Глава 6
Проходят недели, деревья вокруг лагеря сбрасывают листья, дни становятся короче, предвещая наступление зимы.
Кто эти люди? Лале задает себе этот вопрос со дня прибытия в лагерь. На стройплощадках каждый день появляются группы людей, одетых в гражданскую одежду. После окончания работы они исчезают. Вдохновленный встречами с Гитой, Лале уверен, что сможет поговорить с кем-нибудь из них, не привлекая внимания эсэсовцев. Портфель послужит ему щитом.
Лале непринужденно шагает к одному из строящихся кирпичных зданий. Эти здания не похожи на бараки для узников, но их назначение сегодня его не интересует. Он подходит к двум мужчинам — один старше другого, — занятых укладкой кирпича, и опускается на корточки возле штабеля. Мужчины с интересом смотрят на него, замедлив темп работы. Лале берет кирпич, делая вид, что изучает его.
— Не понимаю, — тихо говорит он.
— Чего не понимаешь? — спрашивает тот, что постарше.
— Я еврей. Меня пометили желтой звездой. Вокруг себя я вижу политзаключенных, убийц и бездельников, не желающих работать. А теперь вы. На вас нет клейма.
— Не твое дело, еврейский мальчик, — говорит молодой, сам почти мальчик.
— Я к вам по-дружески. Вы ведь понимаете, я просто осматривался и заинтересовался вами и вашими товарищами. Меня зовут Лале.
— Отстань! — заявляет парень.
— Угомонись! Не обращай на него внимания, — произносит старший мужчина охрипшим от сигарет голосом. — Меня зовут Виктор. Этот крикун — мой сын Юрий.
Виктор протягивает ему руку, и Лале пожимает ее. Лале подает руку Юрию, но тот отказывается от рукопожатия.
— Мы живем неподалеку, — объясняет Виктор, — и каждый день приходим сюда на работу.
— Просто я хочу четко это уяснить. Вы добровольно приходите сюда каждый день? То есть вам за это платят?
— Правильно, еврейский мальчик, — высоким голосом говорит Юрий. — Нам платят, и мы каждый вечер уходим домой. А вот ты…
— Юрий, я сказал, заткнись! Не видишь — парень со всей душой.
— Спасибо, Виктор. Я не причиню вам вреда. Я уже сказал: просто проверяю что и как.
— Зачем тебе портфель? — выкрикивает Юрий, смущенный тем, что его отчитали на глазах у Лале.
— В нем мои инструменты. Чтобы наносить заключенным татуировки с номерами. Я татуировщик.
— Хлопотная работа, — язвит Виктор.
— Иногда. Я никогда не знаю, когда привезут партию людей и насколько большую.
— Я слыхал, будет что-то похуже.
— Расскажешь?
— Это здание. Я видел планы. Тебе не понравится, когда узнаешь.
— Наверняка не может быть хуже того, что здесь уже происходит.
Теперь Лале стоит, облокотившись на штабель кирпичей.
— Это называется «Крематорий номер один», — тихо произносит Виктор и отворачивается.
— Крематорий. Номер один. Возможно, будет и номер два?
— Прости. Я же сказал, тебе не понравится.
Лале бьет ладонью по последнему положенному кирпичу, сшибает его и от боли трясет рукой.
Виктор лезет в лежащий рядом мешок и достает кусок сырокопченой колбасы, завернутый в вощеную бумагу.
— Вот, возьми, я знаю, вас морят голодом, а у меня еще много этого дома.
— Это наш обед! — кричит Юрий, бросаясь к отцу, чтобы выхватить у него колбасу.
Виктор отталкивает Юрия:
— Ничего с тобой не случится, если денек не поешь колбасы. Этому парню она нужнее.
— Вот скажу маме, когда придем домой.
— Моли Бога, чтобы я не рассказал ей о твоем поведении. Тебе еще долго придется учиться хорошим манерам, молодой человек. Пусть это будет твоим первым уроком.
Лале все-таки не берет колбасу:
— Простите. Я не хотел доставить вам беспокойство.
— Но все же доставил, — причитает обидчивый Юрий.
— Ничего подобного, — возражает Виктор. — Лале, бери колбасу и снова приходи к нам завтра. Я принесу тебе еще. Черт, если мы в силах помочь хотя бы одному из вас, мы это сделаем! Правда, Юрий?
Юрий неохотно протягивает руку Лале, и тот пожимает ее.
