Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Научная журналистика — занятие все более рискованное, хотя парадоксальным образом сейчас она востребована более, чем когда-либо прежде. В мире, где и читатели, и рекламодатели все чаще обращаются к интернету, традиционные массмедиа, долгое время остававшиеся надежными местами работы для научных журналистов, оказались в неустойчивом положении. Теряя привычные позиции в газетах и журналах, журналисты хватаются за любую возможность обрести приют на других медийных площадках. Однако пройдут годы, прежде чем нынешние эксперименты приведут к созданию успешных моделей распространения качественных журналистских материалов о науке.
И в то же время научная журналистика никогда еще не была так важна. Во всем мире на людей обрушивается шквал новостей — потенциальное воздействие генно-модифицированных продуктов, загадочное вымирание пчел, индивидуализированные методы лечения на уровне генома, изменения климата, возможность возрождения вымерших видов, — а обратиться за независимой, основанной на строгих доказательствах информацией почти некуда. Исторически сложилось, что большинство людей зависело от каналов-посредников, поставлявших сразу большому числу читателей / слушателей / зрителей универсальные пакеты информации, в которых они волей-неволей сталкивались с научной информацией в теленовостях или при просмотре утренней газеты, купленной в киоске на углу. Хотя во многих странах эта система продолжает работать, все больше людей полагаются на целенаправленный поиск информации в интернете. Туда же перебрались и научные журналисты: они ведут блоги, выкладывают свои материалы на разнообразных сетевых ресурсах. Но поиски качественной информации требуют усилий, на которые типичный пользователь интернета редко готов пойти.
В этой главе (1) обсуждается современное и будущее положение научной журналистики. Мы начнем с ее истории, далее рассмотрим характерные черты современных научных журналистов и медиаресурсов и завершим главу обзором вызовов, с которыми предстоит столкнуться этой области журналистики.
Материалы о науке публиковались в прессе практически с самого ее появления. Но в разные эпохи и в разных культурах о науке писали разные люди. Предприняв попытки проследить историю популярной науки в ряде стран (Bauer and Bucchi 2007; Broks 2006; Burnham 1987; Golinski 1992), исследователи обнаружили, что процесс, первоначально характеризовавшийся стремлением ученых поделиться знаниями, сменился отступлением, отодвинувшим ученых от прямого контакта с читателями. По словам Брокса, это «превратило читателей из участников в потребителей» (Broks 2006: 33). Так, в Британии в рамках этого процесса ученые конца XVIII в. стремились распространить научный подход на всю культуру, полагая, что соединение науки с обыденным миром простых людей принесет множество преимуществ. Однако в XIX в. возрастающая специализация знаний привела к увеличению разрыва между учеными и обществом. Брокс описывает это как переход «от просвещенческого идеала опыта (experience)» к возникшей в начале XIX в. «идее экспертизы (expertise)», в дальнейшем, к концу XIX в., превратившей ученых в еще более оторванных от широкой публики существ, именуемых «профессиональными экспертами» (Broks 2006: 28). По мере того как ученые прекращали заниматься популяризацией, сочинение научно-популярных текстов все больше становилось делом журналистов.
Бернэм (Burnham 1987) отмечает такую же тенденцию в Соединенных Штатах. К концу XIX в. там уже выходило несколько научно-популярных журналов — самые известные из них Scientific American и Popular Science Monthly, а редакторы газет охотно публиковали лекции и рассуждения известных ученых о природных феноменах, таких как метеоритные дожди. Да и сами ученые в конце XIX в. готовы были тратить время и силы на общение с широкой аудиторией и склонны были рассматривать популяризацию как часть своей работы.
Однако уже в начале XX в. растущая специализация и профессионализация заставили ученых воспринимать себя как особую группу, отделенную от простых обывателей. Пока ученые разрабатывали свои собственные языки, свои системы подготовки и вознаграждения, общение за пределами профессии становилось все менее приоритетным. Хуже того, ведущие научные общества стали карать ученых за смелость выступать в качестве популяризаторов, подвергая нарушителей остракизму и даже отказывая им в наградах, таких как почетное членство. Классическая книга Гуделла «Известные ученые» (The Visible Scientists, Goodell 1977) полна примеров того, как маститые, состоявшиеся ученые подвергались нападкам из-за своей популяризаторской деятельности. Хотя, как я отмечаю в этой главе далее, популяризация снова стала модной среди многих ученых, сохранившаяся в научной культуре враждебность даже сегодня делает ее рискованным занятием. Но в начале XX в. слишком активная популяризаторская деятельность могла разрушить карьеру ученого, а потому многие из них оставили научно-популярную сферу журналистам и массмедиа.
Интерес массмедиа к науке оставался постоянным на протяжении нескольких веков. Военная техника, открытие планет и целых галактик (не говоря о марсианских каналах!), достижения медицины — все это журналисты легко могли продать своим редакторам. Тем безразлично было, имеет ли сюжет отношение к науке, важно, чтобы это была новость, способная привлечь внимание читателей. Откройте номер любой газеты XVIII, XIX, начала XX в. — и почти наверняка вы найдете там заметки, которые сегодня попали бы в рубрику «Наука».
Однако лишь немногие журналисты середины XX в. назвали бы себя «научными журналистами». Специализирующиеся на одной теме репортеры обходятся дорого и, соответственно, редко встречаются в СМИ. Редакторы были твердо убеждены, что журналист широкого профиля способен написать о чем угодно, и больше беспокоились о плодах побочной деятельности, появлявшихся в результате тесных отношений репортеров и их источников, чем о необходимости специальных знаний при освещении сложных тем. На протяжении большей части XX в. обычной практикой в американских СМИ была ротация репортеров, каждые несколько лет вынужденных менять сферу деятельности во избежание излишней близости с источниками.
