Грозный. Дом Рамзана Кадырова
Было уже темно.
Мы подъехали к белеющему в темноте дому. Было видно, что постройка новая.
— Ого, — сказал Гена. — Это что, резиденция Кадырова?
— Именно она, — сказал Торшин. — Заходите, нас ждут.
На первом этаже в центре холла стоял огромный макет какого-то строения.
— Это что? — спросил я Юру.
— Макет Центра подготовки спецназа, Рамзан очень ждет, когда достроят, горит этим проектом, — ответил Торшин.
— А всем строительством, кстати, руководит наш, «альфовец». Мартынов. Вы его не знаете, он позже в группу пришёл, когда вы увольнялись, совсем ещё молодым был.
— Наш офицер руководит? — удивился Гена.
— Да. Позже расскажу.
Мы поднялись в лифте. Навстречу нам бежали три чеченских мальчика и что-то кричали. Увидев нас, они тут же стали серьезными, вежливо поздоровались, по-взрослому вошли в лифт.
Мы зашли в обеденный зал. В центре зала стоял огромный стол, человек на двадцать, уставленный всевозможными блюдами. Единственное, чего не было — спиртного. И сладкого.
Через полминуты в дверях показался незнакомый мне мужчина. Следом зашёл Рамзан Кадыров. Я впервые увидел главу Чеченской Республики вживую, не по телевизору.
Во время войны я повидал разных чеченцев. Так вот — Кадыров мне сразу понравился. Он выглядел и вёл себя как командир, понимающий свою ответственность. Было сразу понятно, что все вопросы здесь решает он — и он же отвечает за всё, что здесь делается.
— Добро пожаловать, — сказал нам Кадыров. — Юрий Николаевич, рад тебя видеть, представь гостей.
— Это Алексей Филатов и Геннадий Соколов, «альфовцы». Алексей Алексеевич — вице-президент Ассоциации наших ветеранов, — он посмотрел на меня.
— Добро пожаловать, очень рад нашей встрече. А это мой дорогой брат, Магомед Даудов. Глава парламента Чечни и Герой России.
Мы пожали руки с Магомедом и сели за стол.
— Вы только прилетели? Что-то успели увидеть? Как вам наш город? — сразу спросил Рамзан.
— Я его не узнал, — честно сказал Гена. — Помню грязь, разрушенные пятиэтажки.
По лицу Рамзана было заметно, что он тоже всё это помнит.
— Мы прокатились до Минутки и Ханкалы. Ностальгировали, — сказал Гена.
— У меня сохранился снимок, на обратной стороне написано 2002 год, Минутка, — сказал я. — Юра, помнишь? Я, когда снимал, тебя ещё спросил: «Скажи, когда-нибудь здесь все это закончится?»
— Я тогда ответил: «Думаю, никогда», — вздохнул Торшин. — Я тогда и в самом деле так думал.
— А теперь там цветы и фонтан, — напомнил я.
— Я рад, что был неправ, — сказал Торшин. — И сейчас делаю всё, чтобы себя опровергнуть.
— Я на Ханкале вспомнил генерала Угрюмова, — подхватил Гена. — Помнишь его?
— Золотой человек! — у Кадырова загорелись глаза. — Если бы он остался жив, мы войну закончили бы много раньше. Он докладывал Президенту истинное положение дел. И не боялся брать на себя ответственность. Я видел, как он общался с отцом — в санатории ФСБ в Каспийске, в Гудермесе, в Грозном и в Ханкале. Отец меня часто к нему отправлял по разным делам. И он свой автомат «Кедр» подарил мне: «Вот тебе мой автомат, ты — мужчина! Держи на память…»
— Ему было присвоено звание Героя России. А он год проходил, не имея самой награды, — сказал Николаевич, — У него времени не было поехать в Москву за Звездой Героя. Так и умер здесь, в Ханкале. От сердечного приступа. У него двое сыновей. Я их видел. Они в Ханкалу приезжали, чтобы встретиться с отцом. Он в Москву ездил только на доклад к Путину. День, два — и обратно! Жил в вагончике. Там я получал от него задачи на мероприятия. Ходил в зеленом спецназовском костюме. У него очень болели ноги. Ему лечиться даже некогда было! Все потом, потом.
— Его именем мы назвали улицу в Грозном, — сказал Кадыров. — Мы стараемся, работаем. Скоро отстроим Центр подготовки спецназа. Это будет грандиозный проект. Начали строить год назад, через полгода сдадим.
— Сроки строительства какие-то рекордные, — удивился Гена.
