Книга: Пепел Вавилона (ЛП)
Назад: Глава тринадцатая
Дальше: Глава пятнадцатая

Глава четырнадцатая

Филип
Доки станции Церера располагались приблизительно по экватору, широким поясом из титана, керамики и стали. Движение карликовой планеты затрудняло стыковку, но едва защёлки срабатывали, благодаря вращению корабли получали преимущество в треть g, даже при выключенных двигателях. При таком большом радиусе вращения силы Кориолиса можно было не принимать во внимание. На «Пелле» это ощущалось как умеренные импульсы тяги, не более того. Но что-то не давало Филипу покоя. Чувство, будто что-то не так – с кораблём или с ним самим.
Он дважды украдкой пробирался в медицинский отсек, запускал диагностику, а потом, прочитав, удалял результаты. Они ничего не показывали. Но, может быть, он просто привык к жизни при постоянной тяге, так что импульсов ускорения оказывается достаточно, чтобы выбить из колеи. Или, возможно, всё дело в том, что корабль был пуст, Филип на нём один. В подсознании слабо, но постоянно крутилось грызущее предположение, что это всё как-то связано с человеком, в которого он стрелял, однако оно казалось бессмысленным. Филип вместе с отцом убил миллиарды человек. Выстрелить в одного, который даже не умер, для него сущий пустяк. Видимо, дело всё-таки в Кориолисе.
Отец ясно дал понять, что мир Филипа теперь ограничен шлюзом. «Пелла» и всё в ней принадлежали ему, как всегда, но станция Церера теперь хуже вакуума. К счастью или нет, для Филипа она теперь навсегда закрыта. Такую сделку Марко заключил с губернатором из АВП, Доузом. Все остальные могли принимать активное участие в эвакуации, а Филип – лишь наблюдать. Поэтому он ходил по коридорам, ездил вверх-вниз на лифте, спал, ел, тренировался и ждал, пока все, кого он знал, обдирают до костей станцию Церера. Если бы мог, он бы тоже участвовал. Может быть, именно то, что он сидел тут без дела, пока другие работают, и не давало Филипу покоя. Это выглядело правдоподобнее, чем Кориолис. Или тот тип, в которого он стрелял.
Вообще-то он мало что помнил из произошедшего. Он находился снаружи, примерно с десятком бойцов Вольного флота и какими-то местными прилипалами. По старым правилам он был ещё слишком молод для борделей и баров, но он ведь Филип Инарос, и никто не посмел его останавливать. Он танцевал с местной девушкой, восхищался её тату, покупал ей выпивку. И сам напивался вместе с ней, стакан за стаканом. Он чувствовал, что нравится ей. И неважно, что музыка слишком громкая, он всё равно говорил.
Её интересовал не столько он сам, сколько история о нем. Сын Марко Инароса. Карал предупреждал Филипа. И Марко предупреждал. Найдутся люди, которых привлечёт именно то, чей он сын. Всегда нужно быть осторожным, не забывать о своей семье. Не дать завлечь себя или соблазнить. Сейчас Вольный флот в силе, но на Церере до сих пор остаются люди, больше чем наполовину склонные к старым порядкам.
– Когда мы имеем дело с врагами, то по крайней мере понимаем, где они, – говорил отец, когда они только прибыли на Цереру. – Но никто не может быть ненадёжнее полуастеров.
Марко не сказал прямо, но явно имел в виду мать Филипа и людей вроде неё. Астеров, которые позволили себе отвернуться от Пояса и опуститься до уровня Фреда Джонсона, землянина, делавшего вид, что беспокоится за них. Умеренный АВП – лишь ещё одно имя предательства. И потому Филип, хоть и пил с девчонкой, знал, что доверять ей нельзя. Он слишком много выпил. И когда девчонка ушла, ничего ему не сказав, он почувствовал унижение и досаду. Происходящее потом он толком почти и не помнил, охранники забрали его и вызвали отца. Ещё одно унижение.
Они даже не поговорили. Марко велел ему оставаться на корабле, вот он здесь и остался. Может быть, они и не будут больше об этом упоминать. А может, их разговор еще не закончен. Возможно – он ведь не знает, откуда взялось чувство, что всё не так. Филип не понимал. И был зол оттого, что не понимает.
