Труп, пролежавший полгода на жаре, выглядит страшно. Пахнет — ещё хуже.

Но бойцы «Альфы» не брезгливы. Это из них выбивается на первых же учебных выездах. Полковник не опасался, что кого-нибудь стошнит. Он опасался мин и боевиков. И мин, и боевиков здесь хватало.

«Альфа» не имела никакого отношения к этой истории. Просто Торшин со своими людьми оказался в этом районе. Оказался по делам войны. Очередной войны — которой уже по счёту.

Юрий Торшин родился в 1958 году в посёлке Белые Берега, что под Брянском. Сын инженера и медсестры, он всю жизнь связал с армией. Служил в РВСН в Махачкале, потом его взяли в КГБ, в «семёрку» — охранял французское посольство. За настоящую службу он это не считал. Стоять навытяжку перед людьми в смокингах было скучно. Так что, когда в 1982 ему предложили попробовать перевестись в Группу «А», он ухватился за этот шанс. И выиграл — командировки в Афган, в Таджикистан, в Нагорный Карабах, в Чечню. В промежутках бывало всякое разное, включая Белый Дом 1993 года. Впереди были Дубровка и Беслан, но тогда он об этом еще не знал.

Торшин был физически крепким. Бойцы шутили, что Юру даже ущипнуть невозможно. Но физически крепких бойцов в «Альфе» хватало. Его любили и ценили за удачливость и понимание ситуации. Он понимал войну. Он всегда знал, как выполнить задание и сохранить жизнь. Себе и другим. Он брался за рискованные дела, но удача его хранила.

Сейчас он взялся за очень рискованное дело. К тому же не вполне своё.

Вертолёт с экипажем был сбит полгода назад. Его искали, но не слишком усердно. Шансов на то, что кто-то остался в живых, не было. Местность заминирована, по ней постоянно перемещались чеченские боевики. Никому не хотелось посылать людей в это осиное гнездо ради того, чтобы вывезти трупы.

При этом все прекрасно понимали, каково приходится родственникам погибших. Формально они числились пропавшими без вести. Их семьям не платили пособия. У них не было возможности сходить на могилу родного человека. От чьих-то отцов, сыновей, мужей не осталось даже доброй памяти.

Историю со сбитым вертолётом Торшин услышал от руководителя авиации ФСБ Гаврилова. И вызвался помочь. Потому что понимал ситуацию. И ещё потому, что с авиацией нужно дружить.

Вертолёт — лучший друг спецназовца. Можно несколько дней топать зелёнкой по холмам и ущельям к месту выполнения задания, таща на горбу боекомплект, снаряжение и паёк. Прийти, отсидеть пару дней в засаде — которая может оказаться холостой. И потопать восвояси на базу. А можно с ветерком и налегке метнуться на «восьмёрке» под прикрытием летающей крепости, отработать по бандитам и вечером наслаждаться горячим ужином, а ночь провести на белых простынях. Своевременная эвакуация раненного с поля боя — вопрос жизни и смерти. При этом вертолётов вечно не хватает, у авиации всегда есть дела. И чтобы «вертушка» прилетела именно по твоему вызову — лучше иметь личные отношения с авиацией. Которые нужно строить заранее. И регулярно подтверждать делом.

Сразу после разговора Торшин пошёл в расположение своего подразделения. Объяснил личному составу проблему, выбрал пятнадцать добровольцев. Через полчаса вертолет поднялся в воздух, через час был на месте.

Юрий Николаевич не знал никого из погибших. Да и не мог знать, поскольку это был не «альфовский» спецназ. При этом он прекрасно знал: в районе крушения вертолета по-прежнему находились лагеря боевиков, и местность там очень плотно заминирована. В случае неудачи могли погибнуть все. Расчёт был на скорость, неожиданность и, конечно, везение.

Приблизившись к месту крушения, Торшин отдал вертолетчику приказ повиснуть над местностью. Садиться было опасно, можно было не успеть взлететь в случае атаки чеченцев. Вертолет завис. Бойцы Группы рассредоточились и занялись поисками.

А через час на зелёнку пал густой туман.

Торшин понял, что попал. Не было ни одного шанса забрать бойцов на борт. Вокруг мины, темнота, противник. Двадцать часов без единого движения и слова Николаич с подчинёнными пролежал в ожидании своего последнего боя. В готовности — если уж дойдёт до этого — вызвать огонь на себя.

Но и в этот раз повезло. Вернулись все. Тащили на себе останки вертолётчиков и фрагменты обшивки с номерными знаками как доказательство того, что люди погибли при исполнении воинского долга.

Честное имя пилотов было восстановлено. Тела их похоронили с почестями, а вдовы стали получать финансовую помощь.

За эту вылазку Торшина не наградили. Но и не наказали.

В других случаях бывало иначе.