9
Гвен

Когда мы оказываемся внутри ограждения, у меня возникает чувство, будто мы одни на всей планете, и я инстинктивно оглядываюсь по сторонам в поисках путей к отступлению. Плохо дело. Всего один выход – тот, через который мы вошли. Я предпочла бы, чтобы их было побольше. Но если понадобится, я перелезу через ограду, пожертвовав курткой, чтобы не напороться на острые колючки проволоки. «Что, если он здесь?..»

«Его здесь нет», – твердо возражаю я себе. Но, честно говоря, мог ли Мэлвин Ройял найти место лучше, чтобы спрятаться? Брошенный склад, куда его сообщники могут приносить ему еду, прочие вещи… и жертв. Это так до жути вероятно, что я замедляю шаг, почти останавливаюсь. Сэм бросает на меня взгляд. Он не понимает моих колебаний. Он сосредоточен на поиске улик.

А я боюсь, что мы найдем нечто намного более опасное.

Такое впечатление, что на этом дворе свершился зомби-апокалипсис. В небе над Атлантой сгустились тучи, настолько низкие, что я не вижу вездесущих самолетов, способных напомнить мне о существовании внешнего мира. Я не слышу ничего, кроме посвиста ветра в ограждении и дребезга пластикового мусора, неустанно перекатывающегося с места на место. Площадка, на которой мы стоим, некогда была парковкой, но она давным-давно сдалась под напором травы, сорняков и непогоды и стала похожа на минное поле: вспученный и расколотый асфальт, торчащие из трещин сухие и полусухие стебли. «Здесь легко оступиться. Бежать будет небезопасно».

Даже отсюда я вижу блестящий засов на задней двери. Висячий замо́к, который запирает его, выглядит новеньким.

– Гвен, ты в порядке? – спрашивает Сэм, возвращаясь назад и останавливаясь рядом со мной.

«Я не хочу этого делать», – просится мне на язык. Я бы напомнила ему о том, что относительно подвала хижины оказалась совершенно права. Но я понимаю разницу между подлинными предостережениями инстинкта и хаотичным порождением страха. Даже если Мэлвин затаился здесь – и что? Нас двое, мы оба хорошо стреляем, мы оба желаем ему смерти. Это означает, что мой кошмар может завершиться через считаные минуты, а не через дни, недели – или никогда.

– В порядке, – отвечаю я ему, заставляя себя кивнуть. Я все еще злюсь на него за то, что он посмотрел эту жуткую видеозапись без меня, потому что это выглядит так, словно Сэм, будучи мужчиной, покровительствует мне и принимает решения за меня. Но мы поговорим об этом позже, сейчас у нас есть дело. – Пойдем уже. Но внимательно смотри, куда ступаешь.

Мы обходим склад сбоку. Рифленые листы, некогда оторвавшиеся от каркаса, сейчас тщательно приколочены на место, и головки гвоздей все еще ярко блестят, на них ни следа ржавчины. Окна расположены высоко; они выбиты, но до них не добраться. Поблизости нет ни штабелей ящиков, ни брошенных лестниц, по которым мы могли бы вскарабкаться наверх, и даже если я встану на плечи Сэму, то все равно на несколько футов не дотянусь до окна. Это начинает выглядеть напрасной тратой времени. А потом я вижу боковую дверь. Как и на заднюю, кто-то привесил на нее новый замок; но, в отличие от задней двери, не потрудился заменить изначальную стальную петлю. Гвозди выглядят старыми, ржавыми.

Я указываю на нее Сэму. Он кивает, потом лезет в свой рюкзак и достает оттуда нож с кучей инструментов – такие сейчас не пропускают на досмотре в аэропортах. Выбрав самое толстое лезвие, отжимает им гвозди, и вскоре вся петля, на которой еще болтается запертый замок, свободно повисает на двери. Все происходит почти бесшумно.

Сэм останавливает меня и протягивает мне пару голубых пластиковых перчаток; вторую пару надевает сам. Правильно. Нам совсем не нужно оставлять там отпечатки пальцев. Чем меньше следов, тем лучше.

