Глава восемнадцатая
Примерно через полчаса мы прибыли на вокзал и, сойдя с поезда, сразу оказались в суете утреннего Лондона, среди толпы людей, спешащих по делам. Меня так и тянуло ускорить шаг, особенно когда я заметила вышагивающего неподалеку бобби, но Стокер взял меня под локоть, чтобы умерить мою прыть. Он очень верно заметил, что если мы ускорим шаг без всякой видимой причины, это может только привлечь лишнее внимание, а потому мы шли не спеша и, как мне показалось, лишь спустя несколько часов добрались до места назначения. Высокая кирпичная стена отделяла нас от того, что уже представлялось мне землей обетованной, но Стокер даже и не подумал зайти в главные ворота. Вместо этого он повел меня к маленькой калитке, в которую могли пройти только пешеходы.
– А почему мы входим таким путем?
– Потому что у главного входа всегда толпится народ: слуги, торговцы, члены семьи – и всем видно, что происходит у ворот. А этой калиткой вообще никто не пользуется. И друзья оставили мне от нее ключи.
Кирпичная стена была густо увита плющом, и Стокер стал шарить рукой в этом зеленом ковре в поисках нужного кирпича.
– Как это мило со стороны лорда Розморрана, – заметила я.
– Я говорил не о лорде Розморране, – ответил он, отодвигая один из кирпичей и вставляя ключ в открывшееся за ним отверстие.
Не успела я спросить, кого же он имел в виду, как калитка распахнулась, и с той стороны показалась хрупкая фигурка, закутанная в черный плащ.
– Корделия! – воскликнул Стокер.
Дама слабо улыбнулась и поманила нас внутрь.
– Здравствуй, Стокер. Оставь себе ключ, – велела она. – Он тебе понадобится, чтобы входить и выходить.
Стокер сделал, как она просила, и мы проскользнули внутрь, а дама заперла за нами калитку.
– Корделия, я думал, что ты в Корнуолле. Что ты здесь делаешь? – спросил Стокер. Он выглядел не очень довольным, но, кажется, даму это совершенно не расстроило.
Она повернулась ко мне; в ее взгляде читались прямота и гостеприимство. Вид у меня, наверное, был тот еще: утомленная с дороги, в пыльном костюме – но она обратилась ко мне с такой вежливостью, будто я была графиней.
– Вы, должно быть, мисс Спидвелл. Я леди Корделия Боклерк. Мой брат – лорд Розморран, а это его дом, Бишопс-Фолли.
Мы пожали друг другу руки с такой вежливостью, будто вели светскую беседу за чашкой чая, а Стокер изнемогал от нетерпения. После соблюдения всех формальностей она повернулась к нему.
– Я была в Корнуолле, но решила, что тебе от меня будет больше пользы, если буду рядом. Я только что вернулась.
Стокер начал было говорить, но леди Корделия покачала головой.
– Не здесь. Пойдем.
Она повернулась, и мы пошли за ней. В этой части имение Розморранов казалось более запущенным, но от этого не менее красивым: густые заросли деревьев, узкие тропинки. Она повела нас сначала по одной, потом по другой, и так мы петляли, пока не добрались до самого сердца имения. Тут и там были разбросаны такие фантастические строения, каких я в жизни не видела: Парфенон в миниатюре, маленькая готическая часовня и даже китайская пагода. Она миновала их все, не останавливаясь, но, когда мы добрались до пруда, на противоположном берегу которого виднелись небольшой дом и мельница, сбавила шаг.
– Это же…
– Точная копия деревни Марии-Антуанетты? Да, мой прапрадед был немного эксцентричен: для развлечения коллекционировал уменьшенные копии различных строений. Сейчас почти все они разрушаются на глазах. Но, к счастью, Бельведер – совсем другой случай. Он огромный и в гораздо лучшем состоянии, но не стоит ожидать никакой роскоши, – предупредила она.
– Не бойтесь, леди Корделия, – ответила я. – Где я только не жила: и на склоне вулкана на Сицилии, и на острове в Андаманском море.
Она улыбнулась.
