Коричневая часовня Ро Канарна всегда имела довольно-таки обшарпанный вид, ремонтировали ее редко, и внутри она выглядела бедно. Это была единственная церковь во всем городе, просторная и функциональная. Часовня также много лет служила домом брату Ланри, но сейчас здесь собралось гораздо больше людей, чем когда-либо прежде.

Население города — те, кого не посадили в тюрьму или не убили рыцари Красной церкви и их союзники-наемники, — искало убежища в единственном здании, которое даже завоеватели не стали разрушать. Ланри был рад тому, что хоть что-то еще оставалось для них священным и что рыцари не тронули часовню и несколько сотен ее новых обитателей. Часовые, стоявшие снаружи, тщательно переписали всех, кто укрылся внутри, но не пытались войти и не спрашивали у священника, давшего обет бедности, почему он предоставил убежище в своем храме простым людям.

— Брат Ланри, — раздался рядом со старым священником детский голосок.

— Да, Родгар, — ответил тот с ласковой улыбкой.

— А когда мы пойдем домой? У моей мамы от каменного пола болят ноги. — Мальчику было не больше шести лет, и он еще не понимал, что происходило в его родном городе.

Вокруг старого священника расположилась примерно дюжина детей, от самых маленьких, которые едва умели говорить, до подростков. У многих родители были мертвы или сидели в тюрьме, и Ланри рассказывал детям разные истории, чтобы они не падали духом. Остальные взрослые в Коричневой часовне тоже держались хорошо, но в Ланри было что-то мирное и отеческое, и рядом с ним юные жители Ро Канарна чувствовали себя уютнее.

— Ты отправишься домой уже совсем скоро, мой дорогой мальчик, — ответил он, — и твоя мама сможет погреть ноги у хорошего жаркого огня.

Одна из старших девочек едва слышно презрительно фыркнула; не все дети были такими доверчивыми, как маленький Родгар. Дочь кузнеца звали Лисса; отец ее пропал и, скорее всего, был мертв. И теперь во взгляде ее появились жесткость и безразличие.

— Прошу прощения, юная Лисса, — мягко произнес Ланри. — Каждый из нас нуждается в утешении, но утешение бывает разное.

— Мы никогда не вернемся домой, — сказала девочка, скрестив руки на груди и гневно глядя на старого священника. — Мы превратимся в рабов… или в кого-нибудь похуже.

— Довольно, — сказал Ланри с ноткой упрека в голосе.

Родгар выпрямился и взглянул на Лиссу своими доверчивыми детскими глазами.

— Но ведь лорд Бромви и леди Бронвин еще живы. Они не оставят нас страдать… правда, брат Ланри?

— Правда, мальчик мой. — Священник взъерошил волосы Родгара и улыбнулся. — Дом Канарна никогда не оставит свой народ. — Он подумал несколько мгновений. — Дети, а я не рассказывал вам историю о лорде Буллви и леди Брунхильде?

Некоторые покачали головами. Маленькие дети уставились на Ланри, с нетерпением ожидая рассказа, а подростки подняли взгляды к потолку. Коричневый священник упрямо сохранял оптимизм, хоть это становилось все труднее по мере того, как дни оккупации превращались в недели, но он был твердо настроен действовать так, как этого хотел бы герцог Эктор.

— Лорд Буллви стал первым герцогом Ро Канарна. Очень давно, больше двухсот лет назад, король Тор Фунвейра правил Свободными Землями раненов. Кто-нибудь знает, как тогда назывались Свободные Земли?

— Тор Ранен, — ответил Родгар.

— Совершенно верно, мальчик, Тор Ранен. — Ланри по-прежнему улыбался. — Однако там никогда не было мира, и народу раненов не нравилось, что ими управляют чужаки… свобода очень важна для детей Рованоко. Пурпурные рыцари организовали из раненов рабочие команды, и, когда те восстали, эти команды стали первыми Свободными Отрядами, и сражались они до последней капли крови.

Несколько подростков смягчились и уже с интересом слушали рассказ старика.

— Могу поклясться, что Пурпурным это не понравилось, — сказала Лисса, считая, что сделала остроумное замечание.

