День 3. Бедные мои яйца

Звонит телефон. А который, собственно, час? Я не заказывал себе подъем по звонку. «Котик». Конечно, кто же еще? Перевернувшись на другой бок, тянусь к телефону.

— Пора двигать, — его первые слова.

Он объявляет свой план на сегодня: пробежать десять километров с утра и пять вечером. Таким образом, за три дня я заложу «базу».

Три дня на создание базы?

Я не ожидал, что придется ночевать в Бостоне, так что сменного белья у меня нет. Перед тем как спуститься в холл, я решил поделиться с «котиком» своей маленькой проблемкой.

— Тут такое дело… в общем, мне не в чем бежать.

— В смысле?

— Я не могу бежать без нижнего белья.

— Ноги есть — значит, можешь. Вперед.

И я как миленький плетусь вниз.

Сегодняшний темп быстрее, чем вчерашний. И кто-то забыл растолкать солнце, потому что вокруг темным-темно. Мы то выскакиваем на проезжую часть перед едущими навстречу машинами, то скрываемся от света фар, как заключенные, пытающиеся выбраться с тюремного двора. Дергаемся влево — нам сигналят, бросаемся вправо — гудят со всей мочи. Все мои силы уходят на то, чтобы не сбиться с темпа.

Судя по всему, «котику» нравится бежать навстречу машинам, да еще и поближе к движению. Почему бы не перейти на тротуар? Обязательно тренироваться на проезжей части, рискуя попасть под колеса? Я так и не могу понять его логику. Может, ему просто нравится адреналин. А мне вот не очень. Я предпочитаю бежать по тихой улочке без постоянного напряжения и машин, проносящихся в трех сантиметрах от меня!

В полуметре от нас тянется симпатичная пешеходная дорожка, возможно специально оборудованная для бега. Два шага туда — и мы в чистоте и безопасности. Но у «котика» другое мнение.

Примерно через 20 минут он расщедрился на целых два слова в мой адрес:

— Не отставай.

Половина дистанции позади, пора поворачивать назад, к гостинице. На горизонте все же показалось солнце. Полшестого утра. У меня уже лучше получается уворачиваться от машин, но сама необходимость этого по-прежнему раздражает.

И тут я чувствую: у меня в шортах что-то не так. Промежность все-таки натерлась о ткань, потому что, черт возьми, я нарезаю километры без трусов. Не самое приятное чувство.

Стараясь не сбиться с ритма, проверяю рукой, все ли на месте. Потом смотрю на пальцы — мама дорогая! Кровь. Натер яйца до крови. Нет, ну это же надо!

— Слушай, у меня тут кровь пошла…

— Мне-то что до твоего маленького хозяйства?

Бежим дальше. Не сбиваемся.

Через пару километров я понимаю, что не узнаю местность. Другие дома, какие-то новые деревья — все не то. Наш маршрут здесь не проходил.

— Я, конечно, извиняюсь, но это другой район. Ты же не мог заблудиться? — умудряюсь выговорить между вдохами. — Вам же где-то давали… э-э-э… спецподготовку?

Он бросает на меня взгляд.

— В Школе рейнджеров. Да ты не дрейфь.

Сорок восемь минут пробежки. Его часы пикают десятый раз: это значит, мы преодолели десять километров. Гостиницы не видать. Я прикидываю в уме: пять километров туда, пять километров обратно… Что же мы еще не вернулись? Ну имей ты совесть, у меня все шорты в крови!

На отметке 13 километров мы добираемся до гостиницы.

Лишняя дистанция вызывает у меня протест. «Котик» идет довольный. Видимо, он думает, что это, наоборот, его заслуга. Как только мы переступаем порог холла, он достает блокнот и записывает итог своей тренировки: дата, время, темп, дистанция и т. д. У него такой мелкий почерк, что записи тренировок за весь год уместились на двух страницах. Я ковыляю к лифту на полусогнутых. Боже, как больно. Интересно, портье может оказать помощь при кровавых мозолях на промежности?

Да уж, в рейнджерах мне делать нечего.

Звоню «котику» в номер и говорю, что нам пора выезжать в аэропорт.

— Принято, — откликается он.

В аэропорту «Логан» отменены все рейсы. Похоже, мы застряли основательно. Я провожу время с пользой, звоню по делам, продумываю детали сотрудничества с Гарнеттом. Переключаюсь на журналы. Потом прогуливаюсь по залам. Снова вишу на телефоне. «Котик» просто сидит и пялится в одну точку, словно приклеенный к стулу. Неужели ему не нужно в туалет? Кажется, он даже не моргает. Просто сверлит глазами пространство.

Я постарался понять, куда он так таращится. Проследил направление взгляда: ничего, только пустая кирпичная стена. Снова посмотрел на него, чтобы убедиться, что я не перепутал его угол зрения. Все правильно: кирпичная стена. И он просто сидит и смотрит на нее, как каменный лев перед государственной библиотекой.

