Вполне логично, что до прихода в политику Дональд Трамп получил огромную известность не как строитель, делец, опытный переговорщик или магнат, а как персонаж в конкурсном реалити-шоу. Конкуренция свойственна Трампу больше, чем все остальное. Всю свою жизнь он занимался соперничеством: в качестве брата, спортсмена, бизнесмена, участника реалити-шоу, а теперь и политика. Он получал прибыль – или мог бы получать, если бы был лучшим бизнесменом, – от универсального инстинкта соперничества, который пытался максимально использовать в своих казино, футбольной команде и конкурсах красоты. Но соперничество Дональда с отцом оказало больше влияния на развитие его личности, чем любая другая конкуренция. Его отголоски слышны в глобальном масштабе сейчас, спустя годы после смерти отца.

Трамп пишет в «Искусстве сделки», что «не хотел заниматься тем же бизнесом, что и мой отец», то есть «строительством арендных домов в Квинсе и Бруклине… Это очень трудный способ зарабатывать деньги». Трампу хотелось «попробовать что-то более масштабное, величественное и увлекательное». С самого начала он желал превзойти отца хотя бы по шкале эффективности и публичного интереса. Но в его описании отцовского бизнеса содержится неявное отрицание правил и предписаний, которые некогда помешали развернуться его отцу и сужали пространство для маневра на рынке многоквартирного жилья.

В другом месте «Искусства сделки» Трамп сопоставляет мотивы своего и отцовского подхода. «Мой отец строил дома в Бруклине и Квинсе для семей с низким и средним доходом, но я даже тогда тяготел к более элитным местам, – пишет он. – Когда я работал в Квинсе, мне всегда хотелось строить на Форест-Хиллс. Когда я стал старше и, возможно, умнее и опытнее, я осознал, что, несмотря на привлекательность Форест-Хиллс, это все же не Пятая авеню». (Разумеется, это происходило за десятилетия до того, как Дональд стал отзываться о Пятой авеню как о месте, где можно застрелить человека «без права обратного требования».) «Тогда я начал посматривать в сторону Манхэттена, поскольку еще в ранней молодости хорошо представлял, чем хочу заниматься. Меня не удовлетворяла просто возможность хорошо зарабатывать. Я хотел громко заявить о себе и построить нечто монументальное».

Разумеется, эти слова были написаны с ретроспективной оценкой, и у нас нет никаких исторических свидетельств того, что юный Донни Трамп замышлял построить нечто монументальное на Манхэттене. Мы знаем, что он совершал тайные поездки на Манхэттен для пополнения своей коллекции ножей. В сознании подростка это было место, где он бросал вызов отцовскому авторитету, вступал в скрытое соперничество с ним.

Еще до того, как Дональд начал собственный бизнес, он сопровождал отца на церемонии открытия моста Вераццано-Нарроуз в 1964 году. Этот мост соединяет два внешних округа Нью-Йорка, Бруклин и Стэйтен-Айленд, поэтому удивительно, что Трамп вообще упоминает свое присутствие на церемонии. Более того, он превратил это событие в часто повторяющийся сюжет своих мемуаров.

«Во время торжеств Дональд заметил, что городские чиновники едва обращают внимание на восьмидесятипятилетнего конструктора моста Отмара Амана, – написано в книге «Трамп разоблаченный». – Хотя день был солнечный и безоблачный, спустя годы Трамп вспоминает моросящий дождь, под которым Аман одиноко стоял в стороне. “Никто даже не упомянул его имени, – сказал Трамп. – Там и тогда я понял, что, если позволять людям обращаться с тобой, как они хотят, превратишься в посмешище. Именно там до меня дошло: я не хочу быть чьей-то легкой добычей”».

Первый биограф Трампа Жером Таксиль («Трамп: сага о самом могущественном строительном бароне Америки») пишет: «В тот день 1964 года Дональд принял осознанное решение – его имя будет написано крупными буквами на всем, что он построит. Никто и никогда не забудет его имени во время церемоний».

