– Ми-и-и-и-иша-а-а-а!

Бригадир чуть не упал с перекладины. Внизу, прямо около входа в колокольню, стояла маленькая девочка в желтых резиновых сапожках и голубом дождевике. В руках она держала закрытый зонтик-тросточку. Бьярндир поплотнее закутался в свое коричневое пальто и перевернулся на бок.

– Ми-и-и-и-и-и-иша-а-а-а-а!

Какая же настойчивая девчонка – и не скажешь, что дочь священника. Если она продолжит так вопить, Бригадир вскоре ощутит острую потребность кое-что ей рассказать. И к чертям, что это «кое-что» не предназначено для детских ушей.

– Ми-и-и-и-и-и-и-иша-а-а-а-а-а!

Бригадир чертыхнулся и неохотно спрыгнул с насиженного места. Он в два прыжка оказался на земле. Элизабет сузила глаза и хмыкнула.

– Чего тебе, мелочь?

– Помоги мне найти Билли. Как только начались дожди, он стал уплывать слишком далеко от дома.

Бригадир изогнул бровь. По выражению его лица наверняка можно было догадаться, что он подумывает, не послать ли девчонку известными дорогами.

– «Сохраняйте спокойствие и звоните Итану», – процитировал он газетное объявление и скрестил руки на груди. – Это, кстати, помогает, меня-то зачем дергать?

Моросящий дождик усилился, и Элизабет раскрыла зонтик. С цветной непромокаемой ткани на Бьярндира посмотрели грустные глаза ослика Иа.

– Они сейчас разбираются с Крысами, и я решила им не мешать. Красивая, кстати, колокольня, я ее раньше не замечала.

Бригадир невольно обернулся на свое временное прибежище, но очертания здания оставались все такими же призрачными. Как же девчонка его разглядела?

– С крысами?

– С Крысами, – с выражением повторила Элизабет. – Это надолго, у них целая популяция под магазином сладостей.

– Раз ты такая умная, чего не пошла с ними?

– С ними Брайан, – ответила Рихель, окуная в лужицу нос желтого сапога. – А мне надо найти Билли.

Бригадир вздохнул. Прилипчивая маленькая девочка, потерявшая… кого она там держит, келпи?

– О, у меня и деньги с собой! – Элизабет вынула из кармана мешочек, в котором радостно зазвенела мелочь.

– Разве ты не знаешь, что мне платят не деньгами? – Бригадир ухмыльнулся, обнажив медвежьи клыки. Может, хоть теперь она уйдет? Такой оскал мало кто выдерживает.

– Я много чего знаю. Например, что нельзя разговаривать с незнакомцами, хотя с вами-то я чуть-чуть знакома. Еще нельзя выходить одной в дождь, особенно когда тебе двенадцать. И доверять тому, у кого два лица.

Бьярндир глянул на девчонку по-новому, внимательнее. Она ответила ему таким же пристальным взглядом. Милая кареглазая малышка, которая видит его истинную маску. Еще одна пустая судьба? Развелось, как грибов после дождя.

– Последнее я придумала сама, – уточнила Элизабет.

– Хорошее правило. Возьми на вооружение.

– Так мы поищем Билли?

Бригадир вслушался в городскую музыку – ту, что звучала под асфальтом и в трубах, – и решил, что ему тоже не помешало бы иногда бороться со скукой.

…Они нашли келпи в бассейне за домом Кларенсов, а потом Элизабет пригласила Бьярндира на чай. Он и сам не понял, почему согласился. В конце концов, не в стиле Бригадиров помогать детишкам в поисках питомцев и гонять чаи из кружек с нарисованными диснеевскими персонажами. Но в доме Рихелей Бьярндир вдруг начал даже рассказывать сказку. То ли обстановка располагала, то ли Элизабет казалась каким-то особенным слушателем, но Бригадир погладил вырезанную на черепе трикуэтру и заговорил.

Об Огнеглавом.

– А дальше? Он был простым охотником, никакой не Смертью? – Элизабет поставила на стол пустую кружку и взялась за заварник.