– У Бельведера есть одно преимущество: там нас никто не побеспокоит.
Еще один поворот тропинки, и я замерла в восторге и удивлении. Здание было гораздо больше, чем я его себе представляла, но очаровал меня не его размер, а то, что оно представляло собой полное смешение всех архитектурных стилей. Что-то среднее между Шамборским замком, замком Говард и его тезкой в Вене, этот Бельведер был настоящим царством стен из песчаника, тут и там украшенных кружевными башнями и увенчанных маленьким элегантным куполом. Почему-то он производил впечатление очень гармоничной конструкции, хотя при более внимательном рассмотрении становилось понятно, что о нем не очень хорошо заботятся. Одна из башен немного покосилась, а окна заслоняли заросли плюща, обвивавшего оконные рамы.
Я поняла, что леди Корделия ждет моей реакции.
– Впечатляюще, – честно сказала я ей.
Она улыбнулась.
– Может быть, вы будете менее благосклонны после того, как увидите его внутри.
Она уже собралась войти, но в тот момент, когда ее рука коснулась дверной ручки, позади нас послышался шорох, хруст шагов по гравию, и мы все втроем быстро обернулись.
Перед нами стояла служанка, судя по скромному шелковому платью и изящной кружевной наколке – камеристка хозяйки. Она перевела взгляд со Стокера на меня, затем на леди Корделию: в ее глазах читалось жадное любопытство. В руках она держала туфлю из тафты.
– Прошу прощения, миледи, я только что обнаружила, что одна из ваших туфель порвалась. Если вы собираетесь надевать их сегодня вечером, то я должна ее сейчас починить, но мне еще нужно разобрать чемоданы. С чего прикажете начать?
Даже мне было очевидно, что этот вопрос – лишь повод пошпионить за госпожой. Должно быть, она почуяла какую-то тайну и пошла за нами, чтобы выяснить, в чем дело. Но, кажется, это непрошеное вторжение не потревожило леди Корделию; она только слегка наклонила голову.
– Попроси миссис Баскомб выделить тебе одну из горничных, которая поможет тебе разобрать вещи, Сидони, – приказала она. – Когда с этим будет покончено, у тебя останется еще масса времени, чтобы починить туфлю. И, пожалуйста, скажи на кухне, что мне нужен холодный ланч, а ужинать я буду не дома.
Камеристка была хорошо обучена. Она не стала задавать вопросов, сделала небольшой реверанс и отправилась выполнять поручения госпожи, но в ее глазах читалось любопытство, а на Стокера она смотрела с очевидной теплотой. Уходя, она бросила на него еще один взгляд через плечо, но если леди Корделия что-нибудь и заметила, то не подала виду. Что касается Стокера, он, очевидно, чувствовал себя крайне неуютно и сразу прошел внутрь здания, как только открылась дверь.
Я последовала за ним и в первые минуты, пока мои глаза не привыкли к темноте, не могла разглядеть ничего, кроме страшных фигур, притаившихся во мраке. Из-за плюща на стенах в комнату проникал лишь слабый мутный свет, но леди Корделия зажгла несколько ламп, и помещение сразу наполнилось светом и теплом. Я прошла в самый центр Бельведера. За дверью оказалась настоящая волшебная страна, своеобразный рай, о котором я и помыслить не могла. Назвать его комнатой можно, только если дать этому слову новое определение; она была больше и величественнее, чем любая прежде виденная мною комната. Потолок был настолько высокий, что я с трудом могла различить его в вышине. Над головой – не меньше шестидесяти футов: чередующиеся деревянные панели и фрески с огромными световыми окнами, над всем этим возвышался купол, украшенный росписью с изображением девяти муз.