Как бы ни пугала мысль о том, что Америкой управляют согласно решению, принятому восемнадцатилетним юношей (который к тому же утверждает, что его психологическое развитие остановилось за десять лет до этого), не менее тревожно, до какой степени здесь изменены известные факты. На фотографиях, сделанных в тот день, можно видеть яркое солнце, что подтверждает статья в «Нью-Йорк таймс». В статье действительно упоминается, что распорядитель торжеств забыл назвать Амана по имени, но лишь после того, как назвал его «величайшим из ныне живущих конструкторов мостов – вероятно, лучшим во все времена».

Если кого-то и не замечали в тот день, так это Дональда – парнишку из Квинса, стоявшего рядом с отцом и едва различимого на фотографии, хотя он и пытался выделиться. Вполне возможно, что в тот день конкурентные побуждения Дональда переключились на повышенную передачу, но его версия истории, открыто противоречащая фактам, указывает, что его мастерство описания реальных событий хромает. В психологическом отношении ему было гораздо легче спроецировать оскорбительное равнодушие на другого человека, чем признаваться в соперничестве с могущественным и пугающим отцом, унижавшим достоинство его старшего брата. В то время Дональд уже начал примерять на себя отцовские качества для защиты от участи, постигшей Фреда-младшего.

Когда Дональд все же предпринял вторжение в сферу строительства недвижимости на Манхэттене, это было сделано вопреки отцовским протестам, хотя во многом согласовалось с моделью Фреда-старшего по извлечению прибыли из чужих неудач. Крах железной дороги «Пенн-Централ» в 1970 году в то время считался величайшим корпоративным банкротством в истории США. Дональд интересовался тремя владениями на Манхэттене, которые железнодорожная компания была вынуждена продать: двумя крупными объектами недвижимости в Вестсайде и отелем «Коммодор» рядом с вокзалом «Гранд-Централ». «Покупка “Коммодора” в такое время, когда даже “Крайслер Билдинг” находится под внешним управлением, – это все равно, что борьба за место на “Титанике”», – сказал Фред сыну. Но Дональд настаивал на своем и с помощью акционерной доли отца, совместных займов и политических связей превратил разорившийся отель в «Гранд Хайатт».

Как явствует из описания затяжных переговоров, которые привели к его первому большому успеху, одним из движущих мотивов Дональда было продемонстрировать отцу свои способности. Он сам пишет в «Искусстве сделки»: «По мере того как шли месяцы, сделка становилась все более трудной и осложнялась новыми обстоятельствами… Ставки росли по причинам, не связанным с деньгами. Я мог заливать с три короба только до определенного момента. В конце концов, мне пришлось доказать – торговцам недвижимостью, прессе и моему отцу, – что я способен показать товар лицом». Без поддержки отца Трампу было бы гораздо труднее осознать, что он больше не сможет «заливать с три короба», не показывая товар лицом.

Несколько месяцев спустя один из пакетов недвижимости в Вестсайде, выкупленных Дональдом у «Пенн-Централ» – сортировочная станция на Тридцать Четвертой улице, – был выбран городом как место для строительства нового конференц-центра. «Трамп утверждал, что его опцион на собственность дает ему право на комиссию в размере более четырех миллионов долларов, – пишут Краниш и Фишер, – но он предложил отказаться от комиссионных, если городские власти назовут здание “Конференц-центром Фреда С. Трампа”». Впрочем, то, что на первый взгляд казалось теплым и уважительным жестом по отношению к отцу, оказалось довольно неприглядной историей, когда стали известны ее подробности. «Городской чиновник изучил контракт Трампа с «Пенн-Централ» и убедился, что его опцион дает ему право едва ли на десятую долю той комиссии, о которой он заявлял», – пишут Краниш и Фишер. Дональд пытался продать имя своего отца за то, чем он фактически не владел (тем не менее Фред бы одобрил такое решение).

Во время одного из свих величайших достижений, строительства «Трамп Тауэр», Трамп был достаточно благоразумен, чтобы понять, что раздоры в семье открывают хитроумную лазейку для такого авантюриста, как он. Трамп сумел приобрести превосходный земельный участок на Манхэттене, где стоял универмаг «Бонвит-Теллер», лишь из-за разногласий между отцом и сыном в руководстве компании, владевшей универмагом. Вот что он пишет в «Искусстве сделки»: «Я с трудом верил своим глазам, но суть сводилась к тому, что Франклин (сын) в конце концов вытолкнул отца из этого бизнеса и занял его место. Поэтому в 1975 году я позвонил Франклину, чтобы обсудить мой интерес к “Бонвит-«Теллер”».

