Глава 21
— Уверен, что ты не кот?
Лале слышит эти слова и пытается понять, где находится. Открыв глаза, он видит склонившегося над ним Барецки. Тот ухмыляется.
— Что?
— Ты, наверное, кот. У тебя явно больше жизней, чем у других.
Лале пытается сесть.
— Это сделала…
— Силка, да, я знаю. Неплохо иметь связи в высших сферах.
— Я бы с радостью отдал жизнь, чтобы только у нее не было таких связей в этих сферах.
— Ты уже почти отдал свою жизнь. Но вряд ли ей это помогло бы.
— Угу, это единственная ситуация, в которой я ничего не могу поделать.
Барецки смеется:
— Ты действительно думаешь, что управляешь этими лагерями, да? Черт, может, и правда так. Ты все еще жив, хотя не должен был. Как ты выбрался из одиннадцатого блока?
— Понятия не имею. Когда меня забрали оттуда, я не сомневался, что сейчас поведут к Черной стене, но меня бросили в грузовик и привезли сюда.
— Я не знаю никого, кто бы вырвался из «штрафной роты».
— Это та страница истории, к сотворению которой я, вероятно, причастен. Как вышло, что я получил свою старую комнату?
— Легко. Она прилагается к работе.
— Что?
— Ты — татуировщик, и это все, что я могу сказать, слава богу. Замещавший тебя евнух не подходит.
— Хустек разрешает мне вернуться к этой работе?
— Ничего подобного. Он не хотел, чтобы тебя вернули, он хотел, чтобы тебя пристрелили. Это у Шварцхубера на тебя другие планы.
— Мне надо достать хотя бы немного шоколада для Силки.
— Татуировщик, прекрати! За тобой теперь будут очень пристально следить. А сейчас пойдем, отведу тебя на работу.
Пока они выходят из каморки, Лале говорит:
— Простите, что не смог достать для вас нейлоновые чулки. Я уже начал хлопотать, но все сорвалось.
— Мм, ну, по крайней мере, ты пытался. Так или иначе, я больше не встречаюсь с этой девушкой. Она меня бросила.
— Грустно это слышать. Надеюсь, это не из-за моих советов.
— Вряд ли. Просто она встретила кого-то из своего городка. Черт, из своей страны!
Лале собирается сказать что-то еще, но потом передумывает. Барецки выводит его из блока на территорию, куда прибыл грузовик, и начинается отбор. Он улыбается про себя при виде работающего иглой Леона. Барецки отходит в сторону, а Лале приближается к Леону сзади:
— Помощь нужна?
Леон оборачивается и, опрокинув бутылочку с чернилами, хватает Лале за руку. В порыве радости энергично трясет ее:
— Как здорово увидеть тебя снова!
— Поверь, так хорошо вернуться назад. Как дела?
— Достало сидеть здесь. Со мной все в порядке. Хорошо, что ты вернулся.
— Тогда давай примемся за дело. Похоже, порядочно народа прислали.
— Гита знает, что ты вырвался?
— Наверное, да. Это ее подруга Силка меня вызволила.
— Та, которая…
— Да. Попытаюсь увидеться с ними завтра. Дай мне проколку. А то еще отправят меня туда, где я уже побывал.
Леон протягивает Лале проколку, а потом шарит в портфеле в поисках другой. Вместе они начинают работу, нанося номера новым обитателям Биркенау.
* * *
На следующий день, ближе к вечеру, Лале ждет у администрации, когда девушки закончат работу. Дана и Гита не видят его, пока он не встает прямо перед ними, загораживая им дорогу. Лишь через несколько мгновений до них доходит. Обе девушки бросаются ему на шею и крепко обнимают его. Дана плачет. У Гиты ни слезинки. Лале высвобождается и берет каждую за руку.
— Вы все такие же красавицы, — говорит он им.
Гита свободной рукой хлопает его по плечу:
— Я думала, ты погиб. Снова. Думала, никогда тебя больше не увижу.
— Я тоже, — говорит Дана.
— А я не погиб. Благодаря тебе и Силке я жив. Теперь я здесь с вами, где и должен быть.
— Но… — плачет Гита.
Лале притягивает ее к себе и не отпускает. Дана целует его в щеку.
— Оставляю вас одних. Так здорово видеть тебя, Лале. Я думала, Гита умрет от горя, если ты не вернешься.
— Спасибо, Дана, — говорит Лале. — Ты хороший друг нам обоим.
Она уходит с улыбкой на лице.
Сотни узников кружат по лагерю, а Лале с Гитой продолжают стоять, не зная, что делать дальше.
— Закрой глаза, — говорит Лале.
— Что?
— Закрой глаза и сосчитай до десяти.
— Но…
— Просто сделай это.
Гита закрывает сначала один глаз, потом другой. Считает до десяти, затем открывает глаза:
— Ничего не понимаю.
— Я по-прежнему здесь. И никогда больше не покину тебя.
