Теперь мы знаем, что с того момента, когда в утробе женщины появляется плод, стресс, испытываемый будущей матерью, может повысить его восприимчивость к стрессорным воздействиям, кишечным заболеваниям, тревожным расстройствам и депрессии. И это программирование здоровья ребенка на самом раннем этапе жизни не ограничивается поведением матери. Любое воздействие, представляющее серьезную опасность для физического благополучия плода, может сделать его более восприимчивым к перечисленным выше угрозам.
Эти знания помогают лучше понять корни проблем со здоровьем Дженнифер. Напомним, что, когда она еще была в утробе матери, у ее бабушки по материнской линии диагностировали рак молочной железы, что потрясло и сильно встревожило ее беременную мать. Когда Дженнифер была маленькой девочкой и нуждалась в семейной заботе, ее родители сильно ссорились, а когда ей исполнилось восемь лет, они развелись. Очень многие пациенты с СРК рассказывают, что в первые годы своей жизни они сталкивались со стрессом, а на долю Дженнифер стрессовых ситуаций досталось слишком много. Этот стресс, скорее всего, повысил вероятность развития у нее тревожности и депрессии и возникновения симптомов со стороны желудочно-кишечного тракта во взрослом возрасте. Тот факт, что ее мать и бабушка страдали от расстройств, связанных со стрессом и сопровождавшихся похожими симптомами, только дополнительно свидетельствовал о ее уязвимости перед такими недугами, развитию которых предположительно способствовали генетические и/или эпигенетические механизмы.
Теперь, встречая пациентов, у которых, как у Дженнифер, наблюдаются связанные со стрессом хронические симптомы, включая тревожность или СРК, я строю свои рекомендации, исходя из новых данных о взаимодействии между головным мозгом и пищеварительным трактом. «В развитии ваших симптомов почти наверняка сыграли роль ранние детские переживания, – говорю я обычно. – Это касается и ваших проблем с желудочно-кишечным трактом, тревожности и депрессии». Я хочу убедиться, что пациент понимает биологическую природу своих симптомов, то есть знает, что они не просто «в его голове», как могли бы сказать другие врачи. «Но если это все было заложено в первые годы моей жизни и если история моей семьи повышает вероятность, что я буду страдать от этих симптомов, значит, я буду жить с этой болью до конца моих дней?», – спросила меня огорченная Дженнифер. Я сказал, что для нее у меня есть две новости. Плохая заключается в том, что связь между головным мозгом и пищеварительным трактом запрограммирована на всю жизнь, а хорошая – что у нас имеется уникальная область головного мозга – префронтальная кора, которая дает возможность исправить функционирование измененных нервных цепей и усвоить новые модели поведения.
Есть несколько методов терапии, которые помогают изучать эти новые модели поведения. Они действуют по принципу добавления нового кода – «компьютерной заплатки», которая компенсирует недостатки компьютерной программы. Такие методы лечения включают краткий курс когнитивно-поведенческой терапии, гипноза или другого вмешательства в работу сознания для ослабления стрессорного ответа. Эти методы ослабляют такой синдром, как СРК, и часто помогают избавиться от связанных с головным мозгом и ЖКТ симптомов депрессии и тревоги. Еще одна хорошая новость содержится в выводах последних исследований. Перечисленные выше методы действительно могут изменять нервные цепи в головном мозге, тем самым помогая префронтальной коре контролировать гиперактивные цепи, отвечающие за эмоции. Также они могут помочь перезапустить нейросеть салиентности в мозге и заново научить ее оценивать потенциально опасные ситуации. Иногда такие методы воздействия на сознание требуют небольшой поддержки часто критикуемыми психотропными препаратами, в частности антидепрессантами, которые показали положительные результаты на подопытных животных, перенесших стрессорное воздействие в начале жизни. Мой первоначальный план почти всегда включает очень небольшие дозы таких трициклических антидепрессантов, как элавил (амитриптилин), или аналогичных препаратов, которые помогают успокоить лимбическую систему на ранних этапах лечения. Те же препараты помогают уменьшить боль в животе с минимальными побочными эффектами и без каких-либо последствий для настроения или психического состояния. При необходимости беспокойство и депрессию пациента облегчат, а настроение стабилизируют полные дозы современных антидепрессантов, включая селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. Эти препараты приносят пользу примерно 30 % пациентов, а при их сочетании с нефармакологическими способами лечения вероятность успеха значительно повышается.
Основываясь на новых научных знаниях о роли кишечной микробиоты в изменении взаимодействий между головным мозгом и пищеварительным трактом, я предложил Дженнифер увеличить потребление пробиотиков. Такие полезные микроорганизмы, как лактобациллы и бифидобактерии, которые организм может получать с ферментированными продуктами, йогуртами или в виде пробиотических капсул, могут повысить разнообразие экосистемы микроорганизмов кишечника. Помимо природных пробиотиков, содержащихся в ферментированных пищевых продуктах, я рекомендую попробовать небольшое количество капсулированных пробиотиков, которые хорошо проявили себя в клинических испытаниях.
В конце концов Дженнифер согласилась на интегральную терапию, которую я ей порекомендовал. Она включала краткий курс когнитивно-поведенческой терапии, в том числе инструкции по саморелаксации и самовнушению. Дженнифер перешла на диету с высоким содержанием ферментированных продуктов, стала принимать пробиотики и добавила к принимаемой ей селексе небольшую дозу антидепрессанта элавила. Я известил Дженнифер, что для улучшения состояния, вероятно, потребуются лекарственные и нелекарственные методы, но, если она будет придерживаться назначенного плана лечения, у нее хорошие шансы уменьшить в течение года количество принимаемых лекарств.
Полностью симптомы у Дженнифер не исчезли. Но спустя несколько месяцев она снова пришла ко мне в клинику и сообщила об улучшении качества своей жизни и самочувствия «на 50 %». По ее словам, теперь ее гораздо реже беспокоили боли в животе, а периоды почти нормального функционирования кишечника стали более продолжительными. К тому же она значительно реже испытывала чувство тревоги. Перед тем как покинуть мой кабинет, она пожала мне руку и со слезами на глазах сказала: «Я хотела бы, чтобы кто-нибудь объяснил мне про все эти связи намного раньше, в частности то, что мои тревоги, депрессия и СРК были связаны с тяжелой жизнью в детстве». Дженнифер не единственный пациент, который при прощании говорил мне это.
В некотором смысле такие люди, как Дженнифер, прекрасно адаптировались к стрессам своей юности, поскольку их мозг, пищеварительный тракт и даже кишечная микробиота многообразно запрограммированы на то, чтобы справляться с опасными ситуациями. Если бы больше врачей знали об этом, они помогли бы пациентам с СРК и многими другими заболеваниями, связанными со стрессом. А если бы об этом заранее знали пациенты, они быстрее получали бы помощь и чувствовали себя увереннее.
Однако программированию на раннем этапе жизни подвергаемся все мы. Наши матери биологически запрограммировали нас на выживание и начали это делать, еще когда мы были в утробе. Потом семья сделала все возможное, чтобы подготовить нас к жизни в сложном мире. Все эти действия оставляют глубокий отпечаток на основных эмоциях и влияют на то, как мы справляемся с трудностями, принимаем решения, а, возможно, на то, какой становится наша личность. Понимая, как работает это естественное программирование, и зная, как починить с помощью «заплаток» любые неадаптированные программы, мы сможем избежать чрезмерных и уже не столь полезных, как в далеком прошлом, реакций со стороны организма.