— Спаси одного — спасешь целый мир, — тихо говорит Лале скорее себе самому, чем окружающим.
— Я не могу помочь вам всем.
Лале берет еду:
— Мне нечем вам отплатить.
— Это не важно.
— Спасибо. Правда, может быть, я найду способ вас отблагодарить. Если найду такой способ, сможешь достать мне кое-что еще, например шоколад?
Ему нужен шоколад. Вот что можно подарить девушке, если получится достать.
— Уверен, мы что-нибудь придумаем. Тебе лучше уйти, на нас пялится офицер.
— Пока, — говорит Лале, засовывая колбасу в портфель.
Пока он идет к своему бараку, в воздухе кружатся снежинки. Попадая в последние лучи солнца, они вспыхивают. Эти пляшущие огоньки напоминают ему о калейдоскопе, с которым он играл в детстве. Что не так с этой картинкой? По пути в барак Лале обуревают эмоции. Снег тает на его лице, перемешиваясь со слезами. Наступила зима 1942 года.
* * *
Придя в свою комнату, Лале достает кусок колбасы и аккуратно разламывает на равные части. Потом разрывает вощеную бумагу на полоски и плотно заворачивает каждый кусочек, потом убирает в портфель. Дойдя до последнего кусочка, Лале останавливается и рассматривает этот небольшой плотный сверток с едой, зажатый в его огрубевших грязных пальцах. Пальцах, когда-то бывших гладкими, чистыми и холеными, пальцах, которыми он брал со стола изысканную еду, которые поднимал, говоря хозяину дома: «Нет, благодарю, мне, пожалуй, больше не нужно». Покачав головой, он засовывает сверток в портфель.
Он идет в сторону одного из зданий «Канады». Как-то он спросил знакомого из блока 7, почему эти сортировочные склады так называются.
— Работающие там девушки мечтают о какой-то далекой стране, где всего вдоволь и все живут счастливо. Они решили, что Канада — как раз такая страна.
Лале общался с двумя девушками, работающими именно в этой «Канаде». Он много раз следил за всеми выходящими оттуда. Гита тут не работает. Есть другие здания, до которых не так-то легко добраться. Должно быть, она работает в каком-нибудь из них. Он высматривает двух девушек, с которыми как-то разговаривал. Они идут вместе. Он достает из портфеля два свертка и с улыбкой подходит к ним, потом поворачивается и идет с ними рядом:
— Пусть каждая из вас медленно вытянет руку. Я собираюсь дать вам по кусочку колбасы. Откройте сверток, только когда будете одни.
Девушки делают то, что он сказал, не замедляя шага и озираясь по сторонам: не наблюдает ли за ними эсэсовец. Получив колбасу, они обхватывают себя руками, чтобы согреться и укрыть подарок.
— Девушки, я слышал, вы иногда находите драгоценности и деньги. Это правда? — (Женщины переглядываются.) — Послушайте, я не хочу подвергать вас риску, но как, по-вашему, можно ли кое-что из этого тайком передать мне?
— Пожалуй, это не сложно, — нервозно произносит одна. — Наши надсмотрщики перестали строго за нами следить. Они считают нас безобидными.
— Отлично. Не вызывая подозрений, достаньте то, что сможете, а я на это куплю вам и другим еды вроде этой колбасы.
— Как думаешь, ты мог бы достать шоколада? — спрашивает одна, и глаза у нее загораются.
— Обещать не могу, но попробую. Помните: только берите понемногу. Я постараюсь прийти сюда завтра ближе к вечеру. Если не приду, есть ли надежное место, где вы можете спрятать вещи до моего прихода?
— Только не в бараке. Это невозможно. Нас постоянно обыскивают.
— Я знаю где, — говорит другая. — За нашим бараком сваливают снег. Можно завернуть вещи в тряпку и, когда мы пойдем в туалет, спрятать там.
— Ага, это подойдет, — говорит первая девушка.
— Нельзя никому говорить, что вы делаете или откуда берете еду. Это очень важно. Ваша жизнь зависит от того, будете ли вы молчать. Поняли?
Одна из девушек подносит палец к губам. Они подходят к территории женского лагеря, Лале отделяется от них и на некоторое время задерживается у барака 29. Гиты не видно. Так и должно быть. Но через три дня снова наступит воскресенье.
