Глава двадцать девятая
Авасарала
Горман Ли моргнул, потер неестественно зеленые глаза и стал ждать ее ответа.
– И вы не знаете, откуда оно пришло? – сказала Авасарала.
– Ну, с Ганимеда. Данные передачи совершенно определенно указывают на Ганимед.
– Но мы не знаем, от кого.
– Нет, – кивнул он в подтверждение ее слов.
Ну что за идиотский способ выражать свои мысли!
Они находились в малой переговорной комплекса Нектарис. Холодный свет, брашированные керамические стены по моде тридцатилетней давности. Благодаря собственным системам жизнеобеспечения, в воздухе здесь не чувствовался привкус чужого дыхания, как на всей Луне в последнее время. А к пороховому запаху лунной пыли она так привыкла, что даже не могла понять, есть ли он.
Горман Ли сидел, сгорбившись, как школьник, позабыв о стакане воды в руке. На нем был тот же костюм, что и вчера, и позавчера. Авасарале подумалось, что он специально каждый раз доставал его из шкафа, собираясь на встречу с ней. От него веяло усталостью, как от врача в последний час четырехдневной смены. Но было и что-то еще. Что-то, чего она в последнее время не видела. Волнение. Надежда.
Плохо. Надежда в эти дни оказывалась ядом.
– То есть, эта схема, или как там вы ее называете, может быть настоящей, – сказала она. – Или это попытка Вольного флота потрепать нам нервы. Или… что?
– Пищевые дрожжи с улучшенными радиопла́стами. Мы изучали, как протомолекула растет под воздействием некоторых видов ионизирующего излучения? – Восходящая интонация превратила утверждение в вопрос, будто он просил у нее разрешения, а не вводил в курс дела. – Неионизирующего тоже, но это совсем просто. Свет – тоже неионизирующая радиация, и растения используют его с незапамятных времен. Но…
Авасарала подняла руку. Губы Ли шевелились еще несколько секунд.
– На хрен подробности, – сказала она. – Переходите к сути.
– Если данные верны, мы можем накормить еще примерно полмиллиона человек. Первые испытания дали очень хорошие результаты. Но если они не масштабируются, и фермы потерпят производительность, мы потеряем время, вычищая все обратно.
– А люди будут голодать.
Горман снова кивнул. Может, это движение вообще ничего не значило.
– Перезагрузка определенно приведет к не достижению целей по производству.
Авасарала подалась вперед, вынула у него из рук стакан и посмотрела прямо в глаза:
– И люди будут голодать. Тут все взрослые. Вы должны иметь смелость сказать это вслух.
– Люди будут голодать.
Авасарала кивнула и откинулась обратно. Ужас в том, что ее спине стало лучше. Она так долго жила при одной десятой g, что начала привыкать. Когда она снова спустится по колодцу, придется акклиматизироваться. Когда. Не если. Горман смотрел на нее, стиснув зубы и раздувая ноздри, как перепуганная лошадь. Она едва удержалась, чтобы не потрепать его по голове. Ей страшно хотелось гребаных фисташек.
– В какой области у вас научная степень? – спросила она.
– Э-э-э… Структурная биохимия?
– А знаете, в какой у меня?
Для разнообразия он покачал головой.
– Не структурная биохимия, – мягко сказала она. – Я ничего не знаю о том, лажа эти ваши волшебные дрожжи, или нет. И если уж вы не можете этого сказать, я тем более. Так зачем мы здесь?
– Я не знаю, что делать, – он выглядел молодым и растерянным.
В Авасарале боролись желания укусить его и обнять. Она закрыла глаза, и, черт возьми, это было приятно. С утра она провела совещание со станциями в точках Лагранжа о беженцах, затем со службой безопасности о правилах для людей, все еще прибывающих из колодца. За обедом она выслушала доклад о вооруженном восстании в том месте, что осталось от Севастополя – люди паниковали, глядя, как заканчиваются вода и продовольствие. Все это оставляло в ее мозгу утомительное ощущение бесконечной тревоги.
Ей хотелось рассердиться на Ли, но она слишком хорошо понимала его ледяную панику или просто не могла больше злиться.
– Шансы высокие?
