Глава двадцать восьмая

Затем Морган ведет нас по коридору, по дороге прихватывая Лоренцо, но у дверей его кабинета останавливается и, наморщив нос, спрашивает:

– Чем это пахнет?

– Я ничего не чувствую, – спокойно говорит Лоренцо, но глаза его улыбаются мне.

Лин тут же подыгрывает:

– Я тоже никакого запаха не чувствую.

– Хм-м… Ну ладно, ребята, оставим эту тему. У нас уйма дел, а успеть нужно к назначенному сроку.

Я впервые слышу о каком-то «назначенном сроке», и даже те жалкие крохи уважения, которые я могла бы испытывать к Моргану, практически исчезают. Вряд ли ему известно, что мы уже нашли средство для исцеления от синдрома Вернике, но мне бы очень хотелось знать, что именно он успел пообещать президенту. Ведь мы же, черт побери, не пироги печем.

– Какой еще «назначенный срок»? – недовольным тоном спрашиваю я.

Морган колеблется; похоже, он прямо сейчас пытается придумать для нас некое подходящее объяснение. Впрочем, когда он наконец начинает говорить, все это звучит как нечто давно и хорошо отрепетированное.

– Наш президент в конце июня должен поехать во Францию на саммит G-20. Ему необходимо, чтобы брат его сопровождал.

– Но сейчас уже май, – удивлена я, – я была уверена, что у нас несколько больше времени. Да и в контракте ничего не говорилось…

Но он прерывает меня:

– А вы толком ваш контракт так и не прочли, доктор Макклеллан. Иначе вы увидели бы, что крайний срок завершения проекта – это двадцать четвертое июня, то есть за неделю до вылета президента в Европу. Еще вопросы есть?

– Мы занимаемся наукой, – с достоинством говорю я. – В таких делах никаких «крайних сроков» не бывает.

Лоренцо, до сих пор хранивший молчание, захлопывает дверь своего кабинета и предлагает Моргану:

– Давайте я все это попозже им объясню. А сейчас лучше поскорее покончить со всякой административной хренью, чтобы мы могли уже начать спокойно работать над вашей проблемой.

Я бросаю на него недоверчивый взгляд, Лин тоже, но Лоренцо, глядя на меня, незаметно качает головой и одними губами произносит: «Потом».

Наша первая остановка – это офис охраны. Здесь несколько комнат и комнаток, в которых размещены человек двадцать. Офис находится не в нашем крыле здания и на один этаж ниже нашей лаборатории; наше крыло практически безлюдно, если не считать Лоренцо, Лин и меня. Окон здесь вообще нет, даже в верхней части входной двери, которую Морган отпирает с помощью электронной карточки, висящей на шнурке у него на шее.

– У нас безопасность на первом месте, – говорит он, ведя нас мимо многочисленных компьютеров и разнообразных аппаратов слежения в одну из маленьких комнат.

Мы с Лин переглядываемся, и я спрашиваю:

– Безопасность чего?

Морган не отвечает, хотя совершенно ясно, что он отлично меня слышал.

Я повторяю свой вопрос.

– Просто общая безопасность, доктор Макклеллан. Вам, во всяком случае, по этому поводу беспокоиться нечего. – И, повернувшись к сидящему в этом помещении человеку, он говорит: – Джек, моей команде понадобятся электронные карточки-ключи. – Снова это «моей»!

Джек что-то ворчит и смотрит на нас без улыбки. На мой взгляд, ему лет пятьдесят или чуть больше. Форменный китель он снял и повесил на спинку стула; китель выглядит поношенным и помятым. Белая рубашка туго натянута на пухлом пивном животе, а под мышками цветут желтоватые круги пота. На воротнике серебряный значок – синяя буква «И» в кружочке. Интересно, этот Джек женат? Думаю, если да, то его бедной жене мало радости, когда он наваливается на нее своей тушей, ворча, пыхтя и потея. А если он одинок, то достаточно ли высокую ступень он занимает в своей иерархии, чтобы заслужить право на доступ в один из частных мужских клубов нашего города? И мне во второй раз за сегодняшний день приходит в голову ужасная мысль о том, что Соня лет в двадцать тоже может оказаться вынуждена изображать куртизанку и удовлетворять аппетит такого вот монстра.