* * *
На следующий день Лале за несколько часов заканчивает работу в Биркенау. Леон просит его провести с ним остаток дня, чтобы обсудить их дела без посторонних ушей. Лале отказывается, сославшись на неважное самочувствие и желание отдохнуть. Они расходятся по своим баракам.
Лале пребывает в сомнении. Ему позарез нужна любая еда, и Виктор мог бы ее принести, но ему надо чем-то расплатиться. Девушки заканчивают работу примерно в то же время, когда уходят Виктор и другие приходящие работники. Хватит ли у него времени узнать, достали ли они что-то? В конце концов он решает подойти к Виктору и уверить того, что думает, как найти источник оплаты.
С портфелем в руке Лале направляется к строящемуся зданию. Осматривается в поисках Виктора и Юрия. Виктор замечает его, толкает локтем Юрия, и они отходят от других рабочих. Медленно приближаются к Лале, а тот останавливается и делает вид, будто ищет что-то в портфеле. Юрий здоровается с Лале за руку.
— Мать вчера вечером поговорила с ним, — начинает Виктор.
— Простите, я не смог придумать, чем с вами расплатиться, но надеюсь, скоро придумаю. Пожалуйста, больше ничего не приносите, пока я не расплачусь за то, что вы уже дали.
— Все нормально, у нас есть чем поделиться, — говорит Виктор.
— Нет, но вы рискуете. По меньшей мере вы должны получить что-то взамен. Дайте мне день или два.
Виктор достает из мешка два свертка, которые опускает в открытый портфель Лале:
— Мы будем здесь завтра в то же время.
— Спасибо, — говорит Лале.
— Пока, — произносит Юрий, и это вызывает у Лале улыбку.
— Пока, Юрий.
* * *
В своей каморке Лале открывает свертки. Колбаса и шоколад. Он подносит шоколад к носу и вдыхает аромат. И вновь он делит еду на небольшие порции, чтобы девушкам было легче прятать ее и раздавать другим. О-о, он надеется, они будут осторожными. О последствиях неосторожного поведения даже думать невыносимо. Лале оставляет немного колбасы для блока 7. Его маниакальные попытки разделить продукты на абсолютно одинаковые порции прерывает сирена, возвещающая об окончании работы. Он бросает все в портфель и поспешно идет к «Канаде».
Недалеко от женского лагеря Лале нагоняет двух своих знакомых. Они видят, как он подходит, и замедляют шаг, смешиваясь с толпой девушек, устало бредущих «домой». В одной руке он держит свертки с едой, в другой — открытый портфель, а сам вклинивается между девушками. Не глядя на него, каждая девушка бросает что-то в его портфель, а он сует еду им в руки, и они засовывают свертки в рукава. У входа в женский лагерь Лале покидает девушек.
Лале не знает, что найдет в четырех лоскутках, разложенных на кровати. Он аккуратно разворачивает их. Монеты и банкноты польского злотого, бриллианты, рубины и сапфиры, золотые и серебряные кольца, украшенные драгоценными камнями. Лале отступает назад и ударяется о дверь у себя за спиной. Его смущает грустное происхождение этих вещей, каждая из которых связана с важным событием в жизни бывшего владельца. К тому же он опасается за собственную безопасность. Если у него обнаружат это богатство, смерти ему не избежать. Шум снаружи заставляет его побросать драгоценности и деньги в портфель, а самому улечься на койку. Никто не входит. В конце концов он поднимается и идет на ужин, прихватив портфель. В столовой он не ставит портфель под ноги, как обычно, а придерживает рукой, стараясь не привлекать к себе внимания. Ему кажется, у него ничего не получится.
Поздно вечером он отделяет драгоценные камни от денег, одиночные камушки от украшений и заворачивает каждый в отдельный лоскуток. Бо́льшую часть добычи он прячет под матрас. В портфеле он оставляет одиночный рубин и кольцо с бриллиантом.
* * *
Утром в семь часов Лале околачивается у ворот в главный лагерь, когда входят рабочие из местных. Он бочком подходит к Виктору и, разжав ладонь, показывает ему рубин и кольцо. Виктор в рукопожатии накрывает руку Лале, спрятав драгоценности в ладони. Портфель Лале открыт, и Виктор быстро засовывает туда несколько свертков. Их договор теперь подписан.
— С Новым годом! — шепчет Виктор.
Лале устало идет прочь под сильным снегом, укрывающим лагерь. Начался 1943 год.