В США и Великобритании в начале XX в. лишь немногим журналистам, специализирующимся на науке, удалось закрепиться в газетах и телеграфных агентствах. Потребовались технические новации, катализатором которых стала Вторая мировая война, принятые правительствами нескольких стран решения об инвестициях в научные исследования, космическая гонка 1960-х, нарастающие экологические тревоги 1970–1980-х, чтобы подтолкнуть СМИ к поискам журналистов, пишущих о проблемах науки и окружающей среды, чтобы освещать то, из чего выросли некоторые главные репортажи века. Грегори и Миллер (Gregory and Miller 1998) определяют послевоенный период как время, когда научная журналистика превращалась в организованную, заметную и все более влиятельную составляющую прессы.
На протяжении XX в. количество научных журналистов быстро увеличивалось во многих странах (см. например, об Австралии: Metcalf and Gascoigne 1995). Наряду с национальными организациями научных журналистов возникли и международные ассоциации, такие как Всемирная федерация научных журналистов, в университетах многих стран появились программы подготовки научных журналистов. Как показывают многолетние исследования, во второй половине XX в. одновременно с увеличением количества журналистов в СМИ все шире освещаются вопросы науки (Metcalf and Gascoigne 1995; Bucchi and Mazzolini 2003).
Несмотря на расцвет научной журналистики в эти годы, важно помнить, что пишущие о науке репортеры — как и большая часть репортеров, пишущих на узкие темы, — всегда составляли малую долю журналистов, а новости науки оставались незначительным компонентом в общем потоке новостей. Так, анализ освещения науки в четырех греческих газетах показал, что доля новостей, непосредственно посвященных науке, варьировала от 1,5 до 2,5% (Dimopoulos and Koulaidis 2002) — почти столько же, как и в прессе США (Pellechia 1997) и Австралии (Metcalf and Gascoigne 1995). При этом в греческих газетах политическая тематика составляла около 25%, а спорт — около 15% новостей (Dimopoulos and Koulaidis 2002).
Конец XX в. принес глубокие перемены: неожиданно возникали новые коммуникационные каналы, позволявшие читателям и зрителям самостоятельно осуществлять поиск информации. Хотя во многих странах традиционные СМИ — газеты, телевидение и радио — продолжают играть важную роль, формируя «научно-информационный рацион» для публики, большинство неспециалистов все больше полагаются на интернет.
Опрос, проведенный благотворительным Фондом Уэлкома (Wellcome Trust), показал, что в Британии 23% взрослых и 35% молодежи предпочитают искать медицинскую информацию в интернете; взрослые более склонны отдавать предпочтение телевидению (29%), тогда как молодежь менее склонна выбирать традиционные каналы получения информации (соответственно 27 и 13%) (2). Американские данные показывают, что хотя телевидение многие годы оставалось предпочтительным каналом получения информации о науке, в 2010 г. интернет сравнялся с телевидением (National Science Board 2012).
Растущая популярность интернета как канала получения информации означала, что чем-то придется пожертвовать. И этим «чем-то» во многих странах стала приверженность публики печатной прессе. Падение рекламных доходов печатных СМИ в сочетании с более медленным, но неуклонным многолетним снижением продаж заставило газеты пойти на сокращение штата и, как во многих случаях в США, сократить частоту выхода в свет. Согласно данным Бюро статистики Министерства труда США, за минувшее десятилетие газетная отрасль США сократилась в целом на 40% (Zara 2013). Соответствующие сокращения не миновали и разделы, посвященные науке. В 1989 г. в американских газетах было 95 еженедельных научных разделов, в 2013 г. их оставалось только 19. Поскольку главным работодателем научных журналистов США долгое время были газеты, эти перемены заставили многих авторов критически оценить перспективы журналистской карьеры (Zara 2013).
Итак, где же искать место научному журналисту? В некоторых странах журналисты чувствуют себя в сложном положении, в других — процветают по-прежнему, а занятость их увеличивается. Систематические данные найти нелегко, но отдельные сообщения указывают, что в США научные журналисты все чаще оказываются предоставленными самим себе и пополняют ряды фрилансеров (Brumfiel 2009). Похожая, хотя и не столь критическая, ситуация в Канаде и Великобритании. Оказавшись перед необходимостью стать предпринимателями, журналисты этих стран приняли новые медиа как дешевый и иногда эффективный способ общения с аудиторией. Кроме того, кризис традиционных СМИ в США подтолкнул журналистов к экспериментам с новыми структурами распространения информации — ниже я подробнее затрону этот сюжет.
В других странах, судя по данным, поступившим от сотен журналистов из разных стран, научные журналисты, похоже, удерживают позиции. Опираясь на данные четырех отчетов, выложенных на SciDev.Net, Бауэр и его коллеги надеялись построить картину «мировой научной журналистики» в XXI в. (Bauer et al. 2013). Исследователи использовали данные опроса 179 участников Международной конференции научных журналистов, проходившей в 2009 г. в Лондоне, а также результаты опросов 310 журналистов из Латинской Америки, проводившихся в 2010 и 2011 гг., часть данных крупного социологического проекта, охватившего преимущественно развивающиеся страны, а также данные опроса 93 журналистов стран Азии и Африки, проведенного в 2012 г. Хотя ученые предупреждают, что делать какие-то общие выводы на основе такой выборки трудно, сравнительные данные из разных стран мира настолько редки, что эта работа заслуживает внимания.