Открываю дверь и делаю шаг за порог, так осторожно и тихо, как только могу. Несмотря на весь свой самоконтроль и сосредоточенность, чувствую, как пот выступает у меня на лбу, под мышками, на спине. Дрожу от напора адреналина, выброшенного в кровь, и откровенно боюсь, что сейчас увижу бледное лицо Мэлвина, выступающего из тени и направляющегося к нам, его пустые, словно у куклы, глаза. Страх этот настолько реален, что я на секунду останавливаюсь и мысленно запираю это чувство за дверью, где оно может неистовствовать и ломиться, не причиняя мне вреда.

«Его здесь нет. Но если он здесь, я убью его».

Я твержу про себя эту мантру, и она помогает.

Под ногами у меня крошащийся, хрустящий бетон, но, по крайней мере, мне не нужен фонарик, чтобы видеть, куда я иду; в окна просачивается тусклый свет, в котором колышутся столбы пыли. Однако и этого достаточно, чтобы разглядеть: эта часть склада представляет собой просто открытое пространство, тут и там валяются ржавые детали, брошенный мотор, куча старого хлама.

– Смотри, куда ступаешь, – шепчет мне Сэм так тихо, что я едва различаю его слова. – Это место – просто рассадник столбняка.

Он прав. На нас обоих ботинки с толстой подошвой, и все же я стараюсь не напороться на гвоздь, осколок стекла или что-нибудь в этом роде. Бродяги, селящиеся в таких зданиях, часто используют битое стекло в качестве дешевой системы сигнализации, а еще они вбивают гвозди в доски и разбрасывают так, что острия торчат вверх – для защиты от незваных гостей. Менее всего мне хочется налететь на такую импровизированную ловушку.

Мы останавливаемся и прислушиваемся. Слышен лишь свист ветра, влетающего в окна и дергающего ржавые листы на крыше. Ни единого движения. Зато есть запах. Ржавчина. Кровь. Разложение. Такой знакомый, отвратительный смрад, что меня едва ли не тошнит.

Излюбленный «парфюм» Мэлвина.

Впереди – открытый дверной проем, и я осторожно подбираюсь к нему, держась вне поля зрения того, кто может оказаться по другую сторону двери. И резко останавливаюсь, когда вижу груду тряпья, лежащую у стены того помещения. Достаю пистолет, Сэм делает то же самое. Потом подбирается к двери с другой стороны и поднимает три пальца. Ведет отчет, и мы оба проскальзываем в дверь, тихо и плавно.

Я едва не натыкаюсь на свисающие сверху цепи. В последнюю секунду отшатываюсь и не могу удержать резкий выдох – по крайней мере, это не крик. Смотрю под ноги. Еще цепи, прикрепленные к новеньким, блестящим стальным кольцам, ввинченным в бетонный пол. Верхние цепи присоединены к системе блоков, и я прослеживаю взглядом канат, тянущийся к креплению высоко на стене позади меня.

Пол залит старой кровью, давно уже свернувшейся и высохшей, превратившейся в шершавую черную корку, которая рассыпается на хлопья при малейшем прикосновении. Тут все еще летают мухи, но их далеко не так много, как, вероятно, было тогда, когда эта кровь была свежей. Я пытаюсь ничего не чувствовать, но дверь, за которой я заперла свой страх, трещит под его напором. Я истекаю по́том и дрожу, мне кажется, что я вот-вот разучусь дышать. Считаные секунды отделяют меня от панической атаки, и я знаю, что мне нужно успокоиться.

«Сосредоточься, – говорю я себе. – Отгородись от всего этого. Не думай об этом». Я знаю, почему мне так страшно. Это слишком похоже на то, что я видела в гараже своего мужа. Вплоть до запаха. Прошлое напоминает о себе, и мне хочется просто удрать отсюда.

Но я не могу.

