Япония

Проснувшись в номере японского отеля после 14-часового перелета с пересечением линии перемены дат, сразу понимаешь, что чувствовал Дэйв Боумэн в «Космической одиссее 2001».

Внешне кажется, что это самый обычный номер с кроватью, журнальным столиком, телевизором и шкафом. Обычной выглядит и ванна — вплоть до вентилятора, который, как и во всех других отелях мира, можно выключить, только разбив молотком.

Но постепенно один за другим начинают проступать признаки того, что на самом деле это лишь искусная копия гостиничного номера. Ковер, например, точно такого же фиолетового цвета, что и оперение пары гагар, которые жили у меня в далеком 1971 году. Мягкое кресло сзади застегнуто на пуговицы и обшито снежно-белым пластиком. Ни одно из блюд в меню отеля не опознается в качестве еды. Когда я заказал яичницу с ветчиной, мне принесли тайский зеленый карри.

Затем телефон. Не однажды и не дважды во время своей двухнедельной побывки в Японии я честно пытался выяснить, как он работает. Как-то раз у меня даже получилось дозвониться в Англию, но соединили меня не с моей супругой, это совершенно точно. Телефонные экзерсисы чаще всего кончались тем, что меня переключало на коридорных. В итоге через несколько секунд они вбегали в номер и забирали одежду, которую я собирался в этот день носить, а мне приходилось бежать вдогонку и кричать «Нет! Нет! Нет!». Выглядел я при этом потешно, так как гостиничный банный халатик защищал благопристойность не лучше, чем кардиган министра спорта Колина Мойнихена.

Все отели международного класса объединяет одна примечательная черта: в них старательно стираются малейшие намеки на то, в какой стране ты находишься. То же самое пытаются сделать и японские отели, с той лишь разницей, что у них из этой затеи ничего не выходит.

Например, в одном отеле в Киото у входа в каждую комнату номера стояла своя пара тапочек. Но поскольку тапочки были такого размера, что натерли бы мозоли и младенцу, мне пришлось топтаться по номеру в своих ковбойских бахилах. Стоит отметить и то, что в спальной комнате недоставало одного немаловажного элемента — кровати, у столов и стульев отсутствовали ножки, а ванная была сделана из дерева.

Даже телевидение оказалось паранормальным. До приезда в Японию я был уверен, что куда на этой планете ни сунься, везде будет идти CNN. Его дикторы с вытаращенными глазами и торнадоустойчивыми прическами выглядят как инопланетные пришельцы. За восемь секунд они успевают отбарабанить последние известия, после чего предлагают зрителям насладиться двухчасовым репортажем о проблемах картофелеводства в штате Айдахо.

Но в Японии я, сколько ни переключал каналы, так и не смог найти ни CNN, ни ВВС, ни MTV — вообще ни одного англоязычного канала, что, мягко говоря, необычно. Поэтому мне пришлось довольствоваться местной утренней телепрограммой, не похожей вообще ни на что. Дикторы новостей — мужчины в строгих пиджаках, — перегнувшись через стол, орали что есть мочи в камеру.

Между новостями шли киноленты про кунг-фу, герои которых нещадно дубасили друг друга. Хотя я не знаю ни одного иностранного языка, обычно я могу, глядя иноземную телепрограмму, хотя бы приблизительно понять, что происходит на экране. Но в самое первое утро в Японии, сколько я ни силился, ничего понять не мог: все время казалось, что по телевизору идет какая-то причудливая смесь криминальной хроники и детских мультиков.

К счастью, подошло время отправляться на работу: в тот день в нашей программе была запланирована поездка в конструкторский центр Mazda в Иокогаме.

Гигантское фойе отеля было сплошь устлано коврами уже знакомого фиолетового оттенка. Но что еще страннее, мягкие кресла на пуговицах, обшитые белым пластиком, были составлены в правильные ряды, как в зале ожидания аэропорта, и все фойе в целом смотрелось не гостеприимнее холодильной камеры на скотобойне. Наконец наша съемочная группа собралась, и мы, несколько подавленные этим зрелищем, вышли на улицу.