Группа Бауэра обнаружила, что, хотя большую часть научных журналистов в Европе, Азии и Африке продолжают составлять мужчины, 45% работающих в этой специальности сегодня женщины, а в Латинской Америке у женщин уже 55-процентное преобладание над мужчинами. Практически все — с университетскими дипломами журналистов. 26% указали, что изучали специальный курс научной журналистики, 19% — общий курс журналистики. Каждый десятый закончил аспирантуру. Больше половины работают в научной журналистике не более 10 лет, половина сообщила, что являются штатными сотрудниками. Хотя журналисты указали, что стали больше писать для интернет-ресурсов, они также отметили возросший объем работы для печатных изданий. Среди этих работающих журналистов высока и удовлетворенность своей работой, то есть респонденты были довольны своей автономией, доступом к ученым и способностью ответственно служить своей аудитории. Последний фактор, согласно ответам журналистов, подразумевал возможность информировать и объяснять.
Так что научная журналистика смахивает на работу мечты — если вы, конечно, ее получите. Но, как и все профессии, она полна проблем — одни коренятся в журналистике как таковой, другие связаны со спецификой науки. Ниже я обсуждаю некоторые из них, прежде чем вернуться к проблеме переселения в интернет и влияния этого на роль научной журналистики.
Во многих странах основная масса публикуемого под рубрикой «Новости науки» относится к медицине и здоровью. Эта «медицинизация научных новостей» в британской прессе началась во второй половине XX в. (Bauer 1998), и в тот же период в научных разделах американских газет в центре внимания в 70% случаев оказывались публикации о медицине и здоровье (Pellechia 1997). То же преобладание сюжетов о здоровье обнаружилось при анализе публикаций о науке в семи канадских газетах (Einsiedel 1992). Телевидение в большинстве стран более эклектично и нередко фокусируется на естественной истории и экологических проблемах, но и здесь медицина и здоровье часто преобладают (Gregory and Miller 1998; León 2008; Lehmkuhl et al. 2012).
Анализ научных тем, поднимавшихся ведущей итальянской газетой на протяжении 50 лет, также показал, что более чем половина сюжетов касались биологии и медицины (Bucchi and Mazzolini 2003). Но особо выраженной «медицинизация» оказалась в специальных приложениях и разделах (среди научных новостей, попадавших на первые полосы газет, преобладали сюжеты, связанные с физикой и техникой). Это позволяет предположить, что научные журналисты проводят концептуальное различие между новостями и полезными новостями, и последние концентрируются в основном вокруг медицины и здоровья.
На европейском телевидении научных новостей оказалось не слишком много (de Cheveigné 2006; León 2008). Как правило, в телевизионных новостях лишь изредка уделяется внимание сюжетам о науке, а зрелищная сторона открытий и достижений преобладает над глубиной анализа (Metcalfe and Gascoigne 1995; LaFollette 2002; León 2008). Несколько более позитивную картину дает анализ научных сюжетов в новостях Би-би-си. Исследование телепрограммы на протяжении трех месяцев 2009 и 2010 гг. показало, что почти в половине главных выпусков теленовостей содержались сообщения о науке (Mellor et al. 2011).
А как обстоит дело с телепрограммами, полностью посвященными науке? Анализ телепродукции 11 европейских стран обнаружил большое разнообразие количества и характера таких программ. Ученые пришли к выводу, что причиной тому была структура рынка. Например, везде, за исключением Великобритании, большинство научных программ транслировалось по каналам общественного вещания. Чем больше таких каналов в стране, тем больше научной телепродукции. При этом лишь немногие программы были посвящены новостям науки, типичные телесериалы рассказывали о научных проблемах (наподобие британского Horizon, немецкого Terra X или австрийского Newton), либо состояли из так называемых «советов телезрителям», часто посвященных здоровью.
Исследователи ранних британских научных телепрограмм отмечали их скучную определенность: «На телевидении наука предстает как источник непререкаемого знания» (Collins 1987: 709). И сейчас, рассказывая о науке, телевидение, как и большая часть научной журналистики, по-прежнему избегает любой неопределенности. Контент-анализ освещения науки на Би-би-си показал, что лишь один из пяти источников в передачах призывал к осторожности в оценке утверждений ученых (Mellor et al. 2011).
Броская подача информации, эффекты чаще всего играют важную роль в научной телепродукции, и, как полагают ученые, порой это мешает обществу понимать задачи науки. Изучая производство научно-популярных эпизодов сериала Би-би-си Horizon, Сильверстоун наблюдал, как продюсеры постепенно захватывали контроль над сюжетом. Он пришел к выводу, что в итоге ученые утратили контроль над повествованием, поскольку в ходе производства на первый план вышло драматическое напряжение, обеспечить которое могли только опытные режиссеры (Silverstone 1985). А в документальных сюжетах программ Nova, изображавших ученых как людей особых и отличных от других, утверждалась идея «священного характера» науки (Hornig 1990: 17).
Освещение науки в массмедиа схоже с освещением многих других сфер жизни, главным образом потому, что в основе всегда лежит не содержательная сторона сюжета, а производственная инфраструктура, через которую должен проходить контент.
Как и все журналистские материалы, сюжеты о науке чаще всего по природе своей эпизодичны. Журналисты склонны делать короткие материалы о конкретных событиях, а не длинные программы о какой-либо проблеме. Такую модель диктует быстрый темп работы СМИ. Сюжеты нужно производить ежедневно (или ежечасно, если речь идет о новостных сайтах), и производители контента не могут ждать, пока размотается до конца вся нить научных изысканий, порой занимающих многие месяцы. Журналисты описывают процесс по кусочкам в надежде, что читатели или зрители смогут сложить из них целостную картину.