Бьярндир словно выпал обратно в реальность. Голос маленькой девочки прозвучал над тропой, совсем рядом, и ученик шамана поначалу не смог понять, откуда он доносится. Дернул ухом, увидел, как его отражение в глазах Огнеглавого смешивается со страхом, и рухнул – резко, со всей силой, на какую тогда был способен. Кровь у Огнеглавого оказалась такая же красная и такая же теплая, как у любого обитателя чащи. Как у оленят, безвольными куклами сваленных в сугробе. Как у старого шамана.

– Да… обычный охотник.

– И что? Разошлись?

В этом сомнения нет: он пошел дальше, оставив позади изломанное тело. Это была месть, но ее не стоило выставлять напоказ, ведь когда в чаще узнали, что Огнеглавый не был богом, что, по сути, он был таким же куском мяса, как все земные твари, многое стало другим. Обретя правду, они – рогачи, пичужки, ревуны и костомолы – потеряли веру. А без веры… без веры они стали легкой добычей пустоты.

Когда умирал старый шаман, его ученик уже носил на себе черепа нескольких Огнеглавых и был уверен, что миром правит Правда. А следующей зимой, когда жители чащи разучились произносить его имя, за ним пришел Бригадир.

– Разошлись. Охотник исправился и больше никого не убивал. Конец, – скороговоркой произнес Бьярндир и поднялся из-за стола.

– Слабенькая какая-то мораль.

– Тебе так необходима мораль? В страхе нет никакой морали. Правда ценнее.

– Даже ненужная?

– Ненужной правды не бывает. – Бригадир подошел к стеклянной двери веранды, в которую бился холодный осенний дождь. – Она помогает бороться с хаосом.

Элизабет шмыгнула носом и промолчала. Хотя так ли хаос плох, если именно из него возникло все, включая и сам порядок?

Брайан увидел в конце зловонного тоннеля свет и прибавил шагу. Канализационная вода отвратительно хлюпала в кроссовках, но Лавре старался не думать лишний раз о ду́ше. Слишком приятные мысли, чего себя зря обнадеживать?

Он отстал от остальных сразу после того, как они поговорили со старой Крысой. Она была такой толстой и такой блестящей, словно съела весь мировой запас блесток. Голос ее оказался на удивление низким для грызуна, а рассуждения – невероятно здравыми. Договориться с ней не составило бы особого труда.

Если бы не Кэйлин, вдруг заявившая, что Крысе надо бы похудеть…

Брайан так и не понял, что не так с этой девчонкой. Ну, кроме того, что она мертва и умеет исполнять желания. Она то вела себя как само понимание, то превращалась в хихикающую фурию, главной радостью которой было лишний раз подергать опасное животное за усы. Она могла заговорить с валлийским акцентом, а в следующую секунду уже изъяснялась исключительно фразами из старых комиксов.

Итан мало что рассказал о своей подруге: Брайан знал лишь, что они познакомились в лавке его дядюшек, когда туда завезли макароны. О падении с моста и волшебной силе, а также о пережитых с того дня приключениях Брайан узнал от самой мисс Нод. С ней можно было совершенно спокойно говорить, пока она не… выходила из себя. Это не подразумевало приступов ярости, – просто Кэйлин немыслимым, невозможным образом менялась. Она была как радиоприемник, сигнал которого изредка глушили другие волны.

– Подтолкните меня! – проскрипела где-то неподалеку старая Крыса. Брайан замер. Подумать только, под городом живут сотни этих тварей, целая разумная армия (поумнее некоторых людей), но никто об этом даже не беспокоится. Или не знает?

Когда топот лап стих, Брайан продолжил путь. До конца трубы осталась всего какая-то пара метров…

– Брайан, эй, Брайан!

У выхода появилась улыбающаяся Кэйлинна, и Лавре от неожиданности стукнулся затылком о металлическую обшивку.

– Совсем сдурела? Приглуши звук! – зашипел он, цепляясь пальцами за край трубы и высовывая наружу голову. Канализационный лабиринт вывел их к заброшенному заводу в северной части города. и все же тут был свежий воздух. Благодать-то какая!

– Да ладно тебе, все хорошо. Крысы свое слово не нарушают.