Он сел перед орудийным пультом, синхронизировал экран со своим терминалом и включил питание. Некто на фоне старорежимного флага АВП кричал о том, что Вольный флот остаётся последней и лучшей надеждой на освобождение астеров. Узколицый койо, усевшийся чересчур близко к камере, болтал о последствиях прекращения поставок биологических припасов с Земли. Какое-то крутое порно в интерьере, напоминавшем не то водоочистительную станцию, не то вестибюль отеля. Старенький сериал «Саббу Ре», когда-то заставлявший его балдеть от Санджита Сангре, пока тот ещё был офигенным. Помехи. Всё это и было помехи, шум и картинки, и Филип оставлял их почти без внимания. Они вызывали смутное чувство ярости и победы над всем этим, одержанной им и его отцом. Гнев и злость сопровождали уходящий во тьму старый мир.
Когда Филип вырубил динамики, на «Пелле» вдруг стало тихо, как никогда не бывает на корабле. Двигатель отключён, не слышно тихого гула или случайных звуков, которые всегда были фоном жизни. Только сочленения палуб всё еще поскрипывали и стучали, когда нагревались и остывали платы. Воздухоочиститель шипел, фыркал и снова шипел. Может, из-за этого и кажется, будто что-то не так. Корабль под тягой звучал совсем не так, как в доке, изменилась еле слышная музыка его жизни, и это тревожило. Что-то давило на Филипа изнутри, душевная тревога, как зуд, причиняла неудобство, в какой бы позе он ни сидел или ни стоял. Боль в челюсти, боль в плечах. Может, это естественная реакция человека, привычного к движению, но вынужденного оставаться пассивным. Только и всего. И ничего больше.
Мать сказала: «Найди меня, прежде чем убивать себя».
Филип встал, жестом отключил питание и пошёл к тренажёрному залу. Большой плюс одиночества – никто не занимал ни один тренажёр. Филип не потрудился разогреться, сразу опустил эластичные ленты, пристегнутся и потянул. Он наслаждался тем, как вжимаются в ладони ручки, как, преодолевая сопротивление, напрягаются мышцы, делаясь крепче с каждым усилием. Между упражнениями он включил музыку – громкое агрессивное даи-бхангра – и почти сразу же выключил, прервавшись на середине следующего упражнения.
Все желания надоедали, едва зародившись. Интересно, вышло бы так же с той девушкой, думал он. Если бы она тогда осталась и они перепихнулись, потом он захотел бы, чтобы она ушла. Выключилась, как музыка. Филип не знал, что сделать, чтобы опять чувствовать себя в норме. Пожалуй, не мешало бы поскорее свалить с Цереры.
Послышались голоса, громкие и довольные, и знакомые, как хлебный суп тёти Мишель. Карал, Сарта, Крылья, Кеннет и Джози. Экипаж возвращался на борт. Может, и отец уже здесь, но Филип не знал, хочет ли тот его видеть.
– Бист бьен, – сказал Крылья. – Ещё пару секунд.
Чуть пошатываясь, старик вошёл в тренажёрный зал. Зализанные на пробор волосы свисали по бокам, как всегда, но чуть менее гладкие, чем обычно. По-настоящему его звали Алекс, но из-за этой причёски кто-то прозвал его Крылья. Глаза у него налились кровью, а походка была чересчур расслабленная и неустойчивая. В руках Крылья нёс мятую лиловую сумку.
– Филипито! – он неуклюже пробирался вперёд. – А я всё высматриваю, где ты.
– Ну, вот ты меня и нашёл, – сказал Филип. – Теперь всё гут, да?
– Да-да, – Крылья не услышал язвительного укола в ответе Филипа. Он опустился на пол и теперь вяло наблюдал, как Филип, дрожа от усилий, подтягивается на эластичных лентах. – Готово. Аллес комплит. Все идём домой на… на ночлег. Или… не на ночлег. Летим, са са? Мы улетаем в огромную пустоту.
– Отлично, – сказал Филип.
Он в последний раз потянулся и упорно удерживал ленты, пока руки не начали гореть и дрожать от усилия. Ленты дёрнулись на несколько сантиметров вверх, потом медленно вернулись на место. Филип сжал кулаки. Крылья протянул ему сумку.
– Тебе.
Филип посмотрел на сумку, потом перевёл взгляд на Крылья, который подталкивал её, предлагая взять. На вид похоже на пластик, но на ощупь бумага, и так же мнётся в руках. То что лежало внутри, тяжело и безвольно качнулось, как дохлый зверёк.
– Нет смысла ничего оставлять эти уродам внутрякам, – сказал Крылья. – Конфискация по всей станции. Берём всё, что не приколочено, и половину всего остального. Вот я про тебя и вспомнил. Ну как?
Филип открыл клапан сумки. Внутри лежало что-то тёмное, плотное, одновременно и правильной формы, и смятое. Он открыл пошире, развернул тяжёлый материал. Ничего подобного он никогда прежде не видел. Расправил.