– Садитесь сюда, – говорит Джек, кивая мне и указывая на стул, стоящий у противоположного края его стола. – Правую руку положите на экран ладонью вниз. – Плоский экран, лежащий на столе, отполирован до ослепительного блеска.

Я кладу руку на экран. Поверхность у него холодная, но все же, пожалуй, теплее, чем тон самого Джека. Машинка жужжит и светится, сканируя отпечаток моей руки.

– Смотрите прямо перед собой. Не улыбайтесь, – приказывает он.

Камера, укрепленная напротив, щелкает, фотографируя меня.

– С вами все. Теперь вы. – Джек кивает Лин, и та проходит ту же процедуру. Когда Джек ворчливым тоном отдает приказ следующему, Лин встает и говорит мне:

– Вы что-нибудь понимаете, Джин? Или примерно столько же, сколько и я?

– Заткнитесь, – немедленно приказывает ей Джек и поворачивается к Лоренцо: – Садитесь, пожалуйста, доктор Росси. Правую руку на экран.

«Вот говнюк», – думаю я.

На рабочем столе Джека не видно никаких фотографий, никаких семейных портретов, никаких школьных фотографий детей на фоне облаков или лесной чащи, никаких декоративных вещиц. Его ланч – во всяком случае, этот предмет, на мой взгляд, является именно его ланчем – засунут в мятый бумажный пакет, который выглядит так, словно существует уже настолько давно, что еще одного использования просто не выдержит. По-моему, этот Джек все-таки не женат, и мне мысль об этом даже, пожалуй, приятна. Пусть уж лучше какая-нибудь «профессионалка» раз в неделю несколько минут потерпит его тяжеловесные толчки и сопение, чем несчастная порядочная женщина будет вынуждена постоянно жить с ним и семь дней в неделю терпеть этот кошмар.

Процедура с Лоренцо тоже завершена, и принтер у Джека за спиной выплевывает три пластиковые карточки, удостоверяющие наши личности. Джек обменивается с Морганом рукопожатием и протягивает руку Лоренцо, но тот и не думает ее пожимать. Мало того, Лоренцо говорит:

– Вряд ли нам стоит это делать. По-моему, я где-то свою руку испачкал.

Вот за что я люблю Лоренцо; впрочем, это всего лишь одна из сотни причин, которые дают мне основание его любить. А, например, Патрик непременно обменялся бы рукопожатием с этим мерзким типом. Еще и улыбнулся бы ему, еще и спасибо ему сказал, получая из его рук ламинированную электронную карточку. Может, в душе Патрик и кипел бы, но внешне, разумеется, следовал бы всем правилам игры.

Покинув комнатушку Джека, мы в сопровождении Моргана заходим в небольшой конференц-зал, находящийся в том же крыле, где размещаются сотрудники охраны. Однако зал этот предназначен явно не для конференций; стол придвинут к стене, возле которой стоят два стула, а еще три выстроились с противоположной стороны стола, точно на школьном экзамене. Морган занимает место «экзаменатора», а нам жестом предлагает занять те три стула, что стоят напротив.

Мы с Лоренцо переглядываемся, и он почти незаметно качает головой.

А потом мы ждем.

Минут через десять, в течение которых мы молча слушаем тиканье настенных часов, в открытых дверях конференц-зала появляется какой-то сердитый человек со шрамом на правой щеке и с тем самым, на редкость обаятельным, выражением лица, которое свойственно почти всем ветеранам спецназа.

– Привет, Морган, – здоровается он. – Всей команде тоже доброе утро. – За стол он не садится, а продолжает стоять, глядя на нас, сидящих, сверху вниз.

Вообще-то от мужчины таких габаритов следовало ожидать хотя бы тяжелых шагов в коридоре, мы же не услышала ни малейшего шума; этот тип к нам буквально подкрался. И я уже через пять секунд понимаю, что он мне чрезвычайно неприятен. Судя по кислому выражению на лице Лин, у нее подобная оценка заняла еще меньше времени.