У «котика» есть два режима функционирования: холостой ход и полная мощность. Однако его холостой ход — не тот, что у простых смертных. Это больше похоже на момент между зажиганием и взлетом. Вокруг него постоянная аура приближающейся угрозы. И в то же самое время он создает ощущение полной безопасности. Не только лично моей — я бы сказал, национальной.

Еще целых три часа бесцельной ходьбы, перекусов, мелких покупок и газет. «Котик» не покидает свой пост до самой посадки на самолет.

К счастью, наш обратный полет прошел гораздо спокойнее. Я даже успел вздремнуть за эти 50 минут до Нью-Йорка и видел яркие сны. В аэропорту «Ла Гуардиа» прохладно. После приземления мы скорее ищем такси, чтобы добраться до города. Дорога до Вест-Сайда занимает всего полчаса. Однако к тому времени, как мы добираемся домой, уже восемь вечера.

«Котик» кидает мне банан и велит подзарядиться. Но разве этого достаточно, учитывая, что я весь день питался в закусочных аэропорта? Сейчас было бы так кстати позвонить в Josie’s, местный ресторанчик здоровой пищи, и заказать что-нибудь обстоятельное, но в меню у «котика» этого не значится. Его фирменное блюдо на сегодняшний вечер — летающие бананы и километры в парке.

— Сейчас добьем десяточку, — сообщает тренер. — Надо заложить базу.

Зима в Нью-Йорке бывает холодной. Через дорогу от моего дома стоит огромный экран CNN, и сейчас он показывает –8 °C. «Котик» не моргнув глазом облачается в тот же комплект одежды, в котором бегал предыдущие пять раз. Абсолютно все то же самое. Да когда он успевает постираться и просушиться?

Я заглядываю в свой шкаф и натягиваю спортивные фуфайки с длинным рукавом. Также не забываю о двух шапках: всем известно, что большое количество тепла теряется именно через голову. Так что, если держать ее в тепле, не страшен даже трескучий мороз. Считайте, что вы наполовину выиграли битву за то, чтобы не переохладиться. Но обычные шорты, в которых я бегаю при любой температуре, на этот раз я решил заменить тонкими термоштанами. На всякий пожарный, если повалит снег.

Пока лифт везет нас с тридцать седьмого этажа, «котик» даже не смотрит на меня. Такое ощущение, что я его чем-то взбесил. Хотя нет, скорее, его сводит с ума нечто более масштабное. Может, он зол на весь мир?

— Пошли уже на хрен отсюда, — произносит он, как только двери раздвигаются.

Мы бежим традиционные десять километров по Центральному парку. Когда я тренируюсь один, то, как правило, бегу по часовой стрелке. Но в этот раз «котик» объявляет, что хочет направиться в противоположную сторону. По его мнению, так мы получим больше нагрузки на перепадах высот. Честно говоря, я не смог уследить за полетом его мысли. Что-то вспомнилось из учебника по математике, про перемену мест слагаемых… Но на дискуссии нет времени, пора бежать.

«Котик» ни разу за всю пробежку не глянул на часы. Когда мы останавливаемся, он нажимает на своем GPS-навигаторе кнопку «стоп». Устройство пикает: маршрут закончен и сохранен.

— Темп 5:5. Нормально, — подытоживает он. И только после этого переводит глаза на часы… а там ровно 45 минут. Вот это чувство времени!

— «Котик», ты как вообще определил темп, не сверяясь с часами?

— Чутьем. Темп надо чувствовать нутром.

Этот парень — просто джедай какой-то!

Уже довольно поздно, и я подумываю пойти спать. Обычно я не голоден после тренировки, и сегодня тоже. Выпиваю стакан воды, мою его. На диване в гостиной Сара читает журнал People.

Приготовившись ко сну, я захожу к нему сказать спокойной ночи и спросить, не нужно ли чего. Наши отношения, как нежный бутон, едва успели завязаться. Я хочу убедиться, что «котик» чувствует мою заботу и гостеприимство. Легонько стучусь в его дверь три раза, заглядываю внутрь. Он сидит на кровати с идеально прямой спиной, как будто знал, что я зайду.

— Ну как ты, все нормально?

— Знаешь что, Джесси? — отвечает он. — Все хреново. Эта дворцовая обстановка у меня уже в печенках сидит.

Он ударил кулаком по кровати.

— Ты слишком сладенький и миленький. К черту весь этот комфорт. Тащи стул. Самый жесткий, который найдешь.

Я понятия не имею, к чему он клонит, но иду за стулом. Деревянный, без ручек, из моего домашнего офиса — думаю, подойдет.

— Такой?

— Зашибись! А теперь сел.

Я сажусь и слышу следующую команду:

— Чего ждем? Одеяло я тебе должен принести?

— Подожди. Зачем одеяло?

Он же не думает, что я буду спать на стуле?

— Ты должен выйти из своей зоны комфорта, Джесси. Хватит нежиться на перинах. К черту эти шмотки с Парк-авеню. — И пробурчал себе под нос еще раз: — К черту Парк-авеню.