В 1980-е годы Дональд переехал в Атлантик-Сити – город, где его родители провели медовый месяц. Как могут заметить наблюдатели, знакомые с историей Эдипа, это была идеальная площадка для соперничества с отцом – включая стратегии, которые, как он хорошо понимал, не заслужат одобрения Фреда Трампа. Дональд уже был партнером «Харрахс Трамп Плаза» (впоследствии он стал просто «Трамп Плаза»), когда гостиничная корпорация «Хилтон», завершающая строительство отеля и казино в Атлантик-Сити, неожиданно получила отказ в выдаче игорной лицензии в штате Нью-Джерси. Хилтон продал Трампу отель, впоследствии получивший название «Трамп-Кастл», в результате переговоров, которые, по словам Трампа в «Искусстве сделки», «почти целиком строились на моей интуиции. Я сделал предложение, даже не побывав в самом отеле… Если бы я рассказал об этом моему отцу, он бы решил, что я спятил».

Это описание интересно тем, что оно привлекает внимание к очередному раздору в чужих семейных отношениях. На этот раз отец оставил сына и всю семью Хилтон в уязвимом положении. «Когда Конрад умер в 1979 году, он ужасно подставил Бэррона, – пишет Трамп. – Мягче не скажешь. Предполагалось, что Конрад передаст Бэррону свой пакет акций, близкий к контрольному, – или, по крайней мере, распределит его между членами семьи. Вместо этого Конрад Хилтон оставил своих детей и внуков без наследства по завещанию, – продолжает он. – Конрад был твердо убежден, что унаследованное богатство разрушает нравственную стойкость и губит мотивацию. Вынужден согласиться, что так часто бывает». Затем Трамп отмечает, что Конрад оставил Бэррону «лишь символическое количество акций, а каждому из своих внуков выделил жалкие крохи в 10 тысяч долларов». Он считает, что восхождение Бэррона на пост главы компании «не имело ничего общего с личными заслугами; это называется правом рождения». В другом месте он пренебрежительно отзывается о Бэрроне как «члене Клуба удачной спермы», поскольку многие преимущества достались ему лишь по праву рождения. «Он родился богачом и получил аристократическое воспитание. Он один из тех парней, которым никому и ничего не приходилось доказывать».

Уже тогда Трамп упускал из виду удачные обстоятельства собственного рождения или старался набрать побольше очков для победы в споре с отцом, отрицая содействие, оказанное Фредом-старшим для начала его деловой карьеры. Разумеется, у настоящей аристократии замок достается перворожденному сыну и не может быть куплен и задекларирован вторым. Поэтому заявление Трампа о приобретении здания, которое он вскоре переименовал в свой семейный замок, символизирует победу как над семьей Хилтон, которую он считал ущербной, так и над собственной семьей. Тот факт, что Трамп купил его на условиях, которые его отец никак не мог одобрить, подчеркивает его подсознательную агрессивность по отношению к отцу, послужившую основным мотивом для покупки. Но когда Трамп спустя годы дал своему третьему сыну такое же аристократическое имя, как и члену «Клуба удачной спермы», которого он превзошел, отвергнув ценности собственного отца, он внес новый головокружительный элемент в свое соперничество с Бэрроном Хилтоном.

К середине 1980-х годов Трамп был достаточно успешен и знаменит, чтобы его книга «Трамп: искусство сделки» включала формулу успеха, состоявшую из одиннадцати этапов. Первый этап («Думайте по-крупному») – недвусмысленный лозунг фаллического нарциссизма. Его корни уходят в раннее детство, и сын здесь, по сути, говорит: Смотри, какой я большой, папа. Мой пенис больше, чем твой. На фотографиях взрослого Дональда мы видим сына, возвышающегося над отцом, который некогда устрашал всю семью Трампов. Детская фиксация на размере продолжилась в его уничижительных политических высказываниях; прозвища, которыми он пользуется для умаления соперников, могут относиться к их росту, но косвенно речь идет о размере пениса.

