Глава шестнадцатая

Я чуть не рассказала Стокеру и об ограблении коттеджа «Королек», но меня остановила его реакция на историю о мистере де Клэре, и я не решилась нарушать его покой дважды за день. Эта история может подождать, к тому же я утешала себя мыслью о том, какой прекрасный повод для ярости дам Стокеру, когда наконец обо всем расскажу – ведь он явно всегда наслаждается этим процессом. К тому же ему нужно было готовиться к бою на кнутах, и я подумала, что дополнительные заботы не прибавят ему шансов выиграть. Он заставил меня пообещать, что я сразу же лягу в кровать и не буду больше тратить свои пока слабые силы.

Я дала это обещание потому, что знаю по опыту: проще сказать мужчине то, что он хочет услышать, а потом поступать так, как считаешь нужным, чем пытаться переубедить его при помощи логики. Когда он ушел, я досчитала до ста и выскользнула из фургона. Толпа уже собиралась, как и каждый вечер, но я сразу заметила перемены. В воздухе витало что-то новое, слышался гул нетерпеливого ожидания. У меня внутри все сжалось, когда я поняла: это жажда крови. Они пришли посмотреть на что-то необычное, ведь профессор приложил все усилия, чтобы сообщить об этом людям. Не меньше десятка монтировщиков и акробатов, задействованных в этом, повсюду раздавали листовки, и я взяла одну на ходу. Сначала я бросила на нее беглый взгляд, но потом перечитала внимательнее и оцепенела от ужаса.

Я со всех ног бросилась в маленький шатер, где Стокер готовился к выступлению. Когда я вошла, он с выражением покорности на лице снимал пиджак и жилет. Я сунула листок ему под нос.

– Ты это видел?

– Вероника, ты дала мне слово, что будешь отдыхать, – сказал он грозно.

– Я соврала, и мы можем обсудить это во всех подробностях, если тебе будет угодно, но позже. Ты это видел? – повторила я свой вопрос.

Он не взял листок.

– Да, видел.

– А ты знал, что профессор собирается использовать твое настоящее имя в афише?

– Нет. – Его голос звучал резко. – Я знал, что он был зол на меня после одной истории, которая произошла несколько лет назад, но думал, это осталось в прошлом.

– Ты имеешь в виду, когда ушла Малышка Элис, которая твоими усилиями стала русалкой?

– А ты времени зря не теряла, – заметил он, взяв кнут.

– Эту историю мне рассказала Саломея. Я знаю, что он винил тебя в уходе этой девушки.

– Да, но я не ожидал, что профессор будет хранить обиду так долго.

Я посмотрела на размытые буквы.

«Бой века. Обвиняемый в убийстве Темплтон-Вейн скрестит свой кнут с самым большим человеком на земле!»

В жизни не видела более безвкусной попытки создать сенсацию. Я скомкала листок и выбросила его.

– Стокер, он же сдал тебя. Теперь это только вопрос времени – скоро кто-то из толпы поймет, что именно тебя разыскивает Скотланд-Ярд.

– Да, я понимаю, – спокойно ответил он. – Это означает, что мы должны сбежать отсюда сразу после окончания боя.

– Нет! Нужно бежать сейчас! Какой смысл оставаться?

Он окинул меня долгим оценивающим взглядом.

– Что тебе по душе? Гордость? Долг? В конце концов, я правда должен ему за последние несколько дней нашей жизни здесь. Он был так любезен, что выставил мне счет. Если я его не отработаю, он может пустить по нашему следу судебных приставов. А нам и так достаточно людей, которые меня разыскивают.

Он стал перебрасывать кнут из руки в руку, как бы взвешивая.

– Это я виновата, – начала я.

Он повернулся ко мне и взял меня за плечи.

– Нет, не ты. Это мой выбор – участвовать в этом бою.

– А ты уверен? Ну, то есть… для такого рода поединка нужен определенный склад характера, мне кажется.

Он посмотрел на меня почти с жалостью и когда улыбнулся, то напомнил мне бога мести.

– Дорогая Вероника, удивительно, что ты все еще этого не поняла: каждый человек способен на жестокость. Просто не всякому выдается случай ее применить.

Он ласково подтолкнул меня к выходу.

– А теперь возвращайся в наш фургон и собирай вещи. Мы уйдем сразу, как только все закончится.