— Пошли, нам надо идти.
Они идут в сторону женского лагеря. Поскольку капо осталась без взятки, Лале не может рисковать и задерживать Гиту. Они нежно склоняются друг к другу.
— Не знаю, сколько еще я смогу вытерпеть.
— Это не может длиться вечно, милая. Потерпи, пожалуйста, потерпи. Мы будем вместе всю оставшуюся жизнь.
— Но…
— Никаких но. Я обещал тебе, что мы покинем этот ад и станем жить вместе.
— Но как мы сможем? Мы не знаем даже, что принесет завтра. Посмотри, что с тобой случилось.
— А сейчас я здесь с тобой, правда?
— Лале…
— Гита, перестань.
— Ты расскажешь мне, что с тобой случилось? Где ты был?
— Нет. — Лале качает головой. — Я вернулся и сейчас я с тобой. Главное, о чем я говорил тебе много раз, что мы покинем это место и заживем свободной жизнью. Верь мне, Гита.
— Я верю.
Лале нравятся эти слова.
— Однажды ты скажешь мне эти два маленьких слова в других обстоятельствах. Перед раввином, в окружении наших родных и друзей.
Посмеиваясь, Гита на миг склоняет голову ему на плечо, и они направляются к воротам женского лагеря.
* * *
Когда Лале возвращается к своему бараку, к нему подходят два юноши.
— Ты татуировщик?
— Кто спрашивает?
— Мы слышали, ты можешь достать дополнительный паек.
— Тот, кто говорил это, ошибался.
— Мы заплатим, — говорит один, разжимая сомкнутый кулак и показывая маленький, но отличный бриллиант.
Лале скрежещет зубами.
— Давай бери. Если сможешь достать нам что-нибудь, в долгу не останемся.
— Из какого вы блока?
— Из девятого.
Сколько жизней у кошки?
* * *
На следующее утро Лале бродит у главных ворот с портфелем в руке. Дважды к нему подходят эсэсовцы.
— Политотдел, — говорит он оба раза, и его оставляют в покое.
Однако он тревожится больше обычного. От шеренги мужчин, входящих в лагерь, отделяются Виктор с Юрием и тепло приветствуют Лале.
— Надо ли интересоваться, где ты был? — спрашивает Виктор.
— Лучше не надо, — отвечает Лале.
— Снова займешься бизнесом?
— Не так, как раньше. Сокращаю. Только немного дополнительной еды, если сумеете, и никакого нейлона.
— Конечно. С возвращением! — воодушевленно произносит Виктор.
Лале протягивает руку, Виктор берет ее, и бриллиант переходит из ладони в ладонь.
— Первый взнос. Увидимся завтра?
— До завтра.
Юрий поднимает глаза.
— Приятно видеть тебя снова, — тихо говорит он.
— И мне приятно, Юрий. Повзрослел?
— Угу, пожалуй, да.
— Послушай, у тебя, случайно, нет с собой шоколада? Мне очень нужно встретиться с моей девушкой.
Юрий достает из своего мешка плитку и, подмигнув, протягивает Лале.
Лале направляется прямо к женскому лагерю и блоку 29. Капо на своем обычном месте, греется на солнце. Она смотрит на подходящего Лале:
— Татуировщик, приятно увидеть тебя вновь.
— Вы похудели? Хорошо выглядите, — говорит Лале с еле заметным намеком на иронию.
— Тебя давно не было.
— Ну вот я и вернулся. — Он протягивает ей плитку шоколада.
— Сейчас приведу ее к тебе.
Он смотрит, как она идет к административному корпусу и разговаривает с женщиной-офицером СС, стоящей у входа. Потом Лале входит в барак и садится, ожидая появления Гиты. Ждать приходится недолго. Она закрывает дверь и подходит к нему. Он стоит, прислонившись к столбу нар. Он боится, что ему будет не найти нужных слов, и надевает на лицо маску сдержанности.
— Заниматься любовью, когда бы и где мы ни захотели. Пусть мы не свободны, но я выбираю здесь и сейчас. Что скажешь?
Она бросается ему на шею, покрывает его лицо поцелуями. Они начинают раздеваться, но Лале останавливается и берет Гиту за руки.
— Ты просила меня рассказать, куда я исчез, и я сказал «нет», помнишь?
— Да.
— Ну, я по-прежнему не хочу об этом говорить, но есть кое-что, чего я не могу скрыть от тебя. Не надо пугаться, и сейчас со мной все в порядке, но мне досталось.
— Покажи.
Лале медленно снимает рубашку и поворачивается к Гите спиной. Она ничего не говорит, но очень осторожно притрагивается пальцами к рубцам. Потом прикасается к его спине губами, и он знает, что не надо ничего больше говорить. Их любовные ласки тянутся медленно и нежно. Он чувствует, как к глазам подступают слезы, и с трудом сдерживается. Никогда он не испытывал такой сильной любви.