Но для обсуждения процесса исследования поэпизодное освещение не слишком хорошо подходит. Так что не удивительно, что, анализируя сюжеты о науке, мы редко находим описание методов, использованных учеными. К примеру, почти в 75% материалов о науке из четырех греческих газет методы научного исследования вообще не упоминаются, а в оставшихся 25% сюжетов они упоминаются кратко и поверхностно (Dimopoulos and Koulaidis 2002). В большинстве сюжетов канадских СМИ, проанализированных группой Айнзидель, практически игнорируются детали процесса исследования (Einsiedel 1992). Обзор статей о научных исследованиях в голландских газетах также показал, что в большей части материалов журналисты избегали вдаваться в подробности.
Как и все другие журналисты, научные стремятся привлечь внимание публики традиционными «информационными поводами, «зацепками», гарантированно привлекающими внимание читательской и зрительской аудитории. Как проверено на практике работы СМИ, такими «зацепками» являются актуальность, конфликт и новизна. Вместо того чтобы погрузиться в обстоятельства научного исследования на случайной стадии, журналист скорее предпочтет дождаться, когда результаты работы ученого будут вот-вот опубликованы в научном журнале. Сам момент такой публикации показывает новость в выигрышном ракурсе, появляется возможность привлечь внимание словами: «В свежем номере журнала Nature...»
Эти моменты, как правило, совпадают с точками процесса исследования, признанными (или считающимися) важными профессиональной научной средой. Журналисты обычно «покупаются» на такую легитимизацию (Fishman 1980), некритически воспринимая все, что научные источники считают достойным внимания. Ученые, таким образом, могут с легкостью убедить журналистов, что нужно уважать процесс научного поиска и, например, дождаться экспертного рецензирования, прежде чем оповещать общественность о результатах исследования. Ученые часто сетуют, что журналисты уделяют излишнее внимание маргиналам и выскочкам, но анализ показывает, что подавляющее большинство материалов СМИ о спорных научных проблемах отражают взгляды научного мейнстрима (Goodell 1986; Nelkin 1995).
Привязка к новостным информационным поводам также приводит к тому, что освещение подолгу развивающихся научных сюжетов усиливается и ослабевает в зависимости от наличия или отсутствия таких поводов. Ученые и политики будут десятилетиями пытаться, к примеру, понять механизмы клонирования и размышлять над тем, как подготовить общество к таким заманчивым и опасным возможностям этой технологии. Но ярко освещается эта тема лишь тогда, когда, на взгляд журналистов, случается нечто важное — премьер-министр официально объявляет о новой программе в этой области, ученые предъявляют клонированного кота, религиозная группа выступает с протестом. Хотя зазор между освещением и процессом смущает некоторых ученых, другие научились извлекать преимущества из зависимости репортеров от новостных поводов и стали управлять освещением темы в СМИ. Например, если важная публикация вот-вот выйдет в научном журнале, ученые могут нанять консультантов, чтобы те помогли им продать открытие прессе, используя спрос на информационные поводы. Созванные таким образом пресс-конференции и эксклюзивные интервью и комментарии могут больше способствовать освещению исследования в СМИ, чем само это исследование.
Долгое время самой важной аудиторией для журналистов были их редакторы и источники. Исторически сложилось так, что реальная аудитория могла лишь случайно очутиться в редакциях и научный журналист оставался в ежедневном контакте со своими источниками и начальством, так что освещение в СМИ куда больше отвечает приоритетам этих фигур. Ученым, считающим, что журналисты бесцеремонно вторгаются в их профессиональные сферы и грубо интерпретируют научную информацию, это может показаться неубедительным, но анализ СМИ неоднократно показывал, что сообщество ученых уверенно управляет тем, что в итоге становится новостями науки. Дороти Нелкин в своей книге «Продавая науку» (Selling Science 1995), отмечает, что в СМИ ученые в основном предстают как специалисты, успешно решающие проблемы. “Это не случайно, — пишет Нелкин, — научная культура активно продвигает положительный образ ученых, предлагая его обществу как главное средство снижения неопределенности”. По мере расширения возможностей контакта с журналистами посредством интернета, аудитория все сильнее «выходит из тени», становится более определенной и активной — к этому вопросу я вернусь в конце главы.
Два давно установившихся требования к работе журналиста — объективность и сбалансированность — в XXI в. подверглись серьезному испытанию. Эти требования некогда сформировались как заменители достоверности, чтобы компенсировать неспособность журналистов определить, правдивы или нет утверждения их источников. Они особенно существенны в научной журналистике, поскольку наука по большей части является областью дискуссий. Что делать журналисту, когда заслуживающие доверия ученые говорят противоположные вещи об одной и той же проблеме? Профессиональный ответ: соблюдать объективность и сбалансированность (Dunwoody 1999; Dunwoody and Konieczna 2013).
В мире, где научный журналист не может объявить, что именно ближе всего к истине, правило объективности требует, чтобы репортер вошел в «режим нейтрального посредника», сфокусировавшись не на достоверности, а на точности. То есть вместо того, чтобы судить о том, верна или нет точка зрения, журналист сосредотачивается на том, чтобы она была передана как можно точнее. Вопрос уже не в том, подкреплено ли мнение ученого доказательствами, а в том, насколько точно журналист передает слова источника.