Кэйлин как ни в чем не бывало стояла, скрестив руки на груди, и бубенчики, украшающие ее платье, тихо звенели на осеннем ветру.

– И о чем ты только думала, когда назвала ее «толстой»? – вздохнул Брайан.

– А о чем думал ты, когда забыл выключить мобильный? – парировала Кэй.

Укор был справедливым: Лиз позвонила, как раз когда нужно было тихонько прокрасться к люку и сделать ноги. Брайан невразумительно и невнятно огрызнулся, не найдя ответа, и спросил, чтобы хоть как-то переменить тему:

– Где Итан?

Кэйлин молча указала куда-то Брайану за спину. Тот обернулся и увидел Окделла, сидящего на самой верхней трубе. К уху друг прижимал розовый телефон, в темных очках отражалось тусклое осеннее солнце.

– Новый клиент? Так скоро? Я думал, мы и с Крысами-то не закончили.

– Больше они не станут барахтаться в городском пруду, все путем. Эта толстая кошелка не нарушит слово. Ты видел, как она пялилась на Итана?

Мертвая девчонка была права: старая Крыса смотрела на Окделла так, словно он был великой святыней их народа или чудесным сырным королем. Каждое его слово она ловила жадно, как крошки со стола, а ведь говорил он в последнее время не слишком много.

Брайан кивнул и сунул руки в карманы. Пальцы вляпались в противно хлюпнувшую жижу.

– Мать твою, – простонал Лавре, не обнаружив телефона. Лиз его убьет.

Рука Кэйлинны, затянутая в красную перчатку, коснулась его плеча.

– Можешь занести одежду мне, я постираю. Все равно ведь не сплю.

Странно, но, когда мисс Нод становилась сама собой, ее голос звучал, как запись на пластинке.

– И прости за то, что я наговорила. Чем бы оно ни было.

Брайан кинул на Кэй взгляд – та вымученно улыбалась.

– Что-нибудь помнишь?

– Сплошное кино и бестолковая блондинка в роли меня. Ужас просто, об Оскаре можно забыть.

Уильямс усмехнулся. Такая Кэй ему даже немного нравилась. Он надеялся, что именно эта часть ее личности была настоящей. Но не мог быть уверенным на сто процентов.

– Да все в порядке. На этот раз точно.

– Честер-Кроссинг, 19. Кэй, все прошло хорошо, не беспокойся.

Они и не заметили, что Итан уже слез с труб и стоит рядом, ежась от холодного ветра.

– Я один, что ли, мечтаю о душе? – нахмурился Брайан, оттягивая край куртки в доказательство своих слов.

Тень улыбки скользнула по лицу Итана.

– Ты сам вызвался помочь. Можем разойтись, дело неспешное.

Кэйлин попыталась закрепить отваливающийся от платья бубенчик, но он упал в ручей и тут же исчез под темной водой.

– Пять часов, время пить чай! – бойко скомандовала Нод голосом канарейки Твитти из мультфильма и зашагала в сторону проволочной ограды, в которой зияла дыра.

Безумный туман вновь опускался на планету Кэйлин.

– Крошки мои, за мной! – Она махнула рукой и топнула ногой по луже, подняв тучу брызг. – Где мой корсэт?

– Все чаще безумие, все короче просветления, – вздохнул Брайан и расстегнул испорченную куртку. – Жутковато как-то.

Итан промолчал.

Он уже говорил о том, что подруге нужен отдых, нужен сон и нужна нормальная жизнь. Но он понятия не имел, как она может все это получить. И серому неуязвимому мальчику явно не нравилось чувствовать себя беспомощным.

Бригадир был похож на оригами, сложенное из черной рисовой бумаги, хотя тогда ученик шамана понятия не имел ни о каких «оригами». Незнакомец сливался с тонким деревцем, на котором сидел, и оттого казался очень маленьким. На его шее висело ожерелье из скрюченных пальцев, и ученик шамана невольно сравнил эти «трофеи» со своей коллекцией черепов. Убитые Огнеглавые не были его триумфом, но убитые в их лице боги были. Он не боялся хвастаться своими деяниями перед всей чащей.

– Нашел правду, юноша?