— Как по-другому? Что делается медленно — делается плохо. Один минус — семью вижу мало. Смотрите, что сыновья мне прислали, аудиосообщение, — сказал Кадыров и полез в телефон. Из него зазвучали детские голоса: «Папа, мы стоим тут у входа. Может быть, ты уделишь нам хотя бы пять минут?»
— Вот такое мне прислали, — улыбнулся Рамзан.
— Мы видели мальчишек, когда поднялись в лифте, — сказал Юра. — Как только нас увидели, перестали баловаться, вежливо так поздоровались.
— Да, сыновья заходили. На пять минут обняться. Больше нельзя, мой график жесткий. Нет времени ни на себя, ни на семью.
Мы заговорили о политике примирения. Я давно, еще со времен учебы в адъюнктуре ФСБ, размышлял о том, что амнистия, прощение, примирение — единственное решение для территорий, где недавно воевали брат против брата.
Кадыров горячо поддержал моё мнение.
— Да, другого пути нет. Вот Магомед, позывной «Лорд», — сказал Кадыров, посмотрев на сидевшего рядом с ним Героя России. — Его я взял в плен, когда он был амиром села Гелдаген. После мужского разговора я решил взять его в свою личную охрану. Какое-то время я прятал его от федералов — он был в списках федерального розыска. Мой дядя тогда сокрушался: «Кто тебя охраняет, они же тебя убьют…» Но я знал, что делаю! Магомед был командиром взвода моей Службы безопасности, потом начальником Шалинского ОВД, участвовал в боях против банд и в специальных операциях. А летом 15-го возглавил парламент Чечни.
— Я тоже за амнистию, — ответил я. — Но есть человеческие счёты. Некоторых трудно простить. Вот недавно поймали злодеев в Аргуне. Они готовили покушение на вас. Они не пощадили бы и вашу семью. Вы можете их простить?
— Иногда это нужно, — сказал Рамзан. — Людям надо дать шанс вернуться к мирной жизни. Что я делаю с теми, кого ловлю с автоматом в руках? Я сажусь и беседую с ними, переубеждаю. Недавно как раз с человеком, который готовил на меня покушение, я разговаривал три часа. И он признал, что я прав. Тогда я просто отпустил его. И я знаю, он больше не будет стрелять.
— Смело, — признал Гена. — Но, как видно, работает?
— Да. И это пример, кстати, для Сирии. Если там не провести амнистию, вы думаете, война закончится? Нет. Так и будем там воевать до последнего сирийца.
Я слушал, одновременно пытаясь уложить в голове впечатления.
У Кадырова в доме было уютно. Это был именно дом, а не «резиденция». И здесь мы были не на официальном приёме: всё было по-человечески. Я с отвращением вспомнил опыт общения с нашими чиновниками. Когда какой-нибудь хмырь из «Жилищника», недавно присвоивший первый миллион общественных денег, разговаривает с тобой через губу — как Гулливер с лилипутами. По Кадырову же было видно, что он прежде всего боец. И уважает людей боя.
— Давайте вот о чём, — вдруг сменил тему Кадыров. — Я давно хотел с вами встретиться. И когда Юрий Николаевич рассказал, что вы прилетаете, даже я, а не он, попросил о встрече. Алексей, подразделение «Альфа» мной очень сильно уважаемо, я бы хотел как-то помогать семьям, которые остались без кормильцев. Как они вообще живут?
Если честно, я опешил.
— Наша Ассоциация старается помогать. Мы считаем это делом чести, — ответил я. — Мы каждый год собираем вдов на Восьмое марта, вспоминаем их мужей, они рассказывают, как живут, в чем нуждаются. Мы их, конечно, поддерживаем финансово.
— Вот и я тоже очень хотел бы помогать, — сказал Рамзан. — Мы можем договориться, что либо я, либо мои подчиненные будут прилетать в Москву и собирать вдов, устраивать им праздник? Еще я хотел бы создать фонд помощи их семьям. Я не представляю, как можно поднять детишек без кормильца.
— Отличная идея, — ответил я.
— Ну все, Лёха, значит, уже завтра все заработает, — сказал Юра. — Тут нет бюрократии. Всё делается быстро. Очень быстро, — он выделил голосом слово «очень».
— Тогда договорились, — сказал Кадыров и протянул мне руку. Я её пожал.
Внезапно задребезжал телефон. Рамзан посмотрел на номер.
— Мама, — сказал он.
Мы поняли, поднялись, стали прощаться.
— Нет, я вас так не отпущу, — сказал Рамзан. — Поехали в Центр подготовки. Посмотрите, что мы уже отстроили. Это недалеко.
Мы разошлись по машинам. Рамзан поехал на своей, мы сели к Торшину.
