– Как вы меня узнали?
Он улыбнулся:
– Я знаком с настоящей Анной. Как же вы похожи!
– Только я сероглазая блондинка.
– Как вы попали в такую историю?
Я махнула рукой:
– Долго рассказывать.
– Да, вы правы, спрошу у Барри. Давайте документы, мне пора.
Ловко спрятав отданные документы, он помотал головой:
– А знаете, вы подсказали нам еще один путь для возвращения женщин.
Я поняла, что он и есть тот человек, что мог бы отвезти меня в Брюссель. Леон подтвердил это, предложив:
– Если вы подождете до вечера меня, я сумею переправить вас в Бельгию.
– А сына?
Он вздохнул:
– Да, вы правы, это сложно.
– Я уж лучше домой как-нибудь…
От денег Леон категорически отказался:
– Вам они еще понадобятся. Потратьте на ребенка.
Он ушел, и я в который раз осталась одна. Только теперь совсем без документов и знакомых в незнакомой стране.
Покормила Салима, выпила кофе сама, вспомнив, что практически ничего не ела весь предыдущий день, перекусила. Денег оставалось достаточно, чтобы снять номер в отеле, только под каким именем? Идти с ребенком туда, где не спрашивают документы, слишком опасно, уж лучше в посольство. Если они не помогут, буду пробираться домой тайными тропами или попрошу Леона о содействии.
Отправила Барри эсэмэску с сообщением, что у меня все в порядке. Это было далеко не так, но к чему вешать на них еще какие-то проблемы? Он ответил, что Леон прилетел, у них тоже все в порядке.
Ну, что ж, значит, все, что задумано, получилось, во всяком случае, то, в чем участвовали Барри и Анна.
…Таксист, кажется, даже не удивился, когда я попросила отвезти к российскому посольству. Вообще-то, не зная адреса, ехать куда-то опасно, но выбирать я не могла, оставалось надеяться на порядочность водителя.
Он не подвел.
Здание посольства меньше всего похоже на то, чего я ожидала. Обычно посольства или консульства – это уютные особнячки, здесь же многоэтажная точка, окруженная парковой территорией. Но мне все равно. Подойдя к воротам, я показала свой паспорт:
– Я гражданка России, и мне нужна помощь.
Я очень старалась, чтобы не было акцента. Это ужасно – говорить с акцентом на родном языке! Имей я возможность общаться на нем хоть изредка, было легче, но я год не слышала русской речи и сама не разговаривала, мало того, старательно «забывала» ее, чтобы не было русского акцента в английском.
Встретившая меня дама (на бейдже значилось «Татьяна Николаевна») посмотрела в мой паспорт и усмехнулась:
– Это не ваши документы.
– Мои. Только сейчас я крашеная и стриженая. А вот документы моего сына…
Она с изумлением изучила эмиратскую справку о рождении Салима.
– Почему Дубай?
– Долгая история…
– Я послушаю.
Салим спал, а я рассказывала, как прилетела в Дубай в надежде поправить свои финансовые дела, как попала в гарем к Сауду, как потом стала его третьей женой, как не вписалась в семью, родила сына и сбежала, не желая оставлять его отцу.
Татьяна Николаевна слушала недоверчиво, но не перебивала, делая какие-то пометки в блокноте. Да и кто бы поверил на ее месте? В Дамаске в посольство является жгучая брюнетка с ребенком, показывает российский паспорт с фотографией блондинки в нем, причем, не загран, а просто паспорт, и рассказывает невообразимую историю сначала о Золушке, ставшей женой принца, а потом о боевике с бегством через три государства.
Я бы не поверила.
И только когда я назвала имя Леона, она оживилась:
– Вы знакомы с Леоном?
– Да, это он вернул документы владелице. Он сотрудничает с теми, кто вывез меня из Эмиратов.
– Леон подсказал вам обратиться в наше посольство?
Она имела право на недоверие, но не до такой же степени!
– Он предложил мне подождать его возвращения из Дубая, чтобы переправить в Брюссель!
Мгновенное молчание, потом вопрос:
– Почему не согласились?
– Домой хочу.
– Вас домашние не искали?
– Нет, они не знают, где я.
– Вы знаете телефон Леона?
Вопрос неожиданный, нарочно, чтобы сбить меня, если вру. Но я не лгала и не сбилась. Включила телефон, нашла в памяти контакт с Леоном и протянула ей:
– Вот.
Ей было достаточно беглого взгляда на экран, видно хорошо знала этот номер. Тогда к чему расспросы с пристрастием?