Точнее, попытались выйти. Двери раздвигались автоматически, но по обе стороны от них стояли портье, которые низко поклонились нам, как только двери распахнулись. Мы были польщены и очарованы, но проход оказался закрыт их склонившимися, касающимися друг друга головами.

Я сказал «простите», и портье склонились еще ниже. После еще одного «простите» они согнулись пополам, как две неполово­зрелые русские гимнастки. Наконец, третье «простите» заставило их так плотно прижать головы к коленям, что проход оказался свободен, и мы с облегчением выскользнули наружу.

И попали, как кур в ощип. В Японии живет 121 миллион человек, и почти все они, казалось, работали портье в нашем отеле. Поскольку мы были иностранными гостями, нам не позволили ничего делать самим, даже давать на чай, поэтому я начал чувствовать себя не очень комфортно, видя, как носильщики ростом от горшка два вершка старались запихнуть два центнера съемочного оборудования в пассажирский Mitsubishi Super Exceed. На редкость идиотское имя, кстати, да и машина ему под стать.

Названное средство передвижения досталось съемочной группе, а продюсерская группа должна была перемещаться по японской земле на Mitsubishi Debonair. Стоит ли говорить, что автомобиль, в полном противоречии со своими французским названием, вид имел вообще никакой? Снаружи машина выглядела здоровенной, но внутренности оказывались микроскопическими, стоило вам сесть на убогое пластиковое сиденье. Места для пассажиров не было, потому что конструкторы этого автомобиля почему-то решили накидать в салон побольше всякого оборудования. Ну и что, что некуда всунуть ноги, зато на приборной панели стоит телевизор, который может показывать карту Токио.

Кстати, очень полезная вещь. Встроенный бортовой компьютер вычисляет ваше местонахождение и показывает его стрелочкой на карте. Если компьютеру сообщить пункт назначения, то он составит оптимальный маршрут — функция жизненно необходимая в растянувшемся на полсотни миль Токио.

Дело в том, что, в отличие от любого другого мегаполиса, в Токио при движении по городу вид из окна не меняется. Скажем, в Лондоне невозможно перепутать Сохо с Гринвичем или Кенсингтон с Доклэндс. Но в Токио все районы выглядят совершенно одинаково — серенькие, тесно прижатые друг к другу дома под моросящим дождем. Настоящая симфония бетона и неона, «Бегущий по лезвию» в Бедламе. Одним словом, Токио — это кромешный ад на земле. Сказать, что я возненавидел Токио всеми фибрами души, будет недостаточно сильным выражением моего отношения к этому городу.

Тем не менее в тот день я собирался кинуть взгляд на город из комфортного, кондиционированного ложа в Mitsubishi Debonair. Ровно в восемь часов утра мы сели в машину и направились к выезду с парковки отеля.

В девять часов мы все еще пытались пробиться к выезду с парковки отеля, а кровоснабжение моих ног остановилось.

В десять минут одиннадцатого автомобильная пробка чуть-чуть продвинулась, и мы наконец-то выехали с отельной парковки на соседнюю улицу. Четыре часа спустя мы проехали пятнадцать миль и добрались до промышленной зоны в Иокогаме, где расположен конструкторский центр Mazda.

Однажды я уже побывал на японском автозаводе и не обнаружил никаких отличий от обычного европейского автозавода. Может быть, хотя бы на этот раз получится узнать, думали мы, почему у японцев такие хорошие машины?

У нас машины собирают роботы, и у них машины собирают роботы. У нас есть сборочный конвейер — у них есть сборочный конвейер. У нас есть большие электронные табло с нормами выпуска продукции — у них есть большие электронные табло с нормами выпуска продукции. Однако когда их машины выезжают на дорогу, они не ломаются. А наши ломаются. Почему?

Я расспрашивал японцев на этот счет, но они совершенно искренне не знают ответа. Японцам вообще трудно представить, почему машина должна выходить из строя. Дело доходит до того, что японская машина, собранная в Британии, надежнее европейской машины, собранной в Британии. Очень хотелось бы знать почему.

Могу лишь предположить, что любые изъяны устраняются еще на этапе разработки: японские инженеры вылавливают потенциальные проблемы задолго до того, как автомобиль из стадии наброска на бумаге переходит на стадию сборки. По­этому мы в нетерпении предвкушали встречу с персоналом конструкторского центра Mazda.