– Гвен, – говорит Сэм, на этот раз не пытаясь соблюдать тишину. Обернувшись, я вижу, что он стоит, склонившись над грудой тряпья. Иду туда.

На расстоянии шага на меня обрушивается запах разложения, куда более сильный, чем прежде, и я понимаю, что это такое, прежде чем успеваю разглядеть в тусклом свете.

Тело пролежало здесь долгое время – достаточно долгое, чтобы падальщики вдоволь потрудились над ним, а потом оно наполовину превратилось в скелет. Оставшаяся на трупе кожа – я полагаю, это тот же самый человек, которого мы видели на записи, – стала тонкой и сухой, словно вощеная бумага, и опарыши давно уже оставили труп в покое. Оболочки их коконов валяются вокруг, словно рассыпанный рис.

– Как долго… – Мой голос дрожит, и я умолкаю. Сэм смотрит на меня.

– Сейчас холодно, но, когда его убили, вероятно, было еще тепло. Так что, скорее всего, пара месяцев. – Сэм несколько секунд молчит, склонив голову, потом выпрямляется. – Осмотрись вокруг. Если здесь есть что-нибудь еще…

Стараюсь не обращать внимания на труп, но это сложно. Я постоянно ощущаю его, словно его мертвые пустые глазницы неотрывно следят за мной.

Остальную площадь этой части склада занимает груда старых рабочих столов, в которых не обнаруживается ничего, кроме крысиного помета и стопки покоробившихся от старости квитанций двадцатилетней давности, вероятно не представляющих никакого интереса. Но в дальней части помещения находится офис, и пока Сэм проверяет свою часть склада, я направляюсь туда. В офис ведет металлическая дверь с широкой стеклянной панелью, усиленной проволочной сеткой; стекло покрыто царапинами и трещинами, однако все еще держится в раме. Я дергаю за ручку двери.

Заперто. Однако замок выглядит старым, ровесником самой двери, и несколько сильных пинков заставляют его открыться. Нижняя петля отваливается, и дверь пьяно перекашивается, скребя краем по полу.

Кто-то использовал это место для своих дел. В нем по-прежнему царят запустение и пыль, пауки оплели паутиной каталожные шкафчики у дальней стены, но старомодный стол, стоящий в другом конце офиса – тяжелый и функциональный, какие делали после Второй мировой войны, – выглядит относительно чистым. На грязном полу остались смазанные следы, однако никаких различимых отпечатков подошв.

На одном углу лежит стопка бумаги – простой белой бумаги для ксерокса, без водяных знаков и надписей. Я пробую применить трюк, который вычитала из старых книжек о девочке-сыщике Нэнси Дрю: набираю горстку мелкой пыли, посыпаю ею верхний лист, потом осторожно стряхиваю, чтобы проверить, не удастся ли мне обнаружить какие-нибудь скрытые вдавлины.

Ничего.

Начинаю выдвигать открытые ящики. Вспугиваю нескольких пауков и сама пугаюсь их, однако эти восьминогие хищники – последнее, чего мне пристало бояться сейчас.

В предпоследнем ящике нахожу мужской бумажник – хорошо потертый, изогнутый по форме чьей-то ягодицы от долгого ношения в заднем кармане. Осторожно открываю его. Пауков в нем нет, но в заднем отделении я вижу небольшую пачку банкнот, довольно толстую – минимум две или три сотни. Я не пересчитываю их. Смотрю на водительское удостоверение, вставленное в прозрачное пластиковое окошечко с левой стороны бумажника. Это права, выданные в Луизиане на имя человека по имени Родни Сойер. Я фотографирую мобильником адрес на удостоверении – это в Новом Орлеане. За лицензией обнаруживаются пластиковые прямоугольнички, обычные для современного человека: дебетовые и кредитные карточки, пара карт постоянного покупателя из супермаркетов и сетевых магазинов.