Если пенис президента кажется неудобной или даже юмористической темой для дискуссии, стоит вспомнить, что президент сам поднял ее по национальному телевидению и во время президентских дебатов. Родителям известно, что многие подростки делают свой пенис центральной темой, когда находятся в фазе фаллического нарциссизма. Они всячески пытаются сообщить, что их пенис – самый большой и сильный в мире, поистине достойный восхищения. Мальчик, который испытывает стыд или унижение, менее склонен к развитию зрелого мировоззрения, смещающего фокус внимания далеко в сторону от его пениса. Он может вырасти во взрослого человека, который подчеркивает (часто неточно) превосходящий размер своих мужских достоинств, вплоть до инаугурационной речи перед публикой. Или же он находит способы компенсации своего страха перед унижением и невнимательностью родителей, либо позором своего брата, проецируя свой фаллический нарциссизм вовне для утверждения триумфа над грозным и властным отцом.

Фаллический нарциссизм Трампа проецировался на сооружения, которые он воздвигал по всему миру. Его башни умаляют достижения его отца, хотя носят (если не присваивают) их общее семейное имя. Опираясь на наше понимание психического развития у подростков, уместно предположить, что соперничество Трампа с его отцом (как и любое соперничество между сыном и отцом) имеет некоторое отношение к пенису: к его относительному размеру, силе, потенции и символическому значению. Обратное тоже верно: отношение Трампа к его пенису, столь наглядно представленное на горизонте многих городов мира, символизирует его соперничество с отцом.

Фрейд назвал изначальное соперничество между отцом и сыном Эдиповым комплексом, который в своем наивысшем выражении включает желание подростка убить отца и овладеть матерью. Страх мальчика перед отцовским гневом фактически представляет собой защиту от распознавания собственной агрессивности, проецируемой на отца. Когда мальчик признает свою агрессивность, он испытывает потребность в возмещении причиненного ущерба. Но у подростка вроде юного Дональда, чье раннее развитие тормозило любую способность распознать и модифицировать свои возможные отцеубийственные фантазии, агрессивность остается необузданной. У таких мальчиков агрессивные побуждения по отношению к отцу бывают переориентированы, дополнены и превращены в общие деструктивные побуждения, сохраняющиеся еще долгое время после окончания детства.

Помимо страха перед возмездием Фреда, Дональд также боится чувства стыда, поскольку он до сих пор нуждается в своем отце. Поэтому он преобразует свои страхи в агрессивную враждебность и направляет ее на другие цели, – часто на слабых людей, подсознательно напоминающих ему о собственных проблемах. Побуждаемый имитировать и превосходить отца, которого он подсознательно считает ответственным за свои унижения – прошлые и будущие, – он направляет деструктивные импульсы на символические напоминания о силе отца и о собственных слабостях.

Концепция Эдипова комплекса применительно к фаллическому нарциссизму взрослого предполагает, что сын таким поведением стремится восторжествовать над отцом, демонстрируя превосходящую силу. Человек вроде Дональда Трампа жаждет отцовского одобрения одновременно с победой над ним. Сын деспотичного родителя, напуганный моральным крушением своего старшего брата, нуждается в отцовской любви для защиты от потенциального отцовского гнева. С учетом потребности защищать хрупкое ощущение собственной личности, это стремление порождает уязвимость и дополнительный импульс к возведению монументов своей мужской силы. В итоге Трампу приходится защищать людей, напоминающих ему об отце, таких как «сторонники превосходства белой расы», марширующие в Шарлотсвилле.

На посту президента Трамп вынужден продолжать гонку за громкими победами, не в силах обрести эмоциональный покой перед маячащей на горизонте отцовской угрозой. Уже не движимый обычным желанием превзойти отца, он нуждается в более опасных вызовах и заигрывает с потенциальным уничтожением ради восторга испытать, как это страшно. В то же время, он продолжает попытки дискредитировать и подавить угрожающий образ отца. Это легко видеть в одержимой борьбе Трампа с прокурором Робертом Мюллером, ФБР и с расследованием о связях с Россией. Его попытки избежать ответственности повторяют бунтарские подростковые вылазки в Манхэттен для покупки пружинных ножей. Ужас Трампа перед этим расследованием драматическим образом возрождает его страх перед отцом, а Мюллер напоминает о том, как его могут выгнать и отправить в ссылку. Сомневаясь в искренности Мюллера и пытаясь подорвать его решимость, Трамп хочет одновременно защититься от ссылки и поквитаться с отцом.