По периметру комнаты тянулись две галереи, одна над другой, соединяющиеся множеством лестниц, каждая из которых была сделана в своем стиле. По стенам галерей тянулись книжные шкафы и витрины, все сплошь уставленные разнообразными экспонатами. На первом этаже в витринах, застекленных шкафчиках и на постаментах, казалось, были представлены все сокровища этого мира. Искусство, природа, разнообразные артефакты – все было здесь собрано как дань уважения достижениям человека и вселенной. Коллекция ящериц с любопытством всматривалась в египетский саркофаг, а рисунок Леонардо сторожил маску инуитов, населяющих полярные области. Статуя обнаженного мускулистого Гермеса в крылатых сандалиях парила мимо пары гнездующихся додо. Прямо за ним коллекция огненных кораллов, расставленных с поразительной точностью, казалась пылающими декорациями к черепашьему панцирю, выставленному футах в четырех от них. И это были только те сокровища, которые я успела охватить беглым взглядом. Остальная необъятная часть помещения простиралась перед нами, наполненная тысячами и тысячами подобных удивительных экспонатов.
Я повернулась к Стокеру, и он неожиданно мне улыбнулся.
– Пойдем дальше.
Я пошла за леди Корделией, которая двинулась через главный зал, показывая на трофеи своего брата, один удивительнее другого.
– Это из Помпей, – сказала она, указав на лежащую фигуру. Это была собака, свернувшаяся в клубок перед лицом смерти; я в изумлении уставилась на леди Корделию.
– О, не удивляйтесь, мисс Спидвелл, уверяю вас, это не подлинная вещица, а гипсовый слепок, он был заказан моим дедом во время его большого турне. Это беда всех мужчин из рода Боклерков. Они все тянут в дом, как сороки. Как только видят что-то симпатичное, сразу велят это запаковать и везут домой, как бы непрактично это ни было.
Она вздохнула.
– В результате они битком набили оба дома, этот и загородное поместье в Корнуолле. Я много раз предлагала его светлости открыть все эти сокровища для публики, брать плату за вход и позволить людям любоваться этими коллекциями. Мне представляется несправедливым оставлять эти вещи истлевать здесь, где их видит всего несколько человек.
Я медленно повернулась, пытаясь осмотреть все необъятное пространство помещения и его сокровища.
– Да, это благородный порыв.
На ее лице отразилась тоска.
– И все это падет на плечи моего племянника. Здесь столько работы, что непонятно даже, с чего начинать.
Она кивнула в сторону нижней из двух галерей.
– Там довольно уютно. Камин и пара диванов; есть даже походная кровать, когда-то принадлежавшая герцогу Веллингтону. Думаю, нам нужно приготовить чай и устроить военный совет, – решительно заявила она.
Я пошла за ней вверх по ступеням, обернувшись, чтобы посмотреть на Стокера. Он пробормотал: «Я сам во всем виноват», – а я улыбнулась при мысли, что его и правда окружили чересчур независимые женщины.
Несмотря на свое высокое положение, леди Корделия сама развела огонь в камине и занялась чаем, а я смогла понаблюдать за ней в свое удовольствие. Она была выше меня и очень стройной, хотя я подозревала, что причиной тому скорее ее искусство, нежели природные склонности. Цвет лица как у свежей английской розы, приятный бледно-розовый оттенок на белоснежной щеке, а волосы медные, с красивыми завитками на висках. В юности она, несомненно, была чудо как хороша, а сейчас (полагаю, ближе к тридцати) она оставалась по-настоящему красива той привлекательностью, источник которой – в изящном строении и безмятежности. Она двигалась тихо и спокойно, и именно это спокойствие так меня покоряло. Я сама стремилась к такому хладнокровию, но поняла, что невозможно сочетать в себе полную бесстрастность с пылким стремлением. Можно быть элегантным или увлеченным, но и тем и другим – вряд ли.
Если она и поняла, что я ее изучаю, ее это не обидело, и вскоре мы все уютно устроились с коробкой песочного печенья. Она протянула мне чашку с чаем и улыбнулась:
– Свадебный сервиз Наполеона, – сказала она.
– У Стокера совсем другие представления о гостеприимстве, – заметила я.
Она посмотрела на него, и они оба улыбнулись. Их дружба явно длилась очень долго, судя по тому, как хорошо было им вместе и как легко они находили общий язык.
Он опустил чашку.
– Леди К., – начал он.