«Уважаемых журналистов из Англии» в холле уже поджидал человек. У него с собой был зонтик, правда, непонятно для чего. Ростом этот человек был примерно полметра, а я почти под два метра. К тому же маленький рост встречавшего усугублялся тем, что он при виде нас сложился вдвое в самом низком поклоне из всех виденных мною в Японии.

В предыдущее мое посещение японского автомобильного завода весь его персонал построили в шеренгу, и пока мы рассматривали цех, рабочие стояли и слушали, как в динамиках звучал When a Child is Born Джонни Матиса — «хорошая английская песня», сказал наш гид-переводчик.

То был завод Daihatzu в свои золотые деньки, а сегодня это завод Mazda, причем в период, когда компания стремительно теряет деньги, а о золотых деньках давно забыто. Никакого Джонни Матиса — вместо него нас потчевали тайским зеленым карри в заводской столовке.

Итак, нас провели в бункер, выглядевший в точности как декорации киностудии «Пайнвуд» для съемок сериала про Джеймса Бонда. На всех углах коридоров виднелась черно-желтая «елочка», везде мигали таинственные лампочки, и множество каких-то людей переходило туда-сюда с чертежами и папками в руках.

Их внимание, однако, было поглощено не сверхмощным лазером, способным разнести в пух и прах всю планету, а устройством-симулятором с крутящимися роликами, которое стоило примерно как военно-воздушный флот небольшой страны.

Внутри этого симулятора сделано подобие водительского сидения с педалями, рулем и приборной панелью, но вместо лобового стекла был экран, на который проецировалось цифровое изображение дороги.

Встречный автотранспорт выглядел так, словно его рисовали мультипликаторы, а на дороге не было ни выбоин, ни ухабов. Несмотря на такие минусы, это был самый дорогой в мире автомобильный симулятор, созданный для того, чтобы инженеры Mazda могли представить, как будут ездить новые модели, еще до того, как их создадут в реальности.

Я тоже посидел за рулем этого симулятора, и даже могу сообщить, что когда нажимаешь на газ, то кресло отклоняется назад, а когда на тормоз, то вперед, а при поворотах руля кресло наклоняется в сторону. Этот симулятор, вне всякого сомнения, очень тонкая, интеллектуальная штучка: я бы такой никогда не создал.

Но я, впрочем, никогда бы не сумел создать и обычных игровых авто­матов с автогонками, которые, кстати, намного реалистичнее этого «маздовского» симулятора.

Если маздовцы и вправду верят, что этот симулятор способен дать представление о том, как машина ведет себя на дороге, то тогда неудивительно, почему все их машины такие невообразимо скучные. Единственный способ узнать, насколько хороша машина в управлении, — это посадить на нее реального человека и поехать по реальной дороге. Но для Японии этот вариант, понятное дело, сразу отпадает, потому что на всех дорогах пробки.

Вдалеке от больших городов, наверное, дороги в Японии должны быть посвободнее, но пока вы туда доберетесь, ваша новенькая машина станет изрядно подержанной трехлеткой.

Впрочем, кое-что из всего этого заключить можно. Если конструкторы Mazda готовы идти на такие издержки еще на стадии проектирования, то, видимо, я прав насчет того, что малейшие изъяны и недостатки выискиваются и уничтожаются задолго до начала серийного производства модели.

В наши дни японские фирмы, отточившие это хитрое искусство, приступили к созданию новых моделей вне Японии. Если им удастся соединить европейский и американский вкус с японским талантом создавать неломающиеся вещи, то их а­втопром подомнет под себя весь мир.

Компания Honda начала выпускать автомобили лишь с 1966 года, и теперь, каких-то тридцать лет спустя, у компании есть заводы по всему миру и 90 000 сотрудников. Объединенными усилиями британских конструкторов, американских стилистов и японских инженеров на свет явились такие изумительные модели, как CRX, NSX и Prelude. Сегодня с Honda надо не просто считаться — с ней приходится считаться в первую очередь.