– Я буду краток и сразу изложу суть дела, потому что всем нам, безусловно, есть чем заняться, – говорит он. – Я – мистер По, ответственный за безопасность данного проекта. – Когда он говорит, губы его практически не двигаются, а могучая грудь, похоже, и вовсе остается совершенно неподвижной даже при вдохе. По-моему, он и не моргнул-то ни разу с тех пор, как вошел в зал. – Вы обязаны выполнить здесь только одну работу. Ключевые слова – «только одну» и «здесь». Это значит, что вы занимаетесь только своим делом, затем уходите домой и на следующий день снова возвращаетесь сюда. Мне крайне нежелательно, чтобы вы вели какие-то разговоры о своей работе с остальными сотрудниками лаборатории, а также дополнительно общались между собой в нерабочее время. Вам это ясно?

– Ясно как день, – откликается Лоренцо, изучая собственный ноготь.

По бросает на него гневный взгляд и продолжает:

– Вам запрещается обсуждать проект с кем-либо вне этих стен. Вам запрещается брать работу домой. Если для работы вам потребуется не восемь часов в день, а больше, вы будете работать здесь. Пообедать можно в кафетерии на третьем этаже. – Он сверяется с напечатанным на листке расписанием. – Время на обед вам троим отведено одно и то же.

Лин, повозившись на неудобном стуле, сперва расплетает скрещенные ноги, затем снова кладет их одна на другую, чуть коснувшись меня своей туфлей. Я в ответ тоже слегка ее подталкиваю, словно говоря: «Да, все это звучит очень странно».

Я первая решаюсь задать вопрос:

– Извините, мистер По, а как насчет лаборантов? Нам ведь нужно будет ставить опыты, и мы…

По тут же меня прерывает:

– Все инструкции относительно сотрудников лаборатории – у Моргана. Кстати, вам также запрещается брать домой свои лэптопы. Один из моих людей сегодня же днем назначит встречу каждому из вас, чтобы обезопасить ваши ноутбуки и подключить к внутренней сети всю вашу часть команды.

– Мне казалось, что мы и есть команда, – суховатым тоном замечает Лоренцо.

– Именно это мистер По и имел в виду, – поспешно вмешивается Морган, быстро глянув на стоявшего рядом с ним мрачного великана. – Не правда ли, мистер По?

– Совершенно верно. Еще вопросы? – Впрочем, дожидаться вопросов он не намерен. – Каждый из вас будет проходить проверку у представителей охраны при входе в здание и при выходе оттуда. Охрана здания работает круглосуточно. – Мистер По кивает Моргану, поворачивается к нам спиной и удаляется столь же бесшумно, как и появился. То есть абсолютно бесшумно.

– Ну, хорошо! – И Морган один раз громко хлопает в ладоши, словно призывая к порядку расшумевшихся школьников. – А теперь пора и за работу. Следуйте за мной, и я покажу вам всю нашу лабораторию.

Мы гуськом покидаем конференц-зал, проходим мимо толстого Джека, который, громко хлюпая, сосет из банки колу, и снова оказываемся за той лишенной даже стеклянных панелей дверью, которую Морган открывает и закрывает своей электронной картой-ключом. Она у него, в отличие от всех наших, синяя. У нас белые.

Лин тянет меня за руку и чуть задерживает, пока мы тащимся по коридору к лифту.

– Этот По тихий, но смертельно опасный тип! – шепчет она.

– Да, точно, – соглашаюсь я. – И как теперь быть с этим «крайним сроком»? И что это еще за изоляция?

– Понятия не имею. Но если во время ланча мы действительно будем предоставлены сами себе, у нас, наверное, все-таки будет возможность поговорить. Лоренцо, похоже, что-то об этом известно.

– Поторопитесь, дамы, – окликает нас Морган, стоя возле кабины лифта, дверцы которой уже открыты.

Мы прибавляем ходу, устремившись к лифту, но в кабину Морган входит первым, а Лоренцо последним. Едва мы оказываемся внутри, Лоренцо, стоя позади меня, находит мою руку и пожимает ее.

– Волнительный день, не правда ли? – говорит Морган.