– Это… жилет?
– Для тебя, – сказал Крылья. – Кожа. Аллигатора. Настоящего, с Земли. Взяли в фирменном магазинчике, возле дворца губернатора. Для богачей. Для тебя – всё самое лучшее, да?
Филип не удержался от искушения понюхать. Он поднёс к носу жёсткую чешую мёртвого зверя, вдохнул. В запахе кожи ощущалось что-то неуловимо прекрасное – не сладкое и не кислое, насыщенное и глубокое. Он надел жилет и почувствовал его тяжесть на ещё влажных от пота плечах. Крылья радостно захлопал в ладоши.
– Ты знаешь, сколько эса кост? – Больше денег, чем мы с тобой оба за пять лет увидим. Вот за это. За какое-то барахло. Внутряки хвастают перед Поясом, показывают, что они могут такое носить, а мы, значит, нет? А теперь мы – Вольный флот. Никого нет круче. Никого.
Филип, чувствовал, что чуть улыбается. Он уже представлял себя в баре, в этом жилете, как у самого богатого богача. Да, у астера должна быть такая вещь. Символ всего, чем Земля пыталась указывать им, что они ниже. Слабее. Они ничего не стоят. Ну, и кто теперь его носит?
– Спасибо, – сказал Филип.
– Пожалуйста. На здоровье, – отмахнулся Крылья. – Тебе вещичка, а мне удовольствие. Хорошая сделка, и аллес.
– Так сколько же она стоила? – спросил Филип, отчасти чтобы дать Крыльям похвастаться, отчасти чтобы потом похвастаться самому. Но Крылья опять сел на палубу и прикрыл руками глаза.
Пожал плечами.
– Да ничего. Неважно. Чего ради платить? Магазин закрыт. И новый товар они вряд ли получат, согласен? Это последний кожаный жилет с Земли. Конец.
Вольный флот сыпался со станции Церера, словно споры из тела гриба. Огни шлейфов двигателей вспыхивали и мерцали, как на картинках, которые видел Филип – как бабочки на Земле. Если только там, на Земле, до сих пор оставались бабочки.
И поскольку каждый корабль Вольного флота уносил с собой лишь несколько гражданских, станцию покидали не только военные корабли. Как только выяснились намерения Марко, волна гражданских кораблей тоже приготовилась к бегству. Геологоразведчики и старатели, паршивенькие полулегальные транспортники – все по самые переборки заполнялись людьми, отчаянно стремившимися вырваться из величайшего города Пояса, пока тот не попал в лапы Земли и Марса. Заодно из резервуаров выбрасывались огромные потоки воды. Запасы воды улетали со станции, превращаясь в лед, чтобы вскоре оказаться на дальних краях галактики, истощиться и рассеяться в безбрежной черноте Пояса. А потом лёд терялся среди холодного мерцания звёзд.
Брошенные доки лежали в руинах. Выключенные реакторы сломаны и ободраны. Демонтированы электрическая сеть и система гидравлики. Сеть обороны затихла, оружейные склады распахнуты и пусты. Массивы сенсоров и трансмиттеров разобраны и разбиты вдрызг. Медицинские центры разграблены и опустошены, для лечения пациентов оставлена самая малость. Марко сказал, что забрать и это было бы слишком жестоко.
Из шести миллионов людей Цереры до прихода врагов могли сбежать, может быть, полтора. Тем, кто останется, поддерживать жизнь в оболочке из титана и камня ненамного проще, чем было бы на пустом астероиде.
Если земляне возьмутся за восстановление Цереры, на это уйдут годы, и они окажутся приколотыми к станции, как насекомые к доске. Если Земля атакует Вольный флот, придётся стрелять в корабли, везущие беженцев. А если земляне бросят станцию, по их вине умрут миллионы астеров, и это подтолкнёт любого приверженца старых порядков к новым. Что бы Земля ни делала, это приведёт к победе Вольного флота. Им не победить. Таков гений Марко.
Жизнь на «Пелле» быстро вернулась к прежнему рабочему распорядку, но теперь Филип видел разницу. Станция Церера его изменила. С одной стороны, выпивка стала лучше. Джамил всю каюту забил полированными ящиками из настоящего дерева, полными бутылок. Одна только упаковка стоила, наверное, больше, чем Филип получил бы за три года работы, не говоря уже о самом виски. Дина вернулась с полудюжиной шёлковых шарфов с ручной росписью, конфискованных из особняка землян, и носила их как птичка, гордая своим хохолком.