Естественно, я снова его не послушалась. Я обошла главный шатер, добралась до входа и проскользнула мимо Морнадея, который дежурил там вместе с другими мужчинами. Он кивнул мне, и я вошла внутрь, стараясь держаться позади напирающей со всех сторон толпы. В воздухе пахло табаком и потом, и шум стоял неописуемый. Я взглянула на человека рядом со мной и узнала в нем одного из монтировщиков. Основное занятие этих мужчин – натягивать и закреплять веревки, на которых держатся все многочисленные шатры. Они разбивали, а затем сворачивали лагерь, но в остальное время профессор давал им различные странные поручения. Мой сосед был полностью погружен в свое занятие, и я со страхом осознала, что он держит в руках кнут. Он нагнулся над ним так, чтобы кнут никто не заметил, но я стояла совсем близко и прекрасно видела, чем он занимается. Он отвинтил какую-то крышечку в рукоятке, и оказалось, что внутри она полая. Он аккуратно наполнил ее железными гирьками, набив между ними куски мешковины, чтобы не гремели. Затем завинтил ручку обратно, и кнут снова стал выглядеть таким же, как прежде, только теперь был гораздо тяжелее, как я поняла. Я залилась краской гнева, потому что знала, кому предназначался этот кнут. Мужчины кричали, делая ставки на исход поединка, и я не удивилась, услышав, что симпатии в основном были на стороне Колоссо.

Это был не мужчина, а настоящий зверь, и, когда он вошел в шатер, от гула голосов, кажется, задрожала земля. Обнаженный по пояс, он выставил на обозрение публике впечатляющие мускулы; его тело было намазано маслом. Гладко выбрит, за исключением густых усов, вощеных и закрученных на концах, что только придавало его виду жестокости. Он оскалил в улыбке рот, полный коричневых поломанных зубов, и поднял руки, вызывая бурные овации толпы.

И вдруг все зрители замолчали. Вышел Стокер, тоже обнаженный по пояс, чтобы противник не мог схватить его за рубашку. Для своих габаритов он был в прекрасной физической форме, но по сравнению с Колоссо казался худым и легким как перышко. В этот момент мне стоило бы начать молиться, но я была слишком увлечена предстоящим боем. Сам профессор снизошел до того, чтобы представить участников; он сидел у края ринга, очерченного мелом, на мягком стуле, рядом с ним Отто играл бодрую мелодию. Утоптанная земля внутри ринга была посыпана песком для того, чтобы быстрее впитывалась кровь. Когда я это осознала, у меня на секунду потемнело в глазах, но я удержалась на ногах, вонзив ногти себе в ладони, чтобы не потерять сознание.

Профессор сказал краткую речь, его глаза искрились злорадством. Имя Колоссо вызвало одобрительные возгласы в толпе, и он принял это проявление обожания с театральным поклоном. Но когда профессор произнес имя Стокера, поднялся громкий шепот, и я услышала, как несколько смельчаков пробормотали «убийца».

Профессор объяснил правила боя. У обоих участников есть кнут. Бить любым другим оружием, а также руками не разрешается. Запрещено также драться ногами или удерживать противника в захвате. Проигравшим считается тот, кто первым покинет ринг.

Мелодия Отто напоминала уже звон фанфар.

– А теперь, – профессор возвысил голос, – давайте начнем этот поединок, это состязание в силе и ловкости.

Стокер уже держал в руках свой кнут, а Колоссо повернулся, чтобы забрать свой из рук того самого монтировщика. Кнут Стокера был самым обыкновенным, а вот у кнута Колоссо было теперь огромное преимущество; осознав это, я начала напряженно озираться, размышляя, как лучше предупредить Стокера об опасности.

Профессор подал сигнал взмахом руки, и мужчины двинулись вперед. Кнуты они держали в правой руке, но, к моему ужасу, они к тому же сцепились левыми руками. При такой близости Стокеру будет никак не избежать ударов Колоссо, которые станут во много раз сильнее из-за железа в рукоятке кнута. Я открыла рот, чтобы криком предупредить Стокера, но передумала. В этой толпе, полностью захваченной жаждой крови, нас могли просто разорвать на куски от разочарования. Я только сделала шаг вперед и затаила дыхание, а противники уже взмахнули правыми руками. Сама того не осознавая, я нащупала в кармане Честера и стала гладить его маленькую плюшевую головку. Но даже это не принесло мне ни малейшего облегчения.

Стокер ударил первым, и этот звук, этот резкий щелчок кнута, казалось, навечно врезался мне в память. Было что-то первобытное в этом ударе плети о человеческую плоть; Колоссо отшатнулся, но кнут уже задел его щеку.

Он быстро пришел в себя, улыбнулся Стокеру и сплюнул на землю полный рот крови. Стокер кружил по арене, надеясь, что Колоссо потеряет равновесие: прекрасная тактика с таким массивным противником. Но он ничего не мог поделать с силой ударов Колоссо, которые сыпались на него один за другим с ужасным звуком, оставляя красные следы у него на груди.