Десятилетний Трамп пытался избежать отцовского разоблачения и разработал целый арсенал защитных средств – боевитость, нахрапистость, порывистость и авторитарные повадки, – неизменно подражая Фреду-старшему. Но внешне он демонстрировал свою уникальность. Несмотря на заявления об опоре на собственные силы, история бизнеса Дональда свидетельствует о том, что отец часто оказывал прямую и косвенную поддержку его мероприятиям, от ранних политических и индустриальных связей до постоянного финансового содействия и семейного имени Трампов. Хотя Дональд явно зависел от такой помощи, он не нашел в себе достаточно благодарности, травмированный завистью к отцовской власти и его невниманием. Неспособность признать содействие, от которого зависел его бизнес, способствовала развитию у Дональда хронического расщепления личности.

Человек с расщепленной личностью, отчужденный от своих эмоций, часто проявляет жестокость и двоедушие без всякого видимого самоанализа или угрызений совести. Эти элементы патологии Трампа будут изучены в следующих главах. Расщепление сильно ограничивает способность к сопереживанию, поскольку человек, эмоционально отделенный от своего страдания, не распознает его в других людях. Выстроенная на протяжении всей жизни оборонная стратегия Дональда Трампа, когда он защищается с помощью хорошо продуманной бравады, может показаться успешной, но подсознательно он воссоздает мучительное безразличие, которое ощущал со стороны родителей. Надежно отделенный от собственного дискомфорта, он не обладает психическими ресурсами для сострадания к другим людям, а тем более для выражения этого чувства.

Однако расщепленное состояние не помогает избавиться от нежелательных чувств и часто сопровождается другой, лишь отчасти успешной психологической защитной стратегией: предсказуемым циклом проецирования и нападения. Трамп неосознанно избегает стыда зависимости от могущественного отца, проецируя свою уязвимость на других людей, а потом нападая на них за их слабость. Признание своей зависимости так мучительно и унизительно для него, что он даже занимался публичным развенчанием отцовской власти, – например, когда выражал презрение к «Клубу удачной спермы» с недвусмысленным намеком на то, что сам не принадлежит к членам этого клуба.

Намек на то, что сперма его отца не была «удачной», а значит, уступала его собственной, снова наводит на мысль о молодом фаллическом нарциссе, который воспринимает собственный пенис как источник власти. Когда такое примитивное понимание проецируется на отца, мальчик может перепутать стремление к родительской любви и власти с сексуальным вожделением к отцовскому пенису. Какой бы умозрительной ни казалась эта гипотеза, но человек, который создает такую ложную эквивалентность, с высокой степенью вероятности развивает тревожную реакцию, за которой следует цикл проецирования и нападения. При таком сценарии он проецирует свое неправильно понятое устремление на гомосексуальных людей, видя в них достойные презрения отражения дезавуированных частей самого себя. Затем он дает волю своему презрению к порицаемым влечениям, нападая на тех, кто открыто проявляет их, на что указывает история отношений Трампа с ЛГБТ-сообществом.

Словно компенсируя эти нежелательные чувства еще сильнее, Дональд агрессивно ищет путь, отличный от отцовского, когда речь идет о женщинах. Фред, по слухам, имел репутацию волокиты, однако скрывал свои увлечения от публичного внимания (и от семьи) и состоял в браке с первой и единственной женой до самой кончины. Дональд же поощрял и культивировал внимание прессы к своей бурной личной жизни, в итоге став героем передовиц таблоидов во время романа с Марлой Мэплз, положившего конец браку с его первой женой Иваной.

Фред Трамп, такой же агрессивный человек, как и его сын, рассматривал семейную и личную жизнь как еще одно поле для конкуренции. И хотя некоторые считают, что сын попытался превзойти отца в многочисленных публичных романах и семейных драмах, Фред видел здесь поражение сына. «Дональд Трамп в конце концов затмил своего отца, – писала «Нью-Йорк таймс» в 2016 году, – хотя Фред Трамп, проживший в браке со своей женой более 60 лет, в шутку говорил своему трижды женатому сыну: “В том, что касается супружеских отношений, тебе никогда не превзойти меня”».