— Конечно же нет, — ответил Ланри. — Они перебили сотни раненов и позвали рыцарей Красной церкви, чтобы те убили остальных. Многие лорды ро отправились в поход в поисках почестей и славы, и казалось, что ранены обречены на поражение.

Родгар и младшие дети с увлечением слушали повесть, особенно те места, где говорилось о крови и смерти. Ланри время от времени жаловался, что почти все истории и легенды говорят о кровавых сражениях и что он знает так мало рассказов о любви и мире.

— Лорд Буллви и его сестра-близнец были мелкопоместными аристократами из области неподалеку от Охотничьего Перевала, и они отправились на войну, когда командиры приказали им.

Лисса нарочито громко зевнула, и несколько девушек захихикали. Ланри тоже засмеялся, он был рад этой минуте веселья, несмотря на то что смеялись над ним.

— Я вас уверяю, дальше будет интереснее, — сказал священник. — В тот момент, когда раненов уже почти покорили во второй раз, священники и рыцари почувствовали, как с севера подул холодный ветер, и в битву вступили боевые братья Фьорлана. Все побережье заняли их драккары, берсерки хлынули через Глубокий Перевал, их жрецы и воины опрокинули штандарты Одного Бога.

Лисса фыркнула, услышав эти слова.

— И как они сумели одолеть рыцарей? — спросила она таким тоном, словно ни одна сила на земле не могла противостоять воинам, поклонявшимся Одному Богу.

— Думаю, они оказались сильнее, — ответил Ланри. — Красные рыцари слишком высокомерны и воображают, что их никто не может остановить… но в реальности, по-видимому, дело обстоит несколько иначе… Но не важно; на чем я остановился? — Старый священник иногда обнаруживал, что память изменяет ему. — Ах да, Красные рыцари были вынуждены отступить под натиском свирепых людей из Фьорлана. Они покинули Ро Хейл, и только никому не известный аристократ и его сестра остались в городе, защищать его против тысяч раненов.

— И это был лорд Буллви? — возбужденно воскликнул Родгар.

Ланри кивнул:

— Он и его сестра-близнец, которая могла отстрелить лапу Горланскому пауку с расстояния в сотню шагов; они отказались сдаваться. Они удерживали Ро Хейл тридцать дней, и было у них меньше сотни воинов. На тридцать первый день жрец Бритага, Мирового Ворона, приехал на место осады и приказал раненам прекратить атаки. Видите ли, у Бритага есть слабость к близнецам, и жрец потребовал, чтобы защитникам крепости позволили беспрепятственно проехать в Ро Канарн.

— И их оставили в живых? — спросил Родгар, кусая ногти от волнения.

— Да. Ранены проводили их на юг и отнеслись к ним с большим почтением. Священники и рыцари отступили в Ро Тирис и оставили близнецов и их воинов удерживать Канарн. Ранены отказывались нападать на город, пока там были Буллви и Брунхильда, поэтому у короля не осталось выбора, и пришлось назвать его герцогом.

Это была старая история, и Ланри любил вспоминать ее. Эктор был потомком Буллви, человека, который сражался много дней после того, как должен был сдаться, и тем заслужил уважение раненов. Правящий дом Канарна являлся основой мира между ро и раненами в течение двухсот лет, и каждый новый герцог способствовал укреплению добрых отношений. Ланри не знал, знает ли Бритаг, хитрый старый Ворон Рованоко, о важности жизни Буллви и Брунхильды, или же ему просто понравились близнецы. В любом случае мир был достигнут высокой ценой, и старый священник надеялся на то, что мир этот еще не нарушен.

Родгар радостно захлопал в ладоши:

— Бритаг позаботится о лорде Бромви, правда? И о леди Бронвин… Да?

— Я всегда стараюсь верить в Одного, но, как я уже сказал, Мировой Ворон любит близнецов. Бритаг считает, что удача и мудрость — это одно и то же, а дети Эктора, судя по всему, наделены и тем и другим.

Работы было еще много — требовалось исцелить множество людей, позаботиться о пище для них, и еще много историй ему предстояло рассказать, но священник взбодрился. Если несколько слов из уст старого Коричневого священника способны успокоить детей, может быть, их положение не так уж и безнадежно.