– Не вздумай меня ругать, – мягко остановила она его. – Я читала газеты, перед тем как отослать их. Я не могла оставаться в стороне и не пытаться помочь. Знаю, что сейчас ты в очень тяжелом положении.
– Ну, тогда тебе тем более следовало оставаться в Корнуолле, – возразил он. – Если дела пойдут совсем плохо, ты могла бы, по крайней мере, убедить власти в том, что ничего не знала о нашем убежище. А теперь…
– А теперь я смогу оказать тебе и мисс Спидвелл необходимую помощь, – закончила она. Ее гладкие брови слегка нахмурились. – Как неудачно, что Сидони тебя видела. Она ужасная сплетница, но, если я объясню ей всю серьезность ситуации, она будет держать язык за зубами. Ты же знаешь, как она к тебе относится.
Я потерла лоб.
– И как же она к тебе относится? – мило спросила я Стокера.
Он залился краской, а ответила мне леди Корделия.
– Моя камеристка питает слабость к Стокеру. Она почему-то решила, что он настоящий корсар, и никак не может его забыть. Французы часто бывают очень внушаемы, – добавила она. Я поняла, что мне начинает нравиться леди Корделия.
Она повернулась к Стокеру.
– Ты должен знать, что я ни на минуту не усомнилась в твоей невиновности, – тихо сказала она.
– Да благословит тебя Бог.
В ее улыбке сквозила грусть.
– Я знаю, как любил тебя барон. Ты никогда не отплатил бы за такие чувства насилием.
– Леди Корделия, вы тоже были знакомы с бароном? – вмешалась я.
Она кивнула.
– Через брата. Его светлость коллекционирует… ну, пожалуй, все на свете, как вы сами видите, – сказала она, жестом обведя все богатства Бельведера. – А барон был большим ценителем искусства. Мой брат познакомился с ним лет десять назад. Они участвовали в аукционе, и оба нацелились заполучить картину с попугайчиками-неразлучниками, которая, по слухам, принадлежала Екатерине Великой. Они ожесточенно за нее сражались, но в конце концов их обоих обошел кто-то третий. Тогда они отправились утешать друг друга за бутылкой великолепного портвейна.
– Бывало, дружба завязывалась и на менее серьезных основаниях, – заметила я.
Она улыбнулась.
– Конечно. В любом случае они стали хорошими друзьями. Именно через барона мы и познакомились со Стокером. Мы были глубоко опечалены смертью барона, – добавила она с грустью.
– А как вы об этом узнали? – спросила я.
– Вероника, – в голосе Стокера послышалась угроза, – на что ты намекаешь?
– Ни на что. Я просто хотела узнать о реакции его светлости.
Это была не ложь, но и не вся правда. Мне действительно было любопытно, как отреагировал граф на смерть своего друга, но, кроме того, мне пришло в голову, что семья Боклерк – связующее звено между Стокером и бароном. Может быть, они знали больше, чем следовало.
Стокер угадал, о чем я подумала, и решительно рассеял все мои сомнения.
– Предположить, что его светлость и леди Корделия могут убить Макса, – это примерно как предположить, что королева в обнаженном виде может проехать по Трафальгарской площади, – сурово отчеканил он.
К ее чести, леди Корделия не выглядела обиженной и движением руки остановила мои поспешные извинения.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Это совершенно естественные сомнения, и, если бы у вас их не возникло, я усомнилась бы в вашем уме. Но как часто это бывает, мисс Спидвелл, истина совершенно прозаична. Барон был из тех друзей, кто приходит на ужин два-три раза в год. Время от времени они с братом вместе обедали или посещали лекции по искусству, но не более. Мы не знаем никого из его друзей, кроме Стокера, и у нас не было никакой причины желать ему зла. Даю вам слово.
Конечно, ее слово могло бы оказаться ложью, но я бы вверила и собственную жизнь человеку с такими мягкими, бесхитростными бровями. Леди Корделия была редким созданием: в ней совсем не чувствовалось злости. Она напоминала мне однажды виденную мною на Сицилии статую Мадонны, умиротворенной, выше всех земных дел, милостиво снисходящей к смертным людям.
