Глава восьмая
Доуз
Первая сессия импровизированного саммита Марко началась с прибытия Мичо Па, которая выглядела в равной мере обаятельной и жестокой. Её корабль припарковался в середине дневного цикла, и поэтому собрание продлилось лишь несколько часов. Последующие три дня оказались более насыщенными – сессии больше тринадцати часов, даже без перерыва на перекус. Собравшиеся ели прямо за столом переговоров, а Марко тем временем рисовал перед ними картину развития величественной астерской цивилизации, сетью охватывающую всю систему.
Свободно вращающиеся станции, автоматизированные фабрики и фермы, силовые станции, расположенные близко к Солнцу и посылающие энергию в места обитания человечества, масштабная зачистка биологических ресурсов с трупа Земли. Картина выглядела столь прекрасной и грандиозной, что затмевала даже марсианские проекты терраформирования. А Марко Инарос подавал всё это с таким жёстким напором, что возникавшие у слушателей возражения выглядели мелкими и беспомощными.
Санджрани хотел узнать, как будет обучаться рабочая сила, необходимая для формирования городов в вакууме, сложных комплексов наподобие снежинок. Марко отмахнулся от этой проблемы. Астеры уже приспособились к работе и жизни в космосе, эти знания с рождения уже заложены в их хрупких костях. Па задала вопрос о поступлениях продовольствия и медикаментов на станции и корабли, поскольку нехватка поступавших с Земли припасов ощущалась уже сейчас. Марко согласился, что, возможно, их ждут нелёгкие времена, однако заверил Па, что её опасения преувеличены относительно реальной проблемы. Ни одно из высказанных собравшимися возражений не поколебало его решимости. После завершения встреч уставший до смерти Доуз отправлялся домой, а Марко шёл в пабы, бары и общественные залы, где напрямую общался с гражданами Цереры. Если он и спал, Доуз понятия не имел, когда.
На пятый день они взяли тайм-аут, и это выглядело как упадок сил после длинного забега.
Реакция Розенфельда тоже не радовала.
– Этот койо – псих. Он не остановится.
– И что дальше? – спросил Доуз.
Смуглый собеседник пожал плечами и нерадостно улыбнулся в ответ.
– Поживём – увидим. Инарос – выдающаяся личность. Для наших целей нужна огромная сила. Нормальному человеку с этим не справиться.
Они сидели в саду губернаторского особняка. Ароматы растений и почвы смешивались с запахами текстурированного протеина и поджаренного на гриле перца, который обожал Розенфельд. Склонившийся над столом Доуз потягивал из груши горячий чай с молоком. Розенфельда Гуоляна он знал уже почти тридцать лет и доверял ему как никому другому. Впрочем, тоже не до конца.
– Если, как ты сказал, он не в себе, – заговорил Доуз, – это проблема.
– Не проблема. Таково требование к его работе, – отвечал Розенфельд, отмахиваясь от беспокойства, как от комара. – Он уничтожил миллиарды людей и изменил форму человеческой цивилизации. Никто не способен совершить деяние такого масштаба и после этого остаться совершенно нормальным. Он мнит себя богом, или, может быть, дьяволом, но ни за что не согласится считать себя тем же красавчиком, чья харизма случайно совпала с открывшимися возможностями. Но эта горячка пройдёт. Он прекратит говорить, что первые объединения мы создадим уже через неделю, и начнёт проповедовать, как праправнуки завершат наше дело. Никто не смог бы сменить пластинку увереннее, чем наш крутой Марко. Можешь не волноваться.
– Мне это непросто.
– Ну ладно. Можешь – самую малость. – Розенфельд откусил здоровенный кусок протеина с перцем. С опущенными тяжёлыми веками он выглядел сонным. – Все мы здесь потому, что он в нас нуждается. Я не знаю силы, способной ему противостоять – кроме, может быть, Фреда Джонсона. Санджрани – придурок, но так управляется с запутанной экономикой станции Европа, что все считают его гением. И кто знает, может, так оно и есть. Ты контролируешь портовый город Пояса. Па – олицетворение инакомыслия, отделилась от АВП из нравственных соображений и теперь играет роль доброго Санта-Клауса при распределении богатства среди народных масс, она привлечёт к нам сторонников старого Альянса. Марко собрал команду. Выступая единым фронтом, мы сумеем не дать ему улететь в заоблачную высь собственного величия.
– Надеюсь, ты прав.
Розенфельду удавалось жевать и улыбаться одновременно.
– Я и сам надеюсь.