Точно так же, когда журналист не может определить, какое из высказываемых мнений верно, требование сбалансированности предполагает, что в своем сюжете он должен представить как можно больше точек зрения. Иными словами, когда гарантировать достоверность нельзя, самая безопасная позиция — это изложение множества мнений. В итоге журналист говорит читателю: «Истина где-то рядом».
Однако на практике сбалансированность мнений часто приводит к тому, что уравновешиваются точки зрения, которые не одинаково основательны (Boykoff and Boykoff 2004). На примере освещения американскими газетами проблемы глобального потепления видно, что, хотя большинство ученых согласны с тем, что основную роль здесь играет деятельность человека, СМИ все еще предоставляют немало места маргиналам, оспаривающим общую тенденцию. Похожая ситуация обнаруживается в освещении дискуссии о преподавании теории эволюции в американских школах: попытки сбалансировать аргументы биологов и креационистов делают обе теории легитимными в глазах читателей (Mooney and Nisbet 2005).
Как минимум одно проведенное в США исследование показывает, что, вполне осознавая проблемы, создаваемые стремлением к объективной, сбалансированной подаче, журналисты полагают, что отказ от нее нарушает принципы журналистики. Подобное уравновешивание крайних точек зрения, когда позиции здравомыслящего большинства оспариваются маргиналами, выявилось в освещении нескольких научных проблем (Dearing 1995). Журналисты легко признавали, что позиции маргиналов притянуты за уши, но отмечали, что редакторы и читатели требуют уважительного отношения к таким позициям.
Должны ли популяризаторы науки иметь научное образование или приходить в эту сферу из журналистики? Похоже, в мире начинает преобладать первое мнение. В некоторых странах в СМИ весьма востребованы сотрудники с учеными степенями, в других при приеме в программу подготовки научных журналистов предпочтение отдается кандидатам с дипломами в различных областях науки. Это не значит, что журналистское образование неважно, но в основе предпочтений лежит идея, что соединение научного и журналистского подхода даст лучшие плоды, чем одни только журналистские навыки.
Ценность формального научного образования кажется несомненной, и неудивительно, что такой подход всячески поддерживается научной средой, полагающей, что подобный фундамент обеспечит более точные и ответственные материалы. Многие выпускники с естественнонаучными дипломами обнаруживают привлекательность популяризации как альтернативной карьеры. Интересно отметить, что, несмотря на устойчивость таких представлений о роли образования, у нас мало подтверждающих это данных. В США проводилось несколько исследований связи журналистского мастерства с образованием, и ни одно из них не показало, что научное образование всерьез влияет на качество журналистики. Например, тест на знания о глобальном потеплении, проводившийся среди американских журналистов, пишуших на темы экологии (Wilson 2000), не выявил существенной разницы между ответами журналистов с естественнонаучным образованием и журналистов, не имеющих такового. Важнее оказался другой фактор — опыт работы. Как явствует из нескольких проведенных в США исследований, качество научно-популярных материалов больше зависит от стажа работы журналиста (Dunwoody 2004). Вероятно, как и в большинстве профессий, требующих высокой квалификации, опыт остается самой надежной гарантией качества.
Распространение интернета глубоко повлияло на принципы поиска информации, и это относится к любой аудитории. Во многих странах традиционные информационные каналы-посредники либо следуют прежним принципам работы (телевидение), либо движутся к упадку (газеты) по мере того, как общество приспосабливается к огромному количеству информации, доступному в электронном виде.
Преобладающая интернет-среда, однако, не всегда в поиске информации соответствует принципу «все сгодится». Всемирная популярность таких сайтов, как Yahoo! News, CNN, MSNBC, Google News и The New York Times (3), предполагает устойчивую потребность в надежных начальных информационных фильтрах. Мы хотим быть в курсе текущих событий, но продолжаем зависеть от журналистики, когда на основании полученной информации нужно сделать обоснованный выбор или превратить ее в удобочитаемое повествование.
Научные журналисты также стали использовать интернет, помимо всего прочего, как главное средство поиска сюжетов. Респонденты одного из недавних опросов сообщали, что в среднем проводят в интернете больше трех часов в день. Этот опрос, охвативший популяризаторов из 14 стран Европы, показал, что журналисты в поиске идей для своих материалов полагаются на сравнительно небольшую группу сайтов — среди них EurekAlert!, BBC News, Nature, New Scientist. Большинство опрошенных согласны с тем, что «интернет облегчает работу» (Granada 2011: 802). Многие, однако, отметили, что привязка к сети заставляет фокусироваться на горячих новостях, и это тенденция, которая может привести к преобладанию случайных, эпизодических тем.
С другой стороны, отношение ученых к использованию интернета остается сдержанным. Хотя многие исследователи увидели в интернете потенциальную возможность прямой связи с аудиторией, другие продолжают полагаться на более опосредованные способы. Недавний опрос нейробиологов в США и Германии показал, например, что, хотя все респонденты считают, что новые медиа, такие как блоги и соцсети, оказывают влияние на общественное мнение и политические решения, сами они, чтобы быть в курсе научных событий, используют более традиционные каналы — газеты, телевидение, журналы (как традиционные, так и онлайновые) (Allgaier et al. 2013).
Наконец, интернет создал прямую связь между аудиторией и учеными и журналистами.
Порой ученые исследуют взаимодействие журналистов и аудитории в интернете, в частности по комментариям к журналистским материалам. Они определяют этот процесс как развитие незавершенных сюжетов (Secko et al. 2011; Laslo et al. 2011). Первоначальный научный сюжет в большей мере, чем подразумеваемый конечный продукт, является катализатором продолжающегося повествования, создаваемого вместе журналистами и читателями. Отмечается динамическая природа таких повествований — в ряде случаев истории, вызвавшие сомнение, исчезали с сайтов ведущих СМИ (Riesch 2011).