Как бы оно там ни было, ничто на свете не сможет заставить меня полюбить Японию. Автомобильные пробки по пути из конструкторского центра Mazda в отель оказались еще более дикими, чем на пути туда, и пока мы стояли на скоростной авто­страде с выключенным двигателем (ха-ха), я рассматривал окрестные виды.

Чем только не занимаются в пробках водители в Британии! Они беспокойно вертятся, ковыряют в носу, болтают по телефону, подпевают радио. То же самое в Италии: итальянцы в пробках ведут очень активную жизнь, выходят из машин и снуют туда-сюда, оживленно жестикулируя.

Но в Японии люди в пробках просто сидят, словно каменные истуканы. Я даже заинтересовался, как долго они могут просидеть, не моргая. А может, они вообще никогда не моргают? Японцы наверняка способны сидеть неподвижно, пока не умрут. Или, может, они уже умерли?

Я внимательно разглядывал водителя соседней машины, и моя догадка уже было начала подтверждаться, но стоило мне перевести взгляд на его авто, как меня пробрал смех.

Для начала кое-что поясним. Видите ли, в Токио три с небольшим метра жилплощади стоят порядка 200 000 фунтов, а это значит, что даже самым богатым буратинам в этом городе приходится ютиться в ужаса­юще стесненных условиях, в шумных трехкомнатных квартирках, стоящих полмиллиона фунтов или еще дороже. А переехать из этого города в другой нельзя, потому что из него просто невозможно выбраться на машине, не говоря уже о том, чтобы вернуться обратно.

Некоторые японцы поступают так: они отправляют свои семьи за город, а сами живут в гостиницах в центре города. Комнатенки в этих гостиницах, по сути, представляют собой просто двухметровые спальные пеналы. Множество людей живет в таких пеналах на полном серьезе, платя по несколько сотен иен за ночь, и еще больше — за зубную щетку из торгового автомата.

Торговые автоматы в Японии продают все. Автомат продаст вам даже швейную машину. Не однажды мы натыкались на автоматы, продававшие грязные детские трусики вместе с фотографией носившей их девочки, но поскольку стоило это удовольствие целых пять фунтов, мы держали себя в руках и проходили мимо.

Мы устояли и перед соблазном попробовать газировку с чудесным названием Sweat.

Так вот, в Токио и других крупных городах у людей не особенно получается хвастать перед другими своим жилищем. Японец имеет лишь одно место, где он может кидать понты, сколько захочет — это автомобильная дорога.

Хотя половина машин в Японии белые, почти все они в той или иной степени разукрашены. Рынок автотюнинга в Японии — это порядка десяти миллиардов фунтов в год, и этот гигантский оборот перестанет вызывать удивление, стоит лишь посетить японский магазин автомобильных аксессуаров. Один только отдел освежителей воздуха по площади равен небольшому английскому городку типа Шеффилда.

А в отделе накладок на руль можно было купить нечто фиолетового цвета за 200 фунтов. Я уже заметил, что японцы неравнодушны ко всему фиолетовому.

Вернемся, однако, к нашей пробке и к водителю, которого я разглядывал. Этот парень тоже купил фиолетовую накладку на руль, но на этом он не остановился. На всех сидениях были разложены подголовники, дворники на лобовом стекле были золотыми (точнее, позолоченными), выхлопная труба выглядела как ствол пулемета, кузов был обвешан дополнительными фарами, а стекла покрыты темной тонировочной пленкой. Но тонировка работала не слишком хорошо: сквозь нее я отлично видел целые гроздья освежителей воздуха на приборной панели.

Про колеса стоит сказать отдельно. Огромные литые диски показались бы слишком большими даже для гоночной машины «Формулы-1», а в данном случае были самой броской деталью этого Nissan Cedric.

Мало того, что это одна из самых уродливых машин на свете, — она была сделана еще уродливее стараниями человека, который явно не умел вовремя остановиться. Наверное, для японца такой автомобиль был аналогом миллиона фунтов, потраченных в британском супермаркете.

Но пробила меня на смех не вся эта нелепица, а надпись на колесах. Европейский алфавит кажется японцам чем-то экзотическим, их привлекают не комбинации букв, а сама их форма. Они готовы купить что угодно, если сверху есть надпись по-английски, особо не вникая, что эта надпись означает.