Андерсон Доуз стал частью АВП ещё до рождения. Стараясь заслужить одобрение глав корпорации, родители назвали его в честь компании по добыче руды. А позже устроенная Фредом Джонсоном бойня сделала это имя символом одного из величайших преступлений против Пояса. Андерсон привык считать Пояс домом, а его обитателей – пусть разных и разобщённых – своей роднёй. Отец его был инструктором, мать – профсоюзным юристом. О том, что вся человеческая природа заключена в умении договариваться, он узнал раньше, чем научился читать. С тех пор в его жизни всё шло по единому плану – гнуть свою линию, но так, чтобы не терять почву под ногами и никогда не упускать возможностей.
Доуз всегда стремился к тому, чтобы Пояс занял достойное место, хотел покончить с постоянной эксплуатацией его жителей и ресурсов. В том, как именно это произойдёт, он доверялся Вселенной. Он сотрудничал с Объединением корпораций Персидского залива при перестройке станции на L-4 и устанавливал контакты с сообществом иммигрантов. Он стал представителем АВП на Церере, первым появлялся на каждом митинге, внимательно слушал прежде, чем заговорить, и прилагал усилия, чтобы его имя узнали нужные люди.
Насилие всегда присутствовало в его окружении. Если он считал нужным кого-то убить, этот человек умирал. Когда находил перспективного молодого специалиста, то знал, как его переманить. Он понимал, когда старый враг дозрел и готов переметнуться. Все считали безумием, когда он привёл в лоно АВП Фреда Джонсона, Палача станции Андерсон, а потом, когда с его помощью утёр нос ООН, Доуз принимал поздравления. Позже, когда стало ясно, что Джонсон не желает сотрудничать с новым режимом, Доуз согласился покончить с ним. Если превращение его тёзки из средненькой горнодобывающей астерской станции в боевой лозунг их революции чему-то и научило Доуза, это звучало так: жизнь меняется, и если слишком крепко держаться за прошлое – это тебя убьёт.
Поэтому, когда Марко Инарос провернул сделку с чернейшим из чёрных рынков Марса ради создания преемника Альянса Внешних Планет, Доуз видел два возможных пути: принять новую реальность или умереть вместе с прошлым. Он предпочёл тот, что выбирал всегда, именно потому и присутствовал за столом переговоров. Иногда приходилось по тринадцать часов выслушивать утопические разглагольствования Инароса, но всё-таки он за столом.
Однако в глубине души Доуз хотел бы, чтобы Уинстон Дуарте выбрал кого-то другого для своих мефистофельских манипуляций с поставками оружия.
Он взял ещё кусочек завтрака, но перец стал холодным и дряблым, а протеин уже начинал застывать. Он бросил вилку.
– Есть вести с Медины?
Розенфельд пожал плечами.
– Ты про станцию или про то, что за ней?
– Да хоть что-нибудь.
– Станция в порядке, – сказал Розенфельд. – Укрепления на месте, всё как надо. А за ней… ну, кто ж это знает, са са? Дуарте делает всё возможное, отправляет из Лаконии транспорты с оружием и оборудованием. У других колоний…
– Проблемы, – сказал Доуз. В этом он не сомневался.
Розенфельд хмуро глядел в тарелку, избегая встречаться с ним взглядом, впервые с начала их неофициальной встречи.
– Границы – опасное место. Кое-кто говорит, что там разбудили какие-то силы, но никто не шлёт корабли посмотреть. И правда, у кого на это есть время? Надо закончить войну здесь. Тогда мы сможем заглянуть за границы.
– А «Баркит»?
Взгляд Розенфельда сосредоточился на перце.
– Люди Дуарте говорят, они с этим разбираются. Не волнуйся. Нас не обвиняют.
Всё поведение собеседника подсказывало Доузу не нажимать дальше, и он почти согласился сдаться. По крайней мере, стоило изменить угол атаки.
– Как получается, что все другие колонии изо всех сил стараются вырастить урожай побольше, и чтобы системы гидропоники не разрушились, как на Велкере, а Лакония уже получила производственную базу?
– Значит, там просто лучше планирование. Больше финансов. Ты не понимаешь, что этот чертов марсианин Дуарте…
Ручной терминал Доуза издал сигнал предупреждения. Запрос высокоприоритетного соединения. Этот канал он использовал при неотложных ситуациях на станции. Подняв палец, Доуз попросил Розенфельда подождать минуту и принял вызов.
– В чём дело? – произнёс он вместо приветствия.
Шаддид сидела за своим рабочим столом. Он узнал стену у неё за спиной.
– Ты нужен мне здесь. Один из моих людей в больнице. Врач говорит, он может не выкарабкаться. Стрелок под арестом.