А на меня вдруг накатила смертельная усталость. Взяла телефон, забрала со стола свой паспорт, положила все в сумку и поднялась:
– Мне лучше попросить помощи у Леона. Извините, что отняла у вас столько времени.
Она остановила меня за руку:
– Сядьте и успокойтесь. Мы имеем право сомневаться, слишком необычный случай, хотя мы видели всякое.
У меня сдали натянутые до предела нервы, по щекам невольно потекли слезы. Я не села, так и стояла с сыном на руках.
– Вы имеете право сомневаться, все на что-то имеют право, кроме меня! Я год доказываю всем, что не шлюха, что сына родила от мужа, что хочу просто жить, воспитывая своего мальчика. Извините…
Чтобы не разрыдаться, я поспешила выйти из комнаты. Татьяна бросилась вслед:
– Анна, постойте!
Меня душила обида. Выбираясь с малышом из Дубая, трясясь на границе с Саудовской Аравией и в аэропорту Дохи, рискуя даже самой жизнью, я страстно мечтала привезти сына в свою страну, казалось, сделай я это, и все беды останутся позади. Но вот я в Дамаске в российском посольстве, а помощи нет, напротив, мне не верят!
– Если вы не можете помочь мне вернуться в Россию с сыном, скажите откровенно, как это сделали в Дубае. Просто слова сочувствия мне не нужны. Лучше уж Леон и Брюссель.
– Я не сказала, что мы не можем, я просто не знаю, как это сделать. Но мы найдем выход. А сейчас вам нужно отдохнуть. Кстати, Леон от вас никуда не денется, он живет в Дамаске постоянно. У вас есть вещи?
Я не могла сопротивляться, слишком устала от всего.
Через час я, вымытая и переодетая, отказавшись от еды, прижимая к себе сына, лежала в уютной комнате на мягкой кровати и тщетно пыталась уснуть. Несмотря на полное бессилие, сон не шел.
Всего сутки назад я пряталась от мужа на лестнице, за это время успела проехать большую часть одной страны, побывать еще в двух, чтобы попасть в российское посольство в третьей. В век высоких информационных технологий для пересечения границ необязательно пробираться ползком в канавах или перебежками между кустов, отстреливаться или прыгать с парашютом. Границы стали условными, но не прозрачными.
И все же самые совершенные технологии можно обмануть, перекрасив волосы и сделав значительный крюк через пустыню. Конечно, мне повезло, что в Катаре пока не делают снимок сетчатки глаза, как в ОАЭ, но если бы делали, я отправилась бы через всю Саудию хоть пешком.
Если Татьяна Николаевна не придумает, как отправить меня домой, я так и пойду. С помощью Леона найду тех, кто сумеет провести меня потайными тропами через все страны, переправит на утлом суденышке к берегам Крыма, а потом буду долго доказывать дома, что я не арабская шпионка и не засланная диверсантка.
Может, и впрямь лучше в Бельгию?
Они придумали, смогли мне помочь, как помогали сотням других, кстати, не только россиянкам, но и украинкам, литовкам, белорускам…
Татьяна Николаевна сказала, что я зря не поехала в консульство, сбежав от мужа, даже в такой ситуации они меня в обиду не дали. Ну, не получилось тихо развестись, но я же россиянка. Я только вздохнула: знать бы где упадешь…
Но я ни на мгновение не пожалела о своей жизни в Эмиратах. Я любила и была любима, пусть и недолго, но главное – я родила сына! Родить можно и в Москве, но судьбе было угодно, чтобы у моего мальчика оказались черные, как безлунная ночь, глаза под пушистыми ресницами.
Мне сообщили, что Сауд искал нас с сыном по всем Эмиратам, лично заглянул под каждый бархан и обещал также лично удушить меня в случае, если найдет.
…Татьяна помогла мне еще в одном щекотливом деле.
Наличных у меня оставалось немного, приехать домой с ребенком и без финансов я не могла, вернуться в комнату, из которой уехала год назад, тоже нельзя. К тому же у меня был долг, ведь я тогда улетела в Дубай не на свои деньги, а одолженные.
У меня имелась карточка, данная шейхой Махасин, но как ею воспользоваться?
Выслушав мои сомнения, Татьяна нашла выход, и через пару дней я держала в руках довольно увесистую пачку долларов.
– Только не транжирь. Не знаю, удастся ли провернуть такое еще раз, – посоветовала моя новая наставница.