На протяжении большей части XX в. ученые избегали контактов с общественностью и в результате знали о процессах общественной коммуникации куда меньше, чем журналисты. Это давало журналистам преимущество в отношениях с источниками, но оно стало таять, когда ученые осознали цену публичности и стали предпринимать активные шаги по выстраиванию своего имиджа. В XXI в. ученые все чаще обладают знаниями в области медиа и активно коммуницируют с широкой аудиторией с помощью научно-популярных книг, блогов и сайтов.
Такая открытость может повредить, как с сожалением отмечают многие «обжегшиеся» ученые, но общественная и научная легитимность, сопровождающая публичный характер поведения, подталкивает многих ученых к освоению коммуникативного опыта. Исследования показывают, что внимание прессы делает труд ученого более важным в глазах не только общественности (а также спонсоров), но и других ученых. Так, цитирование в научных источниках академической публикации, засветившейся в СМИ, возрастает (Phillips et al. 1991; Kiernan 2003). В результате представители всех областей знания приобретают коммуникационные навыки и учатся использовать возможности нанятых их организациями профессионалов в сфере PR. Эти ученые сообщают о регулярном взаимодействии с журналистами и считают, что оно идет на пользу их карьере (Peters et al. 2008).
Вместе с тем стремительный натиск новых информационных каналов и возрастающая доступность их контроля со стороны пользователя означают, что производители информации все более чувствуют на себе ответную реакцию аудитории. Ученых всегда раздражало ощущение, что они не в состоянии контролировать то, как общество воспринимает плоды их трудов. В 2002 г. британские ученые создали Научный медиацентр — первоначально под эгидой Королевского института Великобритании. Центр определил свою миссию как помощь ученым в деле коммуникации, но он также стремится на ранней стадии включаться в процесс освещения научных проблем в СМИ, организуя брифинги, отзывы экспертов на главные новости, составляя пресс-релизы по научным темам, достойным стать новостями, и даже проводя для журналистов независимый анализ научных публикаций. Многие приветствовали эти усилия, но, как явствует из статей в журнале Columbia Journalism Review (4), некоторые журналисты увидели в работе центра деятельность большого PR-агентства, стремящегося контролировать всю научную повестку дня. Несмотря на эти разногласия, подобные центры существуют теперь и в других странах, и идет речь об открытии новых.
Вступили ли мы в эпоху, когда научные журналисты постепенно теряют привычные медийные площадки и замещаются расторопными учеными, стремящимися продвинуть свои исследовательские бренды? Пока еще нет. Но, по мере того как традиционные СМИ пытаются удержать долю аудитории, научные журналисты вынуждены быть более предприимчивыми и искать новые способы доносить до аудитории суть современных исследований и разработок. Эти журналисты используют социальные сети — Facebook и Twitter — не только для того, чтобы поддерживать связь с источниками информации и экспертами, но также для того, чтобы выстраивать собственные персональные бренды. Сегодня успешный научный журналист может работать из дома, поддерживая популярный блог (в идеале — на сайте какого-либо традиционного СМИ) и регулярно сообщая о сюжетах, попадающих в сферу его экспертного опыта (специализация важнее всего). Кроме того, выступая в качестве автора-фрилансера (опять-таки в своей нише) в традиционных СМИ и интернете, такой журналист может надеяться, что синергический эффект его усилий принесет ему известность, признание и контракт на издание книги.
В некоторых странах журналисты, чтобы сохранить традиции журналистских расследований и популяризации, объединяются в некоммерческие организации. Группы опираются на широкую систему финансовой поддержки, прежде всего на фонды и частные пожертвования, и часто безвозмездно предоставляют свои материалы СМИ, готовым их публиковать. Одна из таких некоммерческих организаций InsideClimate News, специализирующаяся на освещении проблем энергетики и окружающей среды, получила в 2013 г. Пулитцеровскую премию за серию репортажей о разливе нефти в Мексиканском заливе, в которых журналисты проанализировали безопасность американской системы нефтепроводов (InsideClimate News Staff 2013).
В специальном номере журнала Journalism, посвященном научной журналистике в цифровую эпоху, авторы размышляют о влиянии происходящей на информационных каналах революции на научную журналистику. Редактор номера Стюарт Аллен (Allan 2011) отмечает, что это влияние может быть одновременно исцеляющим и негативным. «Дикий Запад» сегодняшнего интернета дает журналистам возможность непосредственно и открыто взаимодействовать с разными аудиториями — от обычных людей до ученых; интерактивная природа социальных сетей позволяет пользователям глубже понять проблемы науки; с учетом этих изменений журналисты, совершенствующие свое мастерство на разных медиаплощадках, могут рассказывать о науке куда эффективнее, чем прежде. Мультиплатформенный материал The New York Times «Снегопад: Лавина в Туннел-крик» о гибели группы лыжников мирового класса, застигнутых лавиной в горах на северо-западе США, демонстрирует пример такого потенциала (5).
Но Аллен также просит нас не забывать о возможной теневой стороне этого прекрасного нового мира. Интернет, словно черная дыра, требует постоянной подкормки. Журналистика становится круглосуточным занятием, в котором истории сгорают как порох, часто не получая явного завершения. Создание научных новостей для интернета представляет немало трудностей: в частности, необходимость постоянного обновления и скорость, с которой информация должна быть превращена в предельно краткую историю, что критически важно для аудитории, распределяющей секунды своего внимания.
