Позже. Борт самолёта
Я никак не мог поверить, что мы летим в Чечню.
Туда я летал много раз. На военном самолёте. В составе отдела или управления. По дороге в Грозный мы обычно дремали. Два с половиной часа покоя перед тем, как разместят обычно чёрте где. А может быть, и сразу отправят на задание.
Сейчас всё было по-другому. Расслабленные пассажиры в креслах, улыбающиеся стюардессы. Мы попросили выпить, и нам обещали принести. Я чувствовал себя странно — будто попал не на тот рейс.
В проходе появилась фигура мужчины. Он сразу привлёк внимание своими габаритами — человек-скала. Мужчина пробирался по проходу в хвост самолета и был все ближе ко мне.
Я не поверил своим глазам. Это был Сашка Колба-нов. Его нельзя было не узнать или спутать с кем-то: мощный, высокий, круглолицый, с улыбающимися глазами. Глаза его улыбались даже тогда, когда мы лежали в окопе в Аргунском ущелье.
Я вскочил с места и встал у него на пути.
Саня вскрикнул:
— Леха!
Мы обнялись.
— Колбанов! — воскликнул Гена.
— Гена, и ты тут! Сергей! Виктор Иваныч!
Все пожали руки, — Вы зачем в Чечню? — спросил Саня.
— Торшин пригласил. Он теперь советник у Кадырова. Работа солидная. Но скучает по прошлому. Ты же знаешь Торшина. Предложил прилететь, посидеть, вспомнить былое. Мы буквально на одну ночь. А ты зачем туда?
— Я по личному.
— С нами поедешь? Проведаем Юрия Николаевича. Посидим, ребят помянем, потом отпустим тебя.
— Ребята, не могу. Вырвался с работы на два дня. Дело надо сделать.
— Ну давай хоть тут посидим, поговорим.
— Мое место в хвосте самолета. Не знаю, где нам тут разместиться, не у туалета же стоять.
— Я пересяду, садитесь на моё, — сказала девушка, что сидела около меня.
— Это, конечно, жертва — хотелось долететь с красивой девушкой, но спасибо! Мы не собирались вместе лет пять, — обратился я к красавице.
Девушка смущенно улыбнулась и поднялась, Саша Колбанов пошел проводить ее до своего места.
— Смотрите-ка, все такой же джентльмен, — бросил Виктор Иваныч. — Как он в Моздоке поварихе: «Садитесь, Надежда, поужинайте с нами». Стул ей отодвинул, вино подливал.
— Да, он тогда сказал: «Женщина должна чувствовать себя женщиной, даже если она повариха с мозолями на руках, а вокруг война», — сказал я.
Стюардесса принесла коньяк.
— Ну, Саня, за встречу.
Мы все чокнулись. С Сашей, Геной, Серегой и Виктором Иванычем через проход.
— Саня, так зачем ты в Грозный? — спросил я.
— Я не в Грозный, я дальше.
— Куда?
— Под Гудермес.
— Зачем?
— Найти хочу одну семью.
— Ту, что у себя Абу-Умара прятала что ли? — пошутил я. — Вот хитрецы оказались, будь они неладны.
— Да уж. Чен тогда нам операцию спас. Помнишь Чена?
— Знаменитый был пёс. Сколько он служил, лет пятнадцать?
— Ровно пятнадцать, сотня задержаний. Ты был, когда его на пенсию провожали?
— Неа. Провожали? Водки что ли дали старику?
— Да, устроили ему в отделении проводы. Водки дали. Старый он уже был, зубы у старика крошились. Водку лизнул один раз и зафыркал.
Я посмотрел на Сашу. Глаза по-прежнему улыбались, но погрустнели.
Чен, немецкая овчарка, прошёл обе чеченские — с 1994 по 2001. И умер — как только вышел на пенсию.
— Саша, а всё-таки — ты зачем в Чечню? — спросил вдруг Гена Соколов через проход.
— Хочу найти одного опера. Руслан его зовут. Он в 96-м нас с ребятами спрятал у себя дома.
Я уже знал эту историю.
— Что за опер? Расскажешь, как долетим? Тут неудобно, — сказал Гена, оглядываясь по сторонам.
— Ребята, я в Грозном не планировал останавливаться.
— Саня, ну выпьешь с нами, потом поедешь. Мы не виделись сколько лет? Не тут же, в самом деле, — продолжал уговаривать Генка.
— Хорошо, — сказал Колбанов. — Только ненадолго.
— Я не знаю даже, жив тот опер или нет, — вдруг сказал мне Саня. — Столько лет прошло, а он мне снится постоянно. Двадцать лет собирался полететь.