Так вот, на колесах японца было написано следующее (привожу дословно): «Просто роликовые коньки как великое путешествие по физической силе иронии»...

Итак, рядом с нами мертвец сидел за рулем самой отвратительной машины в мире с абракадаброй, написанной на колесах. Эта картина казалась нам прикольной ровно до того момента, когда этот мертвец вылез из авто, подбежал к нам и принялся колотить по окнам. Он что-то кричал с пеной в уголках рта, и я каким-то образом догадался, чего же он хотел. Он имел к нам некие претензии и предлагал эти претензии уладить с помощью кулачного поединка (или что там бывает в борьбе сумо). Как ни одолевало меня искушение выйти и зарядить ему в табло, мы все же предпочли заблокировать двери и никак не реагировать.

Мы сидели, как мыши, и благодарили бога, что нам не пришло в голову посмеяться над кем-нибудь за рулем черного или темно-серого Mersedes-Benz S-класса. Дело в том, что в этих машинах ездят боевики якудза — подпольной японской мафии, члены которой, насколько можно понять, занимаются тем, что шинкуют людей, как капусту. Когда под рукой не оказывается подходящих кандидатов на шинковку, якудза принимаются друг за друга.

Под контролем якудза находится все, что есть в Токио более-менее злачного: проституция, игорные дома и т.д. Дела у мафии идут очень хорошо, это заметно хотя бы по тому, что многие боссы якудза делают баснословно дорогие пластические операции на лице, придающие им еще более свирепый вид. Лоб при этом искусственно занижается, брови сдвигаются друг к другу, а в качестве декоративной отделки лицо покрывается шрамами и рубцами.

Члены якудза носят пиджаки, покрой которых напоминает о временах Аль Капоне, а на современность указывает только их цвет. Мафиози предпочитают ярко-зеленый и небесно-голубой.

Когда якудза переходят дорогу, они даже не утруждаются посмотреть по сторонам. Однажды я беседовал на улице с одним из мафиози и одновременно выискивал глазами место, на фоне которого можно сделать телевизионное интервью. Когда мой собеседник захотел перейти на другую сторону улицы, он даже не посмотрел на дорогу, а просто пошел вперед.

Перед ним резко затормозил автомобиль, и водитель несколько раз возмущенно просигналил. Мой собеседник без слов посмотрел на своего телохранителя и кивнул головой в сторону бибикальщика. Остаток ночи тот бедолага провел, пытаясь сломанными руками собрать с асфальта свои выбиты­е зубы.

Когда рядовой якудза чем-то не угодит своему боссу, его заставляют собственноручно отрубить себе палец на руке. Такая она жестокая, эта японская мафия.

Вот почему в автомобильных пробках над якудза не стоит шутить, и по этой же причине японские дилеры Mercedes больше всего на свете хотели бы, чтобы якудза переключились на какую-нибудь другую марку. Дело в том, что если господин из якудза не захочет платить за новый автомобиль, то продавец «мерсов» разобьется в лепешку, но ничего поделать с этим не сможет.

Хотя мне доводилось слышать немало всяких ужасов о японском уголовном мире, после которых итальянские мафиози кажутся просто шкодливыми пионерами, я поверил в эти рассказы всерьез только после того, как повстречался с двумя якудза в реальности.

Рассказывать про нашу встречу не буду, но намекну на ее обстоятельства. В Японии водитель может игнорировать любые правила дорожного движения, кроме одного: завидев сзади черный «мерседес», надо как можно скорее убраться с дороги.

Однако в Токио большие проблемы с тем, чтобы куда-то свернуть. Точнее сказать, свернуть с дороги и припарковаться практически невозможно.

Все парковочные места на улицах были заняты еще в 1957 году, так что новоприбывшим приходится довольствоваться многоярусными парковками, устроенными по принципу «очевидное — невероятное». Вы заезжаете на вращающуюся платформу, и механизм разворачивает автомобиль носом к проделанной в стене шахте. Эта платформа представляет собой площадку подъемника. Когда автомобиль встал как надо, на стенах загорается множество лампочек, оповещающих, что у вас есть шесть секунд, чтобы выпрыгнуть из машины, покинуть здание и, если вам дорог рассудок, сесть на самолет и улететь из страны.