Только тогда я поняла, что Колоссо просто играет со Стокером. Первые удары не должны были причинить вред, они просто показывали Стокеру, что ему никак не защититься от противника и что следующие удары принесут с собой боль, которой тот прежде никогда не испытывал.

– Заканчивай быстрее, – пробормотала я, понимая всю тщетность такой просьбы. Невыносимо было думать, что если чуда не произойдет, то сейчас Стокер получит серьезные увечья, может быть, даже будет убит, а я стою рядом и совершенно ничего не могу сделать.

Но чудо произошло. Колоссо ударил его рукояткой кнута, всего один раз, по щеке, но этого удара было достаточно. Стокер откинул голову назад, все еще сжимая руку Колоссо в своей; по его лицу потекла кровь. Я увидела, как он трясет головой, будто силясь что-то понять, и его взгляд впился в оружие противника. По силе удара он понял, что этот кнут весит гораздо больше, чем должен был. И осознание того, что Колоссо добился преимущества таким нечестным путем, подействовало на Стокера как красная тряпка на быка.

Всем известны неистовая ярость викингов в бою, неуправляемое бешенство кельтов с боевой раскраской на лице, и, не сомневаюсь, это должны были быть устрашающие зрелища. Но никакая открытая ярость не сравнится с тем ледяным спокойствием, с которым Стокер расправился с Колоссо. Ни одно из его движений не пропало впустую. Каждое было четко взвешено и просчитано, как во время настоящего сражения, и каждое должно было причинять наибольшую боль.

Сначала он отбросил свой легкий кнут; затем так быстро, что я еле успела заметить его движение, схватил оружие Колоссо, намотав кожаную плеть на свою широкую ладонь. Ему хватило легкого взмаха руки, чтобы выдернуть у Колоссо рукоятку кнута. Он подбросил его в воздух и поймал в полете. Тяжелая рукоять прекрасно поместилась у него в ладони, и он сразу разбил ею подбородок великана в двух местах. Надо было быть хирургом, чтобы точно знать, куда бить, и прирожденным борцом, чтобы так наносить удары, но не осталось никакого сомнения, что Стокер раздробил ему подбородок: я услышала резкий хруст костей и крик от невыносимой боли. Колоссо упал на колени, а Стокер опустил свой кнут в последний раз – резким ударом за ухом он лишил противника чувств. Медленным, продуманным движением он поднял огромное тело Колоссо над головой – его руки дрожали от напряжения. Дойдя до края ринга, он из последних сил сбросил его за меловую черту.

Толпа в ярости загудела, обозленная на то, что бой был таким коротким и что почти все проиграли – только несколько человек поставили на Стокера. Не обращая никакого внимания на их недовольство, он бросил кнут на распростертое тело Колоссо и демонстративно отряхнул руки, одарив профессора долгим, полным ненависти взглядом. Повернувшись на каблуках, он двинулся к выходу, и толпа расступалась перед ним, как Красное море перед Моисеем, никто не осмелился встать у него на пути.

Я бросилась за ним и догнала его на полпути к фургону. Рубашку и сюртук он нес в руках, даже не делая попыток одеться. Все его тело горело, будто у него был жар, и, когда он повернулся на звук моих шагов, я поняла, что за холодной отстраненностью, которую он демонстрировал в шатре, скрывалась ярость такой силы, что он практически не мог с ней справиться.

Он открыл рот, но не мог произнести ни слова.

– Я знаю, – просто сказала я. – Жаль, что ты не проломил ему череп.

Он сумел слегка улыбнуться, и я повела его к фургону. Там я сунула ему в руки фляжку с агуардиенте. Он дрожал, как лошадь после долгой скачки.

– Пей, – приказала я. Он послушался, и после двух больших глотков я убрала фляжку обратно и быстро помогла ему одеться, только сначала вытерла кровь с его щеки. К счастью, рана была небольшая, хоть я и подозревала, что синяк будет очень эффектный.

– Я забыл, – сказал он, когда смог наконец заговорить.

– Что? – спросила я, запихивая вещи в наши сумки.

– Забыл это чувство, когда тебе хочется разорвать человека на куски. Такого гнева я не испытывал уже много лет. Он полностью лишает сил.

Это походило на правду. Герой поединка на кнутах весь был покрыт испариной, даже волосы его потемнели от пота, а рубашка сразу намокла. Его руки все еще дрожали, и мне совершенно не нравился цвет его лица.

– Но мы не можем здесь оставаться, – предупредила я. – Теперь точно не можем, ведь твое имя стало известно. Каждый человек в этом шатре знает, кто ты такой. Нам придется пройти пешком довольно много до какой-нибудь далекой железнодорожной станции. Как думаешь, справишься?

Он лучезарно улыбнулся.

– Дорогая моя Вероника, если будет нужно, я полечу.