– Думаю, да, – почти сразу ответил он, – данные выглядят…
– Тогда начинайте работать. Если не получится, можете свалить всё на меня.
– Я не это… я хотел сказать… Если более масштабное производство здесь заработает, нам нужно послать это вниз по колодцу. На Землю. Где люди голодают еще сильнее.
Она открыла глаза, и что-то в них заставило Гормана отвести взгляд.
– Да, мэм. Я прослежу, чтобы это сделали.
Она встала. Встреча окончена. Только по пути к кару она вспомнила, что нужно было как-то приободрить Ли. Похлопать по плечу. Сказать доброе слово. Она прессовала его просто по привычке, не потому, что это требовалось для дела. Раньше она справлялась лучше.
Когда кар тронулся, Авасарала вызвала Саида. Он появился в маленьком окошке, оставив место календарю и заметкам. Таком маленьком, что она различала лишь треугольное лицо и шапку кудрей над голубой рубашкой без воротника:
– Мэм?
– Что там у нас?
– Вас ждет доклад адмирала Пикиора о ситуации на Энцеладе.
– Там есть что-то кроме «Вольный флот свалил до того, как мы добрались туда, и теперь нам нужно кормить еще больше людей», или я уже ухватила его суть?
– Ухватили. С нашей стороны есть жертвы. И «Эдварду Карру» требуется серьезный ремонт.
Она кивнула. Еще одна хренова битва. Все равно что носить воду в решете. Кар свернул в туннель. Двое охранников кивнули, когда она проезжала мимо. Кар перестроился на скоростную дорогу к правительственным и административным центрам у Олдрина, и снова повернул так, что она заглянула обратно в туннель. Серые стены с белыми арками убегают назад и вверх. Воздух как бесконечный выдох. Архитектура казалась мелкой и незначительной в сравнении с проблемами Земли и Луны. Авасарала уцепилась за них, как за спасительную соломинку.
– С Цереры сообщают, что на «Росинант» устроили засаду, но он спасся и сейчас на пути к станции Тихо.
– Мило с его стороны, – сказала она.
– У вас также назначена личная встреча, мэм.
Личная встреча? Она никак не могла сообразить, о чем это он, пока на очередном повороте туннеля не вспомнила, что ее хотела видеть Ашанти. Дочери как-то удалось уговорить Саида внести встречу в расписание.
– Отмени, – сказала Авасарала.
– Уверены, мэм?
– Не хочу провести полчаса, слушая поучения девчонки, которой я меняла подгузники. Скажи, что я устала и легла отдохнуть.
– Да, мэм.
– Вы хотите что-то сказать, мистер Саид?
Он кашлянул.
– Она ваша дочь, мэм.
Авасарала улыбнулась. Саид впервые выразил свое несогласие. Может, мелкий ублюдок небезнадежен.
– Ладно. Запиши ее на ближайший свободный ужин.
– Это через три дня.
– Значит, через три дня.
Скорость перестала расти, и она неслась по эвакуационному туннелю на скольких-то там сотнях километров в час. Достаточно, чтобы за полчаса оказаться на поверхности Луны. Движущееся тело остается в движении. Метафора. Нужно оставаться в движении, потому что, если остановиться, она не представляла, как заставит себя снова шевелиться.
Авасарала не помнила, когда последний раз медитировала. Обычно, когда дела шли плохо, она проводила за этим занятием больше времени, а не меньше. Прислушивалась к собственному дыханию, находясь в глубоком единении с телом, и все беды как-то устаканивались. Если бы она продолжала в том же духе, то не забыла бы приободрить Гормана Ли, например. Ей не хотелось думать о том, сколько других мелких промахов остались незамеченными.
Туннель сделал поворот, слегка прижав Авасаралу к двери кара. Она сказала себе, что между войной и миром просто слишком много дел. В общем-то, так оно и было, если бы только она не знала себя слишком хорошо. Медитация возвращала ее к себе, давала прочувствовать, что значит быть Крисьен Авасаралой. И поскольку Крисьен Авасарала прямо сейчас была переполнена печалью, то и хрен бы с ней. Глубокая медитация, дававшая возможность ясно ощутить злость, одиночество, боль и ужас, откровенно проигрывала крепкому джин-тонику и дополнительному часу работы.