Как только вы вышли из машины, ее подхватывает и уносит механизм, похожий на гигантский торговый автомат с вращающимся ротором. Когда хозяин машины желает получить ее обратно, он просто бросает в автомат несколько монет, набирает шифр и машина выезжает к нему из недр парковки. Спору нет, впечатляет.

Во всяком случае, это куда лучше, чем идти на риск и оставлять ее на улице. Если вы запаркуете машину в неположенном месте (что сделать проще простого в стране, языка которой вы не понимаете), на нее наденут «блокиратор» — желтую бирку на боковое зеркало с водительской стороны.

Как это ни удивительно, японец, на машину которого полиция надела эту бирку, идет пешим ходом в полицейский участок и платит деньги за ее снятие. В Японии, видите ли, считается большим позором ездить с желтой биркой на зеркале, поэтому люди стараются не попадаться на нарушениях правил парковки. Ну не странная ли это страна?

Если эти правила нарушены слишком серьезно, то приезжает эвакуатор и отвозит автомобиль на другой конец города, а дорожные инспекторы пишут мелом на асфальте, где машина и как ее вызволить обратно. Если эту надпись смывает дождь, то дело скверное.

Вот до какой степени можно осатанеть от скуки в дорожной пробке: дошло до того, что мы уже стали расспрашивать нашего водителя-японца о правилах парковки. Но говорить, что людям скучно по-настоящему, можно лишь тогда, когда они начинают беседовать на темы психологии.

Не прошло и десяти минут, как я стал интересоваться у шофера особенностями психологии японцев. Почему они не поднимают бунт против такой жизни? Почему не поджигают здание парламента? Где ликующие орды насильников и грабителей? Почему этого всего не бывает в Японии — в этой уродливой бородавке на заднице у планеты?

Оказалось, что наш водитель снимает напряжение благодаря Клубу Полуночных Гонщиков. В этот клуб, рассказал он, принимают только тех людей, тачки которых способны развивать не меньше 300 км/ч. Полуночные гонщики встречаются под покровом ночной темноты у какой-нибудь бензоколонки, когда глухие дневные пробки сменяются просто плотным движением, и устраивают гонки.

В этих гонках победителем оказывается не Porsche 911 с турбиной, как можно было бы ожидать, а Nissan Skyline GTR. Впрочем, не стоит думать, что речь идет об обычных серийных машинах. Один из гонщиков, к примеру, ездит на Porsche 911 ручной сборки за миллион фунтов, и эта машина разгоняется до 354 км/ч.

Только не думайте, что эти люди представляют собой просто кучку умалишенных. Если вы так решили, значит, вы никогда не видели настоящих городских дрифтеров. Эти молодые и достаточно обеспеченные японцы собираются в ночь с субботы на воскресенье где-нибудь на обочине горного серпантина и всей толпой двигаются к вершине горы Тшуба. Двигаются они не просто быстро, а очень быстро.

Движение группы хорошо организовано: новички следуют по внешнему, более легкому радиусу дороги, продвинутых водителей пропускают на средний радиус, а имеющие статус эксперта едут по внутреннему.

Задача водителя — ехать так, чтобы задние колеса не находились на одной линии с передними, то есть машина должна двигаться в режиме непрерывного бокового заноса.

Я видел водителей, которые отточили этот способ вождения до небывалого совершенства. И все-таки, когда автомобили работают на пределе свои возможностей, может случиться все, что угодно, особенно если вспомнить, что дрифтеры упражняются на дороге общего пользования, по которой ездят другие водители. Хотя меня уверяли, что никто из дрифтеров покамест не погиб, с тем же успехом японцы могут утверждать, что не виноваты во Второй мировой войне.

Забавнее всего то, что во время дрифтерских покатушек полиция не суется на гору, так как вполне резонно полагает, что раз бешеные детки собрались там, то все другие места от них на время избавлены.