Справедливости ради, мы живем на Сентрал-парк Вест…

Ладно, я принес одеяло и постарался устроиться на стуле так, чтобы не свалиться. Как только пытаюсь вытянуть ноги и откинуться назад, предсказуемо съезжаю со стула. Тут заходит Сара.

— Солнышко, что ты делаешь?

— Дорогая, «котик» сказал, что мне надо выйти из зоны комфорта. Он хочет, чтобы я спал на стуле. Это моральная тренировка такая.

Я стараюсь представить ситуацию в здравом ключе. Но больше всего я хочу убедить себя, что это пойдет мне на пользу.

— Джесси, тебе сорок три годика, у тебя сын растет. Пожалуйста, иди в кровать.

Сара знает, на что я подписался, но все равно едва заметно закатывает глаза. Хотя ее осуждение тут же смягчается улыбкой. Она понимает: я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить каждое задание «котика». Даже такую дичь, как сон в сидячем положении.

От одеяла нет никакого толка, стул противно скрипит при каждом движении. Жена качает головой и уходит обратно в спальню. Туда, где раскинулась наша большая прекрасная постель с тончайшими простынями (о, Сара знает толк в простынях).

Уже полночь, пора гасить свет.

Сара впервые увидела «котика» еще до того, как он переехал к нам, но уже после того, как я нанес ему визит и огорошил своим предложением. В то время я был одержим идеей участвовать в ультрамарафоне Бэдуотер — тяжелейшем забеге на 217 километров по пустыне Мохаве. Трасса пролегала по Долине Смерти в пятидесятипятиградусную жару (и это только в тени!). Сара, естественно, решила, что глупее идеи придумать невозможно, и настояла, чтобы я съездил хотя бы посмотреть на марафон со стороны перед тем, как убиваться на нем. Как примерный муж, я согласился. А она сочла своим долгом поехать вместе со мной, поскольку не хотела отпускать меня в такой опасный путь без надежной советницы в собственном лице.

Меня всегда манил Бэдуотер. Он пользуется заслуженной славой сложнейшего бегового маршрута на планете. Последний отрезок длиной 21 километр представляет собой прямой подъем по склону горы Уитни. Кроме того, я знал, что на Бэдуотер едет «котик».

Я чувствовал, что просто обязан пробежать этот марафон, чтобы заполучить галочку в списке личных достижений. Это было наивысшее напряжение для тела и духа. Мне хотелось испытать себя. Ну и, что уж говорить, приятно в разговоре с другими бегунами бросить между делом: «Бежал я как-то на Бэдуотере…» — и полюбоваться их лицами.

Поэтому, когда настал наш летний отпуск, мы взяли билеты и рванули через всю страну. Прямых рейсов в Долину Смерти не существует (туда вообще не летают самолеты), так что мы сначала добрались до Лас-Вегаса, потом арендовали машину и выехали к месту назначения. Дорога была долгой и скучной, прямиком по июльской пустыне. С точки зрения Сары, так себе отпуск, на троечку. Но я просто прыгал от нетерпения. Мы доехали как раз в тот момент, когда последняя волна участников покинула старт. Так что было решено обогнать их километров на тридцать и поприветствовать, когда будут пробегать мимо.

Слова бессильны описать ужасную жару и духоту, которая окружила нас по дороге вдоль трассы. Приехав на точку наблюдения, мы увидели на приборной доске, что температура снаружи целых +53 °C. Сара поначалу даже отказалась выходить из машины. Мы припарковались и смотрели на бегущих марафонцев прямо из салона, в спасительном пузырьке прохлады, врубив кондиционер на полную катушку.

На случай, если вы никогда не видели ультрамарафоны вживую, опишу немного, кто в них участвует. Эти бегуны — весьма любопытная порода людей. По выражению Сары, «словно кто-то взял 90 человек из психушки, посадил в междугородний автобус, привез в пустыню, дунул в свисток и сказал бежать два дня». И она была недалека от истины. Большинство участников могли похвастаться телосложением школьного учителя географии и взглядом взмыленного пастуха, у которого разбежались козы. Но мы искренне кричали слова поддержки, и участники расцветали улыбками и благодарностями. Кто-то давал «пять», кто-то даже перекидывался с нами словечком-другим. Сара глазам своим не верила. По дороге сюда ей представлялись атлеты, а не живые мощи в беговых шортах.

Но вдруг на горизонте она увидела фигуру, похожую на мираж. Фигура приближалась к нам, и Долина Смерти словно наполнилась звуками олимпийского гимна. Парень рассекал воздух, как киборг. Он смотрел прямо вперед, словно для него не существовало препятствий. Мышцы работали, как локомотив. Когда он бежал мимо нас, Сара начала прыгать и кричать: «Вперед! Вперед! Вперед!» Но, хотя в радиусе километра никого вокруг не было, бегун даже не взглянул на нас. Ни короткого «спасибо», ни улыбки. Словно он пробежал мимо пустого места.

— Ты видел?! — воскликнула Сара. — Черт знает что!

Через несколько месяцев «черт знает что» поселилось у нас дома.