55
Так давай, по крайней мере, бороться благородным оружием – раз уж приходится бороться.
Генрик Ибсен. Росмерсхольм
Мэтью, который якобы уезжал только до полудня, все еще не вернулся. Зато он прислал два сообщения. Первое – в три часа дня.
У Тома проблемы на работе, хочет обсудить. Сейчас идем в паб (я – ничего, кроме кока-колы.). Как вырвусь, сразу приеду.
Второе – в семь вечера:
Прости, он надрался, не могу бросить. Посажу его в такси и приеду. Надеюсь, ты поела. Люблю, целую.
Не разблокировав определитель своего номера, Робин позвонила Тому на мобильный. Он ответил сразу. В трубке не было слышно характерных шумов паба.
– Я слушаю, – настороженно ответил Том, по голосу – трезвый как стекло. – Кто это?
Робин разорвала соединение.
В холле ждали два упакованных чемодана. Робин уже позвонила Ванессе и спросила, можно ли будет пару раз переночевать у нее на диване, поскольку ей сейчас некуда податься. Робин показалось странным, что Ванесса почти не удивилась такой просьбе, но и не стала рассыпаться в сожалениях.
Сидя в гостиной, Робин смотрела, как за окном сгущается мгла, и спрашивала себя: неужели у нее так и не открылись бы глаза, не найди она ту сережку? В последнее время она благодарила судьбу всякий раз, когда оказывалась дома одна, могла расслабиться и ничего не скрывать: ни свою работу по делу Чизуэлла, ни панические атаки – в другое время их полагалось сносить без шума и суеты, скорчившись на полу в ванной.
Она расположилась в элегантном кресле, которое оставил им уехавший домовладелец, и поймала себя на странном ощущении, будто жизнь ее протекает задним числом. В самом деле: проживая какой-нибудь отрезок времени, всегда ли мы понимаем, что он способен бесповоротно изменить весь ход нашей жизни? Робин пообещала себе надолго запомнить эту комнату и решила внимательно ее рассмотреть, чтобы запечатлеть в памяти каждую мелочь, а заодно таким нехитрым способом разогнать тоску, стыд и обиду, которые сжигали и выкручивали ее изнутри.
В начале десятого она с легким приступом дурноты выслушала, как поворачивается в замке ключ Мэтью и отворяется дверь.
– Прости! – вскричал ее муж, даже не прикрыв за собой дверь. – Ты не представляешь, какой это придурок: я еле уговорил таксиста…
До Робин донеслось краткое удивленное восклицание: это он заметил чемоданы. Теперь можно было спокойно набрать уже выведенный на дисплей номер. Мэтью вошел как раз вовремя и с удивлением услышал, как она заказывает такси. Робин повесила трубку. Они уставились друг на друга.
– Зачем тут чемоданы?
– Я ухожу.
Повисла долгая пауза.
Мэтью, видимо, не понял.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Не знаю, как еще сказать, Мэтт.
– Уходишь от меня?
– Именно так.
– Но почему?
– Да потому, – ответила Робин, – что ты спишь с Сарой Шедлок.
Она видела, как Мэтью подбирает спасительные слова, но секунды тикали, и разыгрывать искреннее недоумение, оскорбленную добродетель или полное обалдение было уже поздно.
– Что? – выдавил он наконец с натужным смешком.
– Пожалуйста, не начинай, – поморщилась Робин. – Это лишнее. Все кончено.
Он так и застыл на пороге гостиной, и Робин заметила, что у него усталый, даже изможденный вид.
– Я собиралась оставить записку и уехать, – сказала она, – но это смахивает на мелодраму. А кроме того, надо обсудить некоторые бытовые вопросы.
Она читала у него на лбу: «Где я прокололся? Кому ты успела сказать?»
– Послушай, – нетерпеливо заговорил Мэтью, опуская на пол сумку (где лежала, вне всякого сомнения, чистая, даже не помятая спортивная форма), – я понимаю, что в последнее время мы с тобой оба вели себя не лучшим образом, но мне нужна только ты, Робин. Не бросай меня. Умоляю.
Он шагнул вперед, опустился на корточки возле кресла и попытался взять ее за руку. Робин отпрянула в неподдельном изумлении.
– Ты же спишь с Сарой Шедлок, – повторила она.
Он выпрямился, пересек гостиную и сел на диван, а потом, спрятав лицо в ладони, жалобно заблеял:
– Прости. Прости. У нас с тобой все было так паршиво…
– …что тебе пришлось спать с невестой друга?
При этих словах он поднял на нее глаза и вдруг задергался:
– Ты сказала Тому? Он знает?
Ей стало до того невыносимо находиться рядом с ним, что она встала и отошла к окну, переполняемая такой гадливостью, какой не испытывала еще ни разу в жизни.
– Даже сейчас думаешь только о своей карьере, Мэтт?
– Да нет же… Черт… ты не понимаешь. Между мной и Сарой все кончено.
– Неужели?
– Да, – подтвердил он. – Да! Черт… какая-то ирония судьбы… Мы с ней весь день проговаривали эту ситуацию. И решили, что так больше продолжаться не может, а тем более… и ты, и Том… Короче, мы просто закончили эти отношения. Час назад.
– Ну надо же. – Робин усмехнулась и вдруг почувствовала, как душа отделяется от тела. – Вот где ирония так ирония!
У нее зазвонил мобильный.
Как во сне, она ответила.
– Робин? – зарокотал голос Страйка. – Звоню по свежим следам. Я только что от Делии Уинн.
– Как прошло?
Стараясь говорить ровным, оживленным тоном, она решила ни под каким видом не прерывать разговора. Жизнь в профессии составляла теперь единственный способ ее существования, и Мэтью уже ничем не мог ей помешать. Отвернувшись от негодующего мужа, она стала смотреть в окно, на темную мощеную улицу.
– Два самых интересных момента, – продолжал Страйк. – Во-первых, она проболталась. Судя по всему, Герайнт утром в день убийства Чизуэлла не был с Аамиром.
– В самом деле интересно, – сказала Робин, заставляя себя сосредоточиться под взглядом Мэтью.
– Я вытянул из нее номер его телефона и тут же позвонил, но он не берет трубку. Потом дай, думаю, проверю, нет ли его в гостиничке на той же улице, но, говорят, он съехал.
– Жаль. А вторая интересная новость? – напомнила Робин.
– Это Страйк? – в полный голос спросил Мэтью у нее за спиной.
Робин не ответила.
– Что там происходит? – спросил Страйк.
– Ничего, – ответила Робин. – Продолжай.
– Так вот, вторая интересная новость: в прошлом году Делия познакомилась с Кинварой, которая билась в истерике, заподозрив Чизуэлла…
Мобильный Робин грубо выдернули у нее из руки. Она резко развернулась. Мэтью разорвал соединение.
– Как ты смеешь? – вскричала Робин, протягивая руку. – Дай сюда!
– Мы, черт возьми, пытаемся спасти наш брак, а ты принимаешь звонки от него?
– Я не пытаюсь спасти наш брак! Немедленно верни телефон.
Он поколебался, швырнул ей мобильник и тут же напустил на себя оскорбленный вид, потому что Робин хладнокровно перезвонила Страйку.
– Извини, Корморан, разъединили, – сказала она.
Мэтью бешено сверлил ее взглядом.
– Там все в порядке, Робин?
– Все прекрасно. Ты начал что-то говорить про Чизуэлла?
– Что он погуливал на стороне.
– Погуливал на стороне! – Робин вперилась взглядом в Мэтью. – И с кем же?
– Да черт его знает. А у тебя получилось Рафаэля выцепить? Нам ведь известно, что он менее других озабочен защитой отцовской памяти. Может, от него и узнаем, кто с кем погуливал.
– Я оставила для него сообщение. И для Тиган тоже. Пока не перезвонили.
– Ладно, держи меня в курсе. Кстати, все это все проливает новый свет на удар молотком по куполу, ты согласна?
– Безусловно, – сказала Робин.
– Я сейчас в метро. У тебя там точно порядок?
– Да точно, точно, – сказала Робин, надеясь, что удачно изобразила банальное нетерпение. – Через пять минут перезвоню.
Она повесила трубку.
– «Через пять минут перезвоню, Корморан»! – гнусным фальцетом, каким он передразнивал всех женщин, пропищал Мэтью. – «Перезвоню попозже, Корморан. У меня рушится брак, так что теперь я могу день и ночь быть у тебя на побегушках, Корморан. А могу и за бесценок работать, Корморан, лишь бы только тебе прислуживать».
– Пошел ты в задницу, Мэтт, – спокойно сказала Робин. – Проваливай к свой Саре. Кстати, серьга, которую она забыла у нас в кровати, лежит в спальне, у меня на тумбочке.
– Робин, – Мэтт вдруг посерьезнел, – мы сможем это преодолеть. Если мы любим друга, то сможем.
– Тут есть одна закавыка, Мэтт, – сказала Робин. – Я тебя больше не люблю.