Она продолжила:
– Если говорить о моем брате, то проще всего описать Амброуза такими словами: он рассеянный и забывчивый. Конечно, это не его вина, но он почти все время проводит со своей коллекцией и не замечает окружающего мира. Именно поэтому я управляю делами поместья: веду его расходные книги, слежу за прислугой, даже присматриваю за воспитанием его детей после смерти графини.
Должно быть, вид у меня был удивленный, потому что она замолчала, а когда снова заговорила, в ее голосе послышалась теплота.
– Я очень люблю брата, мисс Спидвелл, но не могу закрывать глаза на его недостатки. Для убийства он совершенно не годится: не готов к страшной действительности этого мира, не смог даже заставить себя поговорить со мной о смерти барона. В том, чтобы быть женщиной, есть свои преимущества, – вдруг добавила она, скривив свой милый ротик. – Мужчины предпочитают не обсуждать с нами неблаговидные материи.
– А неблаговидные материи обычно самые интересные, – заметила я.
– Именно.
Она вдруг улыбнулась, и ее лицо будто осветила радуга после бури.
– Но у нас есть более важные вопросы для обсуждения, чем мой брат. Возможно ли доказать, что ты не находился в доме барона в ночь убийства? – спросила она Стокера.
– Ну… – ответил он, теребя воротник, – дело в том, что я был не один.
– Чудесно! – начала она, но, не успев даже договорить, поймала взгляд Стокера, устремленный на меня, и вздохнула. – Если вы провели этот вечер вместе без всякого сопровождения, боюсь, репутации мисс Спидвелл был нанесен такой урон, что ее не станут считать даже надежным свидетелем.
– Да уж, и это еще наименьшее из зол, – сказала я, неопределенно махнув рукой. Я описала (по возможности кратко и деликатно, но четко) свои прошлые любовные похождения.
– Так что, сами понимаете, – закончила я, – королевский адвокат просто сочтет меня распутной и отвергнет любое предложенное мной алиби. Также, полагаю, то, что я уехала из Литтл-Байфилда в компании джентльмена, с которым только что познакомилась, и провела с ним ночь с глазу на глаз в экипаже, тоже не добавит веса моим показаниям.
Подтверждая мнение, что истинная леди никогда не выдает своих эмоций, леди Корделия просто кивнула.
– Может быть, что-то еще? – доброжелательно спросила она.
Стокер закрыл лицо руками.
– Последние несколько дней мы жили в бродячем цирке, притворяясь мужем и женой, – приглушенно сообщил он.
Леди Корделия вздохнула.
– Не знаю даже, как ты мог бы еще сильнее ухудшить свое положение, разве только если бы тебя нашли над телом с камнем в руках.
Стокер вздрогнул и открыл лицо.
– Так вот чем его убили? Камнем? В газетах не было подробностей.
Сочувствие леди Корделии было почти осязаемым.
– Я отправляла тебе только те заметки, где не было деталей. Подумала, что для тебя будет не так болезненно узнать всю правду от друга, а не из статьи, написанной любителем сенсаций. – Они обменялись понимающими взглядами. – Но я расскажу все, что тебе нужно знать. Что касается орудия убийства, следователи постановили, что это была какая-то тяжелая окаменелость, кажется, ракушка.
– Аммонит, – быстро сказал он, – окаменелая раковина. Я знаю, какая. Она всегда лежала у него на письменном столе. Так что же это было? Случайное убийство?
Она пожала плечами.
– Следствие постановило только, что это убийство, совершенное неизвестным или неизвестными. Были видны следы краткой борьбы; как только экономка, миссис Лэтам, пришла проверить, что происходит, преступник сбежал.
– Ее ранили?
– Ее грубо толкнули, она упала и ударилась головой. Теперь она ничего не помнит, только темноту и топот ног. Но она поправится. Сейчас она уехала в Брайтон, к сестре, – сказала леди Корделия немного рассеянно.