Однако в самом Токио по рабочим дням полицейские безжалостно отлавливают машины, явно предназначенные для дрифтинга. Машину дрифтера узнать нетрудно: в салоне нет заднего сиденья, а на его место запихан комплект запасных шин. Один из дрифтеров рассказывал, что, когда его останавливает полиция, он заявляет, что работает автомехаником и практикуется на собственном авто. Полицейские ему верят.

Итак, мы проговорили около часа о плюсах и минусах дрифтинга (машина за это время не продвинулась в пробке ни на метр). Затем некоторое время повозились со встроенной в приборную панель игровой консолью: в ее меню мы нашли, среди прочего, уроки английского и блэк-джек.

Затем поиграли в слова, что быстро надоело, и даже пробовали слушать радиопередачи, но они были такими же странными, как и телепередачи. Япония оказалась единственной страной мира, в которой по радио не крутят хиты Фила Коллинза.

Наконец (нам показалось, дня через четыре) мы немного приблизились к отелю, и тут я увидел над дорогой светящееся электронное табло. О, новая тема для разговоров: мы с жаром принялись ее обсасывать.

Оказывается, за главными улицами Токио следят видеокамеры, изображение с которых поступает в контрольный центр, похожий на главный штаб военно-воздушных сил времен Второй мировой. Принцип работы центра таков: если на какой-то улице скорость движения падает до двадцати или меньше километров в час, то на электронных табло с гигантской картой Токио, висящих над головами у водителей, эта улица обозначается оранжевым цветом. Когда возникает пробка, то красным.

Что и говорить, идея первоклассная, но беда в том, что все улицы на этой электронной карте все время красные.

На табло даже есть информация о том, сколько времени зай­мет поездка оттуда, где вы сейчас, в те или иные места Токио. До нашего отеля оставалась всего пара миль, но табло сообщало, что мы туда доберемся лишь через три часа. И надо же, оказалось, в самую точку!

Информация на табло даже учитывала дорожные работы. Если в Японии и есть что-нибудь такое, что стоило бы позаимствовать британцам (а у японцев есть только одна такая вещь) — это скорость, с какой они чинят дороги.

В Японии вы не увидите верениц заграждений из оранжевых конусов, начинающихся за километр до какой-нибудь перевернутой тачки с цементом. Вместо них на дороге выстраивается целая армия людей, невиданная со времен битвы за Иводзиму, и командиры зачитывают указания.

Затем люди расходятся по местам, и дальше начинается очевидное — невероятное. За пять минут разбитый участок дороги огораживается и окружается таким количеством прожекторов, какой бывает только на концерте Pink Floyd.

Мужчины в светоотражающих жилетках вертят жезлами, направляя потоки машин в объезд. Жезлы эти не совсем простые, в них встроены источники света, и с их помощью можно рисовать буквы в ночном небе. Со стороны все это выглядит просто завораживающе.

Я пребывал под впечатлением минут пять. За это время армия ремонтников починила дорогу, и рабочие побежали собирать ограждения и осветители. Еще через десять минут на дороге не осталось и намека на то, что здесь только что в масштабе один к одному воссоздавали заключительную сцену из «Близких контактов третьего рода».

Это происшествие дало нам пищу для разговоров на всю оставшуюся дорогу до отеля, куда мы прибыли аж в 10 часов вечера.

Обычно во всех других странах мира у нас получалось снимать как минимум по четыре минуты телевизионного времени за день, но в Японии, сколько мы ни пыжились, больше 30 секунд не выходило никак.

Открою еще один секрет о том, как делался телесериал Motorworld. В какою бы страну мы ни выбирались, съемочная группа старалась отрываться там на всю катушку. Что ни вечер, у нас были сплошные пьянки да гулянки. А какой только еды мы не заказывали в ресторанах! Словом, мы везде находили возможность проводить время с максимальной пользой для души. Но в Японии мы возвращались со съемок, разбредались по комнатам и сразу падали по койкам. В конце концов я даже стал делать зарубки на спинке кровати, отмечая, сколько осталось дней до отъезда.

Никому и в голову не могла прийти идея отправиться куда-нибудь вечером: для этого потребовалось бы слишком много усилий в этой слишком безрадостной стране.

Автомобилям как средству передвижения в Японии пришел конец, но это только одна из доброй сотни причин, почему я никогда больше туда не поеду.