Фэи и Нисбет полагают, что функции журналистики расширятся, приспособившись к переменам, которые принес XXI в. (Fahy and Nisbet 2011). Хотя некоторые журналисты по-прежнему будут анализировать и объяснять, выступая в традиционной роли популяризаторов, потребность высвечивать злоупотребления и отслеживать общую картину, чтобы вовремя предупредить аудиторию о надвигающихся переменах, равно как и новые способы коммуникации неизбежно выведут журналистов к новым ролям. Среди них, отмечают Фэи и Нисбет, функция куратора, собирающего и осмысливающего текущие новости и комментарии, роль просветителя, использующего новости науки как средство информирования общественности «о целях, методах, пределах и рисках научных исследований» (Fahy and Nisbet 2011: 780), а также роль «публичного интеллектуала», журналиста, который не только собирает, но также интерпретирует факты со своей точки зрения.
Мы пока еще находимся на слишком ранней стадии процесса перемен, чтобы определить, какие профессиональные изменения возобладают, а какие будут исчезать. Ученые только начинают изучать влияние этих перемен, что затрудняет оценку связанных с ними социальных рисков и выгод.
Трудности будут сопровождать и дальнейшие исследования поведения и результатов работы научных журналистов. Один из важных вопросов: кто представляет аудитории научного журналиста. Прежние исследования учитывали организационную принадлежность как важный компонент определения. Но в мире, полном фрилансеров, один день работающих для журнала, а другой — в правительственной исследовательской лаборатории, попытка отделить научного журналиста от нежурналиста становится затруднительной.
Равным образом — что такое научный новостной сюжет? Твит засчитывается? А пост в блоге? И даже если сюжет похож на традиционный новостной текст, когда можно считать его завершенным? Как ученый определяет момент, когда можно оценить законченную историю, в условиях электронного издательского процесса, где журналисты и редакторы могут вносить в текст исправления, произвольно играть с контентом и даже удалять материалы (Riesch 2011)?
Что, однако, не изменилось, так это преданность своему делу и увлеченность научных журналистов. В моем родном городе Мэдисон в Висконсине вышел на пенсию Рон Сили, много лет работавший научным обозревателем в городской газете. Уволился он отчасти из-за разочарования в журналистике, приходящей в упадок в небольших городах. Местная газета, к сожалению, не планировала подыскивать ему замену. Однако Сили быстро нашел себе новое место — некоммерческий Висконсинский центр журналистских расследований, где он продолжил свою более чем тридцатилетнюю карьеру, освещая научные и экологические проблемы (Fuhrmann 2013). Он с заразительным воодушевлением воспринял новый этап своей карьеры, и это напоминает нам, что успех научной журналистики может иметь огромное общественное значение. Обществу необходимо понять, как сохранить этот потенциал.
Allan, S. (2011) ‘Introduction: science journalism in a digital age’, Journalism 12, 7: 771–777.
Allgaier, J., S. Dunwoody, D. Brossard, Y-Y. Lo and H. P. Peters (2013) ‘Journalism and social media as means of observing the contexts of science’, Bioscience, 63, 4: 284–287.
Bauer, M. (1998) ‘The medicalization of science news — from the “rocket-scalpel” to the “gene-meteorite complex”’, Social Science Information, 37, 4: 731–751.
Bauer, M. and Bucchi, M. (eds) (2007) Journalism, Science and Society, London and New York: Routledge.
Bauer, M. W., Howard, S., Romo, R., Yulye, J., Massarani, L. and Amorim, L. (2013) Global science journalism report: working conditions and practices, professional ethos and future expectations, London: Science and Development Network.
Boykoff, M. T. and Boykoff, J. M. (2004) ‘Balance as bias: global warming and the US prestige press’, Global Environmental Change, 14, 2: 125–136.
Broks, P. (2006) Understanding Popular Science, Maidenhead, Berkshire: Open University Press.
Brumfiel, G. (2009) ‘Supplanting the old media?’, Nature (18 March), 458: 274–277.
Bucchi, M. and Mazzolini, R. G. (2003) ‘Big science, little news: science coverage in the Italian daily press, 1964–1997’, Public Understanding of Science, 12, 1: 7–24.
Burnham, J. C. (1987) How Superstition Won and Science Lost, New Brunswick, NJ: Rutgers University Press.
Collins, H. M. (1987) ‘Certainty and the public understanding of science: science on television’, Social Studies of Science, 17, 4: 689–713.
Dearing, J. (1995) ‘Newspaper coverage of maverick science: creating controversy through balancing’, Public Understanding of Science, 4, 4: 341–361.
De Cheveigné, S. (2006) ‘Science and technology on TV news’, in J. Willems and W. Göpfert (eds) Science and the Power of TV, Amsterdam: VU University Press, 85–100.
Dimopoulos, K. and Koulaidis, V. (2002) ‘The socio-epistemic constitution of science and technology in the Greek press: an analysis of its presentation’, Public Understanding of Science, 11, 3: 225–242.
Dunwoody, S. (1999) ‘Scientists, journalists, and the meaning of uncertainty’, in S. M. Friedman, S. Dunwoody and C. L. Rogers (eds) Communicating Uncertainty: Media Coverage of New and Controversial Science, Mahwah, NJ: Erlbaum, 59–79.
Dunwoody, S. (2004) ‘How valuable is formal science training to science journalists?’, Communicacao e Sociedade, 6: 75–87.
Dunwoody, S. and Konieczna, M. (2013) ‘The role of global media in telling the climate change story’, in S. J. A. Ward (ed.) Global Media Ethics: Problems and Perspectives, Oxford: Blackwell Publishing, 171–190.