Чужой голос эхом отдавался в голове. Хотелось, чтобы он поскорее исчез.

– Вижу, что нашел. Вижу, что тебе это нравится. Но ведь этого недостаточно для тебя, а, малыш?

Еще никогда его не называли «малышом»: он был самым большим, а теперь и самым великим кадьяком в округе. Да кто такой этот незнакомец, чтобы так начинать разговор?

– Ах, простите. – Бригадир слетел с ветки, и ученик шамана с удивлением понял, что он куда выше ростом, хоть и сутулится. – Выше головы прыгнул, развенчал убийц, молодчина.

И Бригадир протянул ему руку – плоскую, совсем черную, покрытую блестящими желтыми иглами. Такую очень хотелось пожать.

– Но! – Незнакомец отдернул ладонь и поднял указательный палец. – Разве ты думаешь, что это конец?

Конечно, он так не думал. За лесом лежало еще много поселений Огнеглавых, в дальних чащобах жили обманутые и запуганные твари, которым нужно было открыть правду. Вместе с алой кровью Огнеглавых на лесные тропы проливался свет истины, и прекраснее этого света не было ничего.

– Может, и не думаешь, – продолжал Бригадир. – Может, ты уже сложил самому себе алтарь из этих черепов. Если так, ты почти готов.

Тогда ученик шамана не знал, кто перед ним, и потому действительно сложил себе алтарь. Вскоре алтарь превратился в сокровищницу, а лапы кадьяка покраснели от отнятых жизней.

И тогда незнакомец вернулся и показал ему другую сторону Огнеглавых.

У него было всего одно имя, но тысячи языков искажали его на свой лад. Огнеглавые, разрозненные, потерянные, раскиданные по свету, как осколки храмового купола, называли его Карху. Называли Бьорном. Называли Медоедом. Сколько стран успело появиться из пучины земли, столько и слов составляли бригадирский щит. Лучше не придумать: немного найдется в подлунном мире тех, кто помнит праязык. А без основы, без самого первого Слова защита Бригадира остается неколебимой.

Одна слабость на всех – первородные Имена, выкованные в горне Создания.

Одна сила на всех – пусть источник ее у каждого свой.

Одна на всех бесконечность.

Ученик шамана видел, как сотни маленьких ножек стираются в кровь. Как тысячи маленьких ручек точат камень. Как миллионы тоненьких голосов умоляют о пощаде, и как молчат в ответ Жернова жизни. Белые ленты Огнеглавых перемалывались, падали в Бездонную Бездну и возвращались нитями из Высочайшей Выси. Жернова работали. Черный Бригадир скалился и шептал истории, от которых сердце обливалось кровью. Сказки на краю всего сущего.

– Нравится такая правда, а, юноша? Не жмет и не палит?

Иглы на запястьях Бригадира впивались в плечи, и ученику шамана хотелось отвернуться. Это стало его единственным желанием. Только сделать этого он не мог.

– Боишься, что они увидят твои трофеи? – прошелестел наконец Бригадир.

И тот, кто нашел правду, понял: он и в самом деле не хочет, чтобы эти слабые, беспомощные существа видели черепа на его шее. Маленькие Огнеглавые напоминали ему оленят, которых нес на плече поддельный посланник Смерти. Смерти, которой не было места в Жерновах жизни.

– Где правда? – проревел он. Непосильно тяжелыми показались ему вдруг собственные кости. – Где…

Знание яркой вспышкой пересекло сознание, на миг заставив померкнуть все остальные мысли.

– Где Он? – повторил ученик шамана, не в силах оторвать взгляда от жизней, сгорающих и тут же вспыхивающих вновь, никогда не отдыхающих, никогда не обретающих покой.

Бригадир поднял руку, изогнутую и обрамленную кровавыми сосудами, – и ученик шамана увидел рядом с Жерновами Часы.

В Часах не было белых нитей, не было широких лент, не было серого пепла. В них бежали антрацитовые песчинки – потоком, сворачивая куда угодно и когда угодно, останавливаясь, замедляясь… Он пытался уследить за этим движением, но руки, держащие Часы, постоянно их переворачивали, и путь песчинок оказывался бесконечным.