Она замолчала, потом вдруг оживилась и бодро продолжила:
– Думаю, лучше нам пока не сообщать его светлости, что вы здесь. Он вернулся со мной из Корнуолла и заперся у себя в кабинете: воюет с какой-то особенно трудной статьей, которую пишет в «Джорнал оф Антиквити». Он будет не рад, если ему помешают. Будем надеяться, что к тому моменту, как он закончит, и ваше дело разрешится. А пока вы должны оставаться здесь, в Бельведере.
– Вы уверены, что мы не помешаем его светлости? – спросила я.
– Дорогая мисс Спидвелл, когда брат погружен в статью, можно зайти к нему в кабинет обнаженной и прилечь поспать на столе, он этого и не заметит. Но, конечно, нельзя рассчитывать, что мы будем скрывать вас от него вечно. Просто нужно найти подходящий момент для того, чтобы все ему рассказать. А теперь мне нужен ваш шарф или перчатка – какой-то предмет одежды, чтобы я могла познакомить с вашим запахом собаку.
Я сняла с шеи красный шелковый платок и отдала ей.
– Это как раз то, что нужно. Если увидите носящееся по дорожкам существо, похожее на огромного медведя, – это Бетти. Когда она узнает ваш запах, она вам не навредит.
– Бетти?
– Сокращенное от Бетани, – сообщил Стокер, – кавказская овчарка его светлости. В ней двести фунтов, если долго не ест.
– О боже, – пробормотала я.
Стокер повернулся к леди Корделии:
– А как с садовниками? И детьми?
– Детей сейчас нет, – ответила она. – Семья покойной графини каждую весну забирает их к себе на несколько недель – только младших, конечно. Хьюго и Каспер в школе. А садовники – если будете ходить только по тропинке, ведущей по аллее к калитке, вас никто не увидит. Сейчас садовники заняты устройством фигурных газонов за кухонным флигелем, а это очень кропотливая работа.
Она указала на маленькую дверцу в панельной стене.
– Для многих графов на протяжении веков это место было своего рода святилищем, прибежищем, где можно отдохнуть от семьи. Его обустроили с комфортом. Там вы найдете все необходимые удобства, умывальник и… хм… другие водные устройства. В шкафчике эпохи Медичи над камином есть несколько кусочков пирога, чай и еще кое-какая еда. Пожалуйста, не стесняйтесь, позже я принесу еще продукты. А пока отдыхайте и осматривайте коллекции. Думаю, они вам очень понравятся, мисс Спидвелл, а Стокер давно мечтает в них покопаться.
– Ты обо всем позаботилась, – тихо заметил Стокер.
На ее щеках от комплимента проступил еле заметный румянец.
– Я старалась.
Она поднялась и поманила меня за собой.
– Мисс Спидвелл, можно вас на минуту?
Я прошла за ней к двери, где нас не мог услышать Стокер.
– Мисс Спидвелл, я не вправе этого говорить, а вы можете не отвечать, но я бы хотела, чтобы вы изо всех сил постарались найти ему занятие.
– Боюсь, я не вполне вас понимаю, миледи, – начала я.
Она в задумчивости посмотрела на меня.
– Тогда позвольте говорить с вами открыто. Надеюсь, вы любым способом не дадите ему скучать.
Скука – демон, заставляющий его пить. А если он поддастся, то погибнет. И мы, его друзья, не должны это допустить.
Я кивнула.
– Я сделаю все, что в моих силах, леди Корделия.
Она пожала мне руку и выскользнула на улицу, изящная, как лань.
Я вернулась в наш укромный уголок и изучающе посмотрела на Стокера.
– Ты слышал, что предлагает леди Корделия? Скрываться здесь в безопасности до тех пор, пока полиция не отыщет преступника.
– Да, я слышал, – спокойно ответил он.
– И ты согласен, что это было бы самым логичным, благоразумным решением?
– Да.
– Но ты ведь понимаешь, что я собираюсь поступить ровно наоборот?
Его губы медленно растянулись в улыбке.
– Естественно. С чего начнем?
Я улыбнулась ему в ответ.
– С начала, конечно.