Впрочем, неясно, объявил ли Фред себя победителем, потому что так долго сохранял свой единственный брак, или потому, что его никогда не ловили на измене. Харт пишет о разговоре между отцом и сыном после того, как несоблюдение Дональдом брачных клятв, данных Иване, привлекло «нежелательное внимание» властей. «В свое время внебрачные похождения Трампа-старшего принесли ему репутацию “короля Майами-Бич”», – пишет Харт. Но Фред «разгневался на Дональда» из-за его внебрачной связи, поставившей под угрозу профессиональные нормы. Харт продолжает: «“Если хочешь, можешь иметь хоть тысячу любовниц, – внушал Фред Трамп своему сыну, – но что бы ты ни делал, никогда, никогда не позволяй поймать себя с поличным”». Фред был так рассержен тем, что все еще женатый Дональд пригласил Марлу на открытие «Трамп Тадж-Махал», что пообещал не приходить на церемонию. Трамп отменил приглашение Марлы, тем самым опровергнув свое утверждение, что он всегда настаивал на своем в спорах с отцом.

В некоторых отношениях соперничество Дональда с отцом продолжается до сих пор – к примеру, тратя время и энергию, на то, чтобы каждое утро приводить в порядок свои знаменитые, вызывающе окрашенные и тщательно причесанные волосы. Хотя Фред Трамп тоже прибегал к окраске волос, фотографии свидетельствуют о том, что он не старался замаскировать залысины. Дональд же «испытывал чудовищный страх перед облысением», по словам бывшего сотрудника его казино и биографа Джона О’Доннелла. «Однажды он сказал (другому сотруднику казино, Марку Илессу), что считает лысину признаком слабости… и предупредил его: “Худшее, что может случиться с мужчиной – это облысение. Никогда не позволяй себе облысеть”». Трамп пытается каждым взмахом расчески доказать миру, что он сильнее отца. Это иллюзия, от которой он не в силах отказаться.

В последние годы Фреда Дональд наблюдал, как его отец становится жертвой беспощадного времени и болезнь Альцгеймера усиливает его недееспособность. Трамп, несомненно, ощущал утрату соперничества вместе с утратой отца. День похорон Фреда «пожалуй, был тяжелейшим днем в моей жизни», – сказал он Кранишу и Фишеру и добавил: «Я ощущал одиночество и ответственность, потому что был очень близок с моим отцом». Он начал смотреть на себя по-иному, не просто как на нового семейного патриарха или строителя, но как на человека, который может изменить мир… Годы спустя Трамп скажет, что смерть отца дала ему “внутренний толчок” к решению о будущем участии в президентской кампании».

Если потеря отца подтолкнула Трампа к величайшему соперничеству в его жизни, она также пробудила в нем давнюю потребность в отцовской фигуре. Лишенный родительского участия в детстве, Трамп по-прежнему нуждается в отце, и это подсознательно проявляется в его тяготении к Стиву Бэннону, Майклу Коэну и даже к гораздо более молодому, но чрезвычайно уверенному в себе президенту Франции Эммануэлю Макрону. Не в состоянии открыто выразить эту потребность Трамп ведет себя как претенциозный, а иногда и душевный человек, который смахивает чешуйку перхоти с пиджака Макрона. Такие показные действия свойственны компенсаторному нарциссизму, с драматизмом продемонстрированному на общенациональном съезде республиканской партии, когда его выходу на сцену предшествовала огромная тень, возникшая из тумана.

Томление по отцовской фигуре также проявляется в его патологических поисках авторитета в лице разных лидеров, которые его привлекают: Родриго Дутерте, Реджеп Тайип Эрдоган, Си Цзиньпин и особенно Владимир Путин. К сожалению, ни одна из этих отцовских фигур не может стимулировать конкурентную реакцию у Трампа. Поиск авторитетного мужского персонажа, который сможет ценить его и восхищаться им, напоминая упущенную динамику отношений между отцом и сыном, привел его к зачарованности лестью Макрона и кооперации с конкурентами. Как мы убедимся в следующих главах, ранняя патология Трампа, сложившаяся в годы его становления, породила ряд проявлений, представляющих особый интерес для любого геополитического соперника, изучающего его уровень готовности к сотрудничеству на основе его психологического профиля.