40
Все ваши исходные данные так бесконечно далеки от его исходных данных.
Генрик Ибсен. Росмерсхольм
В среду Робин, которая опять спала в гостевой комнате, поднялась в шесть утра и надела джинсы, футболку, кенгуруху и кроссовки. В рюкзаке уже лежал заказанный по интернету темный парик, доставленный вчера утром, под носом у затаившегося журналиста. По лестнице она спустилась бесшумно, чтобы не разбудить Мэтью, которого не посвящала в свои планы. Робин прекрасно знала, что не получит одобрения.
Между ними установился шаткий мир, хотя – или, точнее сказать, потому что – субботний ужин в компании Тома и Сары обернулся полным крахом. Вечер не задался с самого начала: журналюга увязался за ними по улице. Они смогли от него отделаться: Робин, окончившая курсы противодействия наружному наблюдению, заставила Мэтью в последнюю секунду выскочить из переполненного вагона метро; муж разозлился, сочтя такую уловку недостойным ребячеством. Но даже у него не повернулся язык винить Робин за то, как прошел остаток вечера.
Застольная беседа, поначалу непринужденная, о причинах поражения их команды в благотворительном матче по крикету, ни с того ни с сего переросла в агрессивную склоку. Том, подвыпив, обрушился на Мэтью: стал твердить, что в нем ошибался, что его заносчивость уже достала всех игроков, да и на работе он пришелся не ко двору, поскольку всех раздражает и бесит. Потрясенный столь внезапными нападками, Мэтью попытался уточнить, чем конкретно он провинился на работе, но Тому, напившемуся до такой степени, что Робин заподозрила его в предварительной разминке красным, втемяшилось, будто Мэтью своей недоверчивой обидой специально его подначивает.
– Нечего тут изображать святую невинность! – раскричался он. – Я этого больше не потерплю! Постоянно меня гнобишь, блин, подкалываешь…
– Это правда? – спросил Мэтью у Робин, когда они в темноте брели к метро.
– Нет, неправда, – честно ответила Робин. – Ты ему не сказал ни одного дурного слова.
А в уме добавила: «Сегодня». Шагая рядом с недоумевающим, оскорбленным в лучших чувствах мужем, а не с тем человеком, с каким жила под одной крышей, Робин испытывала только облегчение, а за счет сочувствия и поддержки выгадала себе пару дней домашнего перемирия. Чтобы сохранить это неустойчивое равновесие, Робин не стала рассказывать Мэтью, каким способом собиралась сегодня отделаться от журналиста. Она не могла себе позволить привести «хвост» на встречу с судмедэкспертом, тем более что Оливер, по словам Ванессы, еле-еле согласился на знакомство с частными сыщиками.
Спокойно выйдя на задний дворик через застекленную дверь, Робин пододвинула садовый стул к стене, отделявшей их участок от соседского, и, благо у соседей еще были задернуты шторы, перелезла на другую сторону, без лишнего шума соскользнув на лужайку. Следующий этап был немного сложнее. Вначале пришлось метра на полтора перетащить тяжелую декоративную скамью, чтобы придвинуть ее вплотную к забору и, балансируя на спинке, перебраться через пропитанный креозотом щит, который опасно качнулся, когда она спрыгивала на клумбу, где оступилась и упала. Вскочив с земли, она заспешила через незнакомый газон к противоположной стороне забора, откуда через калитку можно было выйти прямиком к автостоянке, которая обслуживала улицу, лишенную индивидуальных гаражей.
К счастью, задвижка подалась легко. Затворяя за собой калитку, Робин с огорчением сообразила, что на обеих росистых лужайках остались ее следы. Если соседи встанут спозаранку, они без труда поймут, откуда было совершено вторжение, кто посмел переставлять их садовую мебель и вытаптывать бегонии. Убийца Чизуэлла (если допустить существование убийцы) заметал следы куда более умело.
На безлюдной стоянке, присев за чьей-то «шкодой», Робин перед боковым зеркалом надела извлеченный из рюкзака темный парик, бодрым шагом вышла на улицу, параллельную Олбери-стрит, а там свернула направо – на Дептфорд-Хай-стрит.
Человеческого присутствия поблизости не ощущалось, разве что мимо проехали два-три пикапа, развозившие утренние товары, да владелец газетного киоска поднимал металлический роллет. Оглянувшись через плечо, Робин почувствовала не прилив паники, а, наоборот, внезапный душевный подъем: слежки за ней не было. Но парик она сняла только в вагоне метро, изрядно удивив молодого парня, скрытно наблюдавшего за ней поверх читалки «Киндл».
Страйк выбрал «Корнер-кафе» на Ламбет-роуд из-за близости к криминалистической лаборатории, где работал Оливер Баргейт. Когда Робин подошла к месту встречи, Страйк, куривший на тротуаре, бросил взгляд на ее перепачканные в коленях джинсы.
– Неудачно приземлилась на клумбу, – объяснила Робин, не дожидаясь вопроса. – Журналюга все еще отирается у моего дома.
– Мэтью тебя поднял на плечи?
– Зачем? Я воспользовалась садовой мебелью.
Страйк затушил сигарету о стену и вошел следом за Робин в кафе, где витал аппетитный запах поджарки. На взгляд Страйка, Робин сегодня отличалась особой бледностью и худобой, хотя с воодушевлением заказала им кофе и две булочки с беконом.
– Одну, – поправил ее Страйк и с сожалением повторил, обращаясь к буфетчику: – Одну.
А потом объяснил Робин, когда они заняли только что освободившийся столик:
– Худеть надо. Чтобы ноге было легче.
– А, – сказала Робин, – понятно.
Смахивая рукавом крошки с еще не протертой столешницы, Страйк уже не в первый раз подумал, что Робин – единственная из всех знакомых ему женщин, которая не обнаруживает ни малейшего желания его перевоспитать.
Он знал, что мог бы тут же передумать и заказать себе пять булочек с беконом – и она бы только усмехнулась и передала их ему без единого слова. От этой мысли он проникся особой теплотой к Робин, сидящей напротив в заляпанных грязью джинсах.
– Все в порядке? – спросил он, истекая слюной, когда Робин стала поливать кетчупом свою булочку.
– Да, – солгала Робин, – все хорошо. А как твоя нога?
– Получше. Как он хотя бы выглядит – этот, с кем у нас встреча?
– Высокий, чернокожий, в очках, – промычала Робин с полным ртом хлебного мякиша и бекона. После утренней разминки она проголодалась, чего с ней не бывало уже много дней.
– Ванесса опять заступила на олимпийскую вахту?
– Ага, – кивнула Робин. – Это она уломала Оливера с нами встретиться. Думаю, он к этому не стремился, но она идет на повышение.
– Грязишка на Иэна Нэша определенно лишней не будет, – сказал Страйк. – Как сказал мне Штырь, полиция гоняется за…
– По-моему, это он, – шепнула Робин.
Обернувшись, Страйк увидел в дверях какого-то встревоженного верзилу-африканца в очках без оправы и с кейсом руке. Страйк приветственно поднял ладонь; Робин, сдвинув булочку и кофе в сторону, пересела, чтобы освободить для Оливера место напротив Страйка.
У Робин не было четких предварительных ожиданий: одетый в белоснежную сорочку молодой человек с высокой стрижкой «площадка» всем своим видом выражал подозрительность и осуждение – в ее представлении эти черты никак не ассоциировались с Ванессой. Тем не менее он пожал протянутую Страйком руку и, повернувшись к Робин, заговорил:
– Вы Робин? Почему-то мы с вами ни разу не пересекались.
– Да, действительно. – Робин тоже обменялась с ним рукопожатием. Безупречный внешний вид Оливера не давал ей забыть, что она явилась на эту встречу растрепанной, в грязных джинсах. – Приятно познакомиться – лучше поздно, чем никогда. Здесь самообслуживание, давайте я принесу – вам чай или кофе?
– Мм… кофе, да, было бы неплохо, – ответил Оливер. – Благодарю.
Когда Робин отошла, Оливер повернулся к Страйку:
– Ванесса сказала, вы готовы поделиться с ней какой-то информацией.
– Не исключено, – ответил Страйк. – Все будет зависеть от того, чем готовы поделиться с нами вы, Оливер.
– Сначала мне нужно узнать, что конкретно у вас есть, тогда и будет разговор.
Вытащив из кармана пиджака простой конверт, Страйк поднял его перед собой:
– Номер машины и кроки.
Оливер явно знал цену такой информации.
– Можно спросить, откуда это у вас?
– Спросить можно, – бодро ответил Страйк, – но мы об этом не договаривались. Впрочем, Эрик Уордл подтвердит вам стопроцентную надежность моего источника.
В кафе ввалилась шумная компания рабочих.
– Наша беседа сугубо конфиденциальна, – негромко произнес Страйк. – Никто и никогда не узнает об этой встрече.
Оливер со вздохом склонился над своим кейсом и достал общую тетрадь.
– Я переговорил с одним из сотрудников, проводивших экспертизу. – Оливер покосился на рабочих, которые громогласно трепались за соседним столиком. – А Ванесса потолковала с коллегой, который в курсе всех следственных действий. – Он повернулся к Робин. – Никто из наших не знает, что вы дружны с Ванессой. Если станет известно, как мы помогли…
– От нас утечки не будет, – заверила его Робин.
Слегка нахмурившись, Оливер раскрыл тетрадь и сверился с записями, сделанными мелким, но разборчивым почерком.
– Ну, эксперты дали вполне определенное заключение. Не знаю, нужны ли вам технические подробности…
– По минимуму, – сказал Страйк. – Давайте самое основное.
– Чизуэлл ввел в организм примерно пятьсот миллиграммов амитриптилина, смешанного с апельсиновым соком, причем натощак.
– Это значительная доза? – спросил Страйк.
– Она сама по себе, даже без гелия, могла оказаться смертельной, но не столь быстродействующей. А у него, ко всему прочему, было сердечное заболевание, делавшее его особенно уязвимым. Передозировка амитриптилина вызывает аритмию и остановку сердца.
– Это распространенный способ самоубийства?
– Да, – сказал Оливер, – но не всегда такой безболезненный, как некоторые надеются. Вскрытие показало присутствие небольшого количества амитриптилина в двенадцатиперстной кишке, но основная часть препарата все еще находилась в желудке. Вообще говоря, анализ тканей мозга и легких свидетельствует, что смерть наступила от удушения. Предположительно, амитриптилин использовали только для подстраховки.
– Пальчики на стакане и на коробке из-под сока?
Оливер перевернул страницу.
– На стакане отпечатки только Чизуэлла. Пустую коробку извлекли из мусорного ведра. На ней тоже отпечатки Чизуэлла, наряду с посторонними. Ничего подозрительного. Это же покупной товар. В остатках сока лекарственных средств не обнаружено. Препарат добавили непосредственно в стакан.
– А баллон с гелием?
– Отпечатки Чизуэлла, наряду с посторонними. Ничего подозрительного. Так же, как и на коробке.
– У амитриптилина есть вкус? – спросила Робин.
– Да, горьковатый, – ответил Оливер.
– Ольфакторная дисфункция, – напомнил Страйк. – После травмы головы. Он мог не почувствовать вкуса.
– А человека не клонит в сон от этого антидепрессанта? – обратилась Робин к Оливеру.
– Случается, особенно у тех, кто не принимает его регулярно, но индивидуальная реакция непредсказуема. Например, может наступить сильное возбуждение.
Страйк задал очередной вопрос:
– Где и как измельчались таблетки – есть следы?
– На кухне. Следы порошка обнаружены на ступке и пестике.
– А отпечатки?
– Только покойного.
– А не знаете, гомеопатические таблетки они проверяли? – поинтересовалась Робин.
– Какие?..
– Там на полу лежала упаковка гомеопатических таблеток. Я на них наступила, – объяснила она. – «Лахезис».
– Ну, о них я ничего не знаю, – отозвался Оливер, и Робин подумала, что не нужно было об этом заикаться.
– На тыльной стороне левой ладони была царапина.
– Да. Ссадины на лице и небольшая царапина на руке.
Робин замерла с булочкой в руке:
– Еще и на лице?
– Да.
– Откуда? – спросил Страйк.
– Вы хотите знать, не надел ли пакет ему на голову кто-то еще, силой. – Это прозвучало даже не вопросом, а констатацией. – Тем же поинтересовались и в МИ-пять. Им известно, что он не сам нанес себе царапины. Под ногтями у него чисто. Но никаких синяков или других следов борьбы на теле не было, равно как и беспорядка в комнате…
– Кроме погнутого клинка, – уточнил Страйк.
– Да-да… Постоянно забываю, что вы там были и все видели.
– Какие-то отметины на этой шпаге?
– Ее недавно чистили, но на рукояти были отпечатки Чизуэлла.
– Так, а время смерти?
– Между шестью и семью утра.
– Но он был полностью одет, – задумалась Робин.
– Ну, если верить тому, что я о нем слышал, он в буквальном смысле был из тех, кто скорее умрет, чем будет расхаживать в пижаме.
– Значит, Центральное управление склоняется к версии самоубийства? – уточнил Страйк.
– Если честно и строго между нами, причина смерти установлена лишь предположительно. Есть пара нестыковок, которым еще не нашли объяснения. Вы помните, что входная дверь была открыта. Так вот, в ней неисправен замок. Чтобы он защелкнулся, дверь нужно с силой захлопнуть, но, если приложить чрезмерное усилие, она отскакивает обратно. Так что дверь могла остаться незапертой и случайно. Либо Чизуэлл не заметил, что перестарался, либо убийца не знал, как именно захлопывается дверь.
– А вы не знаете, сколько всего было ключей от этой двери? – поинтересовался Страйк.
– Не знаю. – Оливер помотал головой. – Вы же понимаете – и, я уверен, цените, – что мы с Ванессой, наводя справки, не проявляли глубокой профессиональной заинтересованности.
– Вы наводили справки о причинах смерти министра, члена правительства, – заметил Страйк. – Наверное, было бы вполне естественно проявить и более глубокий интерес.
– Я знаю одно, – вздохнул Оливер. – У него была масса причин самому свести счеты с жизнью.
– Например? – Страйк занес ручку над блокнотом.
– От него собиралась уйти жена…
– Предположительно, – вставил Страйк, записывая.
– Он потерял дочь; старший сын погиб в Ираке; родственники говорят, что в последнее время министр вел себя странно, много пил и так далее, а кроме того, столкнулся с весьма серьезными финансовыми проблемами.
– Вот как? – хмыкнул Страйк. – Что за проблемы?
– Он потерял почти все сбережения в кризис две тысячи восьмого, – сказал Оливер. – И плюс… ну, та проблема, разобраться с которой вам и поручили.
– А вам известно, где находились шантажисты, когда…
Оливер нервно дернул рукой, едва не опрокинув свой кофе. Нагнувшись к Страйку, он прошептал:
– К вашему сведению: на эту информацию наложен официальный запрет!
– Что-то я такое слышал, да, – кивнул Страйк.
– Ну, знаете, мне моя работа еще не надоела!
– Хорошо, – невозмутимо отозвался Страйк и продолжил, понизив голос: – Перефразируем. Известно ли что-нибудь о том, где находились Герайнт Уинн и Джимми?..
– Да. У обоих алиби, – отрезал Оливер.
– А точнее?
– Первый был в Бермондси с…
– С Делией? – выпалила Робин, прежде чем смогла остановиться.
Почему-то ее поразило, что Герайнту обеспечивает алиби его незрячая жена. Ей казалось, Делия, осознанно или нет, стоит в стороне от преступной деятельности мужа.
– Нет, – отрубил Оливер. – Нельзя ли обойтись без имен?
– Тогда с кем? – продолжил Страйк.
– С кем-то из сотрудников. Он утверждал, что был там с одним сотрудником, и тот это подтвердил.
– Еще свидетели были?
– Не знаю, – процедил Оливер с плохо скрываемым недовольством. – Наверное. Его алиби никто не оспаривал.
– А как насчет Джи… второго?
– Он был в Ист-Хэме со своей девушкой.
– Неужели? – Страйк сделал пометку в блокноте. – А я сам видел, как в ночь перед смертью Чизуэлла его упаковали полицейские.
– Его отпустили с предупреждением. Но, – Оливер понизил голос, – шантажисты ведь обычно не идут на убийство?
– Обычно нет, если получают требуемое. Но Найт не сумел погреть руки.
Оливер посмотрел на часы.
– Еще пара вопросов, – ровным тоном произнес Страйк, придерживая локтем конверт со сведениями об Иэне Нэше. – Ванессе известно, что в то утро Чизуэлл звонил сыну?
– Да-да, она упоминала… – Оливер полистал тетрадь, отыскивая соответствующие записи. – Так, в начале седьмого утра он сделал два звонка: жене и сыну.
Робин и Страйк переглянулись.
– О звонке Рафаэлю мы знали. Значит, он позвонил еще и жене?
– Да, причем ей – первой. – Очевидно, прочтя их мысли, Оливер добавил: – Она вне подозрений. Ее проверили сразу же, как только стало более или менее понятно, что это не политическое убийство… Соседка видела, как жена министра вошла в дом на Эбери-стрит накануне вечером и вскоре вышла с двумя сумками, незадолго до возвращения мужа. Пройдя немного дальше по улице, села в такси и уехала на Паддингтон. Она попала на камеру в поезде по пути в… где она там живет, в Оксфордшире?.. Судя по всему, в момент ее приезда дома кто-то был: этот человек и подтвердил, что она приехала до полуночи и больше никуда не выходила, пока не прибыла полиция с известием о смерти Чизуэлла. Свидетелей ее поездки – множество.
– Кто же был с ней в доме?
– Этого я не знаю. – Оливер покосился на конверт, все еще прижатый локтем Страйка. – И больше мне неизвестно ничего, правда.
Страйк рассудил, что получил все запланированные ответы, и даже более того: узнал о царапинах на лице, о финансовых проблемах, об утреннем звонке Кинваре.
– Вы нам очень помогли, – сказал он Оливеру, подвинув к нему конверт. – Большое спасибо.
Оливер с явным облегчением поднялся из-за стола, быстро пожал руку Страйку, кивнул Робин и поспешил к выходу. Дождавшись, чтобы он скрылся из виду, Робин со вздохом откинулась на спинку стула.
– Из-за чего такая мрачность? – поинтересовался Страйк, допивая чай.
– Это будет кратчайшее в истории расследование. Иззи хочет, чтобы мы доказали виновность Кинвары.
– Она хочет узнать правду о смерти отца, – ответил Страйк и ухмыльнулся от скептической гримасы Робин. – Допустим, ей втемяшилось, что виновна Кинвара. Ну что, проверим надежность алиби? В субботу я собираюсь в Вулстон. Иззи пригласила меня в дом Чизуэллов, так что я смогу познакомиться с ее сестрой. Может, присоединишься? Пока не зажила травма, не хотелось бы садиться за руль.
– Конечно, – без колебаний ответила Робин.
Идея выбраться из Лондона в компании Страйка, хотя бы на день, была настолько привлекательна, что Робин даже не задумалась о возможных планах Мэтью, хотя он, в свете их неожиданного примирения, вряд ли стал бы возражать.
– Можем поехать на «лендровере». По грунтовым дорогам на нем удобнее, чем на твоем «БМВ».
– Что будешь делать, если тот журналюга не оставит тебя в покое?
– Думаю, на машине от него проще оторваться, чем пешком.
– Вполне возможно.
Когда-то Робин прошла специализированные водительские курсы и сдала экзамен. Страйк никогда не заговаривал об этом вслух, но она была единственным водителем, которому он полностью доверял в поездках.
– В котором часу мы должны быть в Чизуэлл-Хаусе?
– К одиннадцати, – ответил Страйк, – но рассчитывай на весь день. Хочу заодно взглянуть на лачугу Найтов. – Он поколебался. – Не помню, рассказывал тебе или нет… Я оставил Барклая работать по Джимми и Флик.
Страйк приготовился, что сейчас последуют упреки в скрытности и обиды по поводу того, что для Барклая находится работа, а для нее – нет, вернее, расспросы о тех играх, которые вел Барклай (и об их влиянии на весьма шаткое финансовое положение агентства), но Робин сказала скорее удивленно, нежели мстительно:
– Ты же сам знаешь, что не рассказывал. Ну и зачем тебе это понадобилось?
– Понимаешь, я нутром чую, что мы многого не знаем о братьях Найт – за ними стоит последить.
– А меня ты почему-то убеждаешь не полагаться на интуицию.
– Ну, я же известный лицемер. И соберись, – добавил Страйк, поднимаясь из-за стола. – Ты огорчила Рафаэля.
– Чем же, интересно?
– Иззи сказала, что он на тебя запал. А ты возьми да и окажись ищейкой.
– О-о… – протянула Робин и слегка разрумянилась. – Ну, надеюсь, Рафаэль быстро оправится. Он такой.