Я не буду раскрывать секретов посольства, они помогут еще кому-то справиться с тяжелой жизненной ситуацией. Скажу только, что вернулась в Россию с новым загранпаспортом и справкой о том, что родила сына по имени… (имя не столь важно) от сирийца, сбежавшего куда-то в Европу. Законы не нужно нарушать, но их нужно уметь применять с умом…
Наконец наступила минута, когда шасси самолета из Дамаска коснулись бетонной полосы «Внукова». Я боялась выдохнуть, все еще не веря своему счастью.
Табло в зале показывало 5 августа 201… года.
Ровно год назад самолет Эмиратских авиалиний уносил меня в неведомую сказочную жизнь в Дубае.
…Пройдя таможню, я прижала к себе сына:
– Мы дома! Слышишь, мы, наконец-то, дома! Мой трехмесячный малыш улыбался, словно понимая насколько счастлива его мать.
Если вы, не дай бог, попали в беду далеко от родины, бегите в посольство или консульство, слушайте советы их сотрудников и выполняйте. Не стесняйтесь просить о помощи, но и не обижайтесь, если вам не поверят с первого слова: в посольской практике разных стран встречалось такое… Не все обратившиеся за помощью честны и правдивы, многие лгут, считая, что в таком случае их вернут домой наверняка.
Вернут любого, кто пожелает вернуться, поверьте, только старайтесь сами не загонять в тупик себя и сотрудников посольства. Они сильны, но не всесильны и вынуждены подчиняться законам стран, в которых работают.
А еще лучше – оставайтесь дома! Поверьте, как бы ни было хорошо в другом мире, наступит минута, когда вы поймете, что дома лучше.
Конечно, есть немало космополитов (и это хорошо), для которых дом там, где они живут. Это их право, но большинство все же считает домом место своего рождения или рождения своих предков.
Для кого-то лучшее место на Земле – пустыня Руб-эль-Хали, а для кого-то тундра, тайга или старые московские улочки. Прежде чем решаться на переезд, подумайте, что лучше.
Не любой рай будет раем лично для вас, постарайтесь, чтобы ворота в него остались открытыми, ведь даже из рая должен быть выход…
Наступил день, когда снятые с карточки еще в Дамаске деньги закончились, хотя я арендовала очень скромную студию и жила экономно. Пришлось рискнуть и отправиться в банк. Я шла, дрожа как лист на ветру, ведь если шейха сообщила о счете, то меня легко вычислят при попытке снять деньги.
Вставила карточку в банкомат, ввела код… запросила баланс… Увиденное потрясло. Я понимала, что у Махасин иное, чем у меня, представление о приличных деньгах, но столько…
И вдруг…
– Простите, вас просит пройти в кабинет управляющий…
Как мне удалось удержаться на ногах – не знаю, остановила только мысль, что, упав, я уроню сына. Деваться некуда, пришлось идти. Судорожно вспоминала телефон, данный Татьяной в Дамаске, радовалась, что не успела снять деньги, только посмотрела баланс… Потом вспомнила, что снимала в Сирии…
– Присаживайтесь, пожалуйста, госпожа… – Уточняя имя, управляющий заглянул в какую-то бумагу.
Хорошее предложение, иначе мне на ногах не удержаться.
А дальше…
Поскольку на счет ежемесячно поступают крупные средства из ОАЭ, мне было предложено оформить перевод этих денег на пополняемый вклад с возможностью ежемесячного снятия процентов. Такую сумму не стоит держать на карточке…
Родителям Анны я позвонила, они сообщили, что у дочери с зятем все прекрасно, Анна ждет второго ребенка, будет мальчик. Но из ОАЭ они уехали, вернувшись в Европу.
Дали мне координаты самой Анны.
Та была рада меня слышать, заверила, что в списке разыскиваемых Интерполом лиц меня нет, и приглашала в гости к себе в Бельгию.
Я обещала когда-нибудь приехать.
А еще она прислала мне большую папку с рисунками, которую я когда-то отдала им с Барри. Перебирая эти рисунки, я и решила рассказать свою запутанную историю.
Шейха Махасин сдержала свое слово – она не только не сообщила о счете, но посчитала своим долгом обеспечивать внука, причем, согласно своим возможностям. Я надеялась, что это не Сауд пополняет счет для своего сына, что он не знает и не узнает, где мы.
Теперь я богатая мать-одиночка с двумя детьми. Родившаяся недавно дочь очень похожа на свою бабушку Махасин и такая же черноглазая, как ее папа. Но я никогда не смогу сказать своим детям, кто их отец. И в гости к дубайской родне мы тоже не поедем…
Не хотите бесплатного сыра из мышеловки – заводите свою корову и свою сыроварню, тогда не придется платить за сыр.
Не все золото что блестит, но и не все золото стоит дороже собственного призрачного блеска.