В правой части бумажника хранится фотография пухлой веселой блондинки, обнимающей двух милых малышей. На обратной стороне неуклюжим детским почерком написано: «Папе с любовью от мамы, Кэт и Бенни». У меня перехватывает дыхание от боли в груди. Знает ли эта милая, радостная женщина о том, что он мертв? А быть может, он просто бесследно исчез одним солнечным летним днем? Спрашивают ли у нее дети, когда же папа вернется домой?

Вставляю карточку на место и продолжаю осмотр. Нахожу маленькую пачку визиток, на которых стоит имя Родни Сойера; еще на карточках густым черным цветом вытиснена звезда – похожая на эмблему официальных органов охраны правопорядка.

Он не коп. Он частный детектив. Я беру одну из визиток и прячу к себе в карман.

Больше в бумажнике не обнаруживается ничего полезного. Если у Родни и был блокнот, диктофон или что-нибудь в этом роде, они прихватили это с собой. А здесь просто бросили то, что больше не представляло для них интереса. Включая самого Родни.

– Гвен? – тихо спрашивает от двери Сэм. Я киваю, роняю бумажник обратно в ящик, закрываю его и ухожу.

Мы проходим мимо трупа, через внешнее помещение и выходим из боковой двери под затянутое тучами послеполуденное небо, которое сейчас кажется мне самым прекрасным и лучезарным зрелищем в моей жизни. Меня подташнивает, я хватаю ртом воздух. Адреналина в крови столько, что он действует как отрава, и теперь, когда я вышла из этого жуткого склада, меня всю трясет.

Люстиг ждет нас у ограждения. Я осознаю́, что все еще держу пистолет в руках, и прячу оружие в кобуру. Люстиг придерживает цепь, пока мы выбираемся наружу, потом осторожно сцепляет ее снова канцелярскими скрепками.

Мы рассказываем ему о своих находках. После нас на складе остались лишь отпечатки подошв, и по ним видно, что они совершенно свежие, оставленные много времени спустя после спектакля ужасов, развернувшегося в этом месте. Мы возвращаемся к машине – по счастью, она осталась цела, не считая того, то кто-то отжал замок и выдрал радиоприемник из приборной панели. Потом мы едем через полгорода к таксофону, с которого я звоню, чтобы сообщить о найденном трупе.

– Спасибо, – говорит Люстиг, когда я вешаю трубку. – А теперь позвоните мне.

Он диктует мне номер, и я трачу еще горстку мелочи на этот звонок. Оставляю ему то же самое сообщение и говорю ему, что эта находка связана со свежим расследованием ФБР. Повесив трубку, я вопросительно смотрю на него, и он поднимает вверх большой палец. Поскольку его телефон все еще выключен, у него нет никакой привязки к этой точке. Теперь он может сделать вид, что просто принял анонимное сообщение.

Вернувшись в машину и направляясь обратно в кофейню, я начинаю понимать, что мне немного лучше. Мне уже не так холодно, нервная дрожь унялась. Я знаю, что мне будет сниться жуткое безмолвие этого места, которое так легко спутать с мирной тишиной. К вечеру полиция оцепит все пластиковой лентой, на месте преступления будет работать следственная бригада, а Майк Люстиг предоставит причину, по которой расследование должен вести местный отдел ФБР. Может быть, они выяснят, кому принадлежит этот склад, однако я сомневаюсь, что этот след приведет их к чему-то значительному. Владелец этого места – не «Авессалом». Вероятно, группа вообще никак не связана с этим складом – они просто воспользовались им в отсутствие хозяев. Корпорации редко проверяют свои заброшенные здания. Если б кто-то провел проверку, то заметил бы свежие знаки, новое ограждение и засовы и предположил бы, что кто-то другой из компании уже озаботился сохранностью склада. Бюрократия в действии.

«Авессалом» обитает в щелях обыденной жизни. Как тараканы. Как Мэлвин.

– И что теперь? – спрашиваю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Сэма. Он бросает взгляд на Майка.

– Мы высадим его. А потом нанесем визит Баллантайну Риварду.

– И почему ты думаешь, что он примет вас двоих? – интересуется Люстиг.

– Мы расскажем ему, что случилось с его человеком.