Einsiedel, E. F. (1992) ‘Framing science and technology in the Canadian press’, Public Understanding of Science, 1, 1: 89–101.
Fahy, D. and Nisbet, M. C. (2011) ‘The science journalist online: shifting roles and emerging practices’, Journalism, 12, 7: 778–793.
Fishman, M. (1980) Manufacturing the News, Austin, TX: University of Texas Press.
Fuhrmann, L. (2013) ‘Investigative journalism center hires prominent journalist Ron Seely as reporter, editor, mentor’, WisconsinWatch.org; www.wisconsinwatch.org / 2013 / 06 / 20 / investigative-journalism-center-hires-prominent-journalist-ron-seely-as-reporter-editor-mentor; accessed 31 July 2013.
Golinski, J. (1992) Science as Public Culture: Chemistry and Enlightenment in Britain, 1760–1820, Cambridge: Cambridge University Press.
Goodell, R. (1977) The Visible Scientists, Boston, MA: Little, Brown.
Goodell, R. (1986) ‘How to kill a controversy: the case of recombinant DNA’, in S. M. Friedman, S. Dunwoody and C. L. Rogers (eds) Scientists and Journalists: Reporting Science As News, New York: Free Press, 170–181.
Granada, A. (2011) ‘Slaves to journals, serfs to the web: the use of the internet in newsgathering among European science journalists’, Journalism, 12, 7: 794–813.
Gregory, J. and Miller, S. (1998) Science in Public: Communication, Culture, and Credibility, Cambridge, MA: Basic Books.
Hijmans, E., Pleijter, A. and Wester, F. (2003) ‘Covering scientific research in Dutch newspapers’, Science Communication, 25, 2: 153–176.
Hornig, S. (1990) ‘Television’s NOVA and the construction of scientific truth’, Critical Studies in Mass Communication, 7, 1: 11–23.
InsideClimate News Staff (2013) ‘InsideClimate News team wins Pulitzer Prize for national reporting’; http://insideclimatenews.org / news / 20130415 / insideclimate-news-team-wins-pulitzer-prize-national-reporting; accessed 3 June 2013.
Kiernan, V. (2003) ‘Diffusion of news about research’, Science Communication, 25, 1: 3–13.
LaFollette, M. (2002) ‘A survey of science content in US broadcasting, 1940s through 1950s’, Science Communication, 24, 1: 34–71.
Laslo, E., Baram-Tsabari, A. and Lewenstein, B. V. (2011) ‘A growth medium for the message: online science journalism affordances for exploring public discourse of science and ethics’, Journalism, 12, 7: 847–870.
Lehmkuhl, M., Karamanidou, C., Mora, T., Petkova, K., Trench, B. and AVSA-Team (2012) ‘Scheduling science on television: a comparative analysis of the representations of science in 11 European countries’, Public Understanding of Science, 21, 8: 1002–1018.
León, B. (2008) ‘Science related information in European television: a study of prime-time news’, Public Understanding of Science, 17, 4: 443–460.
Mellor, F., Webster, S. and Bell, A. R. (2011) Content Analysis of the BBC’s Science Coverage. Appendix A of BBC Trust Review of Impartiality and Accuracy of the BBC’s Coverage of Science; www.bbc.co.uk / bbctrust / assets / files / pdf / our_work / science_impartiality / appendix_a.pdf; accessed 30 July 2013.
Metcalfe, J. and Gascoigne, T. (1995) ‘Science journalism in Australia’, Public Understanding of Science, 4, 4: 411–428.
Mooney, C. and Nisbet, M. C. (2005) ‘Undoing Darwin: as the evolution debate becomes political news, science gets lost’, Columbia Journalism Review, 2, 20 (September / October): 30–39.
National Science Board (2012) Science and Engineering Indicators 2012, Arlington VA: National Science Foundation.
Nelkin, D. (1995) Selling Science, revised edition, New York: W. H. Freeman and Company.
Pellechia, M. G. (1997) ‘Trends in science coverage: A content analysis of three US newspapers’, Public Understanding of Science, 6, 1: 49–68.
Peters, H. P., Brossard, D., de Cheveigne, S., Dunwoody, S., Kallfass, M., Miller, S. and Tsuchida, S. (2008) ‘Interactions with the mass media’, Science, 321, 5886: 204–205.
Phillips, D. P., Kanter, E. J., Bednarczyk, B. and Tastad, P. L. (1991) ‘Importance of the lay press in the transmission of medical knowledge to the scientific community’, New England Journal of Medicine, 325, 16: 1180–1183.
Riesch, H. (2011) ‘Changing news: re-adjusting science studies to online newspapers’, Public Understanding of Science, 20, 6: 771–777.
Secko, D. M., Tlalka, S., Dunlop, M., Kingdon, A. and Amend, E. (2011) ‘The unfinished science story: journalist-audience interactions from the Globe and Mail’s online health and science sections’, Journalism, 12, 7: 814–831.
Silverstone, R. (1985) Framing Science: The Making of a BBC Documentary, London: British Film Institute.
Wilson, K. (2000) ‘Drought, debate, and uncertainty: measuring reporters’ knowledge and ignorance about climate change’, Public Understanding of Science, 9, 1: 1–13.
Zara, C. (2013) ‘Remember newspaper science sections? They’re almost all gone’, International Business Times, 10 January; www.ibtimes.com / remember-newspaper-science-sections-theyre-almostall-gone-1005680; accessed 31 May 2013.
Войти с помощью соц. сетей: