Глава сорок вторая

По, который, похоже, обязан следить за всеми, от офицера, отвечающего за внешнюю безопасность, до бебиситтеров и простых охранников, ждет за дверями кабинета Моргана, чтобы снова отвести меня в нашу лабораторию. Я послушно следую за ним по застланному синим ковром коридору, где на дверях кабинетов таблички с именами генералов, адмиралов и докторов наук. Войдя в кабину лифта, он снова использует свою электронную карту-ключ.

Должно быть, это единственный способ проникнуть на пятый этаж или покинуть его. Во всяком случае, мне, чтобы попасть в свою лабораторию на своем этаже, пользоваться картой не нужно. А сюда я в любом случае попасть не сумею. Думаю, что это именно так. Они же хотят точно знать, кто именно и когда покидает отведенное ему помещение.

А если захотят, то смогут любому помешать оттуда выйти.

Спускаясь в лифте, я думаю о той папке, которую видела у Моргана на столе. Интересно, что в ней? Хотя, например, для того, чтобы вместить все наши общие документы – мои, Лоренцо и Лин, – потребовалось бы несколько таких папок. Ведь в их количество входят справочные и статистические материалы, проекты экспериментов, заявления на гранты, отчеты о проделанной работе, да мало ли что еще – вся академическая кухня плюс раковина. А еще общеинститутские документы – отчеты об открытиях и неудачах, подписанные пациентами согласия на экспериментальное лечение и тому подобное. Все это мы тщательно собирали и хранили, чтобы наверняка обезопасить университет от любых скандальных разбирательств вроде «сифилитического скандала» в Таскиджи, где опыты ставились над ничего не подозревавшими заключенными. В общем, все это могло бы заполнить целый шкаф, а не несколько папок.

Так что среди наших документов никак не могло быть одной-единственной папки с наклейкой «Проект Вернике»; там должна была бы быть добрая сотня таких папок, вмещающих годы исследований.

Но у Моргана была только одна папка, и никакого порядкового номера на ней не было, так что, скорее всего, эта папка единственная.

Кроме того, я заметила, что пружина скоросшивателя сломана, значит, этой папкой пользуются достаточно часто.

Я обдумываю все это, пока лифт неторопливо спускается вниз. Мистер По безмолвно высится слева от меня и, по-моему, даже не дышит – столь мало звуков от него исходит.

Во-первых, в лаборатории совершенно точно работают три различные команды: Белая, Золотая и Красная. Это я выяснила вчера вечером, сунув нос в секретное письмо, адресованное Патрику. Кроме того, теперь мне понятна оговорка По насчет каких-то других установок МРТ: это означает, что на других установках работают другие команды в других лабораториях. А другие лаборатории – это другие проекты.

Во-вторых, наше оборудование явно установили не три дня назад. Это совершенно невозможно. Никоим образом. Во всяком случае, оба МР-томографа – сколь бы велики они ни были и как бы сложна ни была их установка, – появились здесь не вчера и используются, по крайней мере, несколько месяцев.

В-третьих, у той папки на столе Моргана корешок был сломан явно от слишком частого открывания-закрывания.

Я ловлю собственное отражение в полированных стальных стенах кабины лифта, и до меня доходит, что я, по всей видимости, все это время разговаривала сама с собой, причем вслух. По – он тоже отражается в стенке лифта и от этого почему-то кажется мне меньше ростом, – еле заметно улыбается. Точнее, на лице у него присутствует некий призрак улыбки, и мне в голову сразу приходит мысль о том, какие острые зубы, должно быть, за этой улыбкой таятся. Настолько острые, что я и пикнуть не успею, как окажусь разорвана на куски.

– Приехали.

Я вздрагиваю от звука его голоса, который холодным негромким эхом отдается от внутренних стенок кабины. Я мысленно приказываю дверям отвориться, и после нескольких нескончаемо долгих секунд они действительно отворяются, и мы выходим в тот коридор с желтовато-белыми стенами, где находится наша лаборатория. Свой электронный ключ я так и не успела вытащить из сумки, поскольку он оказался на самом дне под всякой дребеденью вроде помады, кошелька и прочего, на что в первую очередь натыкаются мои пальцы.

«Лоренцо, – думаю я, – мне нужно найти Лоренцо».

Разумеется, я тут же проваливаюсь каблуком в щель между кабиной лифта и полом – до чего все-таки они дурацкие, эти высокие тонкие каблуки! Джеки всегда утверждала, что они вредны не меньше старинного китайского обычая бинтовать девочкам ноги. «Треклятые каблуки! И создал же их какой-то осёл – мужчина, разумеется! – заставив женщин страдать при ходьбе и всегда отставать шага на два от своего спутника!» – рассуждала Джеки, сидя на диване и помахивая в воздухе ногой, обутой в «ужасно удобную» сандалию. Впрочем сейчас я никуда не иду и ни от кого не отстаю; я весьма некрасиво шлепнулась мордой вниз, и одна половина моего тела так и осталась внутри лифта, а вторая распростерта на плиточном полу коридора. Это куда хуже.

Лежа на полу и касаясь его щекой, я вижу в пяти шагах от меня запертую дверь нашей лаборатории и с трудом пытаюсь подняться. Чья-то холодная рука, тяжелая, как крюк для свиных туш в мясной лавке, сжимает мне плечо и тянет вверх.

– Ничего, со мной все в порядке, я сейчас встану, – хрипло бормочу я. А может, мне только кажется, что я что-то бормочу.

– Осторожней, доктор Макклеллан, – произносит голос, который может принадлежать только этому крюку для свиных туш.

И я наконец понимаю, что стою на ногах. Вытащив свою электронную карточку и зажав ее в руке, я чуть ли не бегом бросаюсь к двери, ведущей в лабораторию, и слышу шаги у себя за спиной. Значит, мистер По все-таки не всегда ступает абсолютно беззвучно. Я вставляю карту в щель, но ничего не происходит.

За спиной у меня раздается смех, тихий такой смешок, от которого я прямо-таки подпрыгиваю на месте и, разумеется, тут же роняю карту.

И снова эта рука, принадлежащая крюку для свиных туш, впивается мне в плечо длинными пальцами и поворачивает меня вокруг собственной оси.

– С тобой все в порядке, Джианна?

Я поднимаю голову и падаю Лоренцо на грудь. Коридор у него за спиной пуст. По исчез.