Она побудет слабой потом, когда все будет под контролем.
Кар только начал тормозить, когда звякнул ручной терминал. Саид выглядел виновато, но не настолько, чтобы оставить ее в покое.
– Важное сообщение с «Росинанта», мэм.
– Какого хрена нужно Джонсону на этот раз?
– Это не от полковника Джонсона. Его прислал капитан Холден.
Она поколебалась. Саид на экране ждал.
– Перешли его мне.
Саид кивнул, она отключилась и вывела сообщение на экран кара. Что бы там ни было, она хотела это видеть, не щурясь от напряжения. Сообщение было помечено красным. Она все поняла, как только его открыла. Смерть ясно читалась на лице Холдена, в его осторожных, контролируемых интонациях. Больничный тон. Похоронный.
Он коротко рассказал о том, что произошло, не вдаваясь в ненужные подробности. Атаку вела «Пелла». Они смогли сдержать Вольный флот. Фред Джонсон мертв. И потом, будто Холдена самого хватил удар, он долго смотрел в камеру, глядя ей прямо в глаза.
«Все группировки АВП, созванные Фредом Джонсоном, ждут на Тихо. Мы на пути туда и начинаем торможение. Но я не уверен, стоит ли нам лететь, или вы хотели бы послать кого-то другого. И долго ли они будут ждать. Я не знаю, что делать дальше».
Он покачал головой. Холден выглядел совсем юным. Он всегда выглядел молодым и импульсивным, и нынешнее потерянное выражение глаз – это что-то новенькое. Если только ей не показалось. Может, она просто видит то, что чувствует сама.
Сообщение закончилось. Терминал вынуждал ответить, но Авасарала просто сидела, пока не закончилась скоростная дорога и кар не свернул в знакомые коридоры. Она посмотрела на свои руки, будто не узнавая их. Попыталась заплакать, но вышло ненатурально. Будь она за рулем, въехала бы в стену или свернула бы в случайный туннель. Но кар знал дорогу, и ей не пришло в голову перейти на ручное управление.
Фред Джонсон. Палач станции Андерсон. Герой флота ООН и предательский голос АВП. Она много лет знала его лично и его репутацию. Он был ее врагом и противником, а порой ненадежным союзником. Часть её сознания, сохранившая способность думать, поразилась тому, как же странно, как невероятно то, что именно его смерть стала для нее последней каплей. Она потеряла свой мир. Свой дом. Мужа. Останься у нее хоть что-то, может, новость не сбила бы ее с ног.
У нее ныла грудная клетка. По-настоящему, будто от ушиба. Авасарала ощупала границы боли пальцами, словно ребенок, исследующий умирающее насекомое. Она заметила, что кар остановился, только когда Саид открыл дверь.
– Мэм?
Она встала. Лунная гравитация казалась лишь тенью сил природы. Будто она могла преодолеть ее простым усилием воли или биением сердца. Авасарала снова заметила Саида, и заметила, что забыла о нем. На его лице была официальная, слишком красивая печаль.
– Пожалуйста, отмени всё. Я буду у себя.
– Вам что-нибудь нужно? Вызвать вам врача?
Она нахмурилась, мышцы лица казались чужими. Она вела свое тело, словно мех с барахлившим управлением.
– И чем это поможет?
У себя в комнате она села на диван, положив руки на колени ладонями вверх, будто что-то держала. Вентилятор воздухоочистителя тихо и неровно шумел, как ветер, проходящий сквозь бутылочное горлышко. Бессмысленная, идиотская музыка. Она задалась вопросом, замечала ли её раньше. В голове было пусто, и она не знала, означает ли это приближение чего-то, какого-то мощного потока, что унесет ее прочь. Или просто она стала такой. Пустой оболочкой.
Авасарала проигнорировала стук в дверь. Кто бы там ни был, пусть они уйдут. Но они не ушли. Дверь открылась на несколько сантиметров, потом еще чуть-чуть. Наверное, Саид. Или кто-то из адмиралов. Или чиновник из правительства, вроде Гормана Ли, явился попросить ее понести вместо них груз неуверенности и потерь. Но это оказались не они.