Она всегда считала, что выражение «потемнели глаза» – это поэтическая вольность. Но нет: сейчас его светлые глаза буквально почернели: от потрясения у него расширились зрачки.
– Стерва! – выдохнул он.
В ней шевельнулось малодушное желание солгать, откреститься от своей решительной фразы, защититься, но верх одержало нечто более сильное: потребность говорить правду без прикрас – слишком долго она обманывала его и себя.
– Не люблю – и точка, – сказала она. – Нужно было давно расстаться, во время свадебного путешествия. Но ты заболел, и я осталась с тобой. Из жалости. Нет, не так, – поправилась она, решив избегать недомолвок. – На самом деле и в свадебное путешествие мы напрасно полетели. А по-хорошему, мне надо было прямо со свадьбы уйти, когда я узнала, что ты влез в мой телефон и стер звонки от Страйка.
Робин хотела свериться с часами, чтобы понять, когда придет такси, но боялась оторвать взгляд от мужа. Всем своим обликом он сейчас напоминал змею, которая метится укусить из-за камня.
– Как ты считаешь, что представляет собой твоя жизнь, если посмотреть со стороны? – негромко спросил он.
– В каком смысле?
– Ты на университет забила. Теперь забиваешь на нас с тобой. Ты даже на своего мозгоправа забила. Конченая психопатка, вот ты кто. Но почему-то не забила на свою поганую работенку, где тебя сначала убивали, а потом выставили за дверь. Он тебя только потому обратно свистнул, что хочет к тебе в трусы залезть. Ясное дело – за такие гроши другую подстилку найти нереально.
Это было как удар. У Робин перехватило дыхание. Голос ослаб.
– Спасибо, Мэтт, – выдавила она, идя к дверям. – Спасибо, что облегчил мне задачу.
Одним прыжком он стал у нее на пути.
– Ты пришла туда на замену. Он стал за тобой ухлестывать, и ты возомнила, что эта работа как раз по тебе, хотя с твоей биографией…
Она едва сдерживала слезы, но твердо решила не сдаваться.
– Я с детства хотела заниматься полицейскими расследованиями.
– Ври больше! – оскалился Мэтью. – Когда это ты?..
– До тебя у меня была другая жизнь! – Робин сорвалась на крик. – У меня был родной дом, где я могла говорить на такие темы, какие тебе и не снились. Я никогда тебе об этом не рассказывала, Мэтью, – знала, что ты будешь издеваться, как мои тупорылые братья. Я поступила на психологический, чтобы применить свои знания в судебно…
– Впервые слышу, ты просто хочешь себя обелить…
– Я тебе не рассказывала, потому что в ответ услышала бы одни насмешки.
– Фигня…
– Нет, не фигня! – выкрикнула она. – Я говорю тебе правду, чистую правду, и все, что я сказала, подтверждается: ты мне не веришь! Ты только радовался, когда я ушла из уни…
– Совсем спятила?
– А кто говорил: «спешки нет», «диплом защищать необязательно»?..
– Ну-ну, значит, теперь я виноват, что тебя оберегал!
– Ты был довольнехонек, что я как привязанная сидела дома, – скажешь, нет? Сара Шедлок и та окончила универ, а я, неудачница, застряла в Мэссеме, где, правда, выпускные экзамены сдала получше тебя и получила право первого выбора…
– Ой! – Мэтт злобно хохотнул. – Ой, выпускные она сдала лучше меня! Я теперь по ночам спать не буду!
– Если бы не изнасилование, мы бы разбежались давным-давно!
– Тебя этому научили на реабилитации? Сочинять сказки о прошлом, выгораживать себя?
– Меня научили говорить правду! – отрезала Робин, теряя терпение. – И знаешь, что еще правда: мои чувства к тебе стали угасать задолго до изнасилования! Тебя вообще не интересовало, что происходит в моей жизни: ни моя учеба, ни новые друзья. Ты хотел знать только одно: не клеится ли ко мне какой-нибудь парень. Но после случившегося ты проявил такую доброту, такую нежность… мне казалось, что надежнее тебя нет никого, что только тебе и можно доверять. Поэтому я осталась. Если бы не та история, мы б уже давно разбежались.
Они услышали, как к дому подъехала машина. Робин проскользнула было в коридор, но Мэтт снова преградил ей путь:
– Даже не думай. Так легко ты от меня не отделаешься. Говоришь, осталась, потому что я был «надежным»? Чушь собачья. Ты меня любила.
– Я думала, что люблю, – ответила Робин, – но теперь вижу, что это была иллюзия. Не стой на дороге. Я ухожу.
Она попыталась пройти мимо Мэтта к выходу, но тот в очередной раз загородил собой дверь.
– Нет, – сказал он и сделал шаг вперед, оттесняя Робин в гостиную. – Никуда ты не пойдешь. Нам необходимо поговорить прямо сейчас.
Водитель такси уже звонил в дверь.
– Иду! – крикнула Робин, но Мэтт прорычал:
– В этот раз сбежать не получится, ты останешься и прекратишь истерику…
– Нет! – во весь голос крикнула Робин, будто отдавая команду псу. Она приросла к месту, больше не желая отступать ни на шаг, хотя Мэтт стоял так близко, что дышал ей в лицо, и она, внезапно вспомнив Герайнта Уинна, брезгливо содрогнулась. – Отойди от меня. Сейчас же!
И, как послушный пес, привыкший подчиняться не слову, а голосу, Мэтт попятился. Он разозлился, но еще и струхнул.
– Все, – сказала Робин. Она была на грани срыва, но крепилась, и каждый отвоеванный миг добавлял ей мужества, позволяя не сдаваться. – Я ухожу. Попробуешь меня остановить – мало не покажется. Я дралась с мужиками куда крупнее и страшнее тебя, Мэтью. И бросалась на нож.
Видя, насколько потемнел его взгляд, она вдруг вспомнила, как на свадьбе ее брат Мартин съездил Мэтту по физиономии. Будь что будет, с мрачным возбуждением подумала она и поклялась себе, что врежет еще сильнее, чем Мартин. А если придется, то и нос сломает.
– Прошу тебя, – выдавил он и внезапно сник. – Робин…
– Меня можно остановить только силой, но знай: поднимешь на меня руку – я тебя засужу. Вряд ли это украсит твою карьеру, как думаешь?
Еще несколько мгновений она пристально смотрела ему в лицо, затем шагнула навстречу и сжала кулаки, готовая дать отпор, но Мэтью отступил в сторону.
– Робин, – хрипло повторил он. – Подожди. Я серьезно, не торопись, ты сказала, нам нужно многое обсудить…
– Адвокаты обсудят, – бросила она, распахивая дверь.
Ночной воздух встретил ее благодатной прохладой.
Водителем «воксхолла-корса» оказалась коренастая крепышка. При виде чемоданов она вылезла из машины, чтобы закинуть их в багажник. Мэтью, вышедший из дома вслед за Робин, стоял у порога. Когда Робин садилась в такси, он ее окликнул; не в силах больше сдерживаться, она дала волю слезам и, не оборачиваясь, хлопнула дверцей.
– Прошу вас, поезжайте, – сдавленно произнесла она, когда Мэтью спустился по ступеням и наклонился к окну машины.
– Черт, я все еще люблю тебя!
Автомобиль тронулся по мощенной булыжником Олбери-стрит, мимо украшенных лепниной старых домиков мореплавателей и корабельщиков, где Робин так и не прижилась. Перед поворотом у нее не осталось сомнений: стоит только оглянуться, как она увидит Мэтью, провожающего взглядом ее такси. В зеркале заднего вида она встретилась глазами с таксисткой.
– Простите, – не к месту выговорила Робин и, удивленная своим раболепием, добавила: – Я просто… только что рассталась с мужем.
– Неужто? – переспросила женщина, включая поворотник. – Я-то сама уж два раза ноги уносила. Лиха беда начало.
Робин попробовала рассмеяться, но вместо этого шумно всхлипнула, а на перекрестке, близ бара, над которым красовалась каменная статуя лебедя, расплакалась всерьез.
– Вот, возьмите, – мягко произнесла таксистка, передавая назад целлофановую пачку бумажных салфеток.
– Спасибо, – сквозь слезы выдавила Робин, достала салфетку и промокала ею усталые, воспаленные глаза, пока белый прямоугольник не впитал в себя влагу и остатки густо нанесенной косметики, превращавшей Робин в Бобби Канлифф.
Пытаясь избежать сочувственного водительского взгляда в зеркале, Робин потупилась и уставилась на колени. На целлофановой обертке салфеток был напечатан незнакомый американский логотип: «Dr. Blanc».
Тотчас же в памяти вспыхнуло ускользавшее прежде воспоминание – как будто все это время только и дожидалось маленькой подсказки. Теперь Робин точно вспомнила, где видела «Blanc de Blanc», но к расследованию это никак не относилось, а было напрямую связано с ее гибнущим браком, прогулкой по лавандовой аллее, японским водным садом и признанием в любви, последним, но впервые оказавшимся неправдой.