– Хорошо, что вы его схватили.
– Его имя – Филип Инарос.
Доуз похолодел от ужаса.
– Сейчас приеду.
Шаддид поместила мальчишку в отдельный отсек, и это было разумно. Войдя на пост охраны, Доуз ощущал потрясение и ярость, как заряд в атмосфере. Стрелять в офицера охраны на Церере – прямая дорога в шлюз. Вернее, так было бы для большинства людей.
– Я включила автоматическое слежение за ним, – сказала Шаддид. – Настроила на свою систему. Никто другой не имеет к ней доступа.
– Зачем? – спросил Доуз.
Теперь он сидел за её столом. Она, конечно, глава охраны, но он – губернатор Цереры.
– Они бы её вырубили, – сказала Шаддид. – Тогда ты больше не увидел бы этот мелкий кусок дерьма живым. И между нами – оказал бы этим вселенной большое одолжение.
На экране Филип Инарос сидел, прислонившись к стене камеры, откинув назад голову и прикрыв глаза. Совсем молодой человек. Или взрослый ребёнок. Мальчишка потянулся, обхватил себя руками и, ни разу не оглянувшись, опустился на место. Доуз не мог бы сказать – это движение человека, уверенного в собственной неприкосновенности, или боящегося, что это не так. Он видел сходство Филипа с Марко, но в отличие от отца, излучавшего обаяние и уверенность в себе, сын казался уязвимым и полным злости, что заставляло Доуза думать о душевных ранах и шрамах. В других обстоятельствах он мог бы почувствовать жалость к пленнику.
– Как это случилось? – спросил Доуз.
Шаддид постучала по кнопкам ручного терминала и вывела на экран данные. Коридор перед ночным клубом, ближе к центру вращения. Дверь распахнулась, и появились трое, все астеры. Мужчина и женщина, чьи руки соприкасаются так, словно они уже наедине, и ещё один молодой человек. Мгновением позже дверь снова открылась, и вышел Филип Инарос. Звука не было, так что Доуз не знал, что кричит Филип вслед уходящим троим, он это только видел. Одинокий молодой человек повернул обратно, а пара осталась. Филип откинул голову, выпятил грудь. Уже не одно поколение человечество было свободно от гравитационного колодца внутренних планет, но позы молодых людей, лезущих в драку, не изменились.
На экране появилась ещё одна фигура. Мужчина в форме охранника. Филип обернулся к нему и что-то крикнул. Охранник крикнул в ответ и указал на стену, приказывая Филипу остановиться. Пара развернулась обратно, сделав вид, что они тут ни при чём. Молодой человек, который возвращался, чтобы подраться, потихоньку отступил – не отвернулся, но явно хотел дать противникам возможность разбираться между собой. Филип держался ужасающе спокойно. Доуз с трудом заставлял себя не отворачиваться.
Человек в форме охранника потянулся за оружием, и в руке Филипа мгновенно появился пистолет – волшебство, выработанное сотнями часов практики. А потом, как продолжение того же быстрого движения – вспышка из дула.
– Чёрт побери, – произнёс Доуз.
– Тут всё просто, – сказала Шаддид. – Офицер охраны отдал ему приказ. Он не подчинился и выстрелил в представителя власти. Любой другой на его месте сейчас уже был бы питательной средой для грибов.
Доуз зажал рот ладонью и тёр губы, пока они не начали гореть. Должен же быть хоть какой-то выход. Способ вернуть всё назад.
– Как твой раненый?
Шаддид не сразу ответила. Она понимала, о чём он спрашивает на самом деле.
– Стабилен.
– Опасности уже нет?
– Но и радоваться пока рано, – ответила она. Потом добавила: – Я не могу выполнять свои обязанности, зная, что можно безнаказанно стрелять в охрану. Я понимаю, тут вопрос дипломатии, но, со всем уважением, это твоя работа. Моя – каждый божий день следить за тем, чтобы шесть миллионов человек не перебили друг друга.
Моя работа не так уж от этого и отличается, подумал Доуз. Однако говорить такое сейчас не время.
– Свяжись с Марко Инаросом. Он, видимо, на «Пелле», в доке 65-C, – сказал Доуз. – Передай, чтобы встретился со мной здесь.
Иногда под конец особенно паршивого дня Андерсон Доуз наливал себе стаканчик виски и отдыхал, держа в руках предмет своей гордости – печатный том Марка Аврелия, принадлежавший ещё его бабке. «Размышления», частные мысли сильной личности, императора, в чей власти было уничтожить любого, чьё слово было законом и по чьему приказу в его постели могла оказаться любая женщина. Или мужчина – если он того пожелает. Тоненькие страницы наполняло стремление Аврелия быть достойным человеком, вопреки неудовлетворённости этим миром. На протяжении всей истории человечества стремление оставаться нравственным и нежелание быть втянутым в чужие игры и преступления становилось несчастьем наделённых интеллектом людей.
При всей его личной философии, Доуз десятилетиями ощущал этот гнёт. Дрянные люди повсюду – тупые и жадные, гордые и спесивые. А ему приходилось всё разруливать, если за этим стояла хоть тень надежды на лучшую жизнь для астеров. Не то чтобы сейчас дела пошли хуже, чем прежде, Просто лучше не становилось.
Он полагал, что сегодня вечером неплохо бы опять обратиться к Аврелию.
* * *
Марко по-хозяйски ворвался на пост станционной охраны. Его улыбки, смех, само полное животной чувственности присутствие, заполнили всё пространство. Охранники подсознательно старались держаться поближе к стенам и не смотреть ему в глаза. Выйдя, чтобы проводить Инароса в офис Шаддид, Доуз вдруг понял, что на глазах у всех старательно пожимает этому человеку руку. Он совершенно не собирался так делать.
– Да, вышло неловко, – Марко словно соглашался с чем-то уже сказанным. – Я прослежу, чтобы такого не повторилось.
– Твой сын чуть не убил одного из моих людей, – сказал Доуз.
Марко опустился в кресло и развёл руками – эмоциональный жест, намерение снизить градус того, что могут сказать остальные.
– Началась потасовка, дело вышло из-под контроля. Скажи мне, Доуз, разве до сих пор у вас ничего подобного не случалось?
– Никогда не видел ничего подобного, – ответил Доуз. Голос звучал жёстко и холодно, и впервые с лица Марко исчезло добродушие.
– Но ты же не собираешься создавать из этого проблему? – Марко заговорил тише. – Нам предстоит много дел. Настоящей работы. Ходят слухи, что Земля захватила «Лазурного дракона». Нужно пересмотреть стратегию относительно ближних к Солнцу планет.
Доуз слышал об этом впервые, и у него появилось чувство, что Марко придержал информацию, чтобы прибегнуть к ней, когда потребуется сменить тему. Что ж, пусть знает, что Доуза не так просто отвлечь.
– И пересмотрим. Но я тебя вызвал не ради этого.
Шаддид закашлялась, и Марко бросил на неё хмурый взгляд. Когда он опять обратился к Доузу, выражение изменилось. Улыбка такая же широкая, лицо открытое и приветливое, но что-то в его глазах заставило Доуза сжаться.
– Согласен, – ответил Марко. – Итак, койо мис. Чего ради вы меня сюда вызвали?
– Твой сын больше не может оставаться на моей станции, – начал Доуз. – Иначе его придётся отдать под суд. Защитить от тех, кто может проявить нетерпение. – Он помолчал. – Если приговор будет вынесен, придётся его исполнить.
Марко затих – копия сына с видео про нападение. Доуз старался не дёргаться.
– Это звучит как угроза, Андерсон.
– Лишь объяснение, почему тебе нужно забрать мальчика с нашей станции и больше никогда сюда не привозить. Я делаю это в качестве одолжения. С любым другим всё пошло бы своим чередом.
Марко глубоко и неспешно вдохнул, и сквозь зубы выдохнул.
– Понимаю.
– Он стрелял в офицера охраны. Мог убить.
– Мы убили целый мир, – отмахнулся Марко. Но потом, словно о чём-то вспомнив, кивнул, скорее самому себе, чем Доузу или Шаддид. – Однако я очень ценю, что вы делаете для меня исключение. И для него. Я этого так не спущу. С сыном придётся серьёзно поговорить.
– Хорошо, – сказал Доуз. – Капитан Шаддид освободит его и передаст тебе. Если хочешь привести кого-нибудь из своих людей прежде, чем она…
– В этом нет необходимости, – перебил Марко. Ни к чему вызвать эскорт. Никто из службы охраны не посмеет противостоять Марко Инаросу из Вольного флота. – И самое скверное – Доуз знал, что всё так и есть. – Завтра у нас собрание. Насчёт «Лазурного дракона» и Земли. Следующий шаг.
– Следующий шаг, – согласился Доуз и встал. – Я надеюсь, ты понимаешь, это не временно. Филип никогда больше не сможет ступить на Цереру.
Марко неожиданно и широко улыбнулся в ответ. Тёмные глаза вспыхнули.
– Не беспокойся, дружище. Раз вы не желаете видеть здесь Филипа, его здесь не будет. Даю слово.