Как ни старался, ученик шамана так и не смог увидеть Того, кто держал Часы. Только руки – сильные руки с мозолистыми пальцами, руки Смерти – остались в памяти того, кто искал правду.

– Самая невероятная правда на свете. – Черный Бригадир назвал его настоящим именем, которое он сам тогда не смог бы выговорить, даже если бы очень постарался, и улыбнулся. – Ты ее не заслужил.

Он знал, что не заслужил. Он знал, что будет перемолот в Жерновах, а потом, стертый и изничтоженный, заново начнет свой бег. Но ему предлагали выбор: даже после великой ошибки, после украденной веры. Стоит только спросить «Почему я?», и белая лента зашуршит, направляя судьбу по нужной колее.

– Теперь я должен пойти с тобой, да?

Бригадир развел в стороны руки, и в то же мгновение исчезли Жернова и Часы, и мир снова обрел способность двигаться.

– Любопытство, – сказал он. – Любопытство – замечательная вещь. Оно пахнет как свежескошенная трава, а на вкус напоминает молочную пенку.

– Правда пахнет железом.

– Ее куют, а не выращивают, ничего удивительного, мальчик мой.

Вопрос вертелся на языке и заставлял шерсть вставать дыбом. Но из-за него белая лента побежала бы дальше, прямиком в Жернова жизни. Теперь Бьярндир знал, что ответа не существует. Бригадиры просто чувствуют это: слушают ветер, прижимаются ухом к земле и вспоминают песок в Часах Смерти.

Бесконечное движение, которое, если закрыть глаза, точно укажет путь.

Да и запах. Запах ни с чем не спутать. Жасмин, мокрая земля и металл.

Дорогами Смерти ходить сложнее, чем дорогами Жизни. Но у последних, Бьярндир знал наверняка, всегда есть конец. И дальше он предполагает не самое лучшее начало.

За черепа Огнеглавых пришлось заплатить, но не потому, что этого потребовал черный Бригадир, похожий на фигурку из бумаги. Так решил тот, кто искал правду, решил сам.

Рев кадьяка распугал всех пичужек в округе, но сползающая с костей плоть была не самым страшным. Когда под скелетом стал расти новый Бригадир, от его крика затряслись звезды.

Между Часами и Жерновами должно быть равновесие, но Бригадиры не умеют строить, – на то они и Бригадиры. Они – Итан, я и так давно уже мертва… – сказала Кэй из-за его плеча.

«Я так устала» он тоже услышал.

Она взяла его серые ладони в свои, – и Итан почувствовал мертвенный холод, обжигающий кожу. Он впервые заметил, какие удивительные у Кэйлин глаза – серые, как туман шоссе номер двадцать девять, как низкое небо над Мэпллэйром. Как кожа самого Окделла. Раньше он никогда не обращал на это внимания.

Кэй выпустила его руки и прошептала «До встречи, балбес!».

А потом она исчезла в тумане, словно и не было в городке Мэпллэйре никакого мертвого джинна.

Чтобы стать Бригадиром, нужно не только победить свой главный страх. Нужно умереть. Исчезнуть из Жерновов и появиться в Часах, пойти по другим дорогам. Отречься от того, что делает тебя тобой.

Медведь отрекается от своего медвежьего естества и носит только напоминание о нем.

Ворон отрекается от крыльев и носит перья на шее.

Человек, вопреки всякой логике, не становится зверем – он говорит «Прощай» себе самому. Воспоминаниям, фрагментам личности и тому необъяснимому предчувствию, которое никогда не обманывает. Остаются лишь жажда и дебри остаточных эмоций, – их не так-то просто выдрать из остова. Сосуд, наполненный правдой, а на стенках его еще осталось то, что совсем недавно вылили.

Стать Бригадиром может только тот, кого загнали в угол. Загнанное в угол существо покажет клыки и согласится существовать за чужой счет. Будет рыскать и выслеживать тех, кто нарушает правила, установленные Жерновами. Установленные Часами. Установленные тысячи лет тому назад.

Слишком много потерь за знание правды и силу, привязывающую к вечному голоду, – вот что думают люди.

Поэтому и нет ни одного Бригадира-Огнеглавого.