Кики уже не была маленькой девочкой. Ее внучка стала настоящей молодой женщиной. Темно-коричневая кожа, как у отца, но глаза и нос Ашанти. Проблеск Арджуна в цвете глаз. Авасарала любила Кики меньше других внуков, хотя старалась скрывать это. С девочкой всегда было непросто из-за присущей ей рассудительности и наблюдательности. Кики кашлянула, и они просто долго смотрели друг на друга.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Авасарала, надеясь отпугнуть внучку, но та не ушла. Кики ступила в комнату и закрыла за собой дверь.
– Мама расстроилась из-за того, что ты снова отложила встречу с нами.
Авасарала всплеснула руками с растопыренными пальцами. Злость, не подпитываемая никакой энергией.
– Она прислала тебя воспитывать меня?
– Нет.
– Что тогда?
– Я за тебя беспокоюсь.
Авасарала презрительно фыркнула.
– С чего бы? Сейчас я самый могущественный человек в системе.
– Именно поэтому.
«Не твое собачье дело», – хотела сказать она, но не могла. Боль в груди ушла глубже, проникая сквозь кости и хрящи. Зрение стало размытым, слезы застилали глаза, не имея веса, чтобы стекать по лицу. Кики с непроницаемым лицом стояла у двери. Школьница, ожидающая выволочки директора. Не говоря ни слова, она скользнула вперед, села рядом с Авасаралой и положила голову ей на колени.
– Мама тебя любит, – сказала Кики. – Она просто не знает, как об этом сказать.
– Ей никогда не приходилось этого делать, – Авасарала пригладила волосы внучки так же, как когда-то дочери, когда все они были моложе. Когда мир еще не развалился у них под ногами. – Любовь всегда была работой твоего дедушки. Я… – у нее перехватило дыхание, – я его очень любила.
– Он был хорошим человеком, – сказала Кики.
– Да, – ответила она, пробегая пальцами по волосам девушки.
Шли минуты. Кики едва заметно пошевелилась. Бабушка и внучка молчали. Слезы в глазах Авасаралы стали высыхать, и когда она их сморгнула, новые не появились. Она внимательно рассматривала изгиб ушной раковины Кики, как когда-то Ашанти, когда та была маленькой. И Чарнапала, когда он был ребенком. Когда он еще был жив.
– Я стараюсь, как могу, – сказала она.
– Я знаю.
– Этого недостаточно.
– Я знаю.
На нее снизошло странное умиротворение. Будто Арджун снова здесь. Будто он прочел ей прекрасную поэму, а вовсе не наименее любимая внучка только что признала ее несовершенства. В каждом есть красота и свой способ выражать ее. Ей трудно любить Кики потому, что они так похожи. Совершенно одинаковые, если быть честной. Поэтому любить ее порой слишком опасно. Авасарала слишком хорошо знала, чего ей стоит быть собой, и видя свое отражение в Кики, боялась за девушку. Она глубоко вздохнула и взяла внучку за плечо.
– Иди, скажи матери, что я закончу с делами, и мы вместе поедим. Саиду тоже скажи.
– Это он меня впустил, – сказала Кики, выпрямляясь.
– Этот чертов проныра должен прекратить совать нос в мои дела. Но сегодня я этому рада.
– Значит, ты его не накажешь?
– Конечно, накажу, – ответила она и неожиданно для самой себя поцеловала Кики в гладкий лоб. – Только на этот раз не всерьез. Теперь иди, мне нужно кое-что сделать.
Она ожидала, что макияж будет испорчен, но понадобилось лишь чуть обновить подводку для глаз и заправить выбившуюся прядь волос. Она снова включила сообщение Холдена, пока собиралась с мыслями перед камерой.
Когда прозвучал сигнал ответить, она расправила плечи, представляя, что смотрит Холдену в глаза, и начала запись.
«Мне жаль Фреда. Он был хорошим человеком. Неидеальным, но кто идеален? Я буду скучать по нему. Наша следующая задача проста. Ты тащишь свою жалкую задницу на станцию Тихо и делаешь так, чтобы все получилось».