Все теперь носили золотые безделушки с бриллиантами и хризолитами, но ценнее всего был янтарь. Все прочие камни можно добыть в шахтах Пояса, а для янтаря нужно дерево и несколько миллионов лет. Только этот камень напоминал о Земле, и если ты его носишь – это говорит о том, кем ты теперь стал, красноречивей, чем все духи, приправы и кожаные жилеты, какие только бывают на свете. Роскошь, ради которой Земля и Марс обескровили Пояс, теперь принадлежала Вольному флоту. Возращена Поясу, как и подобает.
Всё было бы замечательно, если бы не отец.
Филип заметил, что невольно избегает отца с того момента, как он вернулся на корабль вместе с Розенфельдом. После первых дней ускорения он понял, что ждёт вызова. Лёжа без сна в своей койке, Филип представлял, как под суровым взглядом отца ему придётся отвечать за всё, что натворил на Церере. Бормоча потихоньку себе под нос, чтобы никто не услышал, он репетировал, что мог бы сказать в оправдание. Во всём виноват тот тип из охраны. А Филип, конечно, напрасно повёлся на оскорбление от местной девчонки. Просто несчастный случай. Он должен быть оправдан. Образ девушки из клуба постепенно менялся в памяти Филипа, пока она не стала казаться чем-то вроде воплощения дьявола. А охранник, в которого он стрелял, стал в его пересказе болтуном и бездельником, да ещё и сочувствующим внутрякам.
Но когда встреча, которой он так боялся, наконец-то произошла, вышло совсем не похоже на то, чего он ожидал. Поздно ночью дверь его каюты открылась и вошёл Марко, небрежно, как будто к себе. Филип сел в постели и заморгал, отгоняя сон, а отец опустился в ногах его койки. Ускорение мягко вжимало их вниз, примерно с четвертью g. Он махнул рукой, и система включила свет.
Марко склонился вперёд, сцепив пальцы. Волосы он закрепил сзади, высоким тугим узлом, так что кожа на висках натянулась. На щеках темнела щетина, глаза как будто слегка прищурены. Печальный, подумал Филип. Он знал, временами отец уходит в себя. Так он выглядел, и когда всё это случилось. Филип подтянул колени к груди и стал ждать.
Марко вздохнул. А когда он заговорил, акцент в речи слышался сильнее обычного.
– Видимость, – сказал он. – Усекаешь? Политика, и война, и мир, и всё остальное. Всё это только внешняя сторона.
– Тебе виднее.
– Оставив Цереру, мы поступили правильно. Гениальный ход. Всякий подтвердит. Ну, а что внутряки, та старая сука с Земли и новая, с Марса? Они-то скажут иначе. Может, назовут это бегством. Отступлением. Победой над Вольным флотом и всем, что стоит за ним.
– Этому не бывать.
– Знаю. Но намерен им показать. Продемонстрировать силу. Не дам… – Марко со вздохом откинулся назад. – Я не дам им времени.
– Значит, его у них и не будет, – сказал Филип.
Отец усмехнулся. Тихо и мягко. Шершавая тёплая ладонь легла на колено Филипа.
– Ох, Филипито. Сынок. Только с тобой я могу говорить по душам.
Филип раздулся от гордости, но не позволил себе улыбнуться. Лишь кивнул, серьёзно, по-взрослому, как военный советник. Марко откинулся на переборку, прикрыл глаза. Он казался таким уязвимым. Всё такой же – его отец, предводитель Вольного флота, но измученный и беззащитный. Никогда Филип не любил его сильнее.
– Так мы и сделаем, – заговорил Марко. Покажем силу. Позволим им занять станцию, а после дадим понять, что они у нас ничего не выиграли. Это не так уж трудно.
– Совсем нет, – сказал Филип, а Марко уже встал и направился к двери.
Когда он уже был готов выйти в коридор, Филип заговорил снова.
– Что-то ещё, отец?
Марко обернулся – брови подняты, губы плотно сжаты. Мгновение они рассматривали друг друга. Филип слышал, как стучит его сердце. Все заранее подготовленные слова растаяли под мягким взглядом карих глаз отца.
– Нет, – ответил Марко и вышел.
Дверь с щелчком захлопнулась, и Филип опустил голову на колени. Его ошибка на станции стёрта. Забыта. Необъяснимое разочарование омрачало подступившее чувство облегчения, но только чуть-чуть. Да, он едва не убил человека, ну и ладно. Ничего плохого из-за этого с ним не случится. Почти как прощение.
«Кто-то должен был это предотвратить», – прошептал в его голове голос матери.
Филип оттолкнул от себя эту мысль, снова выключил свет и стал дожидаться сна.
Назад: Глава тринадцатая
Дальше: Глава пятнадцатая