Эпилог первый

Лыков вернулся домой уставший от тряского вагона, жары Туркестана и злобной возни секретных служб. Хотелось сесть на высоком берегу Ветлуги и смотреть, как нефедьевские мужики тянут невод. Послать к ним мальчишку за стерлядью, варить уху, бросая пену в угли, и вяло беседовать с Титусом… Жаль, что это сейчас невозможно. Новая жена, Ольга Владимировна, никогда не была в Нефедьевке — не ее место, а покойной Вареньки. Алексей Николаевич все реже вспоминал первую супругу, лишь иногда сладкая боль прошедшей молодости колола в сердце.

Бросив вещи, помывшись и побрившись, коллежский советник первым делом схватился за телефонную трубку. Попросил соединить его с подполковником Снесаревым и сказал ему:

— Здравствуйте, Андрей Евгеньевич. Я в Петербурге, только что вернулся. Могу прийти поговорить?

— К двум часам, если удобно. Или уже завтра.

— К двум удобно, до встречи.

Сыщик решил заодно повидать и сына. Телефонировал ему и условился на половину второго.

В назначенное время он прибыл в Генеральный штаб. Секретные делопроизводства помещались в особом закутке возле кабинета генерал-квартирмейстера ГУГШ. Вход туда посторонним был строго воспрещен, поэтому Лыков увиделся с сыном в курительной комнате.

Брюшкин радостно обнял отца, порылся в кармане и вынул оттуда незнакомый пистолет.

— Вот, это тебе от меня подарок.

— Что такое?

— Австрийская модель, системы Роот-Крнка. Новая, только в прошлом году встала на вооружение их кавалерии.

— Что, кавалерист его тебе отдал? Или в магазине купил?

— Нет, это мой первый боевой трофей, — пояснил Павел. — В Вене налетели на меня двое. Не из кавалерии, а из тайной полиции.

— И что?

— А! Набросал им щелбанов. Пистолетик вот отобрал.

Отец внимательно посмотрел на сына и понял, что в Вене все было не так гладко.

— Как же ты вырвался?

— С Божьей помощью, не иначе. Расскажи, что Чунеев? Говорят, его скоро произведут наконец в поручики. Из-под ареста он уже вышел?

— Да, — лаконично ответил Лыков.

— Ты его обелил?

— Не я один, нашлись еще люди. Я понял главное: Николка оттуда не уедет, ему там нравится. А его невеста, Анастасия, на моих глазах застрелила бандита. Вот будет семейка!

— Расскажи!

— Приходите с Эллой вечером к нам в гости. Сможете? Я опять верненских яблок привез, ранние сорта.

Элла, урожденная Мордвинова, еще весной стала Лыковой-Нефедьевой. С тех пор как Лыков с Оконишниковой обвенчались, исчезли все препятствия для родственного общения.

— Я узнаю ее виды на вечер и телефонирую, — обещал Брюшкин.

А сыщик отправился в часть третьего обер-квартирмейстера.

Снесарев встретил его упреком:

— Что вы наделали, Алексей Николаевич? Теперь войны с Германией не миновать.

Лыков растерялся:

— Я сына спасал…

— Все понимаю. Но итогом стало именно это. Англичане от нас уже не отвяжутся. Шиллер много лет назад написал: «Земной шар делят другие народы, оставив немцам только небо». Сейчас Рейх наверстывает упущенное, конфликт неизбежен.

— Не валите все на мою голову, — рассердился коллежский советник. — Сами-то хороши. Скажите лучше, что решили насчет Николая?

— Он вписан в ближайший Высочайший доклад начальника Генерального штаба. На днях станет поручиком со старшинством, как у его брата.

— А что вы сообщите англичанам? Ведь нельзя же, чтобы они узнали об аресте Забабахина.

— Нельзя. Я сейчас готовлю секретный меморандум для их посланника. Там будет правда пополам с вымыслом. Убийц Алкока мы назовем поименно, и тут врать не нужно. А вот инициативу припишем османам и их агентуре в Русском Туркестане. В случае необходимости будьте готовы предстать перед очами дипломатов, как человек, который вел дознание. И подтвердить мою брехню.

— А Холостова-Забабахина так и не накажут? — с горечью спросил сыщик.

— Увы. Доложили самому государю, тот дал согласие. Уникальный персонаж этот ваш белый китаец! Есть идея перевести его в варшавскую полицию. Забабахин якобы оставит туркестанскую сеть своему помощнику, роль которого сыграет Ботабай Ганиев. Мы сможем еще долго водить тевтонов за нос. А сам резидент объявится в Варшаве. Там на него выйдет германская тайная служба, и…

— Понятно. А что его деньги? Он трясся над золотом, что получил от германцев.

— Золото мы нашли, оно стало частью договоренностей. Средства депонированы в банке на имя Забабахина. Но распоряжаться счетом он может лишь с согласия полковника Монкевица из Пятого делопроизводства. Это заставит белого китайца играть по нашим правилам.

— Мы поймали шпиона с поличным, да еще и торгуемся с ним? — возмутился коллежский советник. — Повесить нужно гада!

— Он может быть очень полезен. Очень. Возможно, в ходе операций Забабахину придется выезжать за границу. Тут-то залог и пригодится.

— Но как вы оцениваете его диверсию против англичан? По-моему, задумка господина Хэ отдает какой-то кустарщиной. Не стали бы бритты ссориться с нами из-за смерти ничтожного лейтенанта. Великие державы готовятся к войне против общего противника. Им не до мелочей. На что рассчитывали немцы?

Снесарев покачал головой:

— План Забабахина потому так понравился германцам, что вписывался в их программу. Программу секретных мер по стравливанию России с Британией. Думаете, случай в Джаркенте был единичным? Как бы не так. Английский вице-консул в Одессе убит при загадочных обстоятельствах. А в Герате зарезали начальника штаба Персидской казачьей бригады, и улики будто бы указывают на британскую разведку. Целая серия провокаций. И все бьют в одну точку. Про Гулльский инцидент тоже есть новости. Мы с генералом Таубе убеждали вас, что во флотилию мирных рыбаков затесались японцы. Миноносец все ночь чинил машину — помните?

— Ну?

— Появились новые данные. Спустя пару дней после стрельбы шведская шхуна выловила в тех местах неразорвавшуюся торпеду.

— Японскую или английскую? — спросил коллежский советник.

— Германскую, — ответил подполковник. — Вот даже как! Они уже тогда пытались столкнуть нас с Альбионом.

— Торпеду изучили?

— Не успели, германцы дали рыбакам кучу денег и выкупили ее. Остались лишь показания свидетелей и фотографии. Так что… Белый китаец пришелся кайзеру ко двору.

Разговор на этом закончился. Алексей Николаевич отправился к Таубе. Тот выписался из госпиталя и теперь сидел дома. Решался вопрос, не отправят ли его в отставку по болезни. После бесславной войны с японцами в Военном министерстве создали аттестационную комиссию. За два года она выкинула из армии более четырех тысяч офицеров и генералов. Оставшиеся притихли, каждый думал о своей участи. Лыков начал канючить: мол, нельзя оставить албазинца безнаказанным. Но понял, что его другу сейчас не до того, и притих. Пришел домой и